Враг моего врага - глава восемнадцатая
Разбойники приканчивали уже второй кувшин, когда Ясмина выбралась из шатра и, улыбаясь, подошла к поваленным бревнам у костра. Черные глаза сверкали из-под опущенных длинных ресниц.
– Пойду травок все-таки принесу, надо, чтоб успели настояться, – засуетился Тук и направился к своему шатру, из которого только что вышла сарацинка.
– Только тихо, а то он уснул, – улыбнулась девушка.
Она опустилась на бревно, длинное платье улеглось у ее ног, словно маленькое зеленое озерцо. Скарлет усмехнулся:
– Похоже, ты передумала уезжать?
– Посмотрим.
– Его любимое выражение! Да не гляди ты на меня так. Не знаю, что между вами произошло три дня назад. Оба хороши: Робина частенько заносит, тебе тоже палец в рот не клади. Но я рад, что вы снова поладили.
– Поладили? Хм. Но если бы не он – меня бы сейчас растягивали на дыбе. А может, уже и подохла бы.
Вернувшийся монах повесил над костром небольшой котелок с водой, допил остатки эля из своей кружки и кинул туда несколько стеблей из принесенного пучка травы.
– Ложись-ка и ты тоже, – сказал Тук, посмотрев на сарацинку. – Твоя палаточка так и пустует, никто там не помещается, – усмехнулся он. – Ложись, у тебя такие синячищи под глазами, что смотреть страшно.
– Ничего, я выносливая, – отмахнулась Ясмина.
– Угу. И упрямая. Иди отдыхать. Ему сейчас ни ты, ни я не нужны, – он продрыхнет до вечера.
Сарацинка фыркнула, глаза блеснули из-под ресниц:
– Вот уж до кого мне дела нет! Вы с Марион вполне управитесь и без меня.
Тук и Скарлет, не сговариваясь, захохотали.
– Тебя там по голове били, что ли? – давясь смехом, проговорил Уилл. – Да он в жизни не позволит, чтобы первая красавица Ноттингемшира видела его почти без чувств и возилась с окровавленными тряпками!
– Ступай, упрямица ты чертова! – монах осторожно снял с огня котелок и залил бурлящей водой траву в кружке. – Скарлет, скажи, вам обязательно было ее спасать в первый раз?
– Я тоже очень рада вас видеть, – Ясмина поднялась, перебросила за плечи растрепанные черные косы и обернулась к загону для лошадей. – Что ты завариваешь?
– Не знаю, – пожал плечами монах. – Но аптекарь из Йорка, старый мавр, уверял меня, что отвар из этой смеси быстро очищает кровь и возвращает силы. Как раз то, что надо после загноившейся раны.
– Ты что, сам не знаешь, чем будешь его поить?!
Тук возмутился:
– Хватит злиться! Я отдал за этот пучок травы пятнадцать пенсов! Мог бы купить бочонок вина или сторговаться с парой смазливых девиц, но нет, – решил на всякий случай позаботиться о парнях. И вот пригодилось, как знал. Да за пятнадцать пенсов он должен вскочить на ноги здоровее, чем был! И вскочит, куда денется. А для самой раны у меня есть ?слезы гор?, ты должна знать, это средство из твоих родных мест.
– Тоже от не пойми какого аптекаря? Надеюсь, тебе не продали смесь смолы с мышиным дерьмом.
– Ну и вредная ты! Хватит болтать, иди отоспись!
– Хорошо, – сдалась Ясмина. – Каурый…
– Тео его уже давно расседлал, – ответил монах, помешивая тонкой веткой траву в кружке.
Огюст де Клермон, хозяин отряда наемников, смотрел на ноттингемского шерифа с изумлением.
– Не может быть. В народных балладах поют как минимум про полсотни дюжих молодцов, а то и про сотню.
– Их всего девять. А сейчас и того меньше: тот здоровенный семифутовый детина помогает прядильщице из Лакстона перевезти все пожитки в Лидс, так что в ближайшее время в Шервуде не появится. Остается восемь. И среди этих восьми – юный и неопытный паренек, а еще – охотник, который вроде и неплохой стрелок, но ни разу не поднимал руку на человека.
– А остальные?
– Бывший монах – тучен, неповоротлив, но силен, как бык, и прекрасно стреляет из лука. Еще какой-то потомок викингов, Эмиль из Нидароса, – хорошо обучен, силен, но в драке может дрогнуть. А может и не дрогнуть.
– Еще?
– Уилл Скарлет. Превосходный фехтовальщик, хороший лучник. Из тех, что умрут, но не отступят. Леди Марион, в жизни не державшая в руках ничего опаснее швейной иголки. Знакомая вам Жасминовая Веточка – из той же породы не отступающих.
– Да уж, – насупился де Клермон. – Она из лучших лучников, которых я видел. Прекрасно бросает ножи. Но в ближнем бою совершенно бесполезна. Дойдет дело до копей и мечей – и этому Локсли придется еще защищать и ее, а не только леди Марион.
– В ближайшие дни он едва ли сможет кого-то защитить.
– Почему это? Тоже куда-то уехал?
– Да куда он в таком виде уедет, – шериф ухмыльнулся. – Валяется в лагере после того, как чуть не подох от загноившейся раны. Уже выздоравливает, но пока, конечно, не боец.
– Значит, всего в лагере сейчас восемь.
– Да. На путников обычно нападают парами: верзила с потомком викингов и Локсли с Уиллом Скарлетом. Иногда меняются. Помню, сборщик податей говорил, что на него напали блондин и брюнетка.
– И сейчас, пока верзила уехал, а Локсли нездоров, на разбой пойдут Скарлет и отпрыск викингов?
– Почти наверняка – да.
– И уходят они обычно на несколько часов? Далеко от лагеря? – заинтересовался де Клермон.
– На дорогу в Йорк или в Ноттингем. От лагеря далеко. Шум драки не будет слышен, если вы об этом, – шериф улыбнулся, потирая руки. – Уходят почти на весь день, но могут вернуться и намного раньше, если подвернется крупная добыча.
– Значит, останется шестеро. Я вас понял, милорд. Когда?
– Чем быстрее, тем лучше. Локсли – выносливый, оклемается быстро. Сколько времени вам понадобится, чтобы собрать ваших наемников?
– День. Мне нужны двое, у которых особый зуб на вашего шервудского разбойника, а они приедут только завтра к вечеру.
– Особый зуб на него? У ваших наемников? Даже так?
– До прошлой зимы они сами хозяйничали в Шервуде и горя не знали. Зимой появился Локсли и разогнал всех разбойников-одиночек и пару мелких шаек.
– Поначалу я думал, что это хорошо, – кивнул шериф. – Убийства прекратились. Нападения на крестьян, ремесленников, торговцев – тоже.
– Да, я знаю, ваш разбойник бросается не на всех. Церковники, сборщики налогов, богатая знать – а больше он никого не трогает.
– Черт бы его побрал. Откуда он там вообще взялся?
– Из Йоркшира, – отозвался Робин. – И долго еще Тук собирается поить меня этой гадостью?
– Если б не эта гадость – у тебя бы пока даже сил ругаться не было. А так уже бьешь хвостом и ершишься. Из Йоркшира, значит. Ты поэтому велел мне назваться Гюнтером из Локсли?
– Да.
– И… и от деревни совсем ничего не осталось? Просто за то, что людям нечем было заплатить налог?
– Да.
– Прости, – растерянно улыбнулась Ясмина, забирая кружку.
– Ничего. Наш дом был на холме, недалеко от леса. Мать, наверное, увидела их сверху. Тут же наскребла пару пенсов и несколько яиц и быстро отправила меня через лес на реку, к мельнику, – отдать долг. Меня часто посылали на мельницу. Даже не подумал, что что-то не так. А когда прибежал обратно…
– Ты ни в чем не виноват. И ничего не смог бы сделать. Сколько тебе было лет?
– Восемь или девять, – Робин замолчал, но вскоре снова обернулся к сарацинке, его серые глаза задорно блестели. – Что ты там рассказывала про новую девственницу каждую ночь? А дальше?
Ясмина рассмеялась и снова показалась ему похожей на обжигающий напиток, в который переложили пряного, острого и горького.
– Дальше? Ну хорошо. Через какое-то время во владениях Шахрияра уже не осталось невинных девушек, и вот наступил вечер, когда повелителю не смогли никого найти. Шахрияр был в гневе и грозился покарать всех придворных, и тогда дочь одного из этих придворных решила рискнуть – и пошла в спальню к правителю.
Полог шатра колыхнулся, и в проеме показался охотник Дик.
– Робин! О, ты уже куда бодрее смотришься. Я хотел добраться до города, купить новых веревок на силки и еще кое-чего. Постараюсь побыстрее. Ты не против?
– Конечно, нет. Заодно зайди в ?Восемь лап?, забери мой плащ и лук со стрелами, ладно?
– И мой, – попросила Ясмина.
– Заберу, – кивнул охотник.
– Лук со стрелами, – пробормотал Робин ему вслед и тут же сам себе скомандовал: – Так, хватит валяться!
Он сел на бобровых шкурах и, тихо выругавшись, выпрямился.
– Лук он привезет. Хотя мне подойдет почти любой, я не ты. Меч тоже подойдет любой, в моем никакой особой ценности не было.
– Ценность оружия – в руках, которые его держат, – улыбнулась сарацинка. – И куда ты собрался?
– Для начала – к ручью, привести себя в порядок. Не смотри на меня так, двести ярдов я вполне пройду. А там посмотрим.
Когда разбойник вернулся, отец Тук крутился у костра, разделывая заячью тушку.
– Лучше бы не вскакивал пока, – проворчал монах. – Еле ходишь же.
– Хватит, належался, за эти три дня уже озверел, – отмахнулся Робин и легко ткнул Тука кулаком в плечо. – Эй…
– Чего тебе еще?
– Спасибо.
– Да ну тебя. Рано ты встрепенулся, но если есть силы – сиди тут.
– Остальные-то где?
– Ясмина пошла к навесу, хотела своего каурого прогулять. Марион сейчас придет. Эмиль и Скарлет на дороге в Йорк.
К костру действительно подошла Марион. Не говоря ни слова, она опустилась на бревно рядом с Робином, осторожно обняла его и спрятала лицо у него на груди. Плечи девушки задрожали, и разбойник почувствовал на коже ее горячие слезы.
– Ну что ты, красавица моя, – забормотал он. – Не плачь, крошка, все хорошо. Ну что ты?
– Я так испугалась за тебя, – всхлипывала Марион. Она подняла голову, посмотрела на Робина и несмело улыбнулась. – Только что побрился. Люблю, когда ты свежевыбритый.
– Тихо, тихо, красавица, мы ж тут не одни, – улыбнулся он в ответ и замер: в бревно, всего в паре дюймов от его бедра, впился арбалетный болт. Робин быстро обернулся в сторону, откуда был сделан выстрел, заслоняя девушку.
– Де Клермон, – произнес он. – Ты даже с тридцати ярдов не можешь попасть?
– Куда хотел, туда и попал. Еще не хватало выпустить из тебя всю кровь до Ноттингема. Нет уж.
Монах, оставив зайца, поднялся. В руке его был охотничий нож, которым Тук разделывал тушку.
– Не надо, – тихо остановил его Робин. – Будет только хуже.
Он быстро пересчитал про себя облаченных в доспехи наемников. Тех, кого видел. Наверняка дальше, в лесу, были и другие.
– И много вас?
– Достаточно. У тебя хватит ума не сопротивляться?
– Отпусти хотя бы Марион. Она ни в чем не виновата, никогда не участвовала ни в одном нападении и никогда ни на кого не поднимала руку.
– Она вне закона, как и все из твоей шайки.
Робин осторожно, стараясь, чтобы его взгляд не заметили, посмотрел в сторону навеса на другом краю поляны. К нему наемники не подобрались, – но Ясмина безоружна, а Теодор на таком расстоянии скорее перебьет своих, чем попадет в кого надо.
Поймет ли его сейчас сарацинка, догадается ли не лезть, не бросаться на помощь?
– Поднимайся, – окликнул его де Клермон. – И скажи своей девк… леди Марион, чтобы не ревела так.
– Не бойся, – шепнул Робин девушке. – Ничего не бойся.
Он снова покосился в сторону навеса. Почему Ясмина медлит и не уводит подростка?
– Тихо, Тео, кому сказала! Мы ничем сейчас не поможем.
– Ты просто струсила!
– Дурень. Убираемся отсюда, быстро. Он бы сам тебе сказал это, но не может. Седлать лошадей некогда, удержишься так? Запрыгнешь?
– Я сын конюха! – вскипел подросток.
– Тогда вперед.
Ясмина быстро потрепала белую гриву чубарого, надеясь, что конь подпустит ее и не шарахнется в сторону в самый неподходящий миг.
– Что ж ты такой высокий-то, – пробурчала она, с трудом запрыгивая на спину жеребца. – И только попробуй меня не слушаться!
Теодор, задорно вскочивший на свою рыжую кобылку, с легким презрением смотрел, как маленькая сарацинка забирается на рослого чубарого коня.
– Вперед, – упрямо сказала она, выпрямившись. – В лес, быстро, дальше от них.
Ехать через весь загон к выходу было бы слишком долго. Ясмина направила чубарого в сторону, конь легко перепрыгнул через изгородь. Теодор двинулся следом, но, перебравшись через забор, вдруг направил кобылу к центру поляны.
– Остановись, дурень! – крикнула девушка, но было поздно. Один за другим с разных краев поляны щелкнули два арбалета, и подросток упал на траву. Один арбалетный болт насквозь пробил ему горло, второй вошел ровно в середину груди.
– По-прежнему скажешь, что мои парни плохо стреляют? – ухмыльнулся де Клермон. – Поднимайся. И не косись туда, – девка на твоем коне удрала, но рано или поздно мы ее поймаем.
Цепи держали намертво – упасть не получилось бы, даже если бы Робин потерял сознание. В этой части ноттингемского замка он никогда раньше не был. Просторный каменный зал с двумя узкими окнами у самого потолка. В окнах виднелось небо. К стене разбойника приковали не только за щиколотки и запястья: две цепи туго охватывали торс, одна больно задевала рану, едва начавшую рубцеваться. Робин смотрел на облака в узких окошках и изо всех сил пытался не раскисать.
Теодор почти наверняка мертв. Ясмине почти наверняка удалось уйти. Что с отцом Туком и с Марион, разбойник не знал – как только наемники привезли всех в Ноттингем, его сразу же привели в башню, приковали к стене цепями и оставили одного.
Веселый, задорный, вспыльчивый и слишком горячий Тео, совсем еще мальчишка. Глупо было брать ребенка в шайку – но когда-то лесные разбойники так же взяли и его самого, не дав умереть с голода…
Робин услышал лязг за тяжелой деревянной дверью и поднял голову. Кто-то отпирал замок снаружи. Стража. Да, за прошедшее время можно было уже сколотить виселицу. Дверь приоткрылась, и в зал проскользнула знакомая фигура – высокая, крепкая девушка с царственной осанкой.
– Как ты сюда пробралась, красавица моя? – удивился он.
Марион улыбнулась, голубые глаза мягко заблестели:
– Я все-таки по-прежнему благородная дама и даже дальняя родственница короля, ты не забыл? Хоть и оказалась вне закона на время. Но теперь меня простят и даже наградят, – она снова мягко улыбнулась, пепельные локоны дрогнули на нежной щеке.
– За что? – растерялся Робин.
Девушка тихо засмеялась:
– Ты не понял? За помощь в поимке опасного разбойника.
– Что?
– Думаешь, они нашли бы лагерь без меня? Да никогда! Ты все продумал и отлично его укрыл.
Он опустил голову:
– Теодору было всего тринадцать лет…
– Этого я не хотела, – Марион отошла на несколько шагов и посмотрела на прикованного разбойника. – Я не хотела. Но закрывать на все глаза и прощать уже не могла.
– Ты о чем?
– Я все эти полгода делала вид, что не замечаю твоих походов по деревенским сеновалам и дешевым красоткам из придорожных кабаков. Думала – шляйся где угодно, но возвращайся ко мне. Я, наверное, и дальше бы это терпела, не подавая виду. Но ты втрескался всерьез, а этого я уже не могу простить.
– Что ты несешь?
– Началось, – усмехнулась девушка. – Трус. Ты даже себе не признаешься, что влюбился по уши в потрепанную девку лет на десять старше меня, у которой ни кожи ни рожи. Тебе же нужна звезда, первая красотка Ноттингемшира! Может, тебе еще и саму королеву Алиенору?
– С ума сошла, ей под семьдесят, – выдохнул Робин. – Чем был виноват Тео? Чем виноват отец Тук, что с ним?
– Его повесят завтра утром вместе с тобой. Если, конечно, у палача найдется веревка для такой туши.
– Ага. Вот заодно и моя судьба прояснилась. Уже неплохо.
– Скажи что-нибудь. Что ты любил меня.
– Я старался тебя радовать, – ответил разбойник. – Кольца и браслеты, платья и…
– Все, хватит, – оборвала его Марион. – Завтра утром вас обоих вздернут. А пока останешься тут. Для надежности – цепи, а не веревка. До утра никто не придет. Никакой воды, – ничего, не подохнешь за ночь. Никакого отхожего ведра – сейчас лето, штаны сохнут быстро. Если хочешь священника, скажи мне.
– Счастливо оставаться, моя красавица.
Марион, не ответив, направилась к выходу, но уже у самой двери обернулась:
– А хочешь, я добуду ключи от цепей и помогу тебе сбежать? Я знаю этот замок, я много раз тут бывала, с самого детства. Монаха одного вешать не станут, зачем он им сдался без тебя. Хочешь? Только скажи, что мы будем вместе. Ты забудешь эту крысу, которая наверняка побывала под сотней сарацин, и будешь со мной? Только скажи – и я все сделаю. Сегодня ночью ты сбежишь, а завтра рано утром мы обвенчаемся в церкви Святой Марии. Всегда мечтала, что буду венчаться там. Ну?
– Пойду травок все-таки принесу, надо, чтоб успели настояться, – засуетился Тук и направился к своему шатру, из которого только что вышла сарацинка.
– Только тихо, а то он уснул, – улыбнулась девушка.
Она опустилась на бревно, длинное платье улеглось у ее ног, словно маленькое зеленое озерцо. Скарлет усмехнулся:
– Похоже, ты передумала уезжать?
– Посмотрим.
– Его любимое выражение! Да не гляди ты на меня так. Не знаю, что между вами произошло три дня назад. Оба хороши: Робина частенько заносит, тебе тоже палец в рот не клади. Но я рад, что вы снова поладили.
– Поладили? Хм. Но если бы не он – меня бы сейчас растягивали на дыбе. А может, уже и подохла бы.
Вернувшийся монах повесил над костром небольшой котелок с водой, допил остатки эля из своей кружки и кинул туда несколько стеблей из принесенного пучка травы.
– Ложись-ка и ты тоже, – сказал Тук, посмотрев на сарацинку. – Твоя палаточка так и пустует, никто там не помещается, – усмехнулся он. – Ложись, у тебя такие синячищи под глазами, что смотреть страшно.
– Ничего, я выносливая, – отмахнулась Ясмина.
– Угу. И упрямая. Иди отдыхать. Ему сейчас ни ты, ни я не нужны, – он продрыхнет до вечера.
Сарацинка фыркнула, глаза блеснули из-под ресниц:
– Вот уж до кого мне дела нет! Вы с Марион вполне управитесь и без меня.
Тук и Скарлет, не сговариваясь, захохотали.
– Тебя там по голове били, что ли? – давясь смехом, проговорил Уилл. – Да он в жизни не позволит, чтобы первая красавица Ноттингемшира видела его почти без чувств и возилась с окровавленными тряпками!
– Ступай, упрямица ты чертова! – монах осторожно снял с огня котелок и залил бурлящей водой траву в кружке. – Скарлет, скажи, вам обязательно было ее спасать в первый раз?
– Я тоже очень рада вас видеть, – Ясмина поднялась, перебросила за плечи растрепанные черные косы и обернулась к загону для лошадей. – Что ты завариваешь?
– Не знаю, – пожал плечами монах. – Но аптекарь из Йорка, старый мавр, уверял меня, что отвар из этой смеси быстро очищает кровь и возвращает силы. Как раз то, что надо после загноившейся раны.
– Ты что, сам не знаешь, чем будешь его поить?!
Тук возмутился:
– Хватит злиться! Я отдал за этот пучок травы пятнадцать пенсов! Мог бы купить бочонок вина или сторговаться с парой смазливых девиц, но нет, – решил на всякий случай позаботиться о парнях. И вот пригодилось, как знал. Да за пятнадцать пенсов он должен вскочить на ноги здоровее, чем был! И вскочит, куда денется. А для самой раны у меня есть ?слезы гор?, ты должна знать, это средство из твоих родных мест.
– Тоже от не пойми какого аптекаря? Надеюсь, тебе не продали смесь смолы с мышиным дерьмом.
– Ну и вредная ты! Хватит болтать, иди отоспись!
– Хорошо, – сдалась Ясмина. – Каурый…
– Тео его уже давно расседлал, – ответил монах, помешивая тонкой веткой траву в кружке.
Огюст де Клермон, хозяин отряда наемников, смотрел на ноттингемского шерифа с изумлением.
– Не может быть. В народных балладах поют как минимум про полсотни дюжих молодцов, а то и про сотню.
– Их всего девять. А сейчас и того меньше: тот здоровенный семифутовый детина помогает прядильщице из Лакстона перевезти все пожитки в Лидс, так что в ближайшее время в Шервуде не появится. Остается восемь. И среди этих восьми – юный и неопытный паренек, а еще – охотник, который вроде и неплохой стрелок, но ни разу не поднимал руку на человека.
– А остальные?
– Бывший монах – тучен, неповоротлив, но силен, как бык, и прекрасно стреляет из лука. Еще какой-то потомок викингов, Эмиль из Нидароса, – хорошо обучен, силен, но в драке может дрогнуть. А может и не дрогнуть.
– Еще?
– Уилл Скарлет. Превосходный фехтовальщик, хороший лучник. Из тех, что умрут, но не отступят. Леди Марион, в жизни не державшая в руках ничего опаснее швейной иголки. Знакомая вам Жасминовая Веточка – из той же породы не отступающих.
– Да уж, – насупился де Клермон. – Она из лучших лучников, которых я видел. Прекрасно бросает ножи. Но в ближнем бою совершенно бесполезна. Дойдет дело до копей и мечей – и этому Локсли придется еще защищать и ее, а не только леди Марион.
– В ближайшие дни он едва ли сможет кого-то защитить.
– Почему это? Тоже куда-то уехал?
– Да куда он в таком виде уедет, – шериф ухмыльнулся. – Валяется в лагере после того, как чуть не подох от загноившейся раны. Уже выздоравливает, но пока, конечно, не боец.
– Значит, всего в лагере сейчас восемь.
– Да. На путников обычно нападают парами: верзила с потомком викингов и Локсли с Уиллом Скарлетом. Иногда меняются. Помню, сборщик податей говорил, что на него напали блондин и брюнетка.
– И сейчас, пока верзила уехал, а Локсли нездоров, на разбой пойдут Скарлет и отпрыск викингов?
– Почти наверняка – да.
– И уходят они обычно на несколько часов? Далеко от лагеря? – заинтересовался де Клермон.
– На дорогу в Йорк или в Ноттингем. От лагеря далеко. Шум драки не будет слышен, если вы об этом, – шериф улыбнулся, потирая руки. – Уходят почти на весь день, но могут вернуться и намного раньше, если подвернется крупная добыча.
– Значит, останется шестеро. Я вас понял, милорд. Когда?
– Чем быстрее, тем лучше. Локсли – выносливый, оклемается быстро. Сколько времени вам понадобится, чтобы собрать ваших наемников?
– День. Мне нужны двое, у которых особый зуб на вашего шервудского разбойника, а они приедут только завтра к вечеру.
– Особый зуб на него? У ваших наемников? Даже так?
– До прошлой зимы они сами хозяйничали в Шервуде и горя не знали. Зимой появился Локсли и разогнал всех разбойников-одиночек и пару мелких шаек.
– Поначалу я думал, что это хорошо, – кивнул шериф. – Убийства прекратились. Нападения на крестьян, ремесленников, торговцев – тоже.
– Да, я знаю, ваш разбойник бросается не на всех. Церковники, сборщики налогов, богатая знать – а больше он никого не трогает.
– Черт бы его побрал. Откуда он там вообще взялся?
– Из Йоркшира, – отозвался Робин. – И долго еще Тук собирается поить меня этой гадостью?
– Если б не эта гадость – у тебя бы пока даже сил ругаться не было. А так уже бьешь хвостом и ершишься. Из Йоркшира, значит. Ты поэтому велел мне назваться Гюнтером из Локсли?
– Да.
– И… и от деревни совсем ничего не осталось? Просто за то, что людям нечем было заплатить налог?
– Да.
– Прости, – растерянно улыбнулась Ясмина, забирая кружку.
– Ничего. Наш дом был на холме, недалеко от леса. Мать, наверное, увидела их сверху. Тут же наскребла пару пенсов и несколько яиц и быстро отправила меня через лес на реку, к мельнику, – отдать долг. Меня часто посылали на мельницу. Даже не подумал, что что-то не так. А когда прибежал обратно…
– Ты ни в чем не виноват. И ничего не смог бы сделать. Сколько тебе было лет?
– Восемь или девять, – Робин замолчал, но вскоре снова обернулся к сарацинке, его серые глаза задорно блестели. – Что ты там рассказывала про новую девственницу каждую ночь? А дальше?
Ясмина рассмеялась и снова показалась ему похожей на обжигающий напиток, в который переложили пряного, острого и горького.
– Дальше? Ну хорошо. Через какое-то время во владениях Шахрияра уже не осталось невинных девушек, и вот наступил вечер, когда повелителю не смогли никого найти. Шахрияр был в гневе и грозился покарать всех придворных, и тогда дочь одного из этих придворных решила рискнуть – и пошла в спальню к правителю.
Полог шатра колыхнулся, и в проеме показался охотник Дик.
– Робин! О, ты уже куда бодрее смотришься. Я хотел добраться до города, купить новых веревок на силки и еще кое-чего. Постараюсь побыстрее. Ты не против?
– Конечно, нет. Заодно зайди в ?Восемь лап?, забери мой плащ и лук со стрелами, ладно?
– И мой, – попросила Ясмина.
– Заберу, – кивнул охотник.
– Лук со стрелами, – пробормотал Робин ему вслед и тут же сам себе скомандовал: – Так, хватит валяться!
Он сел на бобровых шкурах и, тихо выругавшись, выпрямился.
– Лук он привезет. Хотя мне подойдет почти любой, я не ты. Меч тоже подойдет любой, в моем никакой особой ценности не было.
– Ценность оружия – в руках, которые его держат, – улыбнулась сарацинка. – И куда ты собрался?
– Для начала – к ручью, привести себя в порядок. Не смотри на меня так, двести ярдов я вполне пройду. А там посмотрим.
Когда разбойник вернулся, отец Тук крутился у костра, разделывая заячью тушку.
– Лучше бы не вскакивал пока, – проворчал монах. – Еле ходишь же.
– Хватит, належался, за эти три дня уже озверел, – отмахнулся Робин и легко ткнул Тука кулаком в плечо. – Эй…
– Чего тебе еще?
– Спасибо.
– Да ну тебя. Рано ты встрепенулся, но если есть силы – сиди тут.
– Остальные-то где?
– Ясмина пошла к навесу, хотела своего каурого прогулять. Марион сейчас придет. Эмиль и Скарлет на дороге в Йорк.
К костру действительно подошла Марион. Не говоря ни слова, она опустилась на бревно рядом с Робином, осторожно обняла его и спрятала лицо у него на груди. Плечи девушки задрожали, и разбойник почувствовал на коже ее горячие слезы.
– Ну что ты, красавица моя, – забормотал он. – Не плачь, крошка, все хорошо. Ну что ты?
– Я так испугалась за тебя, – всхлипывала Марион. Она подняла голову, посмотрела на Робина и несмело улыбнулась. – Только что побрился. Люблю, когда ты свежевыбритый.
– Тихо, тихо, красавица, мы ж тут не одни, – улыбнулся он в ответ и замер: в бревно, всего в паре дюймов от его бедра, впился арбалетный болт. Робин быстро обернулся в сторону, откуда был сделан выстрел, заслоняя девушку.
– Де Клермон, – произнес он. – Ты даже с тридцати ярдов не можешь попасть?
– Куда хотел, туда и попал. Еще не хватало выпустить из тебя всю кровь до Ноттингема. Нет уж.
Монах, оставив зайца, поднялся. В руке его был охотничий нож, которым Тук разделывал тушку.
– Не надо, – тихо остановил его Робин. – Будет только хуже.
Он быстро пересчитал про себя облаченных в доспехи наемников. Тех, кого видел. Наверняка дальше, в лесу, были и другие.
– И много вас?
– Достаточно. У тебя хватит ума не сопротивляться?
– Отпусти хотя бы Марион. Она ни в чем не виновата, никогда не участвовала ни в одном нападении и никогда ни на кого не поднимала руку.
– Она вне закона, как и все из твоей шайки.
Робин осторожно, стараясь, чтобы его взгляд не заметили, посмотрел в сторону навеса на другом краю поляны. К нему наемники не подобрались, – но Ясмина безоружна, а Теодор на таком расстоянии скорее перебьет своих, чем попадет в кого надо.
Поймет ли его сейчас сарацинка, догадается ли не лезть, не бросаться на помощь?
– Поднимайся, – окликнул его де Клермон. – И скажи своей девк… леди Марион, чтобы не ревела так.
– Не бойся, – шепнул Робин девушке. – Ничего не бойся.
Он снова покосился в сторону навеса. Почему Ясмина медлит и не уводит подростка?
– Тихо, Тео, кому сказала! Мы ничем сейчас не поможем.
– Ты просто струсила!
– Дурень. Убираемся отсюда, быстро. Он бы сам тебе сказал это, но не может. Седлать лошадей некогда, удержишься так? Запрыгнешь?
– Я сын конюха! – вскипел подросток.
– Тогда вперед.
Ясмина быстро потрепала белую гриву чубарого, надеясь, что конь подпустит ее и не шарахнется в сторону в самый неподходящий миг.
– Что ж ты такой высокий-то, – пробурчала она, с трудом запрыгивая на спину жеребца. – И только попробуй меня не слушаться!
Теодор, задорно вскочивший на свою рыжую кобылку, с легким презрением смотрел, как маленькая сарацинка забирается на рослого чубарого коня.
– Вперед, – упрямо сказала она, выпрямившись. – В лес, быстро, дальше от них.
Ехать через весь загон к выходу было бы слишком долго. Ясмина направила чубарого в сторону, конь легко перепрыгнул через изгородь. Теодор двинулся следом, но, перебравшись через забор, вдруг направил кобылу к центру поляны.
– Остановись, дурень! – крикнула девушка, но было поздно. Один за другим с разных краев поляны щелкнули два арбалета, и подросток упал на траву. Один арбалетный болт насквозь пробил ему горло, второй вошел ровно в середину груди.
– По-прежнему скажешь, что мои парни плохо стреляют? – ухмыльнулся де Клермон. – Поднимайся. И не косись туда, – девка на твоем коне удрала, но рано или поздно мы ее поймаем.
Цепи держали намертво – упасть не получилось бы, даже если бы Робин потерял сознание. В этой части ноттингемского замка он никогда раньше не был. Просторный каменный зал с двумя узкими окнами у самого потолка. В окнах виднелось небо. К стене разбойника приковали не только за щиколотки и запястья: две цепи туго охватывали торс, одна больно задевала рану, едва начавшую рубцеваться. Робин смотрел на облака в узких окошках и изо всех сил пытался не раскисать.
Теодор почти наверняка мертв. Ясмине почти наверняка удалось уйти. Что с отцом Туком и с Марион, разбойник не знал – как только наемники привезли всех в Ноттингем, его сразу же привели в башню, приковали к стене цепями и оставили одного.
Веселый, задорный, вспыльчивый и слишком горячий Тео, совсем еще мальчишка. Глупо было брать ребенка в шайку – но когда-то лесные разбойники так же взяли и его самого, не дав умереть с голода…
Робин услышал лязг за тяжелой деревянной дверью и поднял голову. Кто-то отпирал замок снаружи. Стража. Да, за прошедшее время можно было уже сколотить виселицу. Дверь приоткрылась, и в зал проскользнула знакомая фигура – высокая, крепкая девушка с царственной осанкой.
– Как ты сюда пробралась, красавица моя? – удивился он.
Марион улыбнулась, голубые глаза мягко заблестели:
– Я все-таки по-прежнему благородная дама и даже дальняя родственница короля, ты не забыл? Хоть и оказалась вне закона на время. Но теперь меня простят и даже наградят, – она снова мягко улыбнулась, пепельные локоны дрогнули на нежной щеке.
– За что? – растерялся Робин.
Девушка тихо засмеялась:
– Ты не понял? За помощь в поимке опасного разбойника.
– Что?
– Думаешь, они нашли бы лагерь без меня? Да никогда! Ты все продумал и отлично его укрыл.
Он опустил голову:
– Теодору было всего тринадцать лет…
– Этого я не хотела, – Марион отошла на несколько шагов и посмотрела на прикованного разбойника. – Я не хотела. Но закрывать на все глаза и прощать уже не могла.
– Ты о чем?
– Я все эти полгода делала вид, что не замечаю твоих походов по деревенским сеновалам и дешевым красоткам из придорожных кабаков. Думала – шляйся где угодно, но возвращайся ко мне. Я, наверное, и дальше бы это терпела, не подавая виду. Но ты втрескался всерьез, а этого я уже не могу простить.
– Что ты несешь?
– Началось, – усмехнулась девушка. – Трус. Ты даже себе не признаешься, что влюбился по уши в потрепанную девку лет на десять старше меня, у которой ни кожи ни рожи. Тебе же нужна звезда, первая красотка Ноттингемшира! Может, тебе еще и саму королеву Алиенору?
– С ума сошла, ей под семьдесят, – выдохнул Робин. – Чем был виноват Тео? Чем виноват отец Тук, что с ним?
– Его повесят завтра утром вместе с тобой. Если, конечно, у палача найдется веревка для такой туши.
– Ага. Вот заодно и моя судьба прояснилась. Уже неплохо.
– Скажи что-нибудь. Что ты любил меня.
– Я старался тебя радовать, – ответил разбойник. – Кольца и браслеты, платья и…
– Все, хватит, – оборвала его Марион. – Завтра утром вас обоих вздернут. А пока останешься тут. Для надежности – цепи, а не веревка. До утра никто не придет. Никакой воды, – ничего, не подохнешь за ночь. Никакого отхожего ведра – сейчас лето, штаны сохнут быстро. Если хочешь священника, скажи мне.
– Счастливо оставаться, моя красавица.
Марион, не ответив, направилась к выходу, но уже у самой двери обернулась:
– А хочешь, я добуду ключи от цепей и помогу тебе сбежать? Я знаю этот замок, я много раз тут бывала, с самого детства. Монаха одного вешать не станут, зачем он им сдался без тебя. Хочешь? Только скажи, что мы будем вместе. Ты забудешь эту крысу, которая наверняка побывала под сотней сарацин, и будешь со мной? Только скажи – и я все сделаю. Сегодня ночью ты сбежишь, а завтра рано утром мы обвенчаемся в церкви Святой Марии. Всегда мечтала, что буду венчаться там. Ну?
Метки:
