Крещение
Ну, вот и наступила долгожданная весна! Хотя погодка была на редкость слякотная, на душе у Маши радостно звенели колокольчики, – совсем как в маленьком домике-церквушке, куда она спозаранку привела крестить своего упрямого трехлетнего сынишку.
- Если не будешь слушаться ,- приговаривала она нараспев мягким приятным голосом, – Ежели забалуешь на крещении, Боженька не станет любить тебя! А я не дам вкуснятинку – конфетку с орешком!..
- Тогда дай конфетку! – громко требовал мальчуган,- В сумке кулек – давай!..
Действительно, в сумке матери лежал, как приманка, заветный кулечек конфет, который таял прямо на глазах по дороге к церквушке. Еще там лежали шмат розового сала, десяток яиц и бутылка водки для батюшки, которого прихожане трезвым отродясь не видели.
При входе Маша встретила подругу с таким же сопливым отпрыском и узелком в руках.
- Евгешка,- прости, Господи,- со вчерашнего не отошел! Майоришка хренов! Помнишь, Маш, как в гарнизоне он однажды бутыль первача в одно горло на спор вылопал?..
В убогом храме утренний свет еле пробивался сквозь закопченные оконца. Батюшка, слегка пошатываясь, оглядел, прищурившись, мутным глазом немногочисленную паству. Взгляд его остановился на черноволосой красавице Маше. Когда- то, в бытность армейской службы политруком, он был по уши влюблен в нее, и даже пытался отбить у мужа, офицера-сослуживца.
- Мам, давай конфетку! – Это мальчик устал от непонятного ожидания. – Хочу на улицу!
-Дщерь, платком прикройся! – В упор приблизился батюшка к Маше, в тайне любуясь ее благородным обликом, - На исповеди давно не была, грешница. Смотри у меня!.. На-ко, тебе, малец , – и он вытащил откуда-то из-под широченной рясы большой леденец. – Крещение всем полагается да не каждому дается!
Леденца почти хватило на дальнейшие церковные процедуры с детским участием, на что, по видимому, и делался трезвый расчет полупьяного батюшки. Правда, все равно ребячий ор эхом отдавался на все скромное помещение церквушки при погружении в купель, большой ржавый тазик с острыми краями, от прикосновения к которым делалось больно и неприятно.
Когда ходили по кругу с песнопениями, сорванец разбаловался на руках у мамки и, после очередного “алилуя!”, чуть не выхватил у попа крест. А тот, не лыком будучи шит, не прерывая обряда, отвесил озорнику легкий, но неожиданно звонкий щелчок по лбу и – о, чудо! – наступила блаженная тихая благодать, которую так ждут все верующие…
На дворе моросил мелкий весенний дождик. Две подруги с детьми, теперь уже крестные, возвращались домой по разбитой дороге, огибая лужи и грязь. Мальчишки, шагая рядом, играли, толкаясь, друг с другом, норовили вырваться из материнских рук и пошлепать по воде резиновыми сапожками.
-Ой, Машка, если прознают в части, что мы крестить водили, – сразу хана мужьям! И представить страшно, что будет-то!..
-А ничего не будет! – усмехнулась весело Маша, – Евгеша на меня ни разу не настучал. И за тебя просила, так что , подруженька, не кипешуй! – и, довольная исполненным долгом, перекрестилась три раза. Полюбовалась на ладони маленьким крестиком, да и запрятала его поглубже в одежду – упаси Господи, чтобы посторонние увидели…
Да и как она, хоть сто раз крестясь, могла знать о доносе, состряпанном невзрачным, незаметным церковным привратником, – и на них, и на самого батюшку, который обязан был регулярно отчитываться перед соответствующими советскими органами за каждого ”одурманенного религией” человечка, но вот незадача – далеко не всех, как настоящий ”православный” коммунист, заносил в кляузный список.
И, конечно, не знали, не ведали подруги, что вскоре добрый пьяница Евгеша попадет на ковер к суровому начальству и забудет на целых три недели про спиртное, что у одной муж вылетит с воинской службы и долго не сможет трудоустроится, а у другой будет досрочно вытолкан на пенсию со строгим партийным выговором за аморальную связь супруги с Богом.
Хотя их мужья вовсе и не догадывались о коварной женской религиозной измене и о сегодняшнем крещении своих сыновей, и не верили ( по этой счастливой жизни в стране-тюрьме) ни-ко-му. Кроме, разве что, товарищу Сталину да родной Партии…
- Если не будешь слушаться ,- приговаривала она нараспев мягким приятным голосом, – Ежели забалуешь на крещении, Боженька не станет любить тебя! А я не дам вкуснятинку – конфетку с орешком!..
- Тогда дай конфетку! – громко требовал мальчуган,- В сумке кулек – давай!..
Действительно, в сумке матери лежал, как приманка, заветный кулечек конфет, который таял прямо на глазах по дороге к церквушке. Еще там лежали шмат розового сала, десяток яиц и бутылка водки для батюшки, которого прихожане трезвым отродясь не видели.
При входе Маша встретила подругу с таким же сопливым отпрыском и узелком в руках.
- Евгешка,- прости, Господи,- со вчерашнего не отошел! Майоришка хренов! Помнишь, Маш, как в гарнизоне он однажды бутыль первача в одно горло на спор вылопал?..
В убогом храме утренний свет еле пробивался сквозь закопченные оконца. Батюшка, слегка пошатываясь, оглядел, прищурившись, мутным глазом немногочисленную паству. Взгляд его остановился на черноволосой красавице Маше. Когда- то, в бытность армейской службы политруком, он был по уши влюблен в нее, и даже пытался отбить у мужа, офицера-сослуживца.
- Мам, давай конфетку! – Это мальчик устал от непонятного ожидания. – Хочу на улицу!
-Дщерь, платком прикройся! – В упор приблизился батюшка к Маше, в тайне любуясь ее благородным обликом, - На исповеди давно не была, грешница. Смотри у меня!.. На-ко, тебе, малец , – и он вытащил откуда-то из-под широченной рясы большой леденец. – Крещение всем полагается да не каждому дается!
Леденца почти хватило на дальнейшие церковные процедуры с детским участием, на что, по видимому, и делался трезвый расчет полупьяного батюшки. Правда, все равно ребячий ор эхом отдавался на все скромное помещение церквушки при погружении в купель, большой ржавый тазик с острыми краями, от прикосновения к которым делалось больно и неприятно.
Когда ходили по кругу с песнопениями, сорванец разбаловался на руках у мамки и, после очередного “алилуя!”, чуть не выхватил у попа крест. А тот, не лыком будучи шит, не прерывая обряда, отвесил озорнику легкий, но неожиданно звонкий щелчок по лбу и – о, чудо! – наступила блаженная тихая благодать, которую так ждут все верующие…
На дворе моросил мелкий весенний дождик. Две подруги с детьми, теперь уже крестные, возвращались домой по разбитой дороге, огибая лужи и грязь. Мальчишки, шагая рядом, играли, толкаясь, друг с другом, норовили вырваться из материнских рук и пошлепать по воде резиновыми сапожками.
-Ой, Машка, если прознают в части, что мы крестить водили, – сразу хана мужьям! И представить страшно, что будет-то!..
-А ничего не будет! – усмехнулась весело Маша, – Евгеша на меня ни разу не настучал. И за тебя просила, так что , подруженька, не кипешуй! – и, довольная исполненным долгом, перекрестилась три раза. Полюбовалась на ладони маленьким крестиком, да и запрятала его поглубже в одежду – упаси Господи, чтобы посторонние увидели…
Да и как она, хоть сто раз крестясь, могла знать о доносе, состряпанном невзрачным, незаметным церковным привратником, – и на них, и на самого батюшку, который обязан был регулярно отчитываться перед соответствующими советскими органами за каждого ”одурманенного религией” человечка, но вот незадача – далеко не всех, как настоящий ”православный” коммунист, заносил в кляузный список.
И, конечно, не знали, не ведали подруги, что вскоре добрый пьяница Евгеша попадет на ковер к суровому начальству и забудет на целых три недели про спиртное, что у одной муж вылетит с воинской службы и долго не сможет трудоустроится, а у другой будет досрочно вытолкан на пенсию со строгим партийным выговором за аморальную связь супруги с Богом.
Хотя их мужья вовсе и не догадывались о коварной женской религиозной измене и о сегодняшнем крещении своих сыновей, и не верили ( по этой счастливой жизни в стране-тюрьме) ни-ко-му. Кроме, разве что, товарищу Сталину да родной Партии…
Метки:
