Недосказано и недопето
НЕДОСКАЗАНО И НЕДОПЕТО
Венок сонетов
1 .
Ах не верится, чтоб в этом мире, полном чудных грез,
Даренном чудным светом было столько мук и слез.
А. Чеботаревская
Вам было суждено отпущенное Богом,
бесспорно, новым и неуемным слогом,
высокой Музой в трепетном экстазе,
в мученьях творчества изысканным стихом,
став героиней дерзкой и отважной.
закончить недосказанную фразу о чем-то очень важном.
И своем. И подчеркнуть в изданье новом
о том решении суровом
в бессмысленности жить и с жаждой умереть.
И исподволь сестер Чеботаревских настигала смерть
сомкнувшимися волнами холодных.рек, как губ.
Не верил лишь один влюбленный Сологуб.
Но эхом-хором они решили прощальным слогом
поведать о себе, о жизни и тревоге.
2.
Я — незаконная ладья: Плыву без весел, без руля...
В. Поляков
Поведать о себе, о жизни и тревоге
из нераскрывшейся зари в холодном небе
и не достигшей высоты горящей Феба,
судьбу в Париж направил, словно в дроги.
Из губ своих гримасой сноба
пускал он эпиграммы, как пузыри с балкона,
и тайны легкие воздушных строк.
Не думал он, что из чудовищного гроба
нельзя вернуться, дайте только срок,
и станет он почти что царствовать у трона.
Но помутнел от крови последний стих,
и рухнул на пол имярек без стона.
И ангелы и нимфы не заметили урона
с холмов, и берегов, и волн морских.
3.
Благословим судьбу за наше разлученье.
В нем воля явная. Зачем же длить борьбу?
Пусть в сердце сдавленномглухое исступленье,
Благодарим судьбу. Благословим судьбу.
В. Гофман
С холмов, и берегов, и волн морских
на юношу смотрела полная луна.
Апрельский воздух. Ночь обнажена,
и в небо улетал пушинкой стих.
Ничто не предвещало страха или бурь.
Стремительна парижская удача.
Но что-то сталось с ним. Сомнителен и хмур.
И словно барышня, он мечется и плачет.
И выстрел грянул. И запеклась в тетради
кровь на вечерней песне в зловещую грозу.
И листьями осенними (тот вечер был прохладен)
и первыми дождями Париж увидел... Нет, пустил слезу.
И проститутки выли любопытства ради,
в шум города на окна глядя.
4.
Что жизнь моя? — Тяжелая вода
Глубокого заросшего пруда,
Где мшистый камень, с высоты упав,
Безгрезно спит в лесу подводных трав.
Муни (С. Киссин)
В шум города на окна глядя,
Муни и Беклемишев с тросточкой одной
шел по Москве один к себе домой,
бубня порядок слов и рифмы, что с эстрады
читал протяжно страстный Владислав...
Но вот: одел шинель и в кутерьме войны
поэт с тетрадями написанных в вагоне глав,
плутал по тыловым страданиям страны,
едва выдерживая воинские будни.
Он заносил тоску в прозрачные листки.
?Простит мне Бог...? И снова выстрел грубый
движением безвольным женственной руки.
А Киссин в потолок глядел ребенком трудным
из непонятных дум мирских.
5.
И станет мне смещно волнение мое?
О, я умру тогда! Ведь это было все,
Что ты могла мне дать! Обычное питье...
И я... я кинул жизнь... мгновению презренья?!
А. Лозина-Лозинский
Из непонятных дум мирских
любитель путешествовать и обреченный к смерти
писал слабеющей рукою на конверте
прощальный и короткий стих.
И долгий перечень поправок суицида,
как звон в ушах. Потеря голоса. Как ночь в окне
и страстное желание разнообразить виды
самоубийств... То в яви, то во сне.
Когда закончит дух последнюю эклогу
и спрячутся в туман воображаемые пряди,
уйдет несчастный в беспокойную дорогу
или как ангел улетит в небесной глади.
И прахом в пух земли. Душа — в пространство к Богу.
И дев беспечных кудри гладя.
6.
Ее милые руки я вчера целовал в последний раз,
И она дала мне розы и нежно поцеловала...
?Я не могу не думать... и не желать Вас...?
Бедное сердце, что же ты биться перестало?
В. Князев
И дев беспечных кудри гладя,
бурлит кафе ?Бродячая собака?.
Гусар. Богемные друзья. Актеры и зеваки.
Блондинки впереди, брюнетки сзади...
Он наслаждался, кажется, судьбой
и спорил с Кузминым о нравственности страсти.
А молча о Судейкиной мечтал плейбой
с ее чарующей и бесконечной властью...
А в Риге полк тогда квартировал
к несчастью пылкого поэта и гусара.
Но выстрел в сердце шансы уравнял —
игру любви и поэтического дара.
Но Ольга не ответила. Увы. Увы.
Как холод молчаливый течения Невы.
7.
Не проклинай меня за медленные муки,
За длинный свиток дней без солнца и огня,
За то, что и теперь, в преддвериях разлуки,
Я так же свято жду невспыхнувшего дня!
И. Львова
Как холод молчаливый течения Невы,
Валерий Брюсов под неусыпной волей Музы
не властен был предотвращать союзы
и не терять в кругу поклонниц головы.
А пылкая Надежда, камерная Львова,
подруга с юношеским пафосом любви
в отместку безответности любови
непостижимостью судьбы зашлась в крови.
Двадцатый век. Серебряные струны.
Кровавый век и Музы торжество.
А заполняют залы стихи поэтов юных,
и каждый жаждет постиженья своего,
друг другу жизнь и строки посвящая,
с подмостков траурных прощаний.
8.
Я снова в верте Верных чудищ
И Транс-планетных кораблей
Несусь вперед границей будущ...
К Земле или Ойле?!
И. Игнатьев
С подмостков траурных прощаний
издатель, критик, эгофутурист,
поэт Ареопага, эпатажер самоубийств...
все, все в нем странно. И ему прощали.
Противник браков, женоненавистник,
Иван Игнатьев на глазах жены
в припадке умоисступленья, мистик,
и не ища причин ничьей вины,
кривым ножом вскрыл собственное горло.
И всколыхнул весь мир ?в том саване прощальном?,
и вызвал сострадание коллег ?эпохи гордой?,
и в прессу, мифы освещая, ссыпали пепл печали
Бобров и Хлебников, Кокорин и другие ?львы?
под рокот трубный тайн молитвы.
9.
Для веселия ланета наша мало оборудована:
Надо вырвать радость у грядущих дней.
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней.
В. Маяковский
Под рокот трубный тайн молвы
Владим Владимыч, как же вы такое
смогли. Ведь вы в России самое большое,
что может быть в поэзии на вы!
Серпастый самый, самый молоткастый.
Величье наших пролетарских дней.
Такого мужика решили вы, и баста,
хоть вырастить его значительно трудней.
Убили мужика вы, не поэта,
о лодке молвя что-то и про быт.
Но убивалась в трауре планета,
и в центре города вам памятник стоит.
Не памятник, а вы — над площадью парадной
Шла кровь знамен и гул площадный.
10.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей!
С. Есенин
Шла кровь знамен и гул площадный
зарей вздымались над Россией,
и бабы в селах голосили
от бурь и вихрей беспощадных.
С тальянкою, жнивьем пшеничным,
проталинами троп и рощ
он шел в гремящий звон столичный,
влюбленный в песенную мощь.
В стране родной, в дымах гражданской,
в борьбе за право жить и петь,
он, бесшабашник хулиганский,
готов за Русь был умереть.
А в душном ?Англетере? бюст стоит,
теснящий наш несносный быт.
11.
Жить, конечно, не новей
Смерти, жилам вопреки.
Для чего-нибудь да есть
Потолочные крюки.
М. Цветаева
Теснящий наш несносный быт
От рока. От рутин. Всю жизнь скорбяще.
Ее мечты — иллюзии. А в настоящем —
живые строки и накал борьбы
в скитаниях, в разлуках, в ожиданьях
и тайнами неведомой души,
с сомнениями в спорах и в свиданьях
с такими ж, кто на Родину спешил.
Она, забвенная, рвалась в Россию,
а там московский звон и дым войны
ее в Елабугу — чужачку — попросили,
в отчаянье, в таежный лес страны.
А потолочный крюк послушниками вбит
от тех, кто был, кто знаменит.
12.
Здравствуй, Смерть вольная, к детству зовущая!
Ты сбросишь старое тело и в семени
Снова воспрянет Психея, живущая
В странах новых и в неведомом племени.
?Божидар? Б. Гордеев
От тех, кто был, кто знаменит:
? На всем скаку, в начале битвы?,
летя над пропастью, над бритвой,
он был сражен, той бритвой сбрит.
Упрямым взглядом воспаленным,
как небом, кровью обагренным,
друг Хлебникова — Божидар
(Богдан Гордеев) — Божий дар,
оставил текст им в манифесте —
(Асееву, Боброву, Синяковой)...
Чтоб он вошел в ?Ржаное слово?
как было прежде. Снова вместе,
средь тех, кто с ним взлетал в зенит,
А кто исчез и был забыт.
13.
...Но недоступно то, что я люблю,
сейчас, и лишь одно — соблазн:
заснуть и не проснуться.
Все ясно и легко — сужу не горячась,
Все ясно и легко: уйти, чтоб не вернуться.
О. Ваксель
А кто исчез и был забыт,
и вереницею неслись по небосклону.
Средь них и та, что с неба по уклону
сползала вниз, где и сейчас молчит.
А прежде голос был веселый и прозрачный.
А танцевали ?па? с ней бабочки и пчелы,
и не было тогда ни ревностной крамолы,
и жизнь казалась лучше, чем удачной.
Но вот О. м. огромными глазами
и строками волшебной чистоты
ее объял, как сказку, чудесами,
смешав, как краску, грезы и мечты.
И поднимая тост сарказма для нарядных,
идущих в ночь. Во вход парадный.
14.
Могла ли знать в бреду окопных буден,
Что с той поры, как отгремит война,
Я никогда уже не буду людям
Необходима так и так нужна?
Ю. Друнина
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте.
Он неподвластен времени и смерти.
Он в новый собирается поход.
Е. Липатникова, дочь Юлии Друниной.
Идущих в ночь. Во вход парадный
и оставляя след туманный
из сгустков звезд в ночи дурманной —
воинствующе безоглядно.
В изнеможенье, умоляя нас
спасти их души. Реки слезны.
В отчаянье над ними Спас,
глазницами вращая грозно,
не зная, в чем убийц винить,
клеймо какое им вменить,
воздать их мукам и страданьям,
простить им грех за покаянье
и высказать, досадуя, ушедшим одиноко:
Вам было суждено отпущенное Богом.
15.
Мне слышен ты,
когда о брег пустынный
Волна стучит;
Иду я слушать песни
в те долины,
Где все молчит.
И. Гете
Вам было суждено отпущенное Богом,
поведать о себе, о жизни и тревоге.
С холмов и берегов. Из волн морских
в шум города на окна глядя
из непонятных дум мирских.
И дев беспечных кудри гладя,
как холод молчаливый течения Невы.
С подмостков траурных прощаний,
под рокот трубный тайн молвы,
шла кровь знамен и гул площадный,
теснящий наш несносный быт.
От тех, кто был. Кто знаменит.
А кто исчез и был забыт.
Идущих в ночь. Во вход парадный.
Примечание:
Данный венок посвящен памяти поэтов серебряного века и советских по-этов, ушедших из жизни по собственной воле. Их имена стоят в эпиграфах 1-14 сонетов.
Венок сонетов
1 .
Ах не верится, чтоб в этом мире, полном чудных грез,
Даренном чудным светом было столько мук и слез.
А. Чеботаревская
Вам было суждено отпущенное Богом,
бесспорно, новым и неуемным слогом,
высокой Музой в трепетном экстазе,
в мученьях творчества изысканным стихом,
став героиней дерзкой и отважной.
закончить недосказанную фразу о чем-то очень важном.
И своем. И подчеркнуть в изданье новом
о том решении суровом
в бессмысленности жить и с жаждой умереть.
И исподволь сестер Чеботаревских настигала смерть
сомкнувшимися волнами холодных.рек, как губ.
Не верил лишь один влюбленный Сологуб.
Но эхом-хором они решили прощальным слогом
поведать о себе, о жизни и тревоге.
2.
Я — незаконная ладья: Плыву без весел, без руля...
В. Поляков
Поведать о себе, о жизни и тревоге
из нераскрывшейся зари в холодном небе
и не достигшей высоты горящей Феба,
судьбу в Париж направил, словно в дроги.
Из губ своих гримасой сноба
пускал он эпиграммы, как пузыри с балкона,
и тайны легкие воздушных строк.
Не думал он, что из чудовищного гроба
нельзя вернуться, дайте только срок,
и станет он почти что царствовать у трона.
Но помутнел от крови последний стих,
и рухнул на пол имярек без стона.
И ангелы и нимфы не заметили урона
с холмов, и берегов, и волн морских.
3.
Благословим судьбу за наше разлученье.
В нем воля явная. Зачем же длить борьбу?
Пусть в сердце сдавленномглухое исступленье,
Благодарим судьбу. Благословим судьбу.
В. Гофман
С холмов, и берегов, и волн морских
на юношу смотрела полная луна.
Апрельский воздух. Ночь обнажена,
и в небо улетал пушинкой стих.
Ничто не предвещало страха или бурь.
Стремительна парижская удача.
Но что-то сталось с ним. Сомнителен и хмур.
И словно барышня, он мечется и плачет.
И выстрел грянул. И запеклась в тетради
кровь на вечерней песне в зловещую грозу.
И листьями осенними (тот вечер был прохладен)
и первыми дождями Париж увидел... Нет, пустил слезу.
И проститутки выли любопытства ради,
в шум города на окна глядя.
4.
Что жизнь моя? — Тяжелая вода
Глубокого заросшего пруда,
Где мшистый камень, с высоты упав,
Безгрезно спит в лесу подводных трав.
Муни (С. Киссин)
В шум города на окна глядя,
Муни и Беклемишев с тросточкой одной
шел по Москве один к себе домой,
бубня порядок слов и рифмы, что с эстрады
читал протяжно страстный Владислав...
Но вот: одел шинель и в кутерьме войны
поэт с тетрадями написанных в вагоне глав,
плутал по тыловым страданиям страны,
едва выдерживая воинские будни.
Он заносил тоску в прозрачные листки.
?Простит мне Бог...? И снова выстрел грубый
движением безвольным женственной руки.
А Киссин в потолок глядел ребенком трудным
из непонятных дум мирских.
5.
И станет мне смещно волнение мое?
О, я умру тогда! Ведь это было все,
Что ты могла мне дать! Обычное питье...
И я... я кинул жизнь... мгновению презренья?!
А. Лозина-Лозинский
Из непонятных дум мирских
любитель путешествовать и обреченный к смерти
писал слабеющей рукою на конверте
прощальный и короткий стих.
И долгий перечень поправок суицида,
как звон в ушах. Потеря голоса. Как ночь в окне
и страстное желание разнообразить виды
самоубийств... То в яви, то во сне.
Когда закончит дух последнюю эклогу
и спрячутся в туман воображаемые пряди,
уйдет несчастный в беспокойную дорогу
или как ангел улетит в небесной глади.
И прахом в пух земли. Душа — в пространство к Богу.
И дев беспечных кудри гладя.
6.
Ее милые руки я вчера целовал в последний раз,
И она дала мне розы и нежно поцеловала...
?Я не могу не думать... и не желать Вас...?
Бедное сердце, что же ты биться перестало?
В. Князев
И дев беспечных кудри гладя,
бурлит кафе ?Бродячая собака?.
Гусар. Богемные друзья. Актеры и зеваки.
Блондинки впереди, брюнетки сзади...
Он наслаждался, кажется, судьбой
и спорил с Кузминым о нравственности страсти.
А молча о Судейкиной мечтал плейбой
с ее чарующей и бесконечной властью...
А в Риге полк тогда квартировал
к несчастью пылкого поэта и гусара.
Но выстрел в сердце шансы уравнял —
игру любви и поэтического дара.
Но Ольга не ответила. Увы. Увы.
Как холод молчаливый течения Невы.
7.
Не проклинай меня за медленные муки,
За длинный свиток дней без солнца и огня,
За то, что и теперь, в преддвериях разлуки,
Я так же свято жду невспыхнувшего дня!
И. Львова
Как холод молчаливый течения Невы,
Валерий Брюсов под неусыпной волей Музы
не властен был предотвращать союзы
и не терять в кругу поклонниц головы.
А пылкая Надежда, камерная Львова,
подруга с юношеским пафосом любви
в отместку безответности любови
непостижимостью судьбы зашлась в крови.
Двадцатый век. Серебряные струны.
Кровавый век и Музы торжество.
А заполняют залы стихи поэтов юных,
и каждый жаждет постиженья своего,
друг другу жизнь и строки посвящая,
с подмостков траурных прощаний.
8.
Я снова в верте Верных чудищ
И Транс-планетных кораблей
Несусь вперед границей будущ...
К Земле или Ойле?!
И. Игнатьев
С подмостков траурных прощаний
издатель, критик, эгофутурист,
поэт Ареопага, эпатажер самоубийств...
все, все в нем странно. И ему прощали.
Противник браков, женоненавистник,
Иван Игнатьев на глазах жены
в припадке умоисступленья, мистик,
и не ища причин ничьей вины,
кривым ножом вскрыл собственное горло.
И всколыхнул весь мир ?в том саване прощальном?,
и вызвал сострадание коллег ?эпохи гордой?,
и в прессу, мифы освещая, ссыпали пепл печали
Бобров и Хлебников, Кокорин и другие ?львы?
под рокот трубный тайн молитвы.
9.
Для веселия ланета наша мало оборудована:
Надо вырвать радость у грядущих дней.
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней.
В. Маяковский
Под рокот трубный тайн молвы
Владим Владимыч, как же вы такое
смогли. Ведь вы в России самое большое,
что может быть в поэзии на вы!
Серпастый самый, самый молоткастый.
Величье наших пролетарских дней.
Такого мужика решили вы, и баста,
хоть вырастить его значительно трудней.
Убили мужика вы, не поэта,
о лодке молвя что-то и про быт.
Но убивалась в трауре планета,
и в центре города вам памятник стоит.
Не памятник, а вы — над площадью парадной
Шла кровь знамен и гул площадный.
10.
До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, —
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей!
С. Есенин
Шла кровь знамен и гул площадный
зарей вздымались над Россией,
и бабы в селах голосили
от бурь и вихрей беспощадных.
С тальянкою, жнивьем пшеничным,
проталинами троп и рощ
он шел в гремящий звон столичный,
влюбленный в песенную мощь.
В стране родной, в дымах гражданской,
в борьбе за право жить и петь,
он, бесшабашник хулиганский,
готов за Русь был умереть.
А в душном ?Англетере? бюст стоит,
теснящий наш несносный быт.
11.
Жить, конечно, не новей
Смерти, жилам вопреки.
Для чего-нибудь да есть
Потолочные крюки.
М. Цветаева
Теснящий наш несносный быт
От рока. От рутин. Всю жизнь скорбяще.
Ее мечты — иллюзии. А в настоящем —
живые строки и накал борьбы
в скитаниях, в разлуках, в ожиданьях
и тайнами неведомой души,
с сомнениями в спорах и в свиданьях
с такими ж, кто на Родину спешил.
Она, забвенная, рвалась в Россию,
а там московский звон и дым войны
ее в Елабугу — чужачку — попросили,
в отчаянье, в таежный лес страны.
А потолочный крюк послушниками вбит
от тех, кто был, кто знаменит.
12.
Здравствуй, Смерть вольная, к детству зовущая!
Ты сбросишь старое тело и в семени
Снова воспрянет Психея, живущая
В странах новых и в неведомом племени.
?Божидар? Б. Гордеев
От тех, кто был, кто знаменит:
? На всем скаку, в начале битвы?,
летя над пропастью, над бритвой,
он был сражен, той бритвой сбрит.
Упрямым взглядом воспаленным,
как небом, кровью обагренным,
друг Хлебникова — Божидар
(Богдан Гордеев) — Божий дар,
оставил текст им в манифесте —
(Асееву, Боброву, Синяковой)...
Чтоб он вошел в ?Ржаное слово?
как было прежде. Снова вместе,
средь тех, кто с ним взлетал в зенит,
А кто исчез и был забыт.
13.
...Но недоступно то, что я люблю,
сейчас, и лишь одно — соблазн:
заснуть и не проснуться.
Все ясно и легко — сужу не горячась,
Все ясно и легко: уйти, чтоб не вернуться.
О. Ваксель
А кто исчез и был забыт,
и вереницею неслись по небосклону.
Средь них и та, что с неба по уклону
сползала вниз, где и сейчас молчит.
А прежде голос был веселый и прозрачный.
А танцевали ?па? с ней бабочки и пчелы,
и не было тогда ни ревностной крамолы,
и жизнь казалась лучше, чем удачной.
Но вот О. м. огромными глазами
и строками волшебной чистоты
ее объял, как сказку, чудесами,
смешав, как краску, грезы и мечты.
И поднимая тост сарказма для нарядных,
идущих в ночь. Во вход парадный.
14.
Могла ли знать в бреду окопных буден,
Что с той поры, как отгремит война,
Я никогда уже не буду людям
Необходима так и так нужна?
Ю. Друнина
Кто говорит, что умер Дон-Кихот?
Вы этому, пожалуйста, не верьте.
Он неподвластен времени и смерти.
Он в новый собирается поход.
Е. Липатникова, дочь Юлии Друниной.
Идущих в ночь. Во вход парадный
и оставляя след туманный
из сгустков звезд в ночи дурманной —
воинствующе безоглядно.
В изнеможенье, умоляя нас
спасти их души. Реки слезны.
В отчаянье над ними Спас,
глазницами вращая грозно,
не зная, в чем убийц винить,
клеймо какое им вменить,
воздать их мукам и страданьям,
простить им грех за покаянье
и высказать, досадуя, ушедшим одиноко:
Вам было суждено отпущенное Богом.
15.
Мне слышен ты,
когда о брег пустынный
Волна стучит;
Иду я слушать песни
в те долины,
Где все молчит.
И. Гете
Вам было суждено отпущенное Богом,
поведать о себе, о жизни и тревоге.
С холмов и берегов. Из волн морских
в шум города на окна глядя
из непонятных дум мирских.
И дев беспечных кудри гладя,
как холод молчаливый течения Невы.
С подмостков траурных прощаний,
под рокот трубный тайн молвы,
шла кровь знамен и гул площадный,
теснящий наш несносный быт.
От тех, кто был. Кто знаменит.
А кто исчез и был забыт.
Идущих в ночь. Во вход парадный.
Примечание:
Данный венок посвящен памяти поэтов серебряного века и советских по-этов, ушедших из жизни по собственной воле. Их имена стоят в эпиграфах 1-14 сонетов.
Метки:
