Исповедь матери

Память-память!!! Что ж ты вцепилась в меня своими острыми когтями. Держишь крепко-накрепко, не отпускаешь. бередишь, и без того израненную, мою душу...
Столичный вокзал встретил нас толкотнёй и сутолокой, услужливо распахнув свои двери. А рёв, проносившихся мимо, машин, оглушил нас и обескуражил. Но беда, упрямо и настойчиво, толкала вперёд.

Отстояв, с больным сыном, очередь в регистратуре и подписав какие-то документы, я, неожиданно для себя, оказалась выставленной за дверь. Проведя бессонную ночь, ранним утром уже спешила в отделение. Первым, кого я увидела, был сын. Он, потерянно и одиноко, сидел на скамейке возле стены, а лечащий врач пыталась мне объяснить, что для мам в отделении мест нет, и что меня не могут оставить с ребёнком. Я, не слышала её, и, соглашаясь на любые выставленные мне условия, упрямо твердила, что никуда-никуда от сына не уйду. Вот так и началась наша с ним столично-больничная жизнь…

Как-то раз во время тихого часа я стирала бельё. Почувствовав на себе пристальный взгляд, я невольно оглянулась. Малыш!? Откуда он появился? Смуглый, черноглазый, словно, маленькое лучистое солнышко. Он стоял на пороге и с любопытством наблюдал за моим занятием, а затем вдруг подошёл, обвил своими теплыми руками мою мокрую руку, прижался к ней, да так и замер, затаив дыхание. На мои вопросы отвечал, доверчивой молчаливой улыбкой. На вид ему было годика три-четыре, не больше.

Показавшаяся в дверях молодая женщина, с изумлением глядя на нас, остановилась и не могла произнести ни слова. Опомнившись, она объяснила мне, что её сын боится незнакомых женщин. А причиной тому послужили бесконечные поездки по больницам в поисках врачей, которые смогли бы излечить его немоту…

Выйдя из ванной, я с болью в сердце окинула взглядом огромный бездушный коридор. Невыносимо было даже представить, сколько беззащитного детского горя вмещали в себя его белые палаты. Горе стекалось в столицу со всех концов нашей необъятной Родины с отчаянной надеждой и верой в исцеление…

Однажды вечером, сквозь детский гомон, я услышала красивый, рассыпающийся мелким бисером, девичий смех. Он был так заразителен, что я невольно улыбнулась. Но этот колокольчик, ни на миг, не затихая, продолжал звенеть 20 минут, 40. Становилось жутко от этого бесконечного, казавшегося безумным, девичьего смеха. Медсёстры торопливо забегали, стуча инструментами и, отправляя детей по палатам. На тот момент мне и в голову не приходило, что так цинично и беспощадно может потешаться над ребёнком его болезнь…
Удивляло одно… Дети… Больные, в большинстве своём, неизлечимыми заболеваниями, они оставались чистыми и наивными, неподдельно искренними и сильными.

Что оставалось делать нам, матерям? Любая из нас напоминала подстреленную птицу, готовую, по первому зову, взять под защиту своего беспомощного дитя. Поведение каждой из нас, порою было безрассудным, а иногда и жёстким. Но мы понимали и прощали друг друга, потому что, в глубине души, каждая мать таила надежду и ждала чуда. Чуда, бесконечно великодушного и щедрого, которое снизойдёт именно к её ребёнку.

Я не знаю, как в дальнейшем сложилась судьба тех детей, скольких из них пережили их матери… Но твёрдо уверена в одном. Каждый ребёнок, ушедший от нас так рано, словно Ангел-Хранитель, оберегает от напастей свою, оставшуюся на этой Земле, мать.
27.11.2010