Пять платьев Беатрис
Есть только два способа прожить жизнь. Первый — будто чудес не существует. Второй — будто кругом одни чудеса. Альберт Эйнштейн
О чем думали родители, давая такое экзотическое имя ребенку? – спрашивала я себя каждый раз, когда смотрела на эту тонкую, почти прозрачную девочку.
В нашей, почти сельской школе, а работаю я учителем биологии в очень маленьком провинциальном городке, все дети были в меру шебутные, в меру подвижные и в меру воспитанные. Выделявшихся чем-то никто не любил. Как в общем-то и в любой школе.
Наш Янск статус города получил совсем недавно, а до этого долгое время был придатком еще одного, такого же грустного городка. Потом приехала какая-то комиссия и решила, что наша окраина может уже именоваться городом и присвоила нам имя собственное Янск. Почему Янск не знал никто. Но многие догадывались в честь кого назван теперь этот новый, отдельный населенный пункт…
Но я, собственно, не об этом. Я про девочку. Беатрис. Вы представляете! Он назвал ее Беатрис. Что бы вы понимали, в нашей местности духи по имени Хлоя считались ругательством. В классе были только Маши, Тани и Наташи. И тут…Беатрис.
В пионерском прошлом Василий, а именно так зовут отца нашей нимфы, переписывался с девочкой из Франции. Тогда принято было писать письма детям из ГДР, Польши, Болгарии, а он с француженкой. Так гордился этим. Вышло случайно. Оленька, пионервожатая, была очень увлечена французским. Поэтому развивая интернациональную работу, написала в посольство Франции в Москве и попросила контакты детей именно из этой страны. Это был очень смелый и неординарный поступок. Когда пришли первые письма, Оленька распределила среди своих подшефных мальчиков и девочек французиков. За одной партой с Васей сидела Маша. Именно она и получила задание писать Беатрис. Вот все встало на свои места… Но, как часто бывает, судьба распорядилась иначе. Маша поскользнулась зимой на уроке физкультуры, попала в больницу и писать отказалась. Что бы не портить статистику, продолжить переписку поручили Василию.
Вася писать не хотел. Тем более девчонке. Но, партия сказал надо – пионер ответил есть! Сначала было совсем не интересно. Письма получались сухими и совсем не живыми. Писал на французском. Для этого еще пришлось ходить на факультатив. Но мама строго сказала, что это может пригодиться в жизни. И он послушался.
Его завораживали буквы на конверте, латинского алфавита, которые он, поначалу, с трудом мог прочитать. Но по мере обучения буквы стали обретать смысл. И вся эта переписка превратилась в увлекательную игру.
Она посылала ему обертки от шоколадок, они так вкусно пахли, и их можно было нюхать без конца. Тогда у нас не было таких, и вкладышей от жвачек, естественно, тоже, и наклеек. Были переводные картинки, он посылал их в ответ.
Думал ли Василий как выглядит Беатрис. Конечно. Начав переписку в 10 лет, он постепенно втянулся. Знания французского улучшались, и этому не мало способствовала сама девочка. Он представлял ее какой-то эфемерной, в общем-то просто девочкой, наверное, что-то вроде Алисы Селезневой из фильма "Гостья из будущего". Представлял, как она гуляет или идет в школу по солнечным старинным улицам. Франция виделась ему чем-то вроде Бремена из мультика про Бременских музыкантов.
Ни про что серьезное или дружеское писать не получалось. В начале переписка была скорее корыстной, потому что чаще всего в письмах были слова "посылаю тебе то-то и то-то".
Так продолжалось шесть лет. Они выросли. Письма становились более личными. Но фотографии друг другу почему-то не высылали. Но тут уж наш герой нафантазировал вволю. Начитавшись романов и насмотревшись фильмов, он нарисовал, придумал и полюбил, первой юношеской любовью, свою маленькую француженку.
Потом все резко оборвалось. Письма перестали приходить. Он долго не мог понять почему. Спрашивал в школе. Просил мать помочь разобраться. Написал в посольство. Ответа не было. Потерял Вася свою француженку.
Долго не женился. Не мог найти в нашей округе подобную. Потом, отчаявшись и смирившись, под давлением друзей, которые все переженились и родственников ?ну когда уже внуки-то будут? - женился на той самой Маше. Соседке по парте, а в будущем бухгалтере в местном совхозе. Так и жили. Ночью он видел во сне придуманную Беатрис и перебирал по выходным, оставшись один на один ее письма, днем шел на работу от звонка до звонка, принуждая себя не мечтать, а жить в моменте, как все. Жена жила своей параллельной жизнью с хозяйством, мамой, работой и подругами. Постепенно письма доставались все реже, а потом и вовсе куда-то пропали.
Прошло несколько лет. Все уже втянулись в эту серую, такую предсказуемую и безысходную жизнь. Жизнь, в которой отсутствовала та любовь, что Вася придумал себе, отсутствовала нежность и взаимопонимание, про которые он читал в романах. К жене, в общем-то, претензий быть не могло. Работает, готовит, стирает, не гуляет. Но и не любит. Хотя все вокруг примерно так и жили. Что-то другое нормой не считалось.
И тут, совершенно для всех неожиданно, родилась дочь. Жене еще в юности установили воспаление придатков и что-то там с трубами. Вася не понимал, но детей много лет не было. Он уже и не думал, что появятся. А тут дочь!
Чувства… Какие он испытал чувства?
Сначала было не доверие к жене. Что-то не то. Какой-то подвох. Потом, за беременность привык к этой мысли. Но когда он первый раз взял на руки этот теплый пищащий сверток, увидел ее фарфоровое личико, эти огромные голубые глаза, прозрачную кожу, малюсенькие пальчики с просвечивающимися ноготками, он влюбился по-настоящему первый раз в жизни. Больше не отпускал ее от себя. Кормил, пеленал, гулял, разговаривал и конечно назвал. Именно он дал ей имя. Точнее он его давал. У нее сразу было имя. Она с ним родилась. Сомнений быть не могло. БЕАТРИС.
Отношение Маши к дочери поначалу удивляло его. Как можно не любить этот маленький и такой живой кусочек себя. Эти внимательные и лучистые глаза, которые следят за тобой и словно пронзают тебя до глубины, изучают, насколько ты заслуживаешь доверия, а потом широко раскрываются во встречной улыбке и ты словно проваливаешься и купаешься в этом счастье, поглощающем тебя целиком, понимая, что больше не принадлежишь себе. Как можно оставаться равнодушным видя вопросы в этих глазах, когда эти маленькие ручки просят помощи, а ножки только начинают ходить и идут к тебе, а потом она вся падает в объятия и хохочет. Маша как-то сразу определила дочь чужой. Сначала пыталась что-то делать, агукать, играть, но как-то не получалось у нее. Тогда она самоустранилась от возни с младенцем, ушла в подруг и работу. Определила сама для себя границы общения с дочерью и мужем, и продолжила свою собственную историю параллельно с ними. Почти не пересекаясь.
Она всегда знала, что папа ее очень любит. Что она самая красивая и хорошая девочка. Хотя вокруг было много других. Они были физически и психологически более крепкими чем она, которая болела 7 месяцев в году. То отит, то гайморит, то ОРЗ, то еще что-нибудь. В сад почти не ходила. Отец перевелся на сменную работу, не доверял ее никому и всегда был рядом. Она жила в книгах и сказках вместе с отцом. Учила с трех лет французский, которого никто не знал и не понимал кроме отца. Потом она спрашивала его был ли он когда-нибудь во Франции, на что тот отвечал, что они вместе обязательно поедут, поэтому нужно учить. Потом началась школа. Это было ужасно. Такое имя было только у нее. Среди Маш, Тань и Наташ быть Беатрис не просто, а очень не просто. Только ленивый не склонял ее имя. Хотя по имени вообще почти никто не звал.
Я не буду вам, дорогой мой читатель перечислять все-то, что пришлось на долю этой, не похожей на всех девочки, в детском коллективе. Поверьте, что ей было очень не просто. Но откуда-то в ней был внутренний стержень. При всей внешней хрупкости и почти эфемерной прозрачности, она была как кремень, как несгибаемый прут со своими ценностями, целями и пониманием своей особенности. Уча с трех лет французский с отцом, к 10 годам она пошла в поэтический кружок в доме культуры, увлеклась танцами, стала неплохо писать и играть на фортепиано. Училась средне, но отличалась прилежностью. Красивой в классическом понимании ее назвать было нельзя. Но было в ней что-то такое, как-бы неземное, про таких говорят не от мира сего, а потом воспевают и поклоняются.
Когда девочке исполнилось 10 лет, Василий получил посылку из Франции. Это было удивительно и неожиданно одновременно. Принес домой. Распаковывали вместе с дочерью. Жена, как обычно самоустранилась, сказав, что на такую ерунду у нее нет времени. В коробке было пять платьев. ПЯТЬ восхитительных платьев для девушки. Да, да, на возраст примерно 18 лет. На тоненькую и воздушную. На Беатрис в будущем. Целый месяц наша маленькая героиня рассматривала эти платья по вечерам. Прикладывала и примеряла, рассматривала ткань и пуговки, изучала фасоны и мечтала. Отец сказал, что это от родственницы из той далекой Франции, в которую они обязательно поедут. Мечты отца передались дочери. Теперь она представляла как там. Какие волшебные люди и дома, машины и наряды. Перебирая платья она хотела скорее вырасти, что бы можно было носить их и показать им всем, что она красивая, умная и самая замечательная.
Платьев было пять.
Первое серого мышиного цвета. Прилегающего силуэта. Из тонкой шерстяной фланели, с длинным рядом мелких пуговок через всю спину. Очень элегантное и где-то даже деловое.
Второе было бледно розовое, из тафты, с корсетом вверху и пышной юбкой с подъюбником. Такие платья были у принцесс в сказках. Но это было сказочным и реальным одновременно.
Третье фиолетовое. Полностью из гипюра. Юбка средней длины заложена крупными складками, лиф облегающий грудь, на спине молния. Платье художницы или дизайнера.
Четвертое черное. Классическое маленькое черное платье от Шанель. Простое и изысканое одновременно. Платье-футляр.
Пятое белое, полупрозрачное. Свадебное. Или как свадебное.
До своего совершеннолетия девочка выучила наизусть каждый шовчик на своих платьях. Именно платья стимулировали ее лучше учиться, овладеть в совершенстве французским и английским, закончить музыкальную школу в нашем районом центре, получить премию по литературе в нашем областном конкурсе, научиться великолепно танцевать и поступить в МГУ в Москве на факультет журналистики. Ее мечтой было жить и работать во Франции. Забрать с собой отца.
К сожалению, я утеряла связь с Беатрис. Она уехала из нашего, теперь города, когда окончила школу и поступила в МГУ. Со временем, Василий ушел от жены и переехал в Москву к дочери. Потом до нас долетали слухи о том, что она вышла замуж и уехала вместе с отцом во Францию. А вчера мне случайно попалась заметка в одном журнале интерьеров про дом русской журналистки во Франции Беатрис Васильевны Котовой. Нашей девочки. И на одной из фотографий я увидела ее в том самом Первом платье, а гардеробной на манекенах стояли и все остальные платья-талисманы от Беатрис для Беатрис через года….
Я листала журнал, смотрела на фотографии счастливой Беатрис, ее заметно постаревшего, но очень элегантного и даже неузнаваемого отца, на платья, не потерявшие свою актуальность, а наоборот вернувшиеся в, казалось бы, свой дом и еще и еще раз убеждалась в том, что кругом одни чудеса. Только с кем они случаются и знал ли об этом Василий…
Таша Муляр октябрь, 2021
О чем думали родители, давая такое экзотическое имя ребенку? – спрашивала я себя каждый раз, когда смотрела на эту тонкую, почти прозрачную девочку.
В нашей, почти сельской школе, а работаю я учителем биологии в очень маленьком провинциальном городке, все дети были в меру шебутные, в меру подвижные и в меру воспитанные. Выделявшихся чем-то никто не любил. Как в общем-то и в любой школе.
Наш Янск статус города получил совсем недавно, а до этого долгое время был придатком еще одного, такого же грустного городка. Потом приехала какая-то комиссия и решила, что наша окраина может уже именоваться городом и присвоила нам имя собственное Янск. Почему Янск не знал никто. Но многие догадывались в честь кого назван теперь этот новый, отдельный населенный пункт…
Но я, собственно, не об этом. Я про девочку. Беатрис. Вы представляете! Он назвал ее Беатрис. Что бы вы понимали, в нашей местности духи по имени Хлоя считались ругательством. В классе были только Маши, Тани и Наташи. И тут…Беатрис.
В пионерском прошлом Василий, а именно так зовут отца нашей нимфы, переписывался с девочкой из Франции. Тогда принято было писать письма детям из ГДР, Польши, Болгарии, а он с француженкой. Так гордился этим. Вышло случайно. Оленька, пионервожатая, была очень увлечена французским. Поэтому развивая интернациональную работу, написала в посольство Франции в Москве и попросила контакты детей именно из этой страны. Это был очень смелый и неординарный поступок. Когда пришли первые письма, Оленька распределила среди своих подшефных мальчиков и девочек французиков. За одной партой с Васей сидела Маша. Именно она и получила задание писать Беатрис. Вот все встало на свои места… Но, как часто бывает, судьба распорядилась иначе. Маша поскользнулась зимой на уроке физкультуры, попала в больницу и писать отказалась. Что бы не портить статистику, продолжить переписку поручили Василию.
Вася писать не хотел. Тем более девчонке. Но, партия сказал надо – пионер ответил есть! Сначала было совсем не интересно. Письма получались сухими и совсем не живыми. Писал на французском. Для этого еще пришлось ходить на факультатив. Но мама строго сказала, что это может пригодиться в жизни. И он послушался.
Его завораживали буквы на конверте, латинского алфавита, которые он, поначалу, с трудом мог прочитать. Но по мере обучения буквы стали обретать смысл. И вся эта переписка превратилась в увлекательную игру.
Она посылала ему обертки от шоколадок, они так вкусно пахли, и их можно было нюхать без конца. Тогда у нас не было таких, и вкладышей от жвачек, естественно, тоже, и наклеек. Были переводные картинки, он посылал их в ответ.
Думал ли Василий как выглядит Беатрис. Конечно. Начав переписку в 10 лет, он постепенно втянулся. Знания французского улучшались, и этому не мало способствовала сама девочка. Он представлял ее какой-то эфемерной, в общем-то просто девочкой, наверное, что-то вроде Алисы Селезневой из фильма "Гостья из будущего". Представлял, как она гуляет или идет в школу по солнечным старинным улицам. Франция виделась ему чем-то вроде Бремена из мультика про Бременских музыкантов.
Ни про что серьезное или дружеское писать не получалось. В начале переписка была скорее корыстной, потому что чаще всего в письмах были слова "посылаю тебе то-то и то-то".
Так продолжалось шесть лет. Они выросли. Письма становились более личными. Но фотографии друг другу почему-то не высылали. Но тут уж наш герой нафантазировал вволю. Начитавшись романов и насмотревшись фильмов, он нарисовал, придумал и полюбил, первой юношеской любовью, свою маленькую француженку.
Потом все резко оборвалось. Письма перестали приходить. Он долго не мог понять почему. Спрашивал в школе. Просил мать помочь разобраться. Написал в посольство. Ответа не было. Потерял Вася свою француженку.
Долго не женился. Не мог найти в нашей округе подобную. Потом, отчаявшись и смирившись, под давлением друзей, которые все переженились и родственников ?ну когда уже внуки-то будут? - женился на той самой Маше. Соседке по парте, а в будущем бухгалтере в местном совхозе. Так и жили. Ночью он видел во сне придуманную Беатрис и перебирал по выходным, оставшись один на один ее письма, днем шел на работу от звонка до звонка, принуждая себя не мечтать, а жить в моменте, как все. Жена жила своей параллельной жизнью с хозяйством, мамой, работой и подругами. Постепенно письма доставались все реже, а потом и вовсе куда-то пропали.
Прошло несколько лет. Все уже втянулись в эту серую, такую предсказуемую и безысходную жизнь. Жизнь, в которой отсутствовала та любовь, что Вася придумал себе, отсутствовала нежность и взаимопонимание, про которые он читал в романах. К жене, в общем-то, претензий быть не могло. Работает, готовит, стирает, не гуляет. Но и не любит. Хотя все вокруг примерно так и жили. Что-то другое нормой не считалось.
И тут, совершенно для всех неожиданно, родилась дочь. Жене еще в юности установили воспаление придатков и что-то там с трубами. Вася не понимал, но детей много лет не было. Он уже и не думал, что появятся. А тут дочь!
Чувства… Какие он испытал чувства?
Сначала было не доверие к жене. Что-то не то. Какой-то подвох. Потом, за беременность привык к этой мысли. Но когда он первый раз взял на руки этот теплый пищащий сверток, увидел ее фарфоровое личико, эти огромные голубые глаза, прозрачную кожу, малюсенькие пальчики с просвечивающимися ноготками, он влюбился по-настоящему первый раз в жизни. Больше не отпускал ее от себя. Кормил, пеленал, гулял, разговаривал и конечно назвал. Именно он дал ей имя. Точнее он его давал. У нее сразу было имя. Она с ним родилась. Сомнений быть не могло. БЕАТРИС.
Отношение Маши к дочери поначалу удивляло его. Как можно не любить этот маленький и такой живой кусочек себя. Эти внимательные и лучистые глаза, которые следят за тобой и словно пронзают тебя до глубины, изучают, насколько ты заслуживаешь доверия, а потом широко раскрываются во встречной улыбке и ты словно проваливаешься и купаешься в этом счастье, поглощающем тебя целиком, понимая, что больше не принадлежишь себе. Как можно оставаться равнодушным видя вопросы в этих глазах, когда эти маленькие ручки просят помощи, а ножки только начинают ходить и идут к тебе, а потом она вся падает в объятия и хохочет. Маша как-то сразу определила дочь чужой. Сначала пыталась что-то делать, агукать, играть, но как-то не получалось у нее. Тогда она самоустранилась от возни с младенцем, ушла в подруг и работу. Определила сама для себя границы общения с дочерью и мужем, и продолжила свою собственную историю параллельно с ними. Почти не пересекаясь.
Она всегда знала, что папа ее очень любит. Что она самая красивая и хорошая девочка. Хотя вокруг было много других. Они были физически и психологически более крепкими чем она, которая болела 7 месяцев в году. То отит, то гайморит, то ОРЗ, то еще что-нибудь. В сад почти не ходила. Отец перевелся на сменную работу, не доверял ее никому и всегда был рядом. Она жила в книгах и сказках вместе с отцом. Учила с трех лет французский, которого никто не знал и не понимал кроме отца. Потом она спрашивала его был ли он когда-нибудь во Франции, на что тот отвечал, что они вместе обязательно поедут, поэтому нужно учить. Потом началась школа. Это было ужасно. Такое имя было только у нее. Среди Маш, Тань и Наташ быть Беатрис не просто, а очень не просто. Только ленивый не склонял ее имя. Хотя по имени вообще почти никто не звал.
Я не буду вам, дорогой мой читатель перечислять все-то, что пришлось на долю этой, не похожей на всех девочки, в детском коллективе. Поверьте, что ей было очень не просто. Но откуда-то в ней был внутренний стержень. При всей внешней хрупкости и почти эфемерной прозрачности, она была как кремень, как несгибаемый прут со своими ценностями, целями и пониманием своей особенности. Уча с трех лет французский с отцом, к 10 годам она пошла в поэтический кружок в доме культуры, увлеклась танцами, стала неплохо писать и играть на фортепиано. Училась средне, но отличалась прилежностью. Красивой в классическом понимании ее назвать было нельзя. Но было в ней что-то такое, как-бы неземное, про таких говорят не от мира сего, а потом воспевают и поклоняются.
Когда девочке исполнилось 10 лет, Василий получил посылку из Франции. Это было удивительно и неожиданно одновременно. Принес домой. Распаковывали вместе с дочерью. Жена, как обычно самоустранилась, сказав, что на такую ерунду у нее нет времени. В коробке было пять платьев. ПЯТЬ восхитительных платьев для девушки. Да, да, на возраст примерно 18 лет. На тоненькую и воздушную. На Беатрис в будущем. Целый месяц наша маленькая героиня рассматривала эти платья по вечерам. Прикладывала и примеряла, рассматривала ткань и пуговки, изучала фасоны и мечтала. Отец сказал, что это от родственницы из той далекой Франции, в которую они обязательно поедут. Мечты отца передались дочери. Теперь она представляла как там. Какие волшебные люди и дома, машины и наряды. Перебирая платья она хотела скорее вырасти, что бы можно было носить их и показать им всем, что она красивая, умная и самая замечательная.
Платьев было пять.
Первое серого мышиного цвета. Прилегающего силуэта. Из тонкой шерстяной фланели, с длинным рядом мелких пуговок через всю спину. Очень элегантное и где-то даже деловое.
Второе было бледно розовое, из тафты, с корсетом вверху и пышной юбкой с подъюбником. Такие платья были у принцесс в сказках. Но это было сказочным и реальным одновременно.
Третье фиолетовое. Полностью из гипюра. Юбка средней длины заложена крупными складками, лиф облегающий грудь, на спине молния. Платье художницы или дизайнера.
Четвертое черное. Классическое маленькое черное платье от Шанель. Простое и изысканое одновременно. Платье-футляр.
Пятое белое, полупрозрачное. Свадебное. Или как свадебное.
До своего совершеннолетия девочка выучила наизусть каждый шовчик на своих платьях. Именно платья стимулировали ее лучше учиться, овладеть в совершенстве французским и английским, закончить музыкальную школу в нашем районом центре, получить премию по литературе в нашем областном конкурсе, научиться великолепно танцевать и поступить в МГУ в Москве на факультет журналистики. Ее мечтой было жить и работать во Франции. Забрать с собой отца.
К сожалению, я утеряла связь с Беатрис. Она уехала из нашего, теперь города, когда окончила школу и поступила в МГУ. Со временем, Василий ушел от жены и переехал в Москву к дочери. Потом до нас долетали слухи о том, что она вышла замуж и уехала вместе с отцом во Францию. А вчера мне случайно попалась заметка в одном журнале интерьеров про дом русской журналистки во Франции Беатрис Васильевны Котовой. Нашей девочки. И на одной из фотографий я увидела ее в том самом Первом платье, а гардеробной на манекенах стояли и все остальные платья-талисманы от Беатрис для Беатрис через года….
Я листала журнал, смотрела на фотографии счастливой Беатрис, ее заметно постаревшего, но очень элегантного и даже неузнаваемого отца, на платья, не потерявшие свою актуальность, а наоборот вернувшиеся в, казалось бы, свой дом и еще и еще раз убеждалась в том, что кругом одни чудеса. Только с кем они случаются и знал ли об этом Василий…
Таша Муляр октябрь, 2021
Метки:
