На полуостровах Кони и Пьягина
В январе 1985 года я попал на зимние полевые работы. Это была гравиметрическая съёмка 1:200 000 масштаба. И проводились работы на полуостровах Кони и Пьягина, недалеко от Магадана. Работали всю зиму и весну. Вертолётами Ми-4 и Ми-8 каждый день вылетали на маршруты. Обычно я был напарником у Каракозова Всеволода Михайловича. Со вторым бортом были Валя Кормщиков и Витя Горовой. В намеченных точках мы проводили гравиметрические и барометрические измерения. Между точками по времени 5-10 минут. Выводили вертолёт в нужное место, выскакивали на снег для измерений, аппарат улетал на 2-3 минуты, чтобы не мешать вибрацией (иногда оставался на месте в некотором отдалении от нас), затем возвращался, мы заскакивали в салон и наводили на следующую точку. И так с утра до вечера. Тяжёлая работа. Особенно из-за морозов. Но тяжесть работы не заслонила от меня красоту этой земли. Вспоминая сезон, я в первую очередь думаю о пейзажах, увиденных там. Ну и романтика была в большом количестве.
Побережье Охотского моря в районе Кони-Пьягина сильно изрезано. Иногда у меня возникала ассоциация - фиорды. И действительно, как длинные пальцы, узкие длинные мысы в большом количестве далеко вдавались в море, напоминая о Скандинавии. И пространства в тех местах совершенно пустые - никого нет. Только однажды мы увидели в нескольких километрах от себя - вдоль берега летел самолёт Ил-14 на малой высоте. Я удивился тогда - почему так низко? Возможно, что это были погранцы или какой-нибудь надзор. Ил-14 всегда легко узнать даже издалека.
Природа полуостровов хоть и похожа на всю остальную территорию нашего северо-востока (сопки, тайга в речных долинах, тундра), но были и отличия. Отличия связаны с тем, что там прибрежная зона - влажный воздух и муссоны с моря. Благодаря особенностям климата можно было наблюдать причудливые формы, возникающие зимой...
Я всегда любил тригопункты - геодезические знаки, представляющие собой треноги из брёвен (иногда из металла) высотой 5-7 метров. Обычно они выставлялись на господствующих вершинах. Это пункты, абсолютная высота и координаты которых определены с высокой точностью. При построении топографических карт, высоты определялись именно от тригопунктов. А мы, геофизики, постоянно использовали их в своей работе, привязывая барометрические рейсы к этим твёрдым высотам.
Когда в пеших маршрутах я поднимался на вершину с тригопунктом, то возникало ощущение какой-то надёжности и спокойствия. Всегда пытался представить, как первопроходцы-геодезисты затаскивают на вершину брёвна и строят знак. Обычно я, сделав свои измерения гравитации, отдыхал несколько минут под треногой и потом шёл дальше по маршруту.
На Кони-Пьягино было полно тригопунктов, и мы часто высаживались на вершинах, где они стоят. И вот тут-то начинались чудеса. Зимой тригопункты преображались. Поскольку влажный воздух, то на брёвнах накапливался иней, много инея. Постепенно брёвна исчезали, превращаясь в толстые белые болванки. Да ещё и снегопады добавляли толщины. Часто всё это сливалось в одно тело, и невозможно было понять, где проходят брёвна. Просто снежная баба стоит на вершине. Но этого мало. Там дуют сезонные муссоны, в одном направлении. И снежные бабы начинали выпускать из себя горизонтальные отростки. Эти отростки состояли из спрессованного ветром снега и были твёрдыми. Целые космы, длиной до двух и более метров, торчали горизонтально по направлению муссона. Снежные бабы превращались в бородатых снежных великанов на вершинах. Горизонтальные бороды заслоняли собой небо, и под ними можно было укрыться. Вступая в пределы таких великанов, я ощущал себя в сказочной стране, и неохотно покидал вершины. А великаны оставались как дозорные на краю материка, и будут всегда.
Обычный рабочий день. Отлетав смену на нашей четвёрке, повернули к Магадану. Внизу сопки, в долинах между ними тайга. Всё в снегу. Приблизились к побережью Тауйской губы, там где залив Одян. Море затянуто льдом - просто белая равнина.
Я в те годы не очень разбирался в воздушной навигации, но меня немного удивило, что борт полетел не над сушей, а прямо над морем - по кратчайшему пути до аэропорта "Магадан 13-й километр". Уже после приземления узнал кое-что от напарника. Командир экипажа, Павлов Валера, рассказал ему, что произошло ЧП во время возвращения домой - пилоты почувствовали повышенные вибрации. Поэтому, против правил, пошли по кратчайшему пути, над морем. Оказалось, что в хвостовой балке вертолёта отлетел один из кронштейнов, через которые проходит длинный вал хвостового винта. Не трудно представить себе, чем такая поломка могла закончиться. Вибрации, усиливаясь, вырвали бы остальные кронштейны. Далее отрывает саму хвостовую балку, машина начинает быстро вращаться на месте и падает. Перед падением всех живых размазывает по салону и кабине. Повезло нам. А четвёрка та - была самой последней во всей Магаданской области. Это очень хороший и надёжный вертолёт, но всему приходит конец - из-за возраста. Правда аппарат отремонтировали, и всё шло по-прежнему.
Было ветренно и холодно. Зима в самом разгаре. В такие дни не очень комфортно работать, так как мёрзнут пальцы, когда занимаешься с приборами и пишешь в журнале отсчёт. К тому же, когда вертолёт, сделав круг, пока мы работаем с приборами, подходит к точке, чтобы забрать операторов, холодный снежный вихрь от винтов проникает чуть ли не под кожу. В итоге у меня разболелся зуб справа внизу. Красота пейзажей уже не радовала совсем, так как боль усиливалась. И когда восьмёрка приземлилась на аэродроме, я отправился искать врача. Но поселковая амбулатория уже закрыта. Тогда я зашёл в амбулаторию при аэродроме. Под вечер услышал от усталой женщины - зубного врача, что здесь принимают только пилотов. Отчаяние охватило меня. Упросил-таки. Оказавшись в кресле, стал жалостливо рассказывать ей, как мне больно. Но суровый окрик прервал жалобы. "Так! Всё! Тихо!" - скомандовала женщина в белом халате. А дальше началось истязание - я с детства боялся зубных врачей. Тем не менее всё завершилось к моей радости. И счастливый обладатель новой пломбы пошёл спать в общагу. Не знаю, из какого драгоценного металла были руки этой суровой женщины, но только вспоминал её очень часто. Спустя много лет уже и зубов вокруг не осталось, и сам залеченный зуб исчез, но пломба, поставленная в тот вечер, держалась нерушимой скалой ещё очень долго.
Пользуясь случаем, Каракозов рассказал мне одну историю, произошедшую с ним когда-то давно. В составе гравиметрического отряда он работал оператором в районе Певека, зимой. Не помню, была ли это съёмка масштаба 1:200000, или это была миллионка. И вот, как-то раз, возвращались они после смены в аэропорт Певека. Посреди Чаунской губы неожиданно увидели сани. Опустились на лёд. Просто сани с грузом. Ни собак, ни людей вокруг. Всё это показалось странным. Оказывается сани были загружены колбасой! Ребята проголодались за день и стащили по батону. В салоне Ми-4 есть воздуховод, по которому поступает горячий воздух от двигателя. И Всеволод Михайлович пристроился там греть свою колбасу, поскольку батон был твёрдым как камень от мороза. Колбаса оттаяла, но, как оказалось, только снаружи. Ничего не подозревая, он сделал первый укус... и сломал напополам здоровый зуб. Ведь в центре батон продолжал быть заледеневшим...
В Певеке произошло почти то же самое, что и со мной - поселковая амбулатория закрылась уже, пилотская отказала. И куда деваться было? Каракозов пошёл и купил две бутылки водки. Выпив одну, плоскогубцами выдернул первую половину сломанного пополам зуба. Выпив вторую, выдернул то, что осталось.
Помню, как меня удивила эта история. Всеволод Михайлович стал казаться мне просто титаном.
Ми-8 возвращался после работы. Шли по долинам рек между сопками, ниже заснеженных верхушек. А сопки были в том месте невысокие. Склоны покрыты редколесьем, состоящим в основном из лиственниц. Но внизу, в долинах, росла нормальная тайга. Красивая местность. Возникало ощущение покоя. Я с интересом разглядывал проплывающие внизу и по бокам пейзажи. Экипаж состоял из молодых пилотов. У них было мастерство своего дела, и был азарт. Азарт, как выяснилось, не только в работе. Неожиданно машина стала кружиться над одной точкой. Взглянув туда, я увидел зверя. Вниз по склону, между редких листвянок, от нас улепётывала она - росомаха. Скрытный зверь, и встречается не часто. Но тут - попалась, так попалась. Мы стали снижаться, приближаясь к хищнику. Это захватывает. И вот мы уже совсем рядом. Вращающийся винт поднимает от поверхности вихри снега, вертолёт повернулся боком к зверю, чтобы можно было открыть дверцу салона и спокойно рассмотреть. Расстояние ничтожное - метров 7 примерно. Здесь поляна, благодаря чему мы смогли подойти так близко. Дверца открыта, и мы смотрим на росомаху. Какая же красивая она! И довольно большая. Тёмная, почти чёрная, шерсть. По бокам, вдоль всего тела идёт серебристая полоса, благодаря чему зверь особенно красив. Но главное не это. Я вижу её морду, глаза - совсем рядом, рукой подать. Росомаха убегала, но потом, оказавшись на поляне и поняв, что её настигли, притормозила свой бег. И мы увидели истинную сущность этого существа. Повернувшись к вертолёту через правое плечо, глядя на людей, находясь прямо под винтом, этот зверь яростно зарычал. За грохотом винтов, конечно, никто ничего не услышал. Но зато мы увидели - этот яростный взгляд, эту дикую силу, сочащуюся с клыков. Насладившись зрелищем, взмыли вверх. Но взгляд росомахи я вспоминаю всю свою жизнь и очень часто.
Всеволод Михайлович, вечером за ужином, сказал, что волки в таких ситуациях ведут себя иначе. А росомаха, сказал он, такой зверь - яростный и отважный. И я это прочувствовал.
По дороге домой мы часто пролетали над большим водоёмом, который называется озеро Чистое. Это большое овальное озеро шириной 6-8 километров. Зимой водоём представлял из себя просто заснеженную равнину. Но весной... Лёд постепенно растаял. И я с удивлением увидел небо внизу. Облака проплывали над нами, и под нами тоже, так как отражались в спокойных водах озера. Было ощущение, что смотришь в окно, за которым неизвестный мир, находящийся в постоянном движении. Это завораживало. А берега - весенняя тундра давала неожиданные сочетания цветов: опал, голубизна, желтизна. И всё это на фоне белых разводов исчезающего снега. Художник постарался...
Поскольку расстояния велики, нам не хотелось постоянно возвращаться в аэропорт для дозаправки. Поэтому, в начале сезона, пришлось забрасывать бочки с бензином для Ми-4. Много бочек стояло на небольшой заснеженной возвышенности в центре района работ. Приземляясь туда, мы, геофизики, получали небольшую передышку, пока экипаж занимался дозаправкой. Можно было расслабиться. Это были моменты, когда удавалось спокойно пообщаться с пилотами. И вообще, это место навевало спокойствие. Бочки простояли зиму. Бочки как бочки. Но с наступлением весны температура постепенно повышалась, и бочки стали распухать. Нагреваясь, бензин пытался вырваться наружу. И прохаживаясь между опухшими бочками, я слышал шипение - бензин понемногу прорывался. Картину вижу часто - снег, вертолёт Ми-4, куча бочек, чаепитие экипажа и геофизиков.
Зимой условия были суровыми - морозы до 30 градусов и ветер. Поэтому аммуниция была соответствующая - унты (иногда валенки), тулуп (или пуховка), ушанка. И когда вертолёт подлетал к точке, чтобы забрать нас после измерений, это было испытанием. Винты пытались сдуть человека, усиливая ветром и без того сильный холод. Приходилось поворачиваться спиной, борясь с вихрем. Но с наступлением весны, становилось теплее и теплее. Постепенно облегчалась и одежда. Здесь, на полуостровах, весна чувствуется не так как в материковой части. Всё из-за влажности. Кругом лежит много снега, но в водухе уже пахнет жизнью. Это что-то неуловимое, но имеющее большую власть над тобой. Уже и солнце стало давать тепло. И в моменты, когда я находился на точке, появлялся непонятный зуд во всём теле. Из под снега стали появляться зелёные кусты кедрового стланика. Зимой они придавлены снегом. Но весной упрямые полуползучие стволы начинали сбрасывать тяжесть, поднимаясь.
Постепенно раскисала тундра в долинах. Особенно запомнился один момент. Мы высадились на невысокую вершину, расположенную над устьем большой реки, впадающей в Охотское море. Широкая долина при впадении представляла из себя весеннее марево из полурастаявшего снега, текущих по нему, пробившихся снизу, ручьёв и рукавов. Не было чёткой границы между дельтой и морем. Там, в море, ещё оставались островки льда и снега. Чувствовалось течение речной воды. И отдельные льдины ярко сверкали на солнце, постепенно уносимые от берегов. А по бокам располагались длинные пальцы-мысы. Было ощущение, что сказочный великан, взмахнув этими пальцами, сбросил в море драгоценные перстни.
17.12.2021
Побережье Охотского моря в районе Кони-Пьягина сильно изрезано. Иногда у меня возникала ассоциация - фиорды. И действительно, как длинные пальцы, узкие длинные мысы в большом количестве далеко вдавались в море, напоминая о Скандинавии. И пространства в тех местах совершенно пустые - никого нет. Только однажды мы увидели в нескольких километрах от себя - вдоль берега летел самолёт Ил-14 на малой высоте. Я удивился тогда - почему так низко? Возможно, что это были погранцы или какой-нибудь надзор. Ил-14 всегда легко узнать даже издалека.
Природа полуостровов хоть и похожа на всю остальную территорию нашего северо-востока (сопки, тайга в речных долинах, тундра), но были и отличия. Отличия связаны с тем, что там прибрежная зона - влажный воздух и муссоны с моря. Благодаря особенностям климата можно было наблюдать причудливые формы, возникающие зимой...
Я всегда любил тригопункты - геодезические знаки, представляющие собой треноги из брёвен (иногда из металла) высотой 5-7 метров. Обычно они выставлялись на господствующих вершинах. Это пункты, абсолютная высота и координаты которых определены с высокой точностью. При построении топографических карт, высоты определялись именно от тригопунктов. А мы, геофизики, постоянно использовали их в своей работе, привязывая барометрические рейсы к этим твёрдым высотам.
Когда в пеших маршрутах я поднимался на вершину с тригопунктом, то возникало ощущение какой-то надёжности и спокойствия. Всегда пытался представить, как первопроходцы-геодезисты затаскивают на вершину брёвна и строят знак. Обычно я, сделав свои измерения гравитации, отдыхал несколько минут под треногой и потом шёл дальше по маршруту.
На Кони-Пьягино было полно тригопунктов, и мы часто высаживались на вершинах, где они стоят. И вот тут-то начинались чудеса. Зимой тригопункты преображались. Поскольку влажный воздух, то на брёвнах накапливался иней, много инея. Постепенно брёвна исчезали, превращаясь в толстые белые болванки. Да ещё и снегопады добавляли толщины. Часто всё это сливалось в одно тело, и невозможно было понять, где проходят брёвна. Просто снежная баба стоит на вершине. Но этого мало. Там дуют сезонные муссоны, в одном направлении. И снежные бабы начинали выпускать из себя горизонтальные отростки. Эти отростки состояли из спрессованного ветром снега и были твёрдыми. Целые космы, длиной до двух и более метров, торчали горизонтально по направлению муссона. Снежные бабы превращались в бородатых снежных великанов на вершинах. Горизонтальные бороды заслоняли собой небо, и под ними можно было укрыться. Вступая в пределы таких великанов, я ощущал себя в сказочной стране, и неохотно покидал вершины. А великаны оставались как дозорные на краю материка, и будут всегда.
Обычный рабочий день. Отлетав смену на нашей четвёрке, повернули к Магадану. Внизу сопки, в долинах между ними тайга. Всё в снегу. Приблизились к побережью Тауйской губы, там где залив Одян. Море затянуто льдом - просто белая равнина.
Я в те годы не очень разбирался в воздушной навигации, но меня немного удивило, что борт полетел не над сушей, а прямо над морем - по кратчайшему пути до аэропорта "Магадан 13-й километр". Уже после приземления узнал кое-что от напарника. Командир экипажа, Павлов Валера, рассказал ему, что произошло ЧП во время возвращения домой - пилоты почувствовали повышенные вибрации. Поэтому, против правил, пошли по кратчайшему пути, над морем. Оказалось, что в хвостовой балке вертолёта отлетел один из кронштейнов, через которые проходит длинный вал хвостового винта. Не трудно представить себе, чем такая поломка могла закончиться. Вибрации, усиливаясь, вырвали бы остальные кронштейны. Далее отрывает саму хвостовую балку, машина начинает быстро вращаться на месте и падает. Перед падением всех живых размазывает по салону и кабине. Повезло нам. А четвёрка та - была самой последней во всей Магаданской области. Это очень хороший и надёжный вертолёт, но всему приходит конец - из-за возраста. Правда аппарат отремонтировали, и всё шло по-прежнему.
Было ветренно и холодно. Зима в самом разгаре. В такие дни не очень комфортно работать, так как мёрзнут пальцы, когда занимаешься с приборами и пишешь в журнале отсчёт. К тому же, когда вертолёт, сделав круг, пока мы работаем с приборами, подходит к точке, чтобы забрать операторов, холодный снежный вихрь от винтов проникает чуть ли не под кожу. В итоге у меня разболелся зуб справа внизу. Красота пейзажей уже не радовала совсем, так как боль усиливалась. И когда восьмёрка приземлилась на аэродроме, я отправился искать врача. Но поселковая амбулатория уже закрыта. Тогда я зашёл в амбулаторию при аэродроме. Под вечер услышал от усталой женщины - зубного врача, что здесь принимают только пилотов. Отчаяние охватило меня. Упросил-таки. Оказавшись в кресле, стал жалостливо рассказывать ей, как мне больно. Но суровый окрик прервал жалобы. "Так! Всё! Тихо!" - скомандовала женщина в белом халате. А дальше началось истязание - я с детства боялся зубных врачей. Тем не менее всё завершилось к моей радости. И счастливый обладатель новой пломбы пошёл спать в общагу. Не знаю, из какого драгоценного металла были руки этой суровой женщины, но только вспоминал её очень часто. Спустя много лет уже и зубов вокруг не осталось, и сам залеченный зуб исчез, но пломба, поставленная в тот вечер, держалась нерушимой скалой ещё очень долго.
Пользуясь случаем, Каракозов рассказал мне одну историю, произошедшую с ним когда-то давно. В составе гравиметрического отряда он работал оператором в районе Певека, зимой. Не помню, была ли это съёмка масштаба 1:200000, или это была миллионка. И вот, как-то раз, возвращались они после смены в аэропорт Певека. Посреди Чаунской губы неожиданно увидели сани. Опустились на лёд. Просто сани с грузом. Ни собак, ни людей вокруг. Всё это показалось странным. Оказывается сани были загружены колбасой! Ребята проголодались за день и стащили по батону. В салоне Ми-4 есть воздуховод, по которому поступает горячий воздух от двигателя. И Всеволод Михайлович пристроился там греть свою колбасу, поскольку батон был твёрдым как камень от мороза. Колбаса оттаяла, но, как оказалось, только снаружи. Ничего не подозревая, он сделал первый укус... и сломал напополам здоровый зуб. Ведь в центре батон продолжал быть заледеневшим...
В Певеке произошло почти то же самое, что и со мной - поселковая амбулатория закрылась уже, пилотская отказала. И куда деваться было? Каракозов пошёл и купил две бутылки водки. Выпив одну, плоскогубцами выдернул первую половину сломанного пополам зуба. Выпив вторую, выдернул то, что осталось.
Помню, как меня удивила эта история. Всеволод Михайлович стал казаться мне просто титаном.
Ми-8 возвращался после работы. Шли по долинам рек между сопками, ниже заснеженных верхушек. А сопки были в том месте невысокие. Склоны покрыты редколесьем, состоящим в основном из лиственниц. Но внизу, в долинах, росла нормальная тайга. Красивая местность. Возникало ощущение покоя. Я с интересом разглядывал проплывающие внизу и по бокам пейзажи. Экипаж состоял из молодых пилотов. У них было мастерство своего дела, и был азарт. Азарт, как выяснилось, не только в работе. Неожиданно машина стала кружиться над одной точкой. Взглянув туда, я увидел зверя. Вниз по склону, между редких листвянок, от нас улепётывала она - росомаха. Скрытный зверь, и встречается не часто. Но тут - попалась, так попалась. Мы стали снижаться, приближаясь к хищнику. Это захватывает. И вот мы уже совсем рядом. Вращающийся винт поднимает от поверхности вихри снега, вертолёт повернулся боком к зверю, чтобы можно было открыть дверцу салона и спокойно рассмотреть. Расстояние ничтожное - метров 7 примерно. Здесь поляна, благодаря чему мы смогли подойти так близко. Дверца открыта, и мы смотрим на росомаху. Какая же красивая она! И довольно большая. Тёмная, почти чёрная, шерсть. По бокам, вдоль всего тела идёт серебристая полоса, благодаря чему зверь особенно красив. Но главное не это. Я вижу её морду, глаза - совсем рядом, рукой подать. Росомаха убегала, но потом, оказавшись на поляне и поняв, что её настигли, притормозила свой бег. И мы увидели истинную сущность этого существа. Повернувшись к вертолёту через правое плечо, глядя на людей, находясь прямо под винтом, этот зверь яростно зарычал. За грохотом винтов, конечно, никто ничего не услышал. Но зато мы увидели - этот яростный взгляд, эту дикую силу, сочащуюся с клыков. Насладившись зрелищем, взмыли вверх. Но взгляд росомахи я вспоминаю всю свою жизнь и очень часто.
Всеволод Михайлович, вечером за ужином, сказал, что волки в таких ситуациях ведут себя иначе. А росомаха, сказал он, такой зверь - яростный и отважный. И я это прочувствовал.
По дороге домой мы часто пролетали над большим водоёмом, который называется озеро Чистое. Это большое овальное озеро шириной 6-8 километров. Зимой водоём представлял из себя просто заснеженную равнину. Но весной... Лёд постепенно растаял. И я с удивлением увидел небо внизу. Облака проплывали над нами, и под нами тоже, так как отражались в спокойных водах озера. Было ощущение, что смотришь в окно, за которым неизвестный мир, находящийся в постоянном движении. Это завораживало. А берега - весенняя тундра давала неожиданные сочетания цветов: опал, голубизна, желтизна. И всё это на фоне белых разводов исчезающего снега. Художник постарался...
Поскольку расстояния велики, нам не хотелось постоянно возвращаться в аэропорт для дозаправки. Поэтому, в начале сезона, пришлось забрасывать бочки с бензином для Ми-4. Много бочек стояло на небольшой заснеженной возвышенности в центре района работ. Приземляясь туда, мы, геофизики, получали небольшую передышку, пока экипаж занимался дозаправкой. Можно было расслабиться. Это были моменты, когда удавалось спокойно пообщаться с пилотами. И вообще, это место навевало спокойствие. Бочки простояли зиму. Бочки как бочки. Но с наступлением весны температура постепенно повышалась, и бочки стали распухать. Нагреваясь, бензин пытался вырваться наружу. И прохаживаясь между опухшими бочками, я слышал шипение - бензин понемногу прорывался. Картину вижу часто - снег, вертолёт Ми-4, куча бочек, чаепитие экипажа и геофизиков.
Зимой условия были суровыми - морозы до 30 градусов и ветер. Поэтому аммуниция была соответствующая - унты (иногда валенки), тулуп (или пуховка), ушанка. И когда вертолёт подлетал к точке, чтобы забрать нас после измерений, это было испытанием. Винты пытались сдуть человека, усиливая ветром и без того сильный холод. Приходилось поворачиваться спиной, борясь с вихрем. Но с наступлением весны, становилось теплее и теплее. Постепенно облегчалась и одежда. Здесь, на полуостровах, весна чувствуется не так как в материковой части. Всё из-за влажности. Кругом лежит много снега, но в водухе уже пахнет жизнью. Это что-то неуловимое, но имеющее большую власть над тобой. Уже и солнце стало давать тепло. И в моменты, когда я находился на точке, появлялся непонятный зуд во всём теле. Из под снега стали появляться зелёные кусты кедрового стланика. Зимой они придавлены снегом. Но весной упрямые полуползучие стволы начинали сбрасывать тяжесть, поднимаясь.
Постепенно раскисала тундра в долинах. Особенно запомнился один момент. Мы высадились на невысокую вершину, расположенную над устьем большой реки, впадающей в Охотское море. Широкая долина при впадении представляла из себя весеннее марево из полурастаявшего снега, текущих по нему, пробившихся снизу, ручьёв и рукавов. Не было чёткой границы между дельтой и морем. Там, в море, ещё оставались островки льда и снега. Чувствовалось течение речной воды. И отдельные льдины ярко сверкали на солнце, постепенно уносимые от берегов. А по бокам располагались длинные пальцы-мысы. Было ощущение, что сказочный великан, взмахнув этими пальцами, сбросил в море драгоценные перстни.
17.12.2021
Метки:
