Разговоры с Лоркой переводы и непереводы
Переводы из Федерико Лорки
Криком кричит
на ветру
тень кипариса.
(Оставьте меня посреди поля плакать).
В мире проклятом
молчание
нам в утешенье.
(Оставьте меня посреди поля плакать).
Глухой горизонт
кострами
весь изодран
(Я же просил Вас:
оставить меня посреди поля плакать).
***
Август
Сахар и персик
тлеющего неба,
в толще заката
солнце как косточка фрукта.
смеётся початок -
жёлтый и крепкий.
Август.
Дети кормятся хлебом
тёмным и спелой луною.
***
Романс о луне-луне
Ночь. Луна в кузницу вошла,
Юбками из тубероз громко шурша.
Малое дитя на луну глядит
Глаз не отводит. Глядит и молчит.
Как чудесно танцует луна,
Водит руками и грудь видна.
Грудь бесстыжая - белая жесть
Дева порочная. Страшная весть.
- Чур, скорей, уходи луна!
Придут цыгане – получишь сполна.
Вот понаделают из тебя бус,
Колечек белых, серёжек грусть.
- Молчи дитя, этот танец - твой.
Когда цыгане вернутся домой
Наковальня заменит тебе кровать,
Глазки закроешь и будешь спать.
- Чур, скорей, уходи луна!
Я слышу вблизи топот коня...
- Отойди, дитя, смотри как измял
Моих нарядов ты свежий крахмал.
(Всадник одинокий к дому подъезжал,
В бубен бил,коня подгонял
Мальчик на наковальне
Мертвый лежал).
Едут цыгане масличной рощей
Головы задрали - чего же проще
Глаза опустили - бронза и сон
До кузницы один остался прогон.
Ах, как противно кричит козодой
Дерево на ветру скрипит струной
В небе молча проплывает луна
Дитятко за руку ведёт она.
Кузню полнит цыганский стон
К небу растёт и ширится он.
Лунный свет в тишине разлит
Ветер над мёртвым плачет и бдит.
***
Сомнамбулический Романс
Ай-ай, как люблю зелёный
Ветер, зелёные ветки.
Море.На море лодка.
Горы и лошадь в горах.
По пояс укрытая тенью
Перил, размечталась дева,
Зелёный волос и тело,
Лёд серебра в глазах.
Oй-oй, как люблю зелёной
Этой луны цыганской
Свет, что льётся на деву,
А дева глядит в пустоту.
Ай-ай как люблю;зелёной
Рыбою тень метнулась,
Открывая дорогу рассвету,
В инее серебра.
Инжира куст шевельнулся,
Шурша шершавой листовою
И со сна потянулась
Дикая кошка горы:
“Кто едет? Откуда? К кому? ”
Деве же всё ни по чем:
Перила её высоки
Море думы её сторожит.
- Кум, помоги обменять,
Мою лошадь на ейный дом
За зеркало сбрую отдам,
А нож пусть возьмёт себе так.
Я иду с перевала Коз,
И кровью мой след прошит .
- Эх паренёк, я б хотел
В этой сделке тебе помочь.
Но дом этот больше не мой.
Да и сам я себе чужой.
- Кум, я хочу умереть
Человеком на кровати своей.
На своей кровати стальной
На голландских льняных простынях...
Смотри моя рана прошла
От горла до самой груди…
- Паренёк, триста тёмных роз
На белой рубахе твоей.
Тяжек их запах густой,
Пояс твой кровью набух...
Но дом этот больше не мой.
Да и сам я себе чужой.
- Кум, я б добраться хотел
До этих высоких перил,
До этих зелёных перил,
С которых сочится вода.
Их коснуться рукой
Я хотел бы. Позволь мне позволь
Всего лишь коснуться рукой
Серебряных этих перил.
И вот оба лезут наверх,
И зыбок остов перил
А за ними стелется след
Горьких кровавых слез.
Грохочет по крышам жесть
Жесть ночных фонарей
И тысяча тамбуринов
Стеклом пронзает зарю.
Ой-ой, как люблю зелёный
Ветер,зелёные ветки…
И вот кумовья у цели
И только во рту от ветра
Остался привкус густой:
Привкус мяты и базилика.
- Кум,ответь же мне, где?
- Кто где? недомыкa-дочь,
Что столько тебя ждала?
Что будет и дальше ждать.
Темным волосом, белым лицом
Тебя завлекать… у этих высоких перил.
На тёмной воде в альхибе
Качалась цыганская дева
Зелёный волос и тело
Лёд серебра в глазах.
Тонкая лунная нить
Её на воде держала.
Молчала уютная ночь.
Над белой пласой майор.
Пока два пьяных жандарма
Ломились в закрытую дверь.
Забыл, как люблю зелёный
Ветер. Зелёные ветки.
Море. На море лодка.
Одинокая лошадь в горах.
***
из “Сонетов тёмной любви" (вольный перевод)
I
Скорей! Гирлянду роз! От счастья умираю!
Плети и расплетай!Как можешь: плачь и пой!
Колодец полнится студёною водой -
Мы снова в январе, и свет звезды по краю.
Моей к тебе любви - нет ни конца ни краю.
Холодный небосвод висит над головой.
Пью анемонов дрожь, дух лилии густой -
И с губ твоих опять, невнятный стон срываю.
Скорей! тебе дарю первопроходца право.
Вонзи свой острый нож мне в девственную ткань.
И раной насладись - медовый вкус отравы.
Скорей! над нами время свою простёрло длань.
Люби меня. Мне мало. Мало. Мало.
Нас нету. Мы - одно. Забвенья океан.
II
Это свет, это огонь, это встреча -
В солёном воздухе след, это мука:
О тебе думать и не думать; это скука
Неба, что всей тяжестью мне ложится на плечи.
Это плач крови до безумия, до потери речи.
Из пересохшей лиры не вырвешь и слабого звука.
Это море,что мне ноги лижет бешеной сукой
Это скорпион в груди - наш наследник и наш предтеча.
Вот она - моя гирлянда любви: колючки и путы!
На простынях бессонницы мне твоё присутствие снится
Или от боли в груди я уже все перепутал.
Отступать поздно, границы осторожности смыты.
Не Сократ - ты соблазняешь мои губы цикутой
Страсть познанья горчит. Мы квиты.
III
Моей любви к тебе - хватит на двоих, знаю.
И не потому что ты спишь - а потому что я плачу.
Мне никогда не узнать, что для тебя я значу.
Преследуемый всеми, я твой сон оберегаю.
Ты спишь во мне, со мною… я иду по краю
Пропасти или сада, где всадники гарцуют и скачут.
Моя погибель и твоя смерть – их удача
Но пока ты спишь - эту правду я от тебя скрываю.
Правду, одинаковую для плоти и для духа
Правду, что твой разум жжёт и моё сердце ранит
Смотри, они все ещё здесь - лунные всадники страха.
Не просыпайся же, спи, жизнь моя, - ещё рано!
Ещё не отлита пуля для меня и твоя не готова плаха
Мелодия души моей, наше спасенье и наша охрана.
***
Ода Уолту Уитману
Торсы поющих парней блестели
На East River'e и на Bronx'e -
масло, колесо, кожа и молот.
В горах тысячи шахтёров серебро долбили
А детки рисовали лестниц перспективу.
И никого ко сну не клонило,
никому идея стать рекой в голову не приходила,
никто не страдал от избытка любви,
ни к листьям травы, ни к синему пляжу.
Парни с машинами соревновались
на East River и на Queensborough,
евреи с фавном речным торговались,
как подороже продать розу своего обрезанья.
А небо носилось по мостам и по крышам
Стадами погоняемых ветром бизонов.
И никого не прельщало
ни желание стать облаком,
ни желание броситься на поиски папоротника,
ни желание найти жёлтое колёсико тамбурина.
Когда же выходит луна – то мутнеет небо
от визга ремней передач, от шестерёнок скрипа,
память гонят в ограду - шипы да колючки
для не работающих же гробов сколотили в избытке.
Ответь мне Нью Йорк - город гнили и тины
Ответь мне Нью Йорк - город колючей смерти,
Что за ангела тайного, ты за щекою прячешь?
Чей голос расскажет нам правду колосящейся нивы
Кто нам поведает сон (свой) о поруганных анемонах?
Ни на одно мгновенье, прекрасный старик, Walt Whitman,
не покидало меня виденье
ни твоей бороды, полной бабочек шаловливых,
ни твоих, потрёпанных луною, шершавых локтей,
ни мускулов твоих, о Аполлон непорочный,
ни голоса твоего - смерча из пыли и пепла
я не позабыл, чудесный старец тумана,
чей вздох, схож со щебетом птицы,
что сама не самец и не самка.
Ни на одно мгновенье, тебя врага лозы и врага сатиров
мужественного красавца, не позабыл я, тебя
любителя мужеского тела, спрятанного под грубой веригой,
тебя, что мечтал посреди отвалов угля и разъездов железнодорожных, стать рекой, утолить сон реки
Разделив его с другом случайным, чья боль бы
На мгновение и твоею болею стала.
Ни на одно мгновенье, о новый Адам из плоти и крови,
Одинокий мужчина в море, прекрасный старик, Walt Whitman
Не позабыл я. Ибо. Так как. Потому что. Чтобы
эти подстилки, эти бл**и,
что кучкуются, по прокуренным сальным барам,
что как грозди бегут врассыпную, почуяв опасность,
что лижут ноги дальнобойным шоферам, накурившись
и пропахнув ядом абсента, эти maricas*,
не смели.... А ведь они и тебя к своим причисляли:
"Он тоже"! "Он тоже наш"! вопят и кончают
На волосы твоей бороды лучезарной и дивной,
северные блондины, карибские негры пляжей
толпы! вопящих, сквернословящих, котов похотливых,
змей извивающихся в конвульсиях сладострастных,
эти maricas, Walt Whitman ,
maricas, с глазами мутными от слез, плоть для плети,
те, что лижут сапог укротителя; это они сказать посмели:
"Он тоже"! "Он тоже наш"! говорят и пальцами тычут,
подбираются к твоей мечте, в которой
друг твой надкусывает тобою ему поднесённое яблоко
яблоко, что отдаёт потом и пахнет бензином;
к твоей мечте, в которой солнце
лучами ласкает торсы мальчишек,
играющих в свои игры, у реки под мостами.
Но ведь ты не искал ни этих глаз воспалённых
ни гнили болотной, в которой исчезают дети
ни этой слюны ядовитой
ни плоти скользкой как брюхо у жабы
ты не нуждался в услугах maricas, которых луна
безжалостно загоняет в углы темноты и страха.
Нет! ты искал плоти, которая бы твоею рекою стала
Ты жаждал тела подобного одновременно и быку и сновиденью
Колесу и лиане, тела - прародителя мученья и камелии смерти,
тела, что вздрагивает покорно в пламени твоего зенита.
Что ж! не каждый мужчина находит наслажденье
В ложбине завтрашнего утра. Кровавая сельва.
И не случайно есть у неба заповедные рощи
Где жизнь не заботится о самовоспроизведение.
Ах друг мой, что нам этот мир - мир агонии и муки:
Беспокойство, попытка забыться во сне, и вновь та же смертная мука.
Мертвецы разлагаются под часами на городской ратуше,
Миллионом крыс проходит война, плача кровавыми слезами,
богачи дарят своим содержанкам сморщенных младенцев –
пушечное мясо,
и жизнь ни свята, ни возвышенна и ни прекрасна,.
И что с того, что есть люди, которые умеют
Направлять своё желание в русло коралловой вены,
Завтра и их любовь застынет в скалистом камне
И их Время тоже заснёт ветерком в зелёных ветках .
Как бы там ни было, старина, Walt Wh;tman
Я не брошу камня ни в мальчонку,
которому приснилось, что он девочка,
и что пишет ее имя слюной на подушке;
ни в подростка, что в духоте платяного шкафа
примеряет платье невесты, ни в женатого холостяка
что пьёт желчь продажной любви в плюшевом притоне,
ни молчаливых мужчин с похотливым взглядом,
чьи уста сожжены пороком мужеложства.
Но я поднимаю свой голос против вас, maricas, вас, городские суки,
против ваших прогнивших мыслей и вашей разложившейся плоти,
против Вас, ночные гарпии, прародительницы тлена,
бессонные враги любви, несущей радость и веселье.
Против Вас, что спаивают подростков,
вливая в них капля за каплей горький яд непристойной смерти.
Против Вас maricas всего мира,
как бы Вы себя там не называли :
Faeries в Штатах,
P;jaros в Гаване,
Jotos в Мексике,
Sarasas в Кадисе,
Apios в Севильи,
Cancos в Мексике
и в Португалии Adelaidas,
Я навсегда против Вас, губители голубок,
дамские прихвостни, болонки их будуаров,
где бы Вы не торчали - на площадях ли, обмахиваясь веерами,
корчась ли от холода в ледяных ландшафтах цикуты.
И не ждите пощады - смерть
Вытекает из ваших глаз,
Питая серые цветы по берегам мутной трясины
И не ждите пощады - тревога
прозвучала и повсюду вам торопятся преградить путь,
все: правые и неправые и те, кто еще вчера сомневался,.
преградить вам путь к вакханалии и ко вселенскому блуду!
А ты, Walt Whitman, красавец мой, спи себе на берегах Гудзона!
Спи, разметав бороду чуть ли не до полюса и раскрыв руки,
твой зов - мягкая глина ли снег ли - товарищами услышан,
И они бдят, охраняя твои бесплотные газели.
Продолжай спать - ничего в этом мире не осталось -
стенами перепаханы прерии, и в Америке окромя машин,
шумных машин и глухого рыданья ничего нету...
Я хочу, чтобы ветер глубокой ночи разметал
цветы и слова над надгробьем твоим и чтобы,
объявил негритянок смышлёный, сомневающимся толстосумам -
царство колосящейся нивы… наступило.
***
1929-1930 год, Nueva York
Разговоры с Лоркой
I
Это - Сьерра Невада моего тела!
Голосящий жаворонок в высоком небе.
Горячее пекло июльского полдня.
Глубокий вздох - Suspiro del moro
Я иду вдоль улицы и смотрю под ноги,
Идиотизм - летом Semana Santa
Это что - кровь течёт вдоль дороги
А вокруг крики, толпа и веселье.
Или это моя кровь течёт и стекает
В реку; лишь бы до Альхамбры добраться
До садов, чья прохлада меня излечит,
Аламеда теней и аромат розы.
Как пройти незаметно, как дождаться ночи
Как тебя встретить, и как открыться
Как сказать, что тебя одного люблю я.
Снег на губах тает, о Сьерра Невада!
Не уходи, не время, ещё я не умер.
Я не умер, и тебя ещё не убили,
Смотри в Rinconsillo зажигают лампы.
И лунный свет затопил белую площадь.
Ты что-то говоришь, но я не слышу,
Прикрываю глаза, и все равно плачу.
Нет на земле места, красивей Гранады.
Смотри как ?гарцуют лунные всадники страха…?
...
А у одного коня порвалась серебряная уздечка.
***
II
Я прочёл сонеты темной любви.
и ничего в них не понял.
Слова прятались как скорпионы,
и кусались мысли;
И даже моя любовь к Андалузии
меня выручить не сумела.
А потом я уехал в Кейптаун и сломал ногу.
Я уехал в Кейптаун,
ты - в Нью-Йорк,
и еще дальше.
Ты плыл на пароходе –
Я летел по небу,
в брюхе Босховской рыбы.
Мы случайно пересеклись.
но друг другу ничего не сказали.
………
Здесь, в этой стране
стране холодного моря и смелого детства,
Стране,
которую ты бы так полюбил,
если б успел узнать ее,
я бегаю по горам,
словно тобою подстреленная серна.
я бегаю по горам,
что-то мешает мне идти,
я падаю, и ломаю ногу.
Красная глина.
Термиты.
Зелёный ветер.
Дай мне руку, Федерико!
помоги мне подняться.
дойти до дому.
Я не знаю - кто ты?
кто я?
кто ?эль амор дель поэта??
Знаю только -
что любовь никогда не заживает.
Я лежу на террасе и смотрю в небо:
детское небо.
высокий полдень.
зелёное море;
как могу подбираю слова
и сплетаю их в строчки:
твои слова, твоя боль - мои строчки…
и нету у нас друг от друга
больше никакой тайны.
А где-то не переставая шумит море.
…
Море, которое ты так любил,
и которого ты так боялся.
***
Capetown/Zuerich, Januar 2013
Дождь
I
Небо по краям приподнято
словно море небо
море Дали и Лорки
море волны и насилия
море беспокойства
где кончается небо
где начинается насилие
идёт дождь
бурый холодный дождь
тридцать лет дождя
и не видно конца
дождю
дождя
в дождь
раньше столько длилась война
пять
тридцать
сто лет от силы
войны
теперь идёт дождь
клубится море
море волны и беспокойства
море полное тоски
море в котором нет места надежде …
идёт сырой дождь
дождь смывает кровь
жидкую кровь с крыш
дождь помогает реке выйти из берегов
и затопить город
город города страны
облако и река
времени больше нет
красивая поэтесса
когда-то написала сказку дождя
ласковую сказку дождя
теперь другой дождь
дождь шестой песни ада
от воя сирен прячу лицо в воротник
где Вергилий мой
сам я себе поводырь
никчёмный старик
идёт дождь.
без конца идёт дождь.
***
II
в Гранаде дождь
июль
дождь стучит по крышам
дождь стекает по стенам домов
и тычет по плитам
лягушками прыгают капли
дождя
в плесени тёплой воды альхибе;
в Альхамбре дождь
вечер
дождь сбивает розы
вгоняет в землю укроп
и пугает туристов
в огородах Хенералифе
пугало
беспомощно хлопает по воздуху мокрыми рукавами;
над Сакремонте дождь
гроза
каблучки фламенко
стучат по деревянной сцене дешёвого притона
красная юбка
молнией метнулась по сцене фламенко
фламенко на склоне горы
где-то в кварталах фальшивого Альбансила….
в Алькасейре дождь
собор
трясётся
шумят прихожане
двери заклинило,
темень
слепота;
но гляди по медине
поплыли правоверные в холщёвых гробах
бородами кверху.
***
III
Los dos rios de Granada
bajan de la nieve al trigo
FGL (Bladilla de los tres rios)
Весёлый самоубийца,
мальчик с лицом как персик
и с глазами совёнка.
не тебя ли я повстречал намедни в Гранаде.
в Гранаде - городе трёх речек.
Одна речка течёт вспять - от моря к небу,
другая вышла из берегов
и лижет подошву церкви святого Петра и святого Павла,
третья,
третья речка, та просто в пыли потерялась;
потерялась по дороге в город,
из Фуенте Вакейрос.
Гранада - город на холмах!
Как пьяного заику,
ты таскаешь меня по своим улицам
каейхонам, площадям и фонтанам;
заставляешь карабкаться вверх,
к мирадору,
с которого якобы открывается тот еще вид на Альхамбру.
Маленькая пласа. Булыжник. Солнце без тени.
Панки тянут пиво из банок,
мочатся у стенки,
жара уползает в подворотню,
и над соседней горой тучи
начинают мучить и кусать синее небо.
Первые капли дождя падают на крышу.
Первые капли дождя стучат по моей черепушке,
Первые капли дождя танцуют по уличным плитам.
капля
дождя повисает на носу у архангела Михаила.
Поводырь слепых!
Предвестник дождя!
Предтеча надежды!
Не оставляй меня,
забери с собою ( на небо)!
…
Нет у собора крыши!
И опять предо мною маячит этот мальчик.
смуглый мальчик, с лицом как персик
и с походкой цыгана.
Он идёт по Гран виа,
по направлению к хардин дель трионфо,
на нем белая майка и холщёвые шаровары,
и на его лодыжке
болтается тоненькая серебряная цепочка…
Неразделённая любовь.
Кровь на запястье (руки).
Дождь в Гранаде.
***
Mai Juli 2013, Granada-Diemtigen
Криком кричит
на ветру
тень кипариса.
(Оставьте меня посреди поля плакать).
В мире проклятом
молчание
нам в утешенье.
(Оставьте меня посреди поля плакать).
Глухой горизонт
кострами
весь изодран
(Я же просил Вас:
оставить меня посреди поля плакать).
***
Август
Сахар и персик
тлеющего неба,
в толще заката
солнце как косточка фрукта.
смеётся початок -
жёлтый и крепкий.
Август.
Дети кормятся хлебом
тёмным и спелой луною.
***
Романс о луне-луне
Ночь. Луна в кузницу вошла,
Юбками из тубероз громко шурша.
Малое дитя на луну глядит
Глаз не отводит. Глядит и молчит.
Как чудесно танцует луна,
Водит руками и грудь видна.
Грудь бесстыжая - белая жесть
Дева порочная. Страшная весть.
- Чур, скорей, уходи луна!
Придут цыгане – получишь сполна.
Вот понаделают из тебя бус,
Колечек белых, серёжек грусть.
- Молчи дитя, этот танец - твой.
Когда цыгане вернутся домой
Наковальня заменит тебе кровать,
Глазки закроешь и будешь спать.
- Чур, скорей, уходи луна!
Я слышу вблизи топот коня...
- Отойди, дитя, смотри как измял
Моих нарядов ты свежий крахмал.
(Всадник одинокий к дому подъезжал,
В бубен бил,коня подгонял
Мальчик на наковальне
Мертвый лежал).
Едут цыгане масличной рощей
Головы задрали - чего же проще
Глаза опустили - бронза и сон
До кузницы один остался прогон.
Ах, как противно кричит козодой
Дерево на ветру скрипит струной
В небе молча проплывает луна
Дитятко за руку ведёт она.
Кузню полнит цыганский стон
К небу растёт и ширится он.
Лунный свет в тишине разлит
Ветер над мёртвым плачет и бдит.
***
Сомнамбулический Романс
Ай-ай, как люблю зелёный
Ветер, зелёные ветки.
Море.На море лодка.
Горы и лошадь в горах.
По пояс укрытая тенью
Перил, размечталась дева,
Зелёный волос и тело,
Лёд серебра в глазах.
Oй-oй, как люблю зелёной
Этой луны цыганской
Свет, что льётся на деву,
А дева глядит в пустоту.
Ай-ай как люблю;зелёной
Рыбою тень метнулась,
Открывая дорогу рассвету,
В инее серебра.
Инжира куст шевельнулся,
Шурша шершавой листовою
И со сна потянулась
Дикая кошка горы:
“Кто едет? Откуда? К кому? ”
Деве же всё ни по чем:
Перила её высоки
Море думы её сторожит.
- Кум, помоги обменять,
Мою лошадь на ейный дом
За зеркало сбрую отдам,
А нож пусть возьмёт себе так.
Я иду с перевала Коз,
И кровью мой след прошит .
- Эх паренёк, я б хотел
В этой сделке тебе помочь.
Но дом этот больше не мой.
Да и сам я себе чужой.
- Кум, я хочу умереть
Человеком на кровати своей.
На своей кровати стальной
На голландских льняных простынях...
Смотри моя рана прошла
От горла до самой груди…
- Паренёк, триста тёмных роз
На белой рубахе твоей.
Тяжек их запах густой,
Пояс твой кровью набух...
Но дом этот больше не мой.
Да и сам я себе чужой.
- Кум, я б добраться хотел
До этих высоких перил,
До этих зелёных перил,
С которых сочится вода.
Их коснуться рукой
Я хотел бы. Позволь мне позволь
Всего лишь коснуться рукой
Серебряных этих перил.
И вот оба лезут наверх,
И зыбок остов перил
А за ними стелется след
Горьких кровавых слез.
Грохочет по крышам жесть
Жесть ночных фонарей
И тысяча тамбуринов
Стеклом пронзает зарю.
Ой-ой, как люблю зелёный
Ветер,зелёные ветки…
И вот кумовья у цели
И только во рту от ветра
Остался привкус густой:
Привкус мяты и базилика.
- Кум,ответь же мне, где?
- Кто где? недомыкa-дочь,
Что столько тебя ждала?
Что будет и дальше ждать.
Темным волосом, белым лицом
Тебя завлекать… у этих высоких перил.
На тёмной воде в альхибе
Качалась цыганская дева
Зелёный волос и тело
Лёд серебра в глазах.
Тонкая лунная нить
Её на воде держала.
Молчала уютная ночь.
Над белой пласой майор.
Пока два пьяных жандарма
Ломились в закрытую дверь.
Забыл, как люблю зелёный
Ветер. Зелёные ветки.
Море. На море лодка.
Одинокая лошадь в горах.
***
из “Сонетов тёмной любви" (вольный перевод)
I
Скорей! Гирлянду роз! От счастья умираю!
Плети и расплетай!Как можешь: плачь и пой!
Колодец полнится студёною водой -
Мы снова в январе, и свет звезды по краю.
Моей к тебе любви - нет ни конца ни краю.
Холодный небосвод висит над головой.
Пью анемонов дрожь, дух лилии густой -
И с губ твоих опять, невнятный стон срываю.
Скорей! тебе дарю первопроходца право.
Вонзи свой острый нож мне в девственную ткань.
И раной насладись - медовый вкус отравы.
Скорей! над нами время свою простёрло длань.
Люби меня. Мне мало. Мало. Мало.
Нас нету. Мы - одно. Забвенья океан.
II
Это свет, это огонь, это встреча -
В солёном воздухе след, это мука:
О тебе думать и не думать; это скука
Неба, что всей тяжестью мне ложится на плечи.
Это плач крови до безумия, до потери речи.
Из пересохшей лиры не вырвешь и слабого звука.
Это море,что мне ноги лижет бешеной сукой
Это скорпион в груди - наш наследник и наш предтеча.
Вот она - моя гирлянда любви: колючки и путы!
На простынях бессонницы мне твоё присутствие снится
Или от боли в груди я уже все перепутал.
Отступать поздно, границы осторожности смыты.
Не Сократ - ты соблазняешь мои губы цикутой
Страсть познанья горчит. Мы квиты.
III
Моей любви к тебе - хватит на двоих, знаю.
И не потому что ты спишь - а потому что я плачу.
Мне никогда не узнать, что для тебя я значу.
Преследуемый всеми, я твой сон оберегаю.
Ты спишь во мне, со мною… я иду по краю
Пропасти или сада, где всадники гарцуют и скачут.
Моя погибель и твоя смерть – их удача
Но пока ты спишь - эту правду я от тебя скрываю.
Правду, одинаковую для плоти и для духа
Правду, что твой разум жжёт и моё сердце ранит
Смотри, они все ещё здесь - лунные всадники страха.
Не просыпайся же, спи, жизнь моя, - ещё рано!
Ещё не отлита пуля для меня и твоя не готова плаха
Мелодия души моей, наше спасенье и наша охрана.
***
Ода Уолту Уитману
Торсы поющих парней блестели
На East River'e и на Bronx'e -
масло, колесо, кожа и молот.
В горах тысячи шахтёров серебро долбили
А детки рисовали лестниц перспективу.
И никого ко сну не клонило,
никому идея стать рекой в голову не приходила,
никто не страдал от избытка любви,
ни к листьям травы, ни к синему пляжу.
Парни с машинами соревновались
на East River и на Queensborough,
евреи с фавном речным торговались,
как подороже продать розу своего обрезанья.
А небо носилось по мостам и по крышам
Стадами погоняемых ветром бизонов.
И никого не прельщало
ни желание стать облаком,
ни желание броситься на поиски папоротника,
ни желание найти жёлтое колёсико тамбурина.
Когда же выходит луна – то мутнеет небо
от визга ремней передач, от шестерёнок скрипа,
память гонят в ограду - шипы да колючки
для не работающих же гробов сколотили в избытке.
Ответь мне Нью Йорк - город гнили и тины
Ответь мне Нью Йорк - город колючей смерти,
Что за ангела тайного, ты за щекою прячешь?
Чей голос расскажет нам правду колосящейся нивы
Кто нам поведает сон (свой) о поруганных анемонах?
Ни на одно мгновенье, прекрасный старик, Walt Whitman,
не покидало меня виденье
ни твоей бороды, полной бабочек шаловливых,
ни твоих, потрёпанных луною, шершавых локтей,
ни мускулов твоих, о Аполлон непорочный,
ни голоса твоего - смерча из пыли и пепла
я не позабыл, чудесный старец тумана,
чей вздох, схож со щебетом птицы,
что сама не самец и не самка.
Ни на одно мгновенье, тебя врага лозы и врага сатиров
мужественного красавца, не позабыл я, тебя
любителя мужеского тела, спрятанного под грубой веригой,
тебя, что мечтал посреди отвалов угля и разъездов железнодорожных, стать рекой, утолить сон реки
Разделив его с другом случайным, чья боль бы
На мгновение и твоею болею стала.
Ни на одно мгновенье, о новый Адам из плоти и крови,
Одинокий мужчина в море, прекрасный старик, Walt Whitman
Не позабыл я. Ибо. Так как. Потому что. Чтобы
эти подстилки, эти бл**и,
что кучкуются, по прокуренным сальным барам,
что как грозди бегут врассыпную, почуяв опасность,
что лижут ноги дальнобойным шоферам, накурившись
и пропахнув ядом абсента, эти maricas*,
не смели.... А ведь они и тебя к своим причисляли:
"Он тоже"! "Он тоже наш"! вопят и кончают
На волосы твоей бороды лучезарной и дивной,
северные блондины, карибские негры пляжей
толпы! вопящих, сквернословящих, котов похотливых,
змей извивающихся в конвульсиях сладострастных,
эти maricas, Walt Whitman ,
maricas, с глазами мутными от слез, плоть для плети,
те, что лижут сапог укротителя; это они сказать посмели:
"Он тоже"! "Он тоже наш"! говорят и пальцами тычут,
подбираются к твоей мечте, в которой
друг твой надкусывает тобою ему поднесённое яблоко
яблоко, что отдаёт потом и пахнет бензином;
к твоей мечте, в которой солнце
лучами ласкает торсы мальчишек,
играющих в свои игры, у реки под мостами.
Но ведь ты не искал ни этих глаз воспалённых
ни гнили болотной, в которой исчезают дети
ни этой слюны ядовитой
ни плоти скользкой как брюхо у жабы
ты не нуждался в услугах maricas, которых луна
безжалостно загоняет в углы темноты и страха.
Нет! ты искал плоти, которая бы твоею рекою стала
Ты жаждал тела подобного одновременно и быку и сновиденью
Колесу и лиане, тела - прародителя мученья и камелии смерти,
тела, что вздрагивает покорно в пламени твоего зенита.
Что ж! не каждый мужчина находит наслажденье
В ложбине завтрашнего утра. Кровавая сельва.
И не случайно есть у неба заповедные рощи
Где жизнь не заботится о самовоспроизведение.
Ах друг мой, что нам этот мир - мир агонии и муки:
Беспокойство, попытка забыться во сне, и вновь та же смертная мука.
Мертвецы разлагаются под часами на городской ратуше,
Миллионом крыс проходит война, плача кровавыми слезами,
богачи дарят своим содержанкам сморщенных младенцев –
пушечное мясо,
и жизнь ни свята, ни возвышенна и ни прекрасна,.
И что с того, что есть люди, которые умеют
Направлять своё желание в русло коралловой вены,
Завтра и их любовь застынет в скалистом камне
И их Время тоже заснёт ветерком в зелёных ветках .
Как бы там ни было, старина, Walt Wh;tman
Я не брошу камня ни в мальчонку,
которому приснилось, что он девочка,
и что пишет ее имя слюной на подушке;
ни в подростка, что в духоте платяного шкафа
примеряет платье невесты, ни в женатого холостяка
что пьёт желчь продажной любви в плюшевом притоне,
ни молчаливых мужчин с похотливым взглядом,
чьи уста сожжены пороком мужеложства.
Но я поднимаю свой голос против вас, maricas, вас, городские суки,
против ваших прогнивших мыслей и вашей разложившейся плоти,
против Вас, ночные гарпии, прародительницы тлена,
бессонные враги любви, несущей радость и веселье.
Против Вас, что спаивают подростков,
вливая в них капля за каплей горький яд непристойной смерти.
Против Вас maricas всего мира,
как бы Вы себя там не называли :
Faeries в Штатах,
P;jaros в Гаване,
Jotos в Мексике,
Sarasas в Кадисе,
Apios в Севильи,
Cancos в Мексике
и в Португалии Adelaidas,
Я навсегда против Вас, губители голубок,
дамские прихвостни, болонки их будуаров,
где бы Вы не торчали - на площадях ли, обмахиваясь веерами,
корчась ли от холода в ледяных ландшафтах цикуты.
И не ждите пощады - смерть
Вытекает из ваших глаз,
Питая серые цветы по берегам мутной трясины
И не ждите пощады - тревога
прозвучала и повсюду вам торопятся преградить путь,
все: правые и неправые и те, кто еще вчера сомневался,.
преградить вам путь к вакханалии и ко вселенскому блуду!
А ты, Walt Whitman, красавец мой, спи себе на берегах Гудзона!
Спи, разметав бороду чуть ли не до полюса и раскрыв руки,
твой зов - мягкая глина ли снег ли - товарищами услышан,
И они бдят, охраняя твои бесплотные газели.
Продолжай спать - ничего в этом мире не осталось -
стенами перепаханы прерии, и в Америке окромя машин,
шумных машин и глухого рыданья ничего нету...
Я хочу, чтобы ветер глубокой ночи разметал
цветы и слова над надгробьем твоим и чтобы,
объявил негритянок смышлёный, сомневающимся толстосумам -
царство колосящейся нивы… наступило.
***
1929-1930 год, Nueva York
Разговоры с Лоркой
I
Это - Сьерра Невада моего тела!
Голосящий жаворонок в высоком небе.
Горячее пекло июльского полдня.
Глубокий вздох - Suspiro del moro
Я иду вдоль улицы и смотрю под ноги,
Идиотизм - летом Semana Santa
Это что - кровь течёт вдоль дороги
А вокруг крики, толпа и веселье.
Или это моя кровь течёт и стекает
В реку; лишь бы до Альхамбры добраться
До садов, чья прохлада меня излечит,
Аламеда теней и аромат розы.
Как пройти незаметно, как дождаться ночи
Как тебя встретить, и как открыться
Как сказать, что тебя одного люблю я.
Снег на губах тает, о Сьерра Невада!
Не уходи, не время, ещё я не умер.
Я не умер, и тебя ещё не убили,
Смотри в Rinconsillo зажигают лампы.
И лунный свет затопил белую площадь.
Ты что-то говоришь, но я не слышу,
Прикрываю глаза, и все равно плачу.
Нет на земле места, красивей Гранады.
Смотри как ?гарцуют лунные всадники страха…?
...
А у одного коня порвалась серебряная уздечка.
***
II
Я прочёл сонеты темной любви.
и ничего в них не понял.
Слова прятались как скорпионы,
и кусались мысли;
И даже моя любовь к Андалузии
меня выручить не сумела.
А потом я уехал в Кейптаун и сломал ногу.
Я уехал в Кейптаун,
ты - в Нью-Йорк,
и еще дальше.
Ты плыл на пароходе –
Я летел по небу,
в брюхе Босховской рыбы.
Мы случайно пересеклись.
но друг другу ничего не сказали.
………
Здесь, в этой стране
стране холодного моря и смелого детства,
Стране,
которую ты бы так полюбил,
если б успел узнать ее,
я бегаю по горам,
словно тобою подстреленная серна.
я бегаю по горам,
что-то мешает мне идти,
я падаю, и ломаю ногу.
Красная глина.
Термиты.
Зелёный ветер.
Дай мне руку, Федерико!
помоги мне подняться.
дойти до дому.
Я не знаю - кто ты?
кто я?
кто ?эль амор дель поэта??
Знаю только -
что любовь никогда не заживает.
Я лежу на террасе и смотрю в небо:
детское небо.
высокий полдень.
зелёное море;
как могу подбираю слова
и сплетаю их в строчки:
твои слова, твоя боль - мои строчки…
и нету у нас друг от друга
больше никакой тайны.
А где-то не переставая шумит море.
…
Море, которое ты так любил,
и которого ты так боялся.
***
Capetown/Zuerich, Januar 2013
Дождь
I
Небо по краям приподнято
словно море небо
море Дали и Лорки
море волны и насилия
море беспокойства
где кончается небо
где начинается насилие
идёт дождь
бурый холодный дождь
тридцать лет дождя
и не видно конца
дождю
дождя
в дождь
раньше столько длилась война
пять
тридцать
сто лет от силы
войны
теперь идёт дождь
клубится море
море волны и беспокойства
море полное тоски
море в котором нет места надежде …
идёт сырой дождь
дождь смывает кровь
жидкую кровь с крыш
дождь помогает реке выйти из берегов
и затопить город
город города страны
облако и река
времени больше нет
красивая поэтесса
когда-то написала сказку дождя
ласковую сказку дождя
теперь другой дождь
дождь шестой песни ада
от воя сирен прячу лицо в воротник
где Вергилий мой
сам я себе поводырь
никчёмный старик
идёт дождь.
без конца идёт дождь.
***
II
в Гранаде дождь
июль
дождь стучит по крышам
дождь стекает по стенам домов
и тычет по плитам
лягушками прыгают капли
дождя
в плесени тёплой воды альхибе;
в Альхамбре дождь
вечер
дождь сбивает розы
вгоняет в землю укроп
и пугает туристов
в огородах Хенералифе
пугало
беспомощно хлопает по воздуху мокрыми рукавами;
над Сакремонте дождь
гроза
каблучки фламенко
стучат по деревянной сцене дешёвого притона
красная юбка
молнией метнулась по сцене фламенко
фламенко на склоне горы
где-то в кварталах фальшивого Альбансила….
в Алькасейре дождь
собор
трясётся
шумят прихожане
двери заклинило,
темень
слепота;
но гляди по медине
поплыли правоверные в холщёвых гробах
бородами кверху.
***
III
Los dos rios de Granada
bajan de la nieve al trigo
FGL (Bladilla de los tres rios)
Весёлый самоубийца,
мальчик с лицом как персик
и с глазами совёнка.
не тебя ли я повстречал намедни в Гранаде.
в Гранаде - городе трёх речек.
Одна речка течёт вспять - от моря к небу,
другая вышла из берегов
и лижет подошву церкви святого Петра и святого Павла,
третья,
третья речка, та просто в пыли потерялась;
потерялась по дороге в город,
из Фуенте Вакейрос.
Гранада - город на холмах!
Как пьяного заику,
ты таскаешь меня по своим улицам
каейхонам, площадям и фонтанам;
заставляешь карабкаться вверх,
к мирадору,
с которого якобы открывается тот еще вид на Альхамбру.
Маленькая пласа. Булыжник. Солнце без тени.
Панки тянут пиво из банок,
мочатся у стенки,
жара уползает в подворотню,
и над соседней горой тучи
начинают мучить и кусать синее небо.
Первые капли дождя падают на крышу.
Первые капли дождя стучат по моей черепушке,
Первые капли дождя танцуют по уличным плитам.
капля
дождя повисает на носу у архангела Михаила.
Поводырь слепых!
Предвестник дождя!
Предтеча надежды!
Не оставляй меня,
забери с собою ( на небо)!
…
Нет у собора крыши!
И опять предо мною маячит этот мальчик.
смуглый мальчик, с лицом как персик
и с походкой цыгана.
Он идёт по Гран виа,
по направлению к хардин дель трионфо,
на нем белая майка и холщёвые шаровары,
и на его лодыжке
болтается тоненькая серебряная цепочка…
Неразделённая любовь.
Кровь на запястье (руки).
Дождь в Гранаде.
***
Mai Juli 2013, Granada-Diemtigen
Метки:
