Необычные знакомства. История двенадцатая
А теперь немного о моём рабочем опыте в Америке. Он был разным и разнообразным. Но хочется рассказать об особом, с моей точки зрения, случае в моей рабочей практике. В этот период у меня в подчинении было около семидесяти двух человек.
Я работал в должности старшего мастера и под моим началом было четыре цеха - сборочный, механический, цех шелкографии и трансформаторный. Да, забыл сказать об участке настройки и наладки приборов с двумя работниками, один из которых был русский еврей, бывший советский майор, специалист по электронике, а второй, молодой чёрный парень только что закончивший училище по ремонту приборов. Оба они знали своё дело, а русский был просто ходячей энциклопедией. Но здесь не о них речь. Весь коллектив Был многонациональным и разношерстным. Корейцы, поляки, мексиканцы, русские, филиппинцы и, конечно, американцы двух цветов - вот не совсем полный список национальностей с которыми мне пришлось работать. В основном люди нормальные, дисциплинированные и работящие. Но, как говорят - в семье не без урода. Были у меня и такие. Правда, долго они не задерживались и убирались из коллектива, как только подходило третье письменное предупреждение. Иногда люди увольнялись тут же на месте, совершая нарушения несовместимые с правилами поведения на предприятии. Вот об одном таком случае и пойдёт рассказ.
Филипп был принят на работу не на бог весть, какую должность, а именно в качестве дженитора, который должен был в течение рабочего дня следить за чистотой в цехах убирая мусор. Это была его основная функция, которую он по началу выполнял с усердием и прилежанием. Почти двухметрового роста афро-американец, или говоря по русски просто негр, справлялся с работой без никаких проблем. Мне казалось, что я нашёл достойную замену Хозе, которы вместо того чтобы работать отвлекал работниц сборочного цеха, несмотря на постоянные замечания, которые делались ему по этому поводу. Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя полагаться на первое впечатление. Должно пройти достаточно времени, чтобы убедиться в правильном выборе работника. Почему-то, Филипп был расположен ко мне больше, чем к остальным окружающим его. И не, потому-что я был его менеджером, а просто он чувствовал, что я как раз тот тип человека, с которым он может поделиться своими проблемами или радостями.
Поверьте, повода для этого я ему не давал. Так получилось, что во время интервью с ним я провёл гораздо больше времени, чем этого требовал регламент.
В резюме он указал, что последним местом его работы была церковь Святого Матвея в которой он проработал последние шесть лет, выполняя работу дженитора, а вечерами ухитрялся играть на саксофоне, в каком-то маленьком негритянском оркестре, зарабатывая дополнительные доллары, для того чтобы его единственный сын мог посещать частную школу. Семейные дела его не ладились, но он как-то мирился с женой, которую часто заставал в состоянии наркотического опьянения. Ни о каком воспитании сына не могло быть и речи и Филипп, наконец, решился и, забрав сына, переехал с юга на север Чикаго в район Эванстона. Благо, там уже много лет проживала его школьная подруга, которая до сих пор была влюблена в него по уши. Она приняла его с распростертыми объятиями, не смотря на то, что у неё уже было четверо своих детей. О том, чтобы ездить на работу на юг не могло быть и речи и он начал искать работу в близлежащих районах.
То ли, он был хорошим психологом и во время интервью пытался воздействовать на мое решение о приёме на работу на мои эмоции, то ли просто, был человеком, которому становилось легче на душе оттого, что он делился своими проблемами с другими людьми, как-бы возлагая на них, какую то часть этих проблем.
Факт остаётся фактом, и я действительно принял его на работу, где-то поддавшись его рассказам и пожалев его, но в основном, главную роль сыграли его физические данные и предыдущий опыт работы. Филипп проработал в компании около года. Никаких претензий к нему ни по работе, ни в поведении не было. Никаких разговоров о политике, религии или рассовой дискриминации он не вёл и вообще держался в стороне от других, заполняя свободное от работы время чтением газет или присоединялся в обеденный перерыв к двум или трём игрокам играющим в баскетбол. Был учтив и благодарен за чек, который получал каждую пятницу. Ну, скажите, какие претензии можно было иметь к такому работнику. Никаких, и я их не имел до поры, до времени. Что-то случилось с этим парнем. В одночасье, он переменился: стал угрюм, не разговорчив, уходил от ответов на вопросы - в общем, как-будто его подменили, да так что однажды он пришёл на работу выпившим. Я ничего ему не сказал, кроме того, что он не может находиться на территории предприятия в таком виде и отправил его домой.
Я понимал, что что-то произошло в его жизни, но не нашёл нужным задавать ему вопросы. На следующий день он появился на работе, как-будто ничего не случилось. Он подошёл, поздоровался и сказал, что он ОК. Очевидно, он это сделал, хорошо понимая, что произошло. Конечно, в такой ситуации необходимо было завести его в кабинет и прочитать ему нотацию, предупредив о плохих последствиях в случае повторения. К сожалению, я этого не сделал. Был конец месяца и план находился под угрозой срыва. Отправив Филиппа в цех, я намеревался поговорить с ним ещё раз через неделю, когда улягутся все страсти, но не получилось. Он снова появился на работе в пьяном состоянии. Необходимо было что-то делать и я вывел его за проходную, предупредив, что освобождаю его от работы на неделю без оплаты. Филипп возмутился и заплетающимся языком обругал меня матом. Я мог бы вызвать полицию, но не сделал этого, а только сказал, что меняю своё решение и он освобождён от всех своих обязанностей, и может считать себя уволенным по статье не дающей право на получение пособия. Он ушёл не попрощавшись.
Прошёл месяц. У меня уже появился другой дженитор, выполнявший свою работу не хуже и история с Филиппом начинала постепенно забываться. Появились другие проблемы, которые необходимо было решать и всё это отодвигало случившееся на задний план. Но, однажды, зазвонил телефон и женский голос, удостоверившись, что говорит именно со мной, пригласил меня в суд по делу Филиппа Джонсона. Честно говоря, я не знал, что и думать, и в связи с чем этот суд. Собравшись с духом, я перезвонил секретарю судьи, телефон которого она оставила в прошлый раз и сказал ей, что в связи с большой производственной загруженностью я не смогу появиться в зале суда в назначенное время. Оказывается, даже в таких случаях у них был выход из положения. В день заседания суда мой рабочий телефон был подключён прямо к телефону судьи, и я, как бы незримо присутствовал на этом заседании. В назначенное секретарём время зазвонил мой телефон и мужской голос, представившись судьёй начал задавать мне вопросы. Попросив назвать себя, откуда я говорю и мою должность, он сказал, что в моём лице Филипп Джонсон судит компанию за неправильное представление документов на него в бюро по безработице и хотел бы услышать всю историю из моих уст, предупредив о том, чтобы я говорил правду и только правду, так как всё сказанное должно быть в протоколе.
Я рассказал всё, как было, ничего не утаивая, но когда судья потребовал, чтобы я произнёс слова ругательств, которыми был обруган, я был сконфужен.
-Я не могу это сделать,- сказал я,- по двум причинам, и у вас в зале, и у меня в цеху сидят женщины, это во-первых, а во-вторых, я не так воспитан, господин судья.
-Я вас понимаю, и тем ни менее, вам прийдется произнести эти слова для протокола,- с явным негритянским акцентом произнесла трубка. И я произнёс, под громкий хохот находившихся в зале суда. Не знаю, выиграл Филипп дело или нет, во всяком случае, насколько я знаю, никаких бумаг из суда компания не получала. Кажется, на этом история могла бы и закончится, но не тут то было. Однажды, а дело было в июле, во время обеденного перерыва, на площадку для парковки машин въехал длинный белый лимузин марки “Town Car”. Выждав с минуту, когда все перестали жевать свои бутерброды, а баскетболисты перестали забрасывать мяч в кольцо, передняя дверь машины медленно открылась и явно рассчитывая произвести эффект на публику из машины вышел Филипп Джонсон. На нем был чёрный фирменный костюм, белоснежная накрахмаленная рубашка, белые лакированные туфли, бабочка-галстук и, конечно, фуражка с козырьком и золотой эмблемой компании “American Taxi”.
Захлопнув дверь, он опёрся спиной на машину и, вращая на указательном пальце брелок с ключами начал насвистывать, высматривая кого-то, наконец, увидев меня он громко позвал, попросив подойти. Я был удивлён увидев его не меньше, чем все кто находился в это время на улице.
-Здравствуйте, господин начальник,- спокойным голосом произнёс Филипп, когда я подошёл.
-Чем могу быть вам полезен мистер Джонсон и что вообще вы здесь делаете? Это частная территория и посторонним вход или въезд сюда запрещен,- спросил я его, не отвечая на приветствие.
-Не обижайтесь, сэр за прошлое. Я приехал извиниться за неприятности, которые вам причинил и, отблагодарить за услугу, которую вы мне оказали уволив с работы. Очевидно, я не такой плохой человек, если до сих пор судьба благоволит ко мне. Как видите я при деле и поверьте уж в этот раз я себя я не подведу. Сделайте мне одолжение, сядьте в машину, я тут кое-что приготовил, зная, что в это время у вас обед. Он открыл заднюю дверь лимузина, приглашая меня в машину.
После всего сказанного я не знал, как ему отказать, тем более, что человек пять подошло к нам прислушиваясь к разговору и наблюдая за тем, что произойдёт дальше.
Я понимал, что они хотели увидеть и услышать мою реакцию в этой необычной обстановке.
Я никогда не ездил в лимузинах и поэтому не знал, как они оборудованы внутри. Живя в Америке на то время, уже лет десять я привык ничему не удивляться. Вот и в этот раз на меня не произвело особого впечатления то, что подготовил Филипп, так как не знал к чему это всё ведёт. А он уже постарался, поверьте мне. Я не собираюсь разбирать по косточкам интерьер лимузина. Он, как и полагается машинам такого класса был на самом высоком уровне. Другое дело, что было выставлено на откидном столике заднего сидения. Несомненно, Филипп, прежде чем приехать сюда консультировался с какими-то русскими или просто заказал всё в русском ресторане. То, что я увидел меня просто рассмешило, а его привело в недоумение. Судя по выражению его лица, он ожидал увидеть восторженную реакцию, а увидел ничего не выражающую физиономию.
Не буду томить читателя, на столике в тарелке лежала нарезанная селёдка, печёная картошка, зелёный лук, соленые огурцы и, конечно, бутылка московской водки с зеленой этикеткой, ещё времён советского разлива.
-Филипп,- обратился я к нему,- я ценю твоё желание извинится таким образом, но поверь, это вовсе ни к чему. Во-первых, потому-что я уже поел, а во-вторых, это как раз то из-за чего ты был уволен. Ты коренной американец и лучше, чем кто-либо другой должен знать, что в Америке, в рабочее время не пьют. Так что извини, как-нибудь в другой раз и в другой обстановке. Протянув ему руку, чтобы попрощаться я спросил:
-Лучше скажи, чем закончилось то судебное заседание, в котором мне пришлось учавствовать таким необычным образом?
-А ничем,- улыбаясь сказал он,- я и забыть давно успел об этом. Кажется мы тогда здорово повеселились.
-Что ты имеешь в виду под словом “повеселились”?
-Именно то, что сказал. Я решил таким образом отомстить вам за моё увольнение и разыграл спектакль, в котором с удовольствием участвовали все мои друзья. Увидев мое удивленное и расстроенное лицо, он неожиданно, громко расхохотался и продолжил:
-Жизнь преподносит разным людям разные подарки. Я заслужил именно то, что заслужил. Но самым большим подарком для меня оказалось наше знакомство и скажу откровенно, вы были самым хорошим менеджером в моей жизни. Спасибо вам за это, а что касается нашего розыгрыша, то его написал и включил, в одну из его пьес один из моих друзей.
Октябрь, 2008 г.
Я работал в должности старшего мастера и под моим началом было четыре цеха - сборочный, механический, цех шелкографии и трансформаторный. Да, забыл сказать об участке настройки и наладки приборов с двумя работниками, один из которых был русский еврей, бывший советский майор, специалист по электронике, а второй, молодой чёрный парень только что закончивший училище по ремонту приборов. Оба они знали своё дело, а русский был просто ходячей энциклопедией. Но здесь не о них речь. Весь коллектив Был многонациональным и разношерстным. Корейцы, поляки, мексиканцы, русские, филиппинцы и, конечно, американцы двух цветов - вот не совсем полный список национальностей с которыми мне пришлось работать. В основном люди нормальные, дисциплинированные и работящие. Но, как говорят - в семье не без урода. Были у меня и такие. Правда, долго они не задерживались и убирались из коллектива, как только подходило третье письменное предупреждение. Иногда люди увольнялись тут же на месте, совершая нарушения несовместимые с правилами поведения на предприятии. Вот об одном таком случае и пойдёт рассказ.
Филипп был принят на работу не на бог весть, какую должность, а именно в качестве дженитора, который должен был в течение рабочего дня следить за чистотой в цехах убирая мусор. Это была его основная функция, которую он по началу выполнял с усердием и прилежанием. Почти двухметрового роста афро-американец, или говоря по русски просто негр, справлялся с работой без никаких проблем. Мне казалось, что я нашёл достойную замену Хозе, которы вместо того чтобы работать отвлекал работниц сборочного цеха, несмотря на постоянные замечания, которые делались ему по этому поводу. Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя полагаться на первое впечатление. Должно пройти достаточно времени, чтобы убедиться в правильном выборе работника. Почему-то, Филипп был расположен ко мне больше, чем к остальным окружающим его. И не, потому-что я был его менеджером, а просто он чувствовал, что я как раз тот тип человека, с которым он может поделиться своими проблемами или радостями.
Поверьте, повода для этого я ему не давал. Так получилось, что во время интервью с ним я провёл гораздо больше времени, чем этого требовал регламент.
В резюме он указал, что последним местом его работы была церковь Святого Матвея в которой он проработал последние шесть лет, выполняя работу дженитора, а вечерами ухитрялся играть на саксофоне, в каком-то маленьком негритянском оркестре, зарабатывая дополнительные доллары, для того чтобы его единственный сын мог посещать частную школу. Семейные дела его не ладились, но он как-то мирился с женой, которую часто заставал в состоянии наркотического опьянения. Ни о каком воспитании сына не могло быть и речи и Филипп, наконец, решился и, забрав сына, переехал с юга на север Чикаго в район Эванстона. Благо, там уже много лет проживала его школьная подруга, которая до сих пор была влюблена в него по уши. Она приняла его с распростертыми объятиями, не смотря на то, что у неё уже было четверо своих детей. О том, чтобы ездить на работу на юг не могло быть и речи и он начал искать работу в близлежащих районах.
То ли, он был хорошим психологом и во время интервью пытался воздействовать на мое решение о приёме на работу на мои эмоции, то ли просто, был человеком, которому становилось легче на душе оттого, что он делился своими проблемами с другими людьми, как-бы возлагая на них, какую то часть этих проблем.
Факт остаётся фактом, и я действительно принял его на работу, где-то поддавшись его рассказам и пожалев его, но в основном, главную роль сыграли его физические данные и предыдущий опыт работы. Филипп проработал в компании около года. Никаких претензий к нему ни по работе, ни в поведении не было. Никаких разговоров о политике, религии или рассовой дискриминации он не вёл и вообще держался в стороне от других, заполняя свободное от работы время чтением газет или присоединялся в обеденный перерыв к двум или трём игрокам играющим в баскетбол. Был учтив и благодарен за чек, который получал каждую пятницу. Ну, скажите, какие претензии можно было иметь к такому работнику. Никаких, и я их не имел до поры, до времени. Что-то случилось с этим парнем. В одночасье, он переменился: стал угрюм, не разговорчив, уходил от ответов на вопросы - в общем, как-будто его подменили, да так что однажды он пришёл на работу выпившим. Я ничего ему не сказал, кроме того, что он не может находиться на территории предприятия в таком виде и отправил его домой.
Я понимал, что что-то произошло в его жизни, но не нашёл нужным задавать ему вопросы. На следующий день он появился на работе, как-будто ничего не случилось. Он подошёл, поздоровался и сказал, что он ОК. Очевидно, он это сделал, хорошо понимая, что произошло. Конечно, в такой ситуации необходимо было завести его в кабинет и прочитать ему нотацию, предупредив о плохих последствиях в случае повторения. К сожалению, я этого не сделал. Был конец месяца и план находился под угрозой срыва. Отправив Филиппа в цех, я намеревался поговорить с ним ещё раз через неделю, когда улягутся все страсти, но не получилось. Он снова появился на работе в пьяном состоянии. Необходимо было что-то делать и я вывел его за проходную, предупредив, что освобождаю его от работы на неделю без оплаты. Филипп возмутился и заплетающимся языком обругал меня матом. Я мог бы вызвать полицию, но не сделал этого, а только сказал, что меняю своё решение и он освобождён от всех своих обязанностей, и может считать себя уволенным по статье не дающей право на получение пособия. Он ушёл не попрощавшись.
Прошёл месяц. У меня уже появился другой дженитор, выполнявший свою работу не хуже и история с Филиппом начинала постепенно забываться. Появились другие проблемы, которые необходимо было решать и всё это отодвигало случившееся на задний план. Но, однажды, зазвонил телефон и женский голос, удостоверившись, что говорит именно со мной, пригласил меня в суд по делу Филиппа Джонсона. Честно говоря, я не знал, что и думать, и в связи с чем этот суд. Собравшись с духом, я перезвонил секретарю судьи, телефон которого она оставила в прошлый раз и сказал ей, что в связи с большой производственной загруженностью я не смогу появиться в зале суда в назначенное время. Оказывается, даже в таких случаях у них был выход из положения. В день заседания суда мой рабочий телефон был подключён прямо к телефону судьи, и я, как бы незримо присутствовал на этом заседании. В назначенное секретарём время зазвонил мой телефон и мужской голос, представившись судьёй начал задавать мне вопросы. Попросив назвать себя, откуда я говорю и мою должность, он сказал, что в моём лице Филипп Джонсон судит компанию за неправильное представление документов на него в бюро по безработице и хотел бы услышать всю историю из моих уст, предупредив о том, чтобы я говорил правду и только правду, так как всё сказанное должно быть в протоколе.
Я рассказал всё, как было, ничего не утаивая, но когда судья потребовал, чтобы я произнёс слова ругательств, которыми был обруган, я был сконфужен.
-Я не могу это сделать,- сказал я,- по двум причинам, и у вас в зале, и у меня в цеху сидят женщины, это во-первых, а во-вторых, я не так воспитан, господин судья.
-Я вас понимаю, и тем ни менее, вам прийдется произнести эти слова для протокола,- с явным негритянским акцентом произнесла трубка. И я произнёс, под громкий хохот находившихся в зале суда. Не знаю, выиграл Филипп дело или нет, во всяком случае, насколько я знаю, никаких бумаг из суда компания не получала. Кажется, на этом история могла бы и закончится, но не тут то было. Однажды, а дело было в июле, во время обеденного перерыва, на площадку для парковки машин въехал длинный белый лимузин марки “Town Car”. Выждав с минуту, когда все перестали жевать свои бутерброды, а баскетболисты перестали забрасывать мяч в кольцо, передняя дверь машины медленно открылась и явно рассчитывая произвести эффект на публику из машины вышел Филипп Джонсон. На нем был чёрный фирменный костюм, белоснежная накрахмаленная рубашка, белые лакированные туфли, бабочка-галстук и, конечно, фуражка с козырьком и золотой эмблемой компании “American Taxi”.
Захлопнув дверь, он опёрся спиной на машину и, вращая на указательном пальце брелок с ключами начал насвистывать, высматривая кого-то, наконец, увидев меня он громко позвал, попросив подойти. Я был удивлён увидев его не меньше, чем все кто находился в это время на улице.
-Здравствуйте, господин начальник,- спокойным голосом произнёс Филипп, когда я подошёл.
-Чем могу быть вам полезен мистер Джонсон и что вообще вы здесь делаете? Это частная территория и посторонним вход или въезд сюда запрещен,- спросил я его, не отвечая на приветствие.
-Не обижайтесь, сэр за прошлое. Я приехал извиниться за неприятности, которые вам причинил и, отблагодарить за услугу, которую вы мне оказали уволив с работы. Очевидно, я не такой плохой человек, если до сих пор судьба благоволит ко мне. Как видите я при деле и поверьте уж в этот раз я себя я не подведу. Сделайте мне одолжение, сядьте в машину, я тут кое-что приготовил, зная, что в это время у вас обед. Он открыл заднюю дверь лимузина, приглашая меня в машину.
После всего сказанного я не знал, как ему отказать, тем более, что человек пять подошло к нам прислушиваясь к разговору и наблюдая за тем, что произойдёт дальше.
Я понимал, что они хотели увидеть и услышать мою реакцию в этой необычной обстановке.
Я никогда не ездил в лимузинах и поэтому не знал, как они оборудованы внутри. Живя в Америке на то время, уже лет десять я привык ничему не удивляться. Вот и в этот раз на меня не произвело особого впечатления то, что подготовил Филипп, так как не знал к чему это всё ведёт. А он уже постарался, поверьте мне. Я не собираюсь разбирать по косточкам интерьер лимузина. Он, как и полагается машинам такого класса был на самом высоком уровне. Другое дело, что было выставлено на откидном столике заднего сидения. Несомненно, Филипп, прежде чем приехать сюда консультировался с какими-то русскими или просто заказал всё в русском ресторане. То, что я увидел меня просто рассмешило, а его привело в недоумение. Судя по выражению его лица, он ожидал увидеть восторженную реакцию, а увидел ничего не выражающую физиономию.
Не буду томить читателя, на столике в тарелке лежала нарезанная селёдка, печёная картошка, зелёный лук, соленые огурцы и, конечно, бутылка московской водки с зеленой этикеткой, ещё времён советского разлива.
-Филипп,- обратился я к нему,- я ценю твоё желание извинится таким образом, но поверь, это вовсе ни к чему. Во-первых, потому-что я уже поел, а во-вторых, это как раз то из-за чего ты был уволен. Ты коренной американец и лучше, чем кто-либо другой должен знать, что в Америке, в рабочее время не пьют. Так что извини, как-нибудь в другой раз и в другой обстановке. Протянув ему руку, чтобы попрощаться я спросил:
-Лучше скажи, чем закончилось то судебное заседание, в котором мне пришлось учавствовать таким необычным образом?
-А ничем,- улыбаясь сказал он,- я и забыть давно успел об этом. Кажется мы тогда здорово повеселились.
-Что ты имеешь в виду под словом “повеселились”?
-Именно то, что сказал. Я решил таким образом отомстить вам за моё увольнение и разыграл спектакль, в котором с удовольствием участвовали все мои друзья. Увидев мое удивленное и расстроенное лицо, он неожиданно, громко расхохотался и продолжил:
-Жизнь преподносит разным людям разные подарки. Я заслужил именно то, что заслужил. Но самым большим подарком для меня оказалось наше знакомство и скажу откровенно, вы были самым хорошим менеджером в моей жизни. Спасибо вам за это, а что касается нашего розыгрыша, то его написал и включил, в одну из его пьес один из моих друзей.
Октябрь, 2008 г.
Метки:
