Под небом голубым
Именно там есть места в жизни людей, где все так и происходит, как в песне, которая рождается, по кусочку собираясь из частицы каждого.
Скромный музыкант играет на лютне, сочиняет прекрасную музыку, но не может выдавать ее за собственное произведение и вынужденно вплетает в историю мировой культуры, мол, нашел, подхватил то, что написал европеец с берегов лазурного моря.
За окном его дома вечный холод и мороз по коже, и кто поверит в авторство, не состоящего в членах союза композиторов, не имеющего даже консерватории за плечом? Но вот мелодия с пластинки будоражит сознание, ее подхватывают как ярчайшую находку творческие сердца и однажды в студии, где по заказу комсомола в тусклом дневном свете из обычных красок собирается панно, слыша ее и глядя на волшебный город с животными и птицами, преодолевая обычную свою депрессию, пишет стихи поэт…
С тех пор под небом голубым начинается жизнь песни, которую БГ назовет лучшей на русском языке. Ее авторы поэт Анри Волохонский, композитор Владимир Вавилов.
В одной тональности
Когда раздалась музыка, и возле моих ног вдруг ожил местами стеклянный пол, на котором извивалось женское тело, он был таким же влажно-непрятно-зимним, каким он бывает в Ленинграде даже после уборки. Огни, которых не зажигают при дневном свете, буквально касались ножек моего стула, электрическими вспышками бежали по округлым своим и треугольным траекториям, и эта полураздетая женщина из кордебалета дышала рядом с моим ботинком в этих движущихся по ней всполохах … Ноги убрать было некуда. Кафе, в которое я зашел еще в ранних сумерках, уже не вмещало всех желающих, и за мой столик, кроме вежливо присевшего еще засветло мужчины, с которым мы уже успели выпить за знакомство, на ?посадку заходили? еще двое со своими стульями.
Румяная молодая особа улыбалась приятной питерской улыбкой, без хамства и наивности. По-свойски и уверенно. Ее атлетический спутник был бледен лицом и строг. Он явно стыдился, но лишь самую малость, за раскрепощенную подружку. Девушка легко завела разговор. Когда через пару часов музыка и шоу перестали мешать беседе, оказалось, что мы очень сдружились за выпитым и обсужденным. Мой новый товарищ тоже не возражал продолжить вечер вместе с парочкой.
Ох, молодость! Ох, сухие вина! В первом же магазине, когда веселая наша компания вышла из метро, я набрал сухача на добрую роту. Остальные мои соратники даже не отводили взор от публичного ведения расходов. У друзей не бывает разных кошельков.
В комнате, кроме гитары и огромных гантелей занимали тесное пространство двуспальная кровать и стул. Телевизор, молча, освещал покрасневшие лица четверых, близко рассевшихся в тепле и уюте, когда в зеркале на стене появилась в руках у качка гитара. И тут началось то, о чем хотелось рассказать в первую очередь. В тот вечер я услышал песню про ?город золотой?… Непривычно для совкового слуха звучали лютневые ходы. Парень с твердыми, длинными пальцами на мощных руках оказался музыкальным и нежно бережным по отношению к звукам. Каждой нотой голоса и гитары он попадал в мое сердце. Мы еще не раз просили его спеть, что-то потом промычал и я под чудесную гитару, а потом до глубокой ночи не могли наговориться обо все на свете.
…Ранним утром я проснулся от света мне в лицо. Там за окном, сквозь шторы горит ночной, неоновый, приглушенный, словно в кафе, не мешающий свет. Но телик не спал. Это он разбудил мелькающим экраном. Только вчерашних танцев на полу еще не хватало. Сделал чуть громче звук и налил в стакан уже чуть теплого вина. По телу пробежала новая волна лирики. Тихие дыхания раздавались рядом, и почему-то мало знакомые синеватые от экрана лица вчерашних собутыльников с каждым глотком становились мне все более узнаваемыми. Вот и девушка, хозяйка этой квартиры или комнаты. Вчера она казалась не такой юной. Раскинулась на опустевшей после моего подъема части кровати. Из халатика чуть виднеется прекрасная ее грудь. Твердая и выпуклая. Нежная белейшая кожа в контрасте с маленьким ярким темно-восхитительным соском. Рука моя в мыслях или наяву невольно тянется к ней и словно от электрического разряда женская рука запахивает картинку… А вина еще полно.
По телику идут новости. А у меня идет время, отпущенное на радостное похмелье. Вспоминаю услышанную песню, и хочется быстрее схватить гитару. Как долго спят эти трое! Я успеваю осушить бутылку или полторы, когда уже при дневном свете раздались вяло-сонные голоса.
- А ты чего не спишь?
Лица, конечно, уже не такие симпатичные. И заново знакомиться с протрезвевшими не очень хочется. Всем, кроме меня. Что-то вещаю и явно мешаю их сочувственным в мой адрес речам. Ставится чайник. Приглашают к столу на кухню.
- Какой быть может кофе!.. С утра – только вино! - хриплю на распев, беру аккорд на гитаре.
- Нет, я чай, мне на работу! – Это Володя. Собутыльник номер один.
- Мы бежим в вузку! Опоздали, мать твою…– Красивая, хоть и с похмелья, веселая и заводная, и почти трезвый гитарист. Он стал еще крупнее. Она еще миниатюрней…
- Пока!..
В подъезде хлопают двери, скрипят лестничные перила. Шаги и тишина. На улице шумный и сырой воздух.
- Тебе куда? Мне на Московскую. – Это я.
- А я на Гражданку и дальше… - В черном пальто и шапке из водяной крысы он выглядит старше…
Так бывает. И мой спутник, оказавшийся выходцем из Дербента, а по лицу все кругом были тогда русские, с видимым интересом весь долгий вечер слушал и говорил. Когда утром мы с ним обменялись адресами, и, кажется, я совал ему денег на такси, хотя он отказывался. Он спешил, опаздывал, называл какое-то учреждение от какой-то промышленности. Было так тепло на душе. Мужик так же полон лирики, как и я. Мы оба были постарше этих молодых людей, которые очень здорово, на мой взгляд, утвердились в своем видении мира, полного музыки и легких, дружеских отношений.
Люблю вспоминать. Все, что происходило в Ленинграде тех далеких восьмидесятых прошлого века, сегодня кажется глупым и наивным. Все, кроме музыки и человеческих отношений. Мы не опасались друг друга. Не искали врагов. Только друзья попадались на пути. Всюду. Мы становились близкими друг другу после первых же слов, звуков, если они совпадали с тональностью, в которой ты жил.
Скромный музыкант играет на лютне, сочиняет прекрасную музыку, но не может выдавать ее за собственное произведение и вынужденно вплетает в историю мировой культуры, мол, нашел, подхватил то, что написал европеец с берегов лазурного моря.
За окном его дома вечный холод и мороз по коже, и кто поверит в авторство, не состоящего в членах союза композиторов, не имеющего даже консерватории за плечом? Но вот мелодия с пластинки будоражит сознание, ее подхватывают как ярчайшую находку творческие сердца и однажды в студии, где по заказу комсомола в тусклом дневном свете из обычных красок собирается панно, слыша ее и глядя на волшебный город с животными и птицами, преодолевая обычную свою депрессию, пишет стихи поэт…
С тех пор под небом голубым начинается жизнь песни, которую БГ назовет лучшей на русском языке. Ее авторы поэт Анри Волохонский, композитор Владимир Вавилов.
В одной тональности
Когда раздалась музыка, и возле моих ног вдруг ожил местами стеклянный пол, на котором извивалось женское тело, он был таким же влажно-непрятно-зимним, каким он бывает в Ленинграде даже после уборки. Огни, которых не зажигают при дневном свете, буквально касались ножек моего стула, электрическими вспышками бежали по округлым своим и треугольным траекториям, и эта полураздетая женщина из кордебалета дышала рядом с моим ботинком в этих движущихся по ней всполохах … Ноги убрать было некуда. Кафе, в которое я зашел еще в ранних сумерках, уже не вмещало всех желающих, и за мой столик, кроме вежливо присевшего еще засветло мужчины, с которым мы уже успели выпить за знакомство, на ?посадку заходили? еще двое со своими стульями.
Румяная молодая особа улыбалась приятной питерской улыбкой, без хамства и наивности. По-свойски и уверенно. Ее атлетический спутник был бледен лицом и строг. Он явно стыдился, но лишь самую малость, за раскрепощенную подружку. Девушка легко завела разговор. Когда через пару часов музыка и шоу перестали мешать беседе, оказалось, что мы очень сдружились за выпитым и обсужденным. Мой новый товарищ тоже не возражал продолжить вечер вместе с парочкой.
Ох, молодость! Ох, сухие вина! В первом же магазине, когда веселая наша компания вышла из метро, я набрал сухача на добрую роту. Остальные мои соратники даже не отводили взор от публичного ведения расходов. У друзей не бывает разных кошельков.
В комнате, кроме гитары и огромных гантелей занимали тесное пространство двуспальная кровать и стул. Телевизор, молча, освещал покрасневшие лица четверых, близко рассевшихся в тепле и уюте, когда в зеркале на стене появилась в руках у качка гитара. И тут началось то, о чем хотелось рассказать в первую очередь. В тот вечер я услышал песню про ?город золотой?… Непривычно для совкового слуха звучали лютневые ходы. Парень с твердыми, длинными пальцами на мощных руках оказался музыкальным и нежно бережным по отношению к звукам. Каждой нотой голоса и гитары он попадал в мое сердце. Мы еще не раз просили его спеть, что-то потом промычал и я под чудесную гитару, а потом до глубокой ночи не могли наговориться обо все на свете.
…Ранним утром я проснулся от света мне в лицо. Там за окном, сквозь шторы горит ночной, неоновый, приглушенный, словно в кафе, не мешающий свет. Но телик не спал. Это он разбудил мелькающим экраном. Только вчерашних танцев на полу еще не хватало. Сделал чуть громче звук и налил в стакан уже чуть теплого вина. По телу пробежала новая волна лирики. Тихие дыхания раздавались рядом, и почему-то мало знакомые синеватые от экрана лица вчерашних собутыльников с каждым глотком становились мне все более узнаваемыми. Вот и девушка, хозяйка этой квартиры или комнаты. Вчера она казалась не такой юной. Раскинулась на опустевшей после моего подъема части кровати. Из халатика чуть виднеется прекрасная ее грудь. Твердая и выпуклая. Нежная белейшая кожа в контрасте с маленьким ярким темно-восхитительным соском. Рука моя в мыслях или наяву невольно тянется к ней и словно от электрического разряда женская рука запахивает картинку… А вина еще полно.
По телику идут новости. А у меня идет время, отпущенное на радостное похмелье. Вспоминаю услышанную песню, и хочется быстрее схватить гитару. Как долго спят эти трое! Я успеваю осушить бутылку или полторы, когда уже при дневном свете раздались вяло-сонные голоса.
- А ты чего не спишь?
Лица, конечно, уже не такие симпатичные. И заново знакомиться с протрезвевшими не очень хочется. Всем, кроме меня. Что-то вещаю и явно мешаю их сочувственным в мой адрес речам. Ставится чайник. Приглашают к столу на кухню.
- Какой быть может кофе!.. С утра – только вино! - хриплю на распев, беру аккорд на гитаре.
- Нет, я чай, мне на работу! – Это Володя. Собутыльник номер один.
- Мы бежим в вузку! Опоздали, мать твою…– Красивая, хоть и с похмелья, веселая и заводная, и почти трезвый гитарист. Он стал еще крупнее. Она еще миниатюрней…
- Пока!..
В подъезде хлопают двери, скрипят лестничные перила. Шаги и тишина. На улице шумный и сырой воздух.
- Тебе куда? Мне на Московскую. – Это я.
- А я на Гражданку и дальше… - В черном пальто и шапке из водяной крысы он выглядит старше…
Так бывает. И мой спутник, оказавшийся выходцем из Дербента, а по лицу все кругом были тогда русские, с видимым интересом весь долгий вечер слушал и говорил. Когда утром мы с ним обменялись адресами, и, кажется, я совал ему денег на такси, хотя он отказывался. Он спешил, опаздывал, называл какое-то учреждение от какой-то промышленности. Было так тепло на душе. Мужик так же полон лирики, как и я. Мы оба были постарше этих молодых людей, которые очень здорово, на мой взгляд, утвердились в своем видении мира, полного музыки и легких, дружеских отношений.
Люблю вспоминать. Все, что происходило в Ленинграде тех далеких восьмидесятых прошлого века, сегодня кажется глупым и наивным. Все, кроме музыки и человеческих отношений. Мы не опасались друг друга. Не искали врагов. Только друзья попадались на пути. Всюду. Мы становились близкими друг другу после первых же слов, звуков, если они совпадали с тональностью, в которой ты жил.
Метки:
