Патриарх

В темницу постучали. Постучали в темницу! Еще бы, там митрополит.
-Входи.
-Прости, патриарх, служба.
Их глаза встретились.
-Ничего, Малюта. Служба так служба.
Малюта опустил глаза в пол и замолчал.
-Не тушуйся, иди, обнимемся в последний раз.
Малюта подошел к сухому старичку, сидящему в углу на куче соломы и опустился перед ним на колени. Старичок положил руки на плечи боярину и прижался щекой к его щеке.
- Эх, Гриша, все там будем, - прошептал старик, достал из рукава длинный нож и со всей силы вонзил его в шею опричнику.
– Все там будем, кто раньше, кто позже, - повторил старик, глядя в расширившиеся глаза Малюты.
Нож прошел сквозь шею как сквозь масло и вышел под кадыком. Малюта упал, держась за горло, задыхаясь и дергаясь в луже собственной крови. Когда его конвульсии затихли, патриарх вынул нож и спрятал его в рукава одежды. Подойдя к двери, он постучал.
- Проводите меня к государю.
Стражник зашел в темницу и, увидев лежащего на полу опричника, запричитал - Ах, Григорий Лукьянович, что с вами?
-Божья сила поразила, - ответил за Малюту патриарх. – Что стоишь, сказано веди.
Стражник попятился назад и со страхом посмотрел на маленького старичка. Несомненно, он знал, кто перед ним.
-Не гневайся, патриарх, подневольный я человек.
-Я не гневаюсь, но если сейчас не отведешь к царю, прокляну. Видал, что со строптивыми бывает?
-Отведу, отведу, батюшка. Только смилуйся.
Стражник повел патриарха вдоль каменной стены, через ворота и двор прямо к царским покоям.
- Патриарх к государю.
-Государь отдыхает, не велено никого пускать, - ответил богатырь, стоящий у дверей в опочивальню.
-Ты оглох? Патриарх! - воскликнул патриарх. – Для господа нашего нет дверей, - добавил он и толкнул дверь ногой. Великан не посмел ему мешать, а почтительно отступил. Старичок прикрыл за собой створки и огляделся.
Царь лежал на кровати и, судя по ровному дыханию, спал. В два прыжка преодолел священник расстояние до ложа, вскочил царю на грудь и вонзил кинжал наобум, поразив государя в самое сердце. Тот даже не вздрогнул, только по белоснежным простыням стало расползаться большое темно-красное пятно.
-Поцарствовал, Ванюша, и хватит. Довольно ты кровушки нашей попил. Дай бог исправить.
В опочивальню ворвалась насмерть перепуганная стража. Увидев патриарха верхом на истекающем кровью царе, вояки побледнели, бросили алебарды и упали ниц.
-Кесарю кесарево!, - завопил митрополит и, спрыгнув с кровати, принялся бить ногами лежащих на полу людей.
-Собаки, собаки… Собрать всех опричников, быстро! Ты, - он схватил за волосы одного из людей, - бегом за остальными, чтобы одна нога здесь, другая там.
Обрадованный человек убежал. Остальные оставались на полу.
-Пусть полежат, авось образумятся, - пробормотал про себя патриарх.
Скоро сбежались опричники и, увидев патриарха, тут же повалились на пол.
-Господь прогневался, - страшным голосом заговорил старичок. – Поразил Малюту и царя. Не от бога такая власть. Теперь власть будет от бога. Бояр сюда тащите!
Не прошло и часа, как опочивальня заполнилась боярами с густыми окладистыми бородами.
-Ты в своем уме, патриарх? - начал было один из них, но получил удар алебардой по голове, отчего его череп разлетелся, как зрелая тыква, забрызгав содержимым окружающих. Еще нескольких строптивых пришлось утихомирить таким образом. Наконец в опочивальне воцарилась тишина.
-Никто не уйдет, пока не будут готовы нужные бумаги. И чтобы все подписались и скрепили печатями. Никого не впускать и не выпускать под страхом смерти.
Молодой боярин кинулся было к выходу, но ему отрубили ноги, и он долго мучался, истекая кровью, прежде чем затих. Этого всем присутствующим было достаточно. Кто-то позвал насмерть перепуганного писаря, который принялся составлять документы. К вечеру необходимые бумаги были готовы. Патриарх стал самодержцем всея Руси, обладающим всей полнотой духовной и светской власти. Бояре присягнули ему на верность. Тем, кто сделал это с видимой неохотой, тут же отрубили головы.
-Подобострастие где ваше? - гремел патриарх., - Не царю присягаете, Богу!
Наутро патриарх был уже на ногах.
-Примемся за Русь. Война войной, а страной управлять надо. И не так, как это делалось раньше, а по-другому. По божески.
Так сказал он про себя и странно как-то улыбнулся.