Двое
Пролог
Хаос неуловимых здравым смыслом здорового человека, но для иного человека таких явных, острых, таких пугающе знакомых, будто уже ужасом пережитых ранее мыслей, словно тысячей или несколькими тысячами свинцовых отравленных ядом пуль, единовременно выпущенных из какого-то невидимого и страшного оружия в Его голову... пуль, внутри головы то пересекающихся, сталкивающихся между собой, то внезапно разрывающихся на осколки, вылетающих и возвращающихся обратно, и снова проходящих навылет... хаос мыслей и чувств, не суливший ничего прочего, кроме как стать Ему великим апогеем не только всего того короткого и смутного февральского дня, но и абсолютным и безжалостным психологическим крахом - хаос претендовал на то, чтобы явиться по праву ожидаемым финалом унылой, никчёмной, однообразной жизни окончательно запутавшегося в нескончаемой паутине своей беспросветной судьбы её нелепого соучастника.
Сражённый невыносимой мерзостью голоса собственной темноты, Он, не помня как, быстро ли, медленно ли, поднялся по ступенькам лестничных клеток на самый верхний этаж, закурил, сделал последний телефонный звонок, которым не смог ни в полной мере насытиться уходящим прошлым, ни хоть немного удовлетвориться символическим прощанием с ним... звонок, результат которого лишь ещё глубже ввёл Его в состояние безнадёжного отчаяния, единственный выход откуда Ему просматривался лишь в широких створках окна, куда Он запрыгнул, сел, перекинул одну ногу и свесил её - левую - вниз, где с высоты этого окна последнего этажа всё казалось слишком маленьким, слишком невинным - слишком другим миром, умело сокрытым от всех дурных безумств Его безутешного, безымянного, пока ещё реального и не разъединённого предстоящим обстоятельством существования.
Тысячей или несколькими тысячами старательно заточенных льдом ножей... холод заснеженной улицы яростно впился в наполовину бледную кожу Его полураздетого бренного тела, и доведённая до конечной черты обветренная и с этой минуты навсегда замёрзшая Сторона, не сомкнув глаз, мысленно шагнула во мрак вечных ночей, и доведённая этим до панического страха другая Сторона, ещё ощущающая последнее тепло старого дома, мысленно откинулась назад и вправо, под тусклый, иногда мерцающий свет внутри-парадной лампы.
Часть I. Энджи
Понедельник, 2-ое марта.
Привет, дорогой дневник. Прошло уже несколько дней после того, как я очутилась здесь в этих голубеньких больничных стенах и перед тем, как мне разрешили иметь при себе тетрадку и разные пишущие принадлежности, чтобы я, наконец, смогла тебя вести. Впрочем, думаю, что всё-равно не нашла бы в себе силы что-либо записывать, так как эти дни была почти намертво прикована к койке, накаченная разными медицинскими препаратами, все названия которых в том состоянии вряд ли смогла бы когда-нибудь запомнить.
Со вчерашнего дня меня перевели из палаты интенсивного наблюдения для вновь поступивших в обычную, а больнючие уколы с лекарствами заменили на таблетки, и я постепенно начала приходить в себя. За это время, большую часть которого я скорее всего провела во сне или каком-то полусне, вставая лишь для походов в дамскую комнату, я уже успела познакомиться с несколькими девочками, почти все они довольно милые и общительные, подробнее о каждой из них постараюсь рассказать позже.
Утром вызвали к главному врачу - женщине средних лет приятной наружности, она показалась мне вполне доброй, мы минут десять разговаривали на разные личные темы. Я отвечала на вопросы о своём здоровье, о прошлом, обо всём по-немногу. Она слушала с пониманием. После беседы она сказала, что наблюдение продолжится и в любом случае пока рано что-то точно сказать, а лежать мне здесь ещё как минимум четыре недели - стандартный для всех минимальный срок обследования. Если буду хорошо себя вести - добавила в конце врач.
Как же не хватает сейчас Влада...
Среда, 4-е марта.
Привет, дорогой дневник. По вторникам санитарный день, а так как возможность писать мне есть только в "тихие" два часа в сутки, которые и ушли на то, чтобы принять душ, привести себя в надлежащий порядок, собрать и поменять постель и так далее, то вчера такой возможности писать у меня не было. Смущает, что более или менее нормально помыться можно только раз в неделю, и к концу такой недели в жилых помещениях начинает слегка попахивать.
Сегодня нас вывели во двор на прогулку, в такой довольно маленький загончик площадью всего в несколько на несколько метров, и делать там было особо нечего, поэтому мы кидались друг в друга снежками, пока случайно или нет чуть не попали в присматривающую за нами санитарку, и та не прикрикнула на нас и не сказала, что пора возвращаться. На всё гуляние ушло не более получаса, но настроение всё-таки поднялось, удалось хотя бы на эти полчаса отвлечься от воспоминаний... Сильно скучаю по нему...
Вторник, 10-е марта.
Дорогой дневник, прости, что так долго ничего не записывала. С вечера четверга у меня резко подскочила температура, было крайне плохо, думала, что до выхода отсюда я не доживу. Все мои скромные обращения к санитарам остались проигнорированными, лечить меня никто не собирался. Потом температура подскочила ещё сильнее, я валилась с ног, меня то ужасно морозило, то бросало в дикий жар. Так бы и померла, наверное, если бы главврач вчера не вернулась с выходных и на обычном утреннем обходе всё-таки не обратила бы на меня внимание. Младшие сотрудники за своё бездействие получили выговор, а меня начали снова колоть, теперь уже антибиотиками. То ли я распространила заразу, то ли кто-то другой, в нашем корпусе объявили строгий карантин, теперь все передачки и свидания с родственниками запрещены на неопределённый срок. Половина девочек болеют, по отделению гуляет вирус. Прогулки, кстати, тоже запретили, больше не из-за вируса, а из-за того, что одна девочка, пытаясь сбить ледяную сосульку, попала прямо в стекло, ей изрядно досталось.
Если уж начала писать о пациентках, то как и обещала расскажу подробней. Палата у нас самая маленькая из всех и рассчитана на три места. Медперсонал называет её образцовой. Забыла упомянуть, что меня снова переводили из палаты в палату - из той, куда меня отправили из "наблюдательной", я за примерное поведение попала сюда. Так что, эта уже третья по счёту и самая удобная.
Блин, надо бежать, не успела опять ничего...
Часть II. Влад
Интервьюер: Представьтесь, пожалуйста.
В: Меня зовут Влад.
И: Сколько вам лет?
В: Я не помню.
И: Расскажите, как вы умерли.
В: Я покончил с собой...
*незаконченный (2019 г.)
Хаос неуловимых здравым смыслом здорового человека, но для иного человека таких явных, острых, таких пугающе знакомых, будто уже ужасом пережитых ранее мыслей, словно тысячей или несколькими тысячами свинцовых отравленных ядом пуль, единовременно выпущенных из какого-то невидимого и страшного оружия в Его голову... пуль, внутри головы то пересекающихся, сталкивающихся между собой, то внезапно разрывающихся на осколки, вылетающих и возвращающихся обратно, и снова проходящих навылет... хаос мыслей и чувств, не суливший ничего прочего, кроме как стать Ему великим апогеем не только всего того короткого и смутного февральского дня, но и абсолютным и безжалостным психологическим крахом - хаос претендовал на то, чтобы явиться по праву ожидаемым финалом унылой, никчёмной, однообразной жизни окончательно запутавшегося в нескончаемой паутине своей беспросветной судьбы её нелепого соучастника.
Сражённый невыносимой мерзостью голоса собственной темноты, Он, не помня как, быстро ли, медленно ли, поднялся по ступенькам лестничных клеток на самый верхний этаж, закурил, сделал последний телефонный звонок, которым не смог ни в полной мере насытиться уходящим прошлым, ни хоть немного удовлетвориться символическим прощанием с ним... звонок, результат которого лишь ещё глубже ввёл Его в состояние безнадёжного отчаяния, единственный выход откуда Ему просматривался лишь в широких створках окна, куда Он запрыгнул, сел, перекинул одну ногу и свесил её - левую - вниз, где с высоты этого окна последнего этажа всё казалось слишком маленьким, слишком невинным - слишком другим миром, умело сокрытым от всех дурных безумств Его безутешного, безымянного, пока ещё реального и не разъединённого предстоящим обстоятельством существования.
Тысячей или несколькими тысячами старательно заточенных льдом ножей... холод заснеженной улицы яростно впился в наполовину бледную кожу Его полураздетого бренного тела, и доведённая до конечной черты обветренная и с этой минуты навсегда замёрзшая Сторона, не сомкнув глаз, мысленно шагнула во мрак вечных ночей, и доведённая этим до панического страха другая Сторона, ещё ощущающая последнее тепло старого дома, мысленно откинулась назад и вправо, под тусклый, иногда мерцающий свет внутри-парадной лампы.
Часть I. Энджи
Понедельник, 2-ое марта.
Привет, дорогой дневник. Прошло уже несколько дней после того, как я очутилась здесь в этих голубеньких больничных стенах и перед тем, как мне разрешили иметь при себе тетрадку и разные пишущие принадлежности, чтобы я, наконец, смогла тебя вести. Впрочем, думаю, что всё-равно не нашла бы в себе силы что-либо записывать, так как эти дни была почти намертво прикована к койке, накаченная разными медицинскими препаратами, все названия которых в том состоянии вряд ли смогла бы когда-нибудь запомнить.
Со вчерашнего дня меня перевели из палаты интенсивного наблюдения для вновь поступивших в обычную, а больнючие уколы с лекарствами заменили на таблетки, и я постепенно начала приходить в себя. За это время, большую часть которого я скорее всего провела во сне или каком-то полусне, вставая лишь для походов в дамскую комнату, я уже успела познакомиться с несколькими девочками, почти все они довольно милые и общительные, подробнее о каждой из них постараюсь рассказать позже.
Утром вызвали к главному врачу - женщине средних лет приятной наружности, она показалась мне вполне доброй, мы минут десять разговаривали на разные личные темы. Я отвечала на вопросы о своём здоровье, о прошлом, обо всём по-немногу. Она слушала с пониманием. После беседы она сказала, что наблюдение продолжится и в любом случае пока рано что-то точно сказать, а лежать мне здесь ещё как минимум четыре недели - стандартный для всех минимальный срок обследования. Если буду хорошо себя вести - добавила в конце врач.
Как же не хватает сейчас Влада...
Среда, 4-е марта.
Привет, дорогой дневник. По вторникам санитарный день, а так как возможность писать мне есть только в "тихие" два часа в сутки, которые и ушли на то, чтобы принять душ, привести себя в надлежащий порядок, собрать и поменять постель и так далее, то вчера такой возможности писать у меня не было. Смущает, что более или менее нормально помыться можно только раз в неделю, и к концу такой недели в жилых помещениях начинает слегка попахивать.
Сегодня нас вывели во двор на прогулку, в такой довольно маленький загончик площадью всего в несколько на несколько метров, и делать там было особо нечего, поэтому мы кидались друг в друга снежками, пока случайно или нет чуть не попали в присматривающую за нами санитарку, и та не прикрикнула на нас и не сказала, что пора возвращаться. На всё гуляние ушло не более получаса, но настроение всё-таки поднялось, удалось хотя бы на эти полчаса отвлечься от воспоминаний... Сильно скучаю по нему...
Вторник, 10-е марта.
Дорогой дневник, прости, что так долго ничего не записывала. С вечера четверга у меня резко подскочила температура, было крайне плохо, думала, что до выхода отсюда я не доживу. Все мои скромные обращения к санитарам остались проигнорированными, лечить меня никто не собирался. Потом температура подскочила ещё сильнее, я валилась с ног, меня то ужасно морозило, то бросало в дикий жар. Так бы и померла, наверное, если бы главврач вчера не вернулась с выходных и на обычном утреннем обходе всё-таки не обратила бы на меня внимание. Младшие сотрудники за своё бездействие получили выговор, а меня начали снова колоть, теперь уже антибиотиками. То ли я распространила заразу, то ли кто-то другой, в нашем корпусе объявили строгий карантин, теперь все передачки и свидания с родственниками запрещены на неопределённый срок. Половина девочек болеют, по отделению гуляет вирус. Прогулки, кстати, тоже запретили, больше не из-за вируса, а из-за того, что одна девочка, пытаясь сбить ледяную сосульку, попала прямо в стекло, ей изрядно досталось.
Если уж начала писать о пациентках, то как и обещала расскажу подробней. Палата у нас самая маленькая из всех и рассчитана на три места. Медперсонал называет её образцовой. Забыла упомянуть, что меня снова переводили из палаты в палату - из той, куда меня отправили из "наблюдательной", я за примерное поведение попала сюда. Так что, эта уже третья по счёту и самая удобная.
Блин, надо бежать, не успела опять ничего...
Часть II. Влад
Интервьюер: Представьтесь, пожалуйста.
В: Меня зовут Влад.
И: Сколько вам лет?
В: Я не помню.
И: Расскажите, как вы умерли.
В: Я покончил с собой...
*незаконченный (2019 г.)
Метки:
