Зорька
Корову звали Зорька. И как начинаются сказки – жили были дед и баба.
Жили они в далёкой, полузаброшенной деревушке, состоящей из нескольких стареньких покосившихся деревянных избушек, и в такой же старенькой избушке, пока ещё поддерживаемой дедом в исправном жилом состоянии. Старичкам самим давно уже шагнуло за восемьдесят, из выросших их детей сын где-то затерялся на просторах великой Родины, толи на войне, толи в лагере сгинул, не подарив им внучат, дочь жила в областном центре, всего-то вёрст за сто пятьдесят, но своими посещениями стариков не баловала, а уж чтобы переехать к ним насовсем не могло быть и речи. Иногда бывал внучок, студент-пятикурсник, но так, для отдыха с компанией и шашлыками. Летом по выходным деревню навещали и другие горожане, кто порыбачить, кто просто отдохнуть, однако получались от них только шум да кучи мусора из разных склянок, бутылок и целлофановых пакетов. Поначалу, было дело, старики даже пытались за ними убирать и закапывать всё в одной глубокой яме, но с каждым годом сил оставалось всё меньше и меньше…
И за внуков, и за детей, и светом в окне, и отдушиной, и живою душою для стариков была корова Зорька.
Необыкновенной, неподходящей для животного просто сказочной красотой обладала корова. Белая, чистая, как первый снег, с симметричными в контраст чёрными пятнами по бокам. Выражение её глаз на умной морде говорило о том, что Зорька всё понимает и что если бы была возможность говорить, она могла бы читать вслух стихи собственного сочинения, а если бы вместо копыт были руки, так могла бы ещё и записать… Но так уж решил Создатель, что существо могло выразить своё отношение к миру одним лишь мычанием.
Дед по лету косил для неё траву на бескрайних заливных лугах, размышляя вслух: какая-ж травищща растёт, да и сколькя-ж её здесь, вона какие просторы тута, вон какие стада можно содержать, не тож Рассею, а иж всю Ахфрику молоком можа напоить, да творогом накормитя. А ведь была хверма когда-то, годков уж двадцать поди стоит развалёна как… Не хочут молодёжь работать, вона и дочь в городе, всё бизнисам каким занимаються, а живуть-та, аж на двенацатом этажу, были мы с бабкой у гостях, так голова кружацца.
Скошенную траву дед бережно вязал в небольшие снопы, затем прилаживал их по одному к велосипеду и медленно ведя его под руль, перевозил во двор на просушку, после чего так же бережно укладывал сено в Зорькины закрома.
-Эх, Зорькя ты Зорькя, детинушка ты наша, кормилица, - шептал по утрам он ей на ушко, поглаживая по голове, словно котёнка, перед выводом на лужок попастись. Зорька тихо мычала и словно улыбалась в ответ в знак благодарности.
Бабуля, как и положено ей, исправно доила свою любимицу утром и вечером. Молока Зорька давала столько, что хватало и на сметанку, и на творожок, и на маслице и даже оставалось ещё, куда им на двоих-то. Иногда заезжали в деревню какие - нибудь торговцы, скупали излишки за сущий бесценок, в городе один литр стоил, как в деревне ведро, но хорошо бабка этого не знала и готова была отдать лишнее хоть за так, лишь бы не пропало, ведь Зорька старалась и дед исправно трудился… Угощала молочком и соседей, бесплатно, но они были тоже уже старики и много им было не надо.
–Вот, Зорька, - тоже вслух, но уже не размышляя, а просто беседуя с коровой, говорила бабка, -можа надумая доча приехать, можа останися здеся, мы ужо старыя, чижало нам ужо, чаво в энтом городе хорошева, одни машины туды-сюды, а живуть аж на двенацатом этажу, на лифту ездют, мы с дедом были, голова аж кружацать, а чаво едят-то, страсть одна, у пакеты всё запичатана, в микравалнойках греють.
Зорька молча слушала бабку и понимающе кивала головой, мыча иногда, словно поддакивая и соглашаясь.
Но дочь не приезжала, от сына ни слуху, ни духу, бескрайние луга зарастали травой, цвели одуванчики, затем клевер и цикорий, зверобой и чабрец, дикие пчёлы кружили, жужжали среди просторов разноцветья, делая свою важную работу, со всех сторон щебетали птицы, словно захмелевшие от утренней росы, или от запаха свежескошенной травы… Мозолистым дедовым рукам с каждым днём всё тяжелее и тяжелее становилось держать косу, вязать снопы, катить велосипед, да и мысли в голове начинали путаться потихоньку, да так, что бывало забудет покормить или запереть корову в сарае, тогда Зорька подходила до избы к окошку и мычала негромко, как будто просила прощения, что хочет кушать Бабке тоже приходилось напрягать уставшие, одеревеневшие пальцы, но коли не подёргать Зорьку вовремя за сиськи, размышляла бабка, обидится ведь…
Так случилось однажды, помер дед. С любым может произойти, от нас это не зависит, со всяким случится когда-нибудь, а коль уж далеко за восемьдесят шагнуло, так и подавно того и жди. Приехали дочь с внуком, даже привезли батюшку из соседнего села, отпели, похоронили, помянули. Бабке тоже немного поплошело после такого события, слегла. Дочь решила подзадержаться в деревне на недельку, поухаживать за матерью.
-Доча, Зорькю – то доить надо-мна, да кормитя, - пытаясь покинуть постель, просипела бабуля. - Переселяйтеся.
-Смешная ты мамуля, - не сказала, правда, а подумала женщина, - я к этой скотине и подойти боюсь, и с какой стороны, не знаю. Только деревни мне вашей не хватало.
Надо заметить, доча оказалась дамой весьма предприимчивой, свой бизнес как никак, быстро сообразила, что надо сделать. Сына оставила присмотреть за бабулей, а сама укатила, как оказалось, не далеко, в соседнее село, километрах в двадцати которое. К вечеру приехал грузовик, открыли задний борт, трое мужиков выгнали Зорьку из загона, заволокли в кузов и увезли. ?Кобыла с возу, бабе легче?, - перефразировала дочка известную пословицу, складывая вырученные деньги в ридикюль. Зорька была удачно продана. Вот только городская мадам ещё не знала, как же ей быть дальше, в деревне долго засиживаться не хотелось, забирать бабку в город, к себе, тоже особого желания не возникало, да мать и сама не хотела…
Ровно через двое суток к ним заявился новоявленный Зорькин владелец, заявив, что корова пропала. Мужиком он оказался скандальным, нёс всякую ерунду, ревя словно молодой бычок, что, мол, корова дрессированная, оказывала сопротивление, затем выбила калитку в загоне и ушла. Бабкина дочка лыком шита не была, на грубость всегда могла ответить тем же, да ещё и послать куда… Решили ехать в село, по пути прихватив участкового.
Милиционер осмотрел стойло и пришёл к заключению: калитка выбита изнутри, даже копыто отпечаталось, и по следам видно, что корова убежала. Ищите.
Следующие двое суток прошли в поисках умного, ?дрессированного? животного целой компанией в составе неудавшегося Зорькиного владельца, его родственников и товарищей, а так же бабкиного внука, но затеянное не увенчалось успехом. Ещё через сутки исхудавшая Зорька сама заявилась в отчий дом, зашла в сарай и легла на остатки дедова сена. Снова приехала бригада мужиков на грузовике, но на этот раз поднять её не удалось.
Купивший Зорьку мужик ругался на чём свет стоит и плевался во все стороны. Тихим мычанием и отсутствующим взглядом Зорька выражала ноль внимания и фунт презрения к окружающим её людям.
Поехали за ветеринаром, решив, что корова просто больна. Врач осмотрел животное, ощупал, взял на анализы кровь и прочие ингредиенты. Велел оставить животное в покое, а назавтра приехать за результатом в район.
Следующим днём на приёме у врача выяснилось, что корова абсолютно здорова, никаких отклонений не обнаружено.
–Кормите и доите, - порекомендовал ветеринар, - только… в другой дом она не пойдёт, вот так.
Не долго думая, мужик из села потребовал вернуть деньги. Женщина решила было возразить, но что-то передумала. Нервничая и скрипя зубами, бабкина дочка раскрыла ридикюль, вытащила купюры, бросила их в мужиков автомобиль и укатила в одном ей известном направлении.
Следующим днём в бабкино поместье заявились другие мужики, пара здоровенных лбов, вынули из багажника кувалду, топор и пару большущих острозаточенных ножей.
Минут через двадцать Зорьки не стало.
Ножами и топором мужики быстро и проффесионально разделали тушу на куски и уже через пару часов умчались на машине с грузом свеженькой говядины. Дочка, пересчитав, убрала деньги в ридикюль довольная - получилось даже больше, чем в первый раз, да ещё кусочек мясца обломился на домашние пельмени…
А ещё через две недели померла и бабка. Просто время подошло, ничего сверхъестественного.
На этот раз дочь и отпевать не захотела, и так, мол, потратилась, но старики-соседи настояли. Похоронили, помянули.
На утро внучок заколотил в избе окна досками, а мамаша прилепила над дверью табличку: ?ПРОДАЮ?. И номер телефона. Сели в машину, уехали в город, не закрыв калитку в Зорькином сарае. Всё.
Р. S.
Тем, у кого есть джип, бизнес и т. д. - сядьте за руль, прокатитесь до этой деревни, посмотрите, стоит ли ещё та деревянная избушка, висит ли табличка, открыта ли калитка, не купили ещё? Адрес вам не скажу, можете ехать в любую деревню, можете в любой такое найти. А в некоторых и без табличек стоят давным -давно развалюхи… Эй, есть ещё кто живой?
А может отдать наши деревни китайцам? Пусть работают, плодятся и размножаются…
Хотя нет, беру свои слова обратно, а то подам идею, найдутся ведь предприимчивые такие, что отдать не отдадут, а продать могут.
Жили они в далёкой, полузаброшенной деревушке, состоящей из нескольких стареньких покосившихся деревянных избушек, и в такой же старенькой избушке, пока ещё поддерживаемой дедом в исправном жилом состоянии. Старичкам самим давно уже шагнуло за восемьдесят, из выросших их детей сын где-то затерялся на просторах великой Родины, толи на войне, толи в лагере сгинул, не подарив им внучат, дочь жила в областном центре, всего-то вёрст за сто пятьдесят, но своими посещениями стариков не баловала, а уж чтобы переехать к ним насовсем не могло быть и речи. Иногда бывал внучок, студент-пятикурсник, но так, для отдыха с компанией и шашлыками. Летом по выходным деревню навещали и другие горожане, кто порыбачить, кто просто отдохнуть, однако получались от них только шум да кучи мусора из разных склянок, бутылок и целлофановых пакетов. Поначалу, было дело, старики даже пытались за ними убирать и закапывать всё в одной глубокой яме, но с каждым годом сил оставалось всё меньше и меньше…
И за внуков, и за детей, и светом в окне, и отдушиной, и живою душою для стариков была корова Зорька.
Необыкновенной, неподходящей для животного просто сказочной красотой обладала корова. Белая, чистая, как первый снег, с симметричными в контраст чёрными пятнами по бокам. Выражение её глаз на умной морде говорило о том, что Зорька всё понимает и что если бы была возможность говорить, она могла бы читать вслух стихи собственного сочинения, а если бы вместо копыт были руки, так могла бы ещё и записать… Но так уж решил Создатель, что существо могло выразить своё отношение к миру одним лишь мычанием.
Дед по лету косил для неё траву на бескрайних заливных лугах, размышляя вслух: какая-ж травищща растёт, да и сколькя-ж её здесь, вона какие просторы тута, вон какие стада можно содержать, не тож Рассею, а иж всю Ахфрику молоком можа напоить, да творогом накормитя. А ведь была хверма когда-то, годков уж двадцать поди стоит развалёна как… Не хочут молодёжь работать, вона и дочь в городе, всё бизнисам каким занимаються, а живуть-та, аж на двенацатом этажу, были мы с бабкой у гостях, так голова кружацца.
Скошенную траву дед бережно вязал в небольшие снопы, затем прилаживал их по одному к велосипеду и медленно ведя его под руль, перевозил во двор на просушку, после чего так же бережно укладывал сено в Зорькины закрома.
-Эх, Зорькя ты Зорькя, детинушка ты наша, кормилица, - шептал по утрам он ей на ушко, поглаживая по голове, словно котёнка, перед выводом на лужок попастись. Зорька тихо мычала и словно улыбалась в ответ в знак благодарности.
Бабуля, как и положено ей, исправно доила свою любимицу утром и вечером. Молока Зорька давала столько, что хватало и на сметанку, и на творожок, и на маслице и даже оставалось ещё, куда им на двоих-то. Иногда заезжали в деревню какие - нибудь торговцы, скупали излишки за сущий бесценок, в городе один литр стоил, как в деревне ведро, но хорошо бабка этого не знала и готова была отдать лишнее хоть за так, лишь бы не пропало, ведь Зорька старалась и дед исправно трудился… Угощала молочком и соседей, бесплатно, но они были тоже уже старики и много им было не надо.
–Вот, Зорька, - тоже вслух, но уже не размышляя, а просто беседуя с коровой, говорила бабка, -можа надумая доча приехать, можа останися здеся, мы ужо старыя, чижало нам ужо, чаво в энтом городе хорошева, одни машины туды-сюды, а живуть аж на двенацатом этажу, на лифту ездют, мы с дедом были, голова аж кружацать, а чаво едят-то, страсть одна, у пакеты всё запичатана, в микравалнойках греють.
Зорька молча слушала бабку и понимающе кивала головой, мыча иногда, словно поддакивая и соглашаясь.
Но дочь не приезжала, от сына ни слуху, ни духу, бескрайние луга зарастали травой, цвели одуванчики, затем клевер и цикорий, зверобой и чабрец, дикие пчёлы кружили, жужжали среди просторов разноцветья, делая свою важную работу, со всех сторон щебетали птицы, словно захмелевшие от утренней росы, или от запаха свежескошенной травы… Мозолистым дедовым рукам с каждым днём всё тяжелее и тяжелее становилось держать косу, вязать снопы, катить велосипед, да и мысли в голове начинали путаться потихоньку, да так, что бывало забудет покормить или запереть корову в сарае, тогда Зорька подходила до избы к окошку и мычала негромко, как будто просила прощения, что хочет кушать Бабке тоже приходилось напрягать уставшие, одеревеневшие пальцы, но коли не подёргать Зорьку вовремя за сиськи, размышляла бабка, обидится ведь…
Так случилось однажды, помер дед. С любым может произойти, от нас это не зависит, со всяким случится когда-нибудь, а коль уж далеко за восемьдесят шагнуло, так и подавно того и жди. Приехали дочь с внуком, даже привезли батюшку из соседнего села, отпели, похоронили, помянули. Бабке тоже немного поплошело после такого события, слегла. Дочь решила подзадержаться в деревне на недельку, поухаживать за матерью.
-Доча, Зорькю – то доить надо-мна, да кормитя, - пытаясь покинуть постель, просипела бабуля. - Переселяйтеся.
-Смешная ты мамуля, - не сказала, правда, а подумала женщина, - я к этой скотине и подойти боюсь, и с какой стороны, не знаю. Только деревни мне вашей не хватало.
Надо заметить, доча оказалась дамой весьма предприимчивой, свой бизнес как никак, быстро сообразила, что надо сделать. Сына оставила присмотреть за бабулей, а сама укатила, как оказалось, не далеко, в соседнее село, километрах в двадцати которое. К вечеру приехал грузовик, открыли задний борт, трое мужиков выгнали Зорьку из загона, заволокли в кузов и увезли. ?Кобыла с возу, бабе легче?, - перефразировала дочка известную пословицу, складывая вырученные деньги в ридикюль. Зорька была удачно продана. Вот только городская мадам ещё не знала, как же ей быть дальше, в деревне долго засиживаться не хотелось, забирать бабку в город, к себе, тоже особого желания не возникало, да мать и сама не хотела…
Ровно через двое суток к ним заявился новоявленный Зорькин владелец, заявив, что корова пропала. Мужиком он оказался скандальным, нёс всякую ерунду, ревя словно молодой бычок, что, мол, корова дрессированная, оказывала сопротивление, затем выбила калитку в загоне и ушла. Бабкина дочка лыком шита не была, на грубость всегда могла ответить тем же, да ещё и послать куда… Решили ехать в село, по пути прихватив участкового.
Милиционер осмотрел стойло и пришёл к заключению: калитка выбита изнутри, даже копыто отпечаталось, и по следам видно, что корова убежала. Ищите.
Следующие двое суток прошли в поисках умного, ?дрессированного? животного целой компанией в составе неудавшегося Зорькиного владельца, его родственников и товарищей, а так же бабкиного внука, но затеянное не увенчалось успехом. Ещё через сутки исхудавшая Зорька сама заявилась в отчий дом, зашла в сарай и легла на остатки дедова сена. Снова приехала бригада мужиков на грузовике, но на этот раз поднять её не удалось.
Купивший Зорьку мужик ругался на чём свет стоит и плевался во все стороны. Тихим мычанием и отсутствующим взглядом Зорька выражала ноль внимания и фунт презрения к окружающим её людям.
Поехали за ветеринаром, решив, что корова просто больна. Врач осмотрел животное, ощупал, взял на анализы кровь и прочие ингредиенты. Велел оставить животное в покое, а назавтра приехать за результатом в район.
Следующим днём на приёме у врача выяснилось, что корова абсолютно здорова, никаких отклонений не обнаружено.
–Кормите и доите, - порекомендовал ветеринар, - только… в другой дом она не пойдёт, вот так.
Не долго думая, мужик из села потребовал вернуть деньги. Женщина решила было возразить, но что-то передумала. Нервничая и скрипя зубами, бабкина дочка раскрыла ридикюль, вытащила купюры, бросила их в мужиков автомобиль и укатила в одном ей известном направлении.
Следующим днём в бабкино поместье заявились другие мужики, пара здоровенных лбов, вынули из багажника кувалду, топор и пару большущих острозаточенных ножей.
Минут через двадцать Зорьки не стало.
Ножами и топором мужики быстро и проффесионально разделали тушу на куски и уже через пару часов умчались на машине с грузом свеженькой говядины. Дочка, пересчитав, убрала деньги в ридикюль довольная - получилось даже больше, чем в первый раз, да ещё кусочек мясца обломился на домашние пельмени…
А ещё через две недели померла и бабка. Просто время подошло, ничего сверхъестественного.
На этот раз дочь и отпевать не захотела, и так, мол, потратилась, но старики-соседи настояли. Похоронили, помянули.
На утро внучок заколотил в избе окна досками, а мамаша прилепила над дверью табличку: ?ПРОДАЮ?. И номер телефона. Сели в машину, уехали в город, не закрыв калитку в Зорькином сарае. Всё.
Р. S.
Тем, у кого есть джип, бизнес и т. д. - сядьте за руль, прокатитесь до этой деревни, посмотрите, стоит ли ещё та деревянная избушка, висит ли табличка, открыта ли калитка, не купили ещё? Адрес вам не скажу, можете ехать в любую деревню, можете в любой такое найти. А в некоторых и без табличек стоят давным -давно развалюхи… Эй, есть ещё кто живой?
А может отдать наши деревни китайцам? Пусть работают, плодятся и размножаются…
Хотя нет, беру свои слова обратно, а то подам идею, найдутся ведь предприимчивые такие, что отдать не отдадут, а продать могут.
Метки:
