Фуагра
Решил во Франции купить фуагры. Никогда не ел. Подошел в гостинице к ресепшионисту Франсуа и спрашиваю:
- Скажи, мне мой дорогой друг Франсуа, где мне купить настоящей, хорошей, недорогой фуагры, я ее с детства не ел.
Франсуа аж расцвел.
- Ой-ля-ля, - говорит, - мой дедушка Пьер с пеленок кормил меня настоящей фуагрой. Он тонко-тонко мазал ее на белый багет, потом слега приподнимал бутерброд, нюхал фуагру, смеялся и отправлял мне прямо в рот. Я жевал, жевал, радовался, тонкий вкус фуагры оседал на мой язык, на моё нёбо, мой дедушка правильно выращивал уток, они у него не двигались и поэтому печень получалась нежнейшей, как зефир. О этот зефир печени дедушкиных уток!
- А что фуагру из печени уток делают?
- Из печени уток, - кивнул Франсуа.
- Ну и где ее можно купить.
- Настоящая, лучшая во Франции фуагра продается у моего брата Бастиана в Лионе в лавке ?Дэприньяк? дом 3 по улице Ришелье.
- Далековато.
- Это стоит того.
- Хорошо.
- Только не перепутай. Лион, улица Ришелье, дом три, скажи от Франсуа.
Я вздохнул, но утром следующего дня сел в электричку до Лиона и поехал на улицу Ришелье дом 3.
Вышел на вокзале, бродил, бродил. Какие-то дебри, но нашел. Захожу - лавчонка небольшая, но огоньки, свечечки, все красивенько, гирлянды, очаг, почтенная французская публика стоит в очереди, говорят по-французски, на меня смотрят не понимающе.
Я чувствую себя неудобно, попытался с ними по-английски – они ни в какую. Тогда говорю:
- Парле лю франсе от Франсуа ту Париж.
Бастиан, услышав родную речь и имя брата, аж просиял, посетили разошлись и подпустили меня к прилавку. Бастиан стал меня про брата расспрашивать, я киваю, ничего не понимаю.
- Мне, - говорю, - фуагры килограмм.
Бастиан:
- О-ля-ля фуагра.
Берет нож и пытается отрезать тонюсенький кусочек толщиной в папиросную бумагу.
- Ты что делаешь, больше надо.
Бастиан смотрит удивлённо, и двигает нож. Толщина фуагры становится в полпальца. Двигает, а рука у него дрожит, и вся очередь замолчала, на меня глядит.
- Врешь кричу, - показываю 30 сантиметров.
Бастиан пот вытер и отрезал от бруска фуагры тридцать сантиметров! И засиял, и очередь охнула и захлопала в ладоши и стала петь ?Марсельезу?, и отдал я почти 160 евро (настоящая фуагра по цене дороже черной икры), а Бастиан мне вместе с фуагрой еще в подарок дал и корейку свиную и долго объяснял, как корейку готовить в фольге.
Вернулся я в Париж к вечеру, достал фуагру, намазал на багет, попробовал. Ну что, она жирнее сала нашего, много не съешь.
Ел ее день, ел два, давился, просыпался в фуагре, засыпал с фуагрой, жевал неделю. Раздавать стал арабам и туркам, Франсуа угостил, так и не доел, сгнила у меня фуагра в холодильнике. Продукт-то скоропортящийся.
Проснулся в отвратительном настроении, и решил на кого-нибудь наехать. Стал перебирать крупных прозаиков. На этого вроде не за что, этот недостаточно известен, этот слишком известен. Потом подумал, что прозаики какие-то снулые. Им гадость скажешь – даже не заметят. Так хмыкнут и в кусты, даже в личку оскорблений не дождешься. Вот поэты – это да. Это будет срач так срач! Сталь перебирать крупных поэтов. С этим пил, этого знаю, этого жаль, этот классик уже. Подумал, подумал. Решил наехать на критиков, и тут в этот момент на кухню вошла жена.
- Что делаешь, - спросила она.
- Наезжаю на критиков.
- Зачем.
- Настроение отвратительное.
- Ты вино пил.
- Не пил.
- Ну выпей.
Выпил стакан Каберне, кот пришел улегся на колени, я послушал Jethro Tull, пожарил на мангале куриные колбаски, почитал Лосева, так и день прошел незаметно.
Удивительно тяжелое дело видеоконференция. Зум, например. Если не отключил свое изображение и звук (а иногда это приходится делать, например ты приглашенный эксперт и тебя все должны видеть), то она похожа на мучение. Видишь свое лицо и страдаешь. Как будто ты маленький пятилетний мальчик, пришел с мамой в присутственное учреждение, и ежесекундно слышишь от нее: ?Слава, не ковыряйся в носу, Славочка, не чеши ухо, не дергайся, не крутись, хватит пить чай, веди себя хорошо, Слава в угол поставлю, ты почему опять ушел, не заикайся?. А еще и докладчика надо слушать.
- Ты что делаешь?
- Переписываю повесть ?Пампасы в памперсах?.
- Зачем?
- Хочу сделать серьезную вещь, например ?Памперсы в пампасах?.
- Она же хорошая.
- Ты же мне сказала, что она говно.
- Я тебе не говорила.
- Говорила.
- Когда?
- Тогда.
- Аааааа тогда. Так это я имела в виду повесть ?Смерть на машинотракторном заводе?.
- Это величайшая вещь! Она вошла в короткий список премии ?Ай да Пушкин?! О ней писал критик Панкрашкин в журнале ?Прорыв интеллигенции?!
- Говно твоя премия ?Ай да Пушкин!?, да и Панкрашкин тоже!
- Блин, то есть ты имела ввиду повесть ?Смерть на машинотракторном заводе?, а я второй месяц переписываю ?Пампасы в памперсах?. Что мне теперь делать?
- Не знаю. Прости.
- Я тебе этого никогда не прощу. Два потерянных месяца. Я бы мог написать роман. Какой-нибудь ?Свет в конце ковидла?!
В 49 лет решил пройти тест на профориентацию. Зачем не знаю.
- Хотите ли вы быть сантехником, - ехидно спрашивала меня программа.
- Нет, - в ужасе отвечал я.
- А руководить отделом кадров?
- Нет, - отвечал я.
- А иметь свои фирму?
Я опять отвечал:
- Нет.
- А что вы хотите, - спросила меня программа.
- Смотреть на море и слушать чаек
Программа мне ответила, что я идиот.
В юности я любил красиво одеваться. Моя мама портниха, и поэтому у папы было около двадцати различных костюмов и галстуков. Он хоть и работал электриком, но на работу ходил в костюме, и каждый день надевал новый. Когда родители уходили из дома (а я был примерно одного роста с отцом в молодости), я доставал папины костюмы и мог их часами мерить. Серые, белые, черные, в клетку, беж, голубые, зеленые. Галстуки - бордовые, галстуки стиляжные, галстуки шнурки и особенная гордость папы: галстук бабочка. Он был такой странной расцветки – будто махаон опустился на бабочку: зеленый с золотыми пятнами. Я даже не представляю, куда его можно было надеть. Возможно, мой папа в тайне был клоуном и всю жизнь мечтал, как Юрий Никулин выступать на арене цирка, кричать ?здравствуйте дети, а вот и я?, носить рыжий парик, но жизнь уготовила ему судьбу электрика. А бабочку эту я любил. Если надеть клетчатый папин пиджак, и брюки в крупную полоску, то я походил на борца с серой действительностью бытия. Я представлял, как я в таком наряде прихожу в школу на дискотеку, подхожу к высоченной блондинке Лизе Ивановой с голубыми глазами и мы танцем медленный танец под зарубежную группу ?Назарет?.
Но ничего этого не было. Я никогда не надевал эту бабочку. Родители до сих пор не знают, что я наряжался в отцовские костюмы и мечтал о любовных подвигах.
И вот он мне и говорит:
- В принципе, у тебя всего 51 один процент.
Я подумал, что это не фифти-фити, а пятьдесят один процент. Да многие люди за пятьдесят один процент отдали бы все что имеют. Вот скажи им сейчас: ?Мы с вероятностью в пятьдесят один процент можем изменить тот день, когда… Что когда я не придумал, но, наверное, отдали бы. Пятьдесят один процент. Это ж новая жизнь. Когда я поступал в университет у нас был конкурс – 14 человек на место. Сколько ж это. 8 %. Мало. А когда я ее встретил. У меня вообще шансов не было. Так 0,0001 %. Красавица, первая девочка на курсе. А рожала когда. А потом работу искал. А когда Гагарин полетел, а когда Ельцина выбирали. О точно там и было 51%.
- Хорошо, я согласен, - ответил я, вдохнул и закрыл глаза.
И понесло меня, и поволокло, и демоны взвились, и боль была страшная, и парил я 40 дней, а потом сияние, и я полетел на свет, летел, летел и снова демоны, и снова свет и вдруг апостол Петр стоит с ключами
Что-то изменилось во мне на карантине.
Что-то значимое.
Если я раньше пил коньяк,
Портвейн, пиво и водку
(Да представьте и водку),
То сейчас пью только Каберне Качинское
Инкерманского завода.
И представьте
Я его разбавляю водой.
50 на 50.
Одной бутылки 0,75
Хватает на пять дней.
Пять разбавленных стаканов на пять дней.
Пять разбавленных, на пять дней.
И представляете
Под действием такой странной процедуры
Мне что-то открылось.
Что-то зашевелилось в моей души.
Мне стали нравиться
Бабочки и жуки,
Пчелки и осы.
Даже осы.
Я встаю в 6 утра.
У меня не болит голова.
Каберне Качинское,
Разбавленное,
По стакану в день.
Оказывается, есть дворянский род Харченко. В 1853 году мещанин Харченко Афанасий Платонович чего-то там совершил во благо Российского государства (возможно воевал хорошо все-таки Крымская война, хоть и неудачная) и ему выдали грамоту и даже нарисовали герб. Герб сине-желтый, на нем изображены сало, каравай, и баян, что и понятно. Так что нечего в меня тыкать ваши дворянскими фамилиями. Хотя звучит, конечно, комично. Утром месяца мая дня 29 года 2020 дворянин Харченко Вячеслав Анатольевич Таврического уезда села Распердуловка почистил зубы, умылся, съел чеснока и цибули, выпил пятьдесят граммов свекольной самогонки, оседлал своего чешского скакуна ?Шкода? и попердолил в маске в карантин на работу в земство, где служил младшим советником 7 ранга по табели Российской Империи.
Насмотрелися сериалов, где повара в высоких белых колпаках стучат огромным острым ножом по доске и режут овощи, как автоматы. Подумал: "А я чего". К тому же жена готовила борщ. Отодвинул жену, взял свой самый большой тесак, охотничий, дедовский, размахнулся, присвистнул и отрубил себе полпальца. Ну не полпальца конечно, но изрядный кусок. Кровище. Жена бегает с пластырем и йодом, кот орет, закотельный сверчок Афанасий ржёт.
Как она смеялась, как смеялась, я мог сказать любую ерунду, ну просто ерунду, я же знаю, что никакой не острослов, а так бестолочь, ботаник, но Свету и любили за это все, что ни скажешь рассмеется. И мама мне говорила, ты держись за Свету, она тебя любит, а я книги, книги, математика, наука, университет, помню мама собирала меня, брюки выгладила, пиджак почистила, дала 3 рубля (космические по тем временам деньги). Я уже в дверях стоял, а мама: ?Стой, стой?. Я ей: ?Чего??. А она: ?У тебя укроп на губах после моих пирожков, как к Свете пойдешь?. И вот мама вытерла мне губы, а я шел радостный, сжимал в кармане 3 рубля и мне все казалось, что у меня со Светой будет какая-то правильная счастливая долгая и великолепная жизнь.
- И чего? – Артем отхлебнул пива и затянулся сигаретой. Мы уже четыре часа сидели с ним на кухне и разговаривали ни о чем.
- Да ничего. Пришел, а Света смеется, смеется, смеется, что ни скажешь, и я вдруг подумал, а если мне руку поломают, она тоже будет смеяться или кирпич на голову упадет, инвалидом стану, тоже будет смеяться. И вот сижу и чувствую, что уплывает все от меня, уплывает куда-то. В общем уехал я поступать в университет в Москву.
- А Света?
- А чего Света. Я через два года приехал к родителям, а у нее уже муж лет на 15 старше, двое детей, живет у свекрови, работает продавцом в овощном, и главное не смеется, совсем не смеется, и глаза потухшие-потухшие. Словно и не было у нас ничего, и не будет.
И вот значит матрас надо купить, а во всем доме ни рулетки, ни сантиметра, чтобы кровать измерить. Искал, искал, а дом съемный, там потыкался, здесь порылся, позвонил хозяину, а он говорит, что рулетка в подвале, но, во-первых, там сыро и холодно, а, во-вторых, и ключа от подвала нет. Сижу смотрю в окно и кажется мне, что эти майские тучи будут вечно, и холод этот необычайный будет вечным, что в мае замерзнет Москва-река и буду я лежать на продавленном матрасе в сыром доме и мой ревматизм добьет меня окончательно, как героя Ярослава Гашека бравого солдата Швейка. Но тут обратил внимание на скатерть, а точнее на ценник. Там и состав указан и размер. Потыкался, помыкался и измерил кровать скатертью.
Жена с работы пришла спрашивает:
- Чего такой веселый.
Я, - говорю, - измерил жизнь скатертью.
- Жизнь, - отвечает жена, -измеряется сделанным и охотничьими колбасками. Хочешь охотничьи колбаски, жареные?
И пошли мы на кухню, и жарили охотничьи колбаски, и было нам хорошо, и через два дня привезли матрас, и вспомнили мы молодость и нашли мы на кухне сантиметр в жестяной коробке с иголками супруги хозяина.
- Ты муху поймал?
Молчит.
- То есть муху не поймал, а на улицу просишься?
- Мяу.
- Поймай муху - пойдешь на улицу, она меня уже достала.
По комнате летает огромная муха-бомбовоз. Я и кот мрачно смотрим на муху.
Через полчаса кот приволок сверчка.
- Ты зачем безобидного сверчка убил?
Молчит.
- Я же муху просил.
Муха-бомбовоз летает по комнате.
- Мяу.
- Ладно иди гуляй, только муху потом поймай.
Пришло письмо от юного человека, и юный человек трогательно и кричаще вопрошао, получил ли я письмо. Я обычно отвечаю коротко – да или нет, или ничего не отвечаю, а тут задело это письмо.
?Получил, - пишу, - получил, огромное спасибо. Вы знаете, - пишу, - каким прекрасным бывает море, когда смотришь в даль, туда где синяя полоса воды сливается с голубой пластиной неба, когда волны неспешно и грустно накатывают на отполированную гальку, когда чайки летают и курлы-курлы, когда что-то трепещет в груди, и ты берешь томик Борхеса или Маркеса и садишься на прибрежный камень и листаешь страницы, а ветер мешает тебе, будто говоря – брось, брось, смотри, мы лучше Борхеса и лучше Ивлина Во, и вот ты сидишь на камне и солнце в глаза и жмуришься и вспоминаешь, что виноград не подвязал, что сосед говорил, что виноград превратится в дебри и оборвет веревки и смотришь на море и думаешь – ?ничего не происходит, почему ничего не происходит?, а потом думаешь ?а разве должно что-нибудь происходить?, и грустно, и весело, и смешно, и троллейбус Симферополь- Алушта скрипит на Перевале, и хочется легкой и простой жизни, а получается вечный карантин и Борхес и Джойс.
А юный человек в ответ: ?Так Вы будет меня печатать или нет??.
О эти выходные на самоизоляции,
В будний день хоть поработаешь удаленно
А тут сидишь, и пялешься в экран.
Жена сказала: ?Пропылесось пол?.
Но слава богу, я вчера потянул руку.
Жена сказала: ?Напиши рассказ?.
Но слава богу я вчера потянул руку.
Жена сказала, что у меня
Прокрастинация.
Тогда я залез в интернет
И стал искать, что означает
Слово ?прокрастинация?.
Потом слушал Гашека
Но он мне надоел.
Потом смотрел футбол,
Но он мне надоел,
Потом подвязывал виноград
Но у меня болит рука,
Которую я потянул,
Когда вчера подвязывал виноград.
Потом ел сало и брокколи.
Потом пил кофе и кока-колу.
Потом уснул, потом проснулся.
Потом сел на диван и поймал кота.
Но кот убежал от меня.
Потом ковырялся в носу,
Потом дразнил соседского пса.
Слава богу он на цепи.
Потом поймал божью коровку
И отпустил ее на небо.
Потом пел.
Потом снова ел.
Потом пришел сосед
И попросил лопату.
Я ему дал лопату.
Потом пришел вечер
И я снова слушал Гашека
Потом слушал Ивана Шмелева.
Потом опять ел.
Потом мучил кота.
Потом пришла жена и забрала кота.
Тогда я выпил снотворное
И лег спать
Хорошо, что завтра второй выходной.
Стоял на табуретке и подвязывал виноград. Табуретка зашаталась, и я упал на плитку (у меня двора заложен плиткой). Пока падал вспомнил свое футбольное детство. У нас не было зеленых полей, и мы играли, либо на гравии, либо на асфальте. Главное на нем было при падении – умение группироваться, иначе коленки и руки обдерешь. Например, я в 14 лет, когда меня били по ногам, мог перекувыркнуться через голову, встать заново на ноги и продолжить бег с мячом. И все это на асфальте. И вот сейчас в 49 лет я летел с табуретки и мое толстое прокуренное тело вспоминало, как надо группироваться на асфальте. Тело вспомнило, но не все. Я всего лишь потянул руку, на которую упал. Какое-то время я неподвижно лежал, а упавшие с носа очки радостно прыгали по плитке, и я с ужасом смотрел: разобьются или нет. Не разбились. Пока я, кряхтя вставал, с балкона ко мне в страхе бежала жена. Она подбежала ко мне, ощупала мои конечности, померила температуру, прикоснувшись ко лбу, и сказала, что я великий спортсмен, потому что только великие спортсмены умеют правильно группироваться при падении. Я зардел от гордости. Пока она говорила эту патетическую речь, мне на голову упала обломившаяся веточка винограда, которую я подвязывал. И это расстроило меня больше всего.
- Скажи, мне мой дорогой друг Франсуа, где мне купить настоящей, хорошей, недорогой фуагры, я ее с детства не ел.
Франсуа аж расцвел.
- Ой-ля-ля, - говорит, - мой дедушка Пьер с пеленок кормил меня настоящей фуагрой. Он тонко-тонко мазал ее на белый багет, потом слега приподнимал бутерброд, нюхал фуагру, смеялся и отправлял мне прямо в рот. Я жевал, жевал, радовался, тонкий вкус фуагры оседал на мой язык, на моё нёбо, мой дедушка правильно выращивал уток, они у него не двигались и поэтому печень получалась нежнейшей, как зефир. О этот зефир печени дедушкиных уток!
- А что фуагру из печени уток делают?
- Из печени уток, - кивнул Франсуа.
- Ну и где ее можно купить.
- Настоящая, лучшая во Франции фуагра продается у моего брата Бастиана в Лионе в лавке ?Дэприньяк? дом 3 по улице Ришелье.
- Далековато.
- Это стоит того.
- Хорошо.
- Только не перепутай. Лион, улица Ришелье, дом три, скажи от Франсуа.
Я вздохнул, но утром следующего дня сел в электричку до Лиона и поехал на улицу Ришелье дом 3.
Вышел на вокзале, бродил, бродил. Какие-то дебри, но нашел. Захожу - лавчонка небольшая, но огоньки, свечечки, все красивенько, гирлянды, очаг, почтенная французская публика стоит в очереди, говорят по-французски, на меня смотрят не понимающе.
Я чувствую себя неудобно, попытался с ними по-английски – они ни в какую. Тогда говорю:
- Парле лю франсе от Франсуа ту Париж.
Бастиан, услышав родную речь и имя брата, аж просиял, посетили разошлись и подпустили меня к прилавку. Бастиан стал меня про брата расспрашивать, я киваю, ничего не понимаю.
- Мне, - говорю, - фуагры килограмм.
Бастиан:
- О-ля-ля фуагра.
Берет нож и пытается отрезать тонюсенький кусочек толщиной в папиросную бумагу.
- Ты что делаешь, больше надо.
Бастиан смотрит удивлённо, и двигает нож. Толщина фуагры становится в полпальца. Двигает, а рука у него дрожит, и вся очередь замолчала, на меня глядит.
- Врешь кричу, - показываю 30 сантиметров.
Бастиан пот вытер и отрезал от бруска фуагры тридцать сантиметров! И засиял, и очередь охнула и захлопала в ладоши и стала петь ?Марсельезу?, и отдал я почти 160 евро (настоящая фуагра по цене дороже черной икры), а Бастиан мне вместе с фуагрой еще в подарок дал и корейку свиную и долго объяснял, как корейку готовить в фольге.
Вернулся я в Париж к вечеру, достал фуагру, намазал на багет, попробовал. Ну что, она жирнее сала нашего, много не съешь.
Ел ее день, ел два, давился, просыпался в фуагре, засыпал с фуагрой, жевал неделю. Раздавать стал арабам и туркам, Франсуа угостил, так и не доел, сгнила у меня фуагра в холодильнике. Продукт-то скоропортящийся.
Проснулся в отвратительном настроении, и решил на кого-нибудь наехать. Стал перебирать крупных прозаиков. На этого вроде не за что, этот недостаточно известен, этот слишком известен. Потом подумал, что прозаики какие-то снулые. Им гадость скажешь – даже не заметят. Так хмыкнут и в кусты, даже в личку оскорблений не дождешься. Вот поэты – это да. Это будет срач так срач! Сталь перебирать крупных поэтов. С этим пил, этого знаю, этого жаль, этот классик уже. Подумал, подумал. Решил наехать на критиков, и тут в этот момент на кухню вошла жена.
- Что делаешь, - спросила она.
- Наезжаю на критиков.
- Зачем.
- Настроение отвратительное.
- Ты вино пил.
- Не пил.
- Ну выпей.
Выпил стакан Каберне, кот пришел улегся на колени, я послушал Jethro Tull, пожарил на мангале куриные колбаски, почитал Лосева, так и день прошел незаметно.
Удивительно тяжелое дело видеоконференция. Зум, например. Если не отключил свое изображение и звук (а иногда это приходится делать, например ты приглашенный эксперт и тебя все должны видеть), то она похожа на мучение. Видишь свое лицо и страдаешь. Как будто ты маленький пятилетний мальчик, пришел с мамой в присутственное учреждение, и ежесекундно слышишь от нее: ?Слава, не ковыряйся в носу, Славочка, не чеши ухо, не дергайся, не крутись, хватит пить чай, веди себя хорошо, Слава в угол поставлю, ты почему опять ушел, не заикайся?. А еще и докладчика надо слушать.
- Ты что делаешь?
- Переписываю повесть ?Пампасы в памперсах?.
- Зачем?
- Хочу сделать серьезную вещь, например ?Памперсы в пампасах?.
- Она же хорошая.
- Ты же мне сказала, что она говно.
- Я тебе не говорила.
- Говорила.
- Когда?
- Тогда.
- Аааааа тогда. Так это я имела в виду повесть ?Смерть на машинотракторном заводе?.
- Это величайшая вещь! Она вошла в короткий список премии ?Ай да Пушкин?! О ней писал критик Панкрашкин в журнале ?Прорыв интеллигенции?!
- Говно твоя премия ?Ай да Пушкин!?, да и Панкрашкин тоже!
- Блин, то есть ты имела ввиду повесть ?Смерть на машинотракторном заводе?, а я второй месяц переписываю ?Пампасы в памперсах?. Что мне теперь делать?
- Не знаю. Прости.
- Я тебе этого никогда не прощу. Два потерянных месяца. Я бы мог написать роман. Какой-нибудь ?Свет в конце ковидла?!
В 49 лет решил пройти тест на профориентацию. Зачем не знаю.
- Хотите ли вы быть сантехником, - ехидно спрашивала меня программа.
- Нет, - в ужасе отвечал я.
- А руководить отделом кадров?
- Нет, - отвечал я.
- А иметь свои фирму?
Я опять отвечал:
- Нет.
- А что вы хотите, - спросила меня программа.
- Смотреть на море и слушать чаек
Программа мне ответила, что я идиот.
В юности я любил красиво одеваться. Моя мама портниха, и поэтому у папы было около двадцати различных костюмов и галстуков. Он хоть и работал электриком, но на работу ходил в костюме, и каждый день надевал новый. Когда родители уходили из дома (а я был примерно одного роста с отцом в молодости), я доставал папины костюмы и мог их часами мерить. Серые, белые, черные, в клетку, беж, голубые, зеленые. Галстуки - бордовые, галстуки стиляжные, галстуки шнурки и особенная гордость папы: галстук бабочка. Он был такой странной расцветки – будто махаон опустился на бабочку: зеленый с золотыми пятнами. Я даже не представляю, куда его можно было надеть. Возможно, мой папа в тайне был клоуном и всю жизнь мечтал, как Юрий Никулин выступать на арене цирка, кричать ?здравствуйте дети, а вот и я?, носить рыжий парик, но жизнь уготовила ему судьбу электрика. А бабочку эту я любил. Если надеть клетчатый папин пиджак, и брюки в крупную полоску, то я походил на борца с серой действительностью бытия. Я представлял, как я в таком наряде прихожу в школу на дискотеку, подхожу к высоченной блондинке Лизе Ивановой с голубыми глазами и мы танцем медленный танец под зарубежную группу ?Назарет?.
Но ничего этого не было. Я никогда не надевал эту бабочку. Родители до сих пор не знают, что я наряжался в отцовские костюмы и мечтал о любовных подвигах.
И вот он мне и говорит:
- В принципе, у тебя всего 51 один процент.
Я подумал, что это не фифти-фити, а пятьдесят один процент. Да многие люди за пятьдесят один процент отдали бы все что имеют. Вот скажи им сейчас: ?Мы с вероятностью в пятьдесят один процент можем изменить тот день, когда… Что когда я не придумал, но, наверное, отдали бы. Пятьдесят один процент. Это ж новая жизнь. Когда я поступал в университет у нас был конкурс – 14 человек на место. Сколько ж это. 8 %. Мало. А когда я ее встретил. У меня вообще шансов не было. Так 0,0001 %. Красавица, первая девочка на курсе. А рожала когда. А потом работу искал. А когда Гагарин полетел, а когда Ельцина выбирали. О точно там и было 51%.
- Хорошо, я согласен, - ответил я, вдохнул и закрыл глаза.
И понесло меня, и поволокло, и демоны взвились, и боль была страшная, и парил я 40 дней, а потом сияние, и я полетел на свет, летел, летел и снова демоны, и снова свет и вдруг апостол Петр стоит с ключами
Что-то изменилось во мне на карантине.
Что-то значимое.
Если я раньше пил коньяк,
Портвейн, пиво и водку
(Да представьте и водку),
То сейчас пью только Каберне Качинское
Инкерманского завода.
И представьте
Я его разбавляю водой.
50 на 50.
Одной бутылки 0,75
Хватает на пять дней.
Пять разбавленных стаканов на пять дней.
Пять разбавленных, на пять дней.
И представляете
Под действием такой странной процедуры
Мне что-то открылось.
Что-то зашевелилось в моей души.
Мне стали нравиться
Бабочки и жуки,
Пчелки и осы.
Даже осы.
Я встаю в 6 утра.
У меня не болит голова.
Каберне Качинское,
Разбавленное,
По стакану в день.
Оказывается, есть дворянский род Харченко. В 1853 году мещанин Харченко Афанасий Платонович чего-то там совершил во благо Российского государства (возможно воевал хорошо все-таки Крымская война, хоть и неудачная) и ему выдали грамоту и даже нарисовали герб. Герб сине-желтый, на нем изображены сало, каравай, и баян, что и понятно. Так что нечего в меня тыкать ваши дворянскими фамилиями. Хотя звучит, конечно, комично. Утром месяца мая дня 29 года 2020 дворянин Харченко Вячеслав Анатольевич Таврического уезда села Распердуловка почистил зубы, умылся, съел чеснока и цибули, выпил пятьдесят граммов свекольной самогонки, оседлал своего чешского скакуна ?Шкода? и попердолил в маске в карантин на работу в земство, где служил младшим советником 7 ранга по табели Российской Империи.
Насмотрелися сериалов, где повара в высоких белых колпаках стучат огромным острым ножом по доске и режут овощи, как автоматы. Подумал: "А я чего". К тому же жена готовила борщ. Отодвинул жену, взял свой самый большой тесак, охотничий, дедовский, размахнулся, присвистнул и отрубил себе полпальца. Ну не полпальца конечно, но изрядный кусок. Кровище. Жена бегает с пластырем и йодом, кот орет, закотельный сверчок Афанасий ржёт.
Как она смеялась, как смеялась, я мог сказать любую ерунду, ну просто ерунду, я же знаю, что никакой не острослов, а так бестолочь, ботаник, но Свету и любили за это все, что ни скажешь рассмеется. И мама мне говорила, ты держись за Свету, она тебя любит, а я книги, книги, математика, наука, университет, помню мама собирала меня, брюки выгладила, пиджак почистила, дала 3 рубля (космические по тем временам деньги). Я уже в дверях стоял, а мама: ?Стой, стой?. Я ей: ?Чего??. А она: ?У тебя укроп на губах после моих пирожков, как к Свете пойдешь?. И вот мама вытерла мне губы, а я шел радостный, сжимал в кармане 3 рубля и мне все казалось, что у меня со Светой будет какая-то правильная счастливая долгая и великолепная жизнь.
- И чего? – Артем отхлебнул пива и затянулся сигаретой. Мы уже четыре часа сидели с ним на кухне и разговаривали ни о чем.
- Да ничего. Пришел, а Света смеется, смеется, смеется, что ни скажешь, и я вдруг подумал, а если мне руку поломают, она тоже будет смеяться или кирпич на голову упадет, инвалидом стану, тоже будет смеяться. И вот сижу и чувствую, что уплывает все от меня, уплывает куда-то. В общем уехал я поступать в университет в Москву.
- А Света?
- А чего Света. Я через два года приехал к родителям, а у нее уже муж лет на 15 старше, двое детей, живет у свекрови, работает продавцом в овощном, и главное не смеется, совсем не смеется, и глаза потухшие-потухшие. Словно и не было у нас ничего, и не будет.
И вот значит матрас надо купить, а во всем доме ни рулетки, ни сантиметра, чтобы кровать измерить. Искал, искал, а дом съемный, там потыкался, здесь порылся, позвонил хозяину, а он говорит, что рулетка в подвале, но, во-первых, там сыро и холодно, а, во-вторых, и ключа от подвала нет. Сижу смотрю в окно и кажется мне, что эти майские тучи будут вечно, и холод этот необычайный будет вечным, что в мае замерзнет Москва-река и буду я лежать на продавленном матрасе в сыром доме и мой ревматизм добьет меня окончательно, как героя Ярослава Гашека бравого солдата Швейка. Но тут обратил внимание на скатерть, а точнее на ценник. Там и состав указан и размер. Потыкался, помыкался и измерил кровать скатертью.
Жена с работы пришла спрашивает:
- Чего такой веселый.
Я, - говорю, - измерил жизнь скатертью.
- Жизнь, - отвечает жена, -измеряется сделанным и охотничьими колбасками. Хочешь охотничьи колбаски, жареные?
И пошли мы на кухню, и жарили охотничьи колбаски, и было нам хорошо, и через два дня привезли матрас, и вспомнили мы молодость и нашли мы на кухне сантиметр в жестяной коробке с иголками супруги хозяина.
- Ты муху поймал?
Молчит.
- То есть муху не поймал, а на улицу просишься?
- Мяу.
- Поймай муху - пойдешь на улицу, она меня уже достала.
По комнате летает огромная муха-бомбовоз. Я и кот мрачно смотрим на муху.
Через полчаса кот приволок сверчка.
- Ты зачем безобидного сверчка убил?
Молчит.
- Я же муху просил.
Муха-бомбовоз летает по комнате.
- Мяу.
- Ладно иди гуляй, только муху потом поймай.
Пришло письмо от юного человека, и юный человек трогательно и кричаще вопрошао, получил ли я письмо. Я обычно отвечаю коротко – да или нет, или ничего не отвечаю, а тут задело это письмо.
?Получил, - пишу, - получил, огромное спасибо. Вы знаете, - пишу, - каким прекрасным бывает море, когда смотришь в даль, туда где синяя полоса воды сливается с голубой пластиной неба, когда волны неспешно и грустно накатывают на отполированную гальку, когда чайки летают и курлы-курлы, когда что-то трепещет в груди, и ты берешь томик Борхеса или Маркеса и садишься на прибрежный камень и листаешь страницы, а ветер мешает тебе, будто говоря – брось, брось, смотри, мы лучше Борхеса и лучше Ивлина Во, и вот ты сидишь на камне и солнце в глаза и жмуришься и вспоминаешь, что виноград не подвязал, что сосед говорил, что виноград превратится в дебри и оборвет веревки и смотришь на море и думаешь – ?ничего не происходит, почему ничего не происходит?, а потом думаешь ?а разве должно что-нибудь происходить?, и грустно, и весело, и смешно, и троллейбус Симферополь- Алушта скрипит на Перевале, и хочется легкой и простой жизни, а получается вечный карантин и Борхес и Джойс.
А юный человек в ответ: ?Так Вы будет меня печатать или нет??.
О эти выходные на самоизоляции,
В будний день хоть поработаешь удаленно
А тут сидишь, и пялешься в экран.
Жена сказала: ?Пропылесось пол?.
Но слава богу, я вчера потянул руку.
Жена сказала: ?Напиши рассказ?.
Но слава богу я вчера потянул руку.
Жена сказала, что у меня
Прокрастинация.
Тогда я залез в интернет
И стал искать, что означает
Слово ?прокрастинация?.
Потом слушал Гашека
Но он мне надоел.
Потом смотрел футбол,
Но он мне надоел,
Потом подвязывал виноград
Но у меня болит рука,
Которую я потянул,
Когда вчера подвязывал виноград.
Потом ел сало и брокколи.
Потом пил кофе и кока-колу.
Потом уснул, потом проснулся.
Потом сел на диван и поймал кота.
Но кот убежал от меня.
Потом ковырялся в носу,
Потом дразнил соседского пса.
Слава богу он на цепи.
Потом поймал божью коровку
И отпустил ее на небо.
Потом пел.
Потом снова ел.
Потом пришел сосед
И попросил лопату.
Я ему дал лопату.
Потом пришел вечер
И я снова слушал Гашека
Потом слушал Ивана Шмелева.
Потом опять ел.
Потом мучил кота.
Потом пришла жена и забрала кота.
Тогда я выпил снотворное
И лег спать
Хорошо, что завтра второй выходной.
Стоял на табуретке и подвязывал виноград. Табуретка зашаталась, и я упал на плитку (у меня двора заложен плиткой). Пока падал вспомнил свое футбольное детство. У нас не было зеленых полей, и мы играли, либо на гравии, либо на асфальте. Главное на нем было при падении – умение группироваться, иначе коленки и руки обдерешь. Например, я в 14 лет, когда меня били по ногам, мог перекувыркнуться через голову, встать заново на ноги и продолжить бег с мячом. И все это на асфальте. И вот сейчас в 49 лет я летел с табуретки и мое толстое прокуренное тело вспоминало, как надо группироваться на асфальте. Тело вспомнило, но не все. Я всего лишь потянул руку, на которую упал. Какое-то время я неподвижно лежал, а упавшие с носа очки радостно прыгали по плитке, и я с ужасом смотрел: разобьются или нет. Не разбились. Пока я, кряхтя вставал, с балкона ко мне в страхе бежала жена. Она подбежала ко мне, ощупала мои конечности, померила температуру, прикоснувшись ко лбу, и сказала, что я великий спортсмен, потому что только великие спортсмены умеют правильно группироваться при падении. Я зардел от гордости. Пока она говорила эту патетическую речь, мне на голову упала обломившаяся веточка винограда, которую я подвязывал. И это расстроило меня больше всего.
Метки:
