Рассказы о войне ветерана 429
В О С П О М И Н А Н И Я О В О Й Н Е
Автор Николай Никулин
Николай Николаевич Никулин(1923-2009), советский и российский искусствовед, профессор, писатель–мемуарист. Член-корреспондент Российской академии художеств, ведущий научный сотрудник и член Учёного совета Эрмитажа, специалист по живописи Северного Возрождения. Широко известен как автор книги ?Воспоминания о войне?
Продолжение 23
Продолжение 22 – http://stihi.ru/2020/09/27/8340
Перед боями нам вручали дивизионное знамя. До этого на лесной поляне долго проводились всяческие парады и строевая подготовка. Проходя перед строем, полковник искал двух ассистентов для сопровождения знамени. Но в дивизии преобладали сутулые великовозрастные дяди либо только что оправившиеся от ранений полукалеки. Ни у тех, ни у других не было ни выправки, ни бравого вида. Самым подходящим неожиданно оказался… я, вероятно, из-за моих многочисленных медалей и гвардейского значка. Единственное, что не устраивало полковника в моём экстерьере – старые обмотки. Сизые, потёртые, с бахромой, все в несмываемой грязи и засохшей крови ещё с прошлых боёв. ?Сменить!? – скомандовал полковник. Я отправился в хозяйственную часть, откуда был отослан ни с чем. ?Хороши и старые!? – сказали мне.
На другой день полковник страшно изругал меня и опять велел сменить обмотки.
Я пошёл к капитану, начальнику снабжения. Из прочной землянки вышел румяный человек в плотно облегавшей его округлости новенькой гимнастерке. Он, видимо, только что сытно пообедал и ковырял спичкой в зубах, я сидел у его ног, прямо около сияющих хромовых сапожек, и перематывал выданные обмотки. Он же благодушно смотрел сквозь меня сверху и неторопливо вещал: ?И зачем тебе новые обмотки?
Всё равно ведь убьют. Хорошо и в старых. Зачем требуешь?? Я смиренно отвечал, что мне-то, конечно, всё равно, но вот полковник велит…
Смотр прошёл с блеском. Приехал пьяный в дрезину генерал – начальник политотдела армии или что-то в этом роде. Хриплым, пропитым голосом он что-то говорил, играл оркестр, мы маршировали, высоко задирая ноги, громко топая по пыльной земле, и даже были сняты на плёнку заезжим кинооператором. Где-то в киноархиве есть кадры, запечатлевшие мою персону в новых обмотках у знамени. После этого можно было и в бой.
Бои начались 22 июля. Утром мы услышали канонаду. Это началась артподготовка под Синявино. Задача наступления – срезать синявинские позиции немцев, взять Мгу и укрепить связь полублокированного Ленинграда со страной. Войска были хорошо оснащены. Было множество танков, самолётов, катюш, автоматического оружия. Боеприпасы подвозили в огромном количестве. Бывало, что в день выпускали по немцам снаряды, доставленные двумя-тремя эшелонами! Это был адский обстрел. Земля содрогалась, дым заволакивал небо. Но как только пехота шла в бой, оживали немецкие позиции и дивизия за дивизией ложились у подножия Синявинских холмов. Удавалось продвинуться на сто-двести метров, устлав телами изрытое снарядами пространство. Всё было перепахано, ни единого кустика, ни единой травинки – одна обожжённая земля, трупы и рваный металл. Это называлось в сводках ?бои местного значения?, а в трудах по истории войны характеризуется как ?операция по изматыванию противника и отвлечению сил от Ленинграда?. Так оно и было, но ни Синявино, ни Мги мы не взяли, положив несколько корпусов на близлежащих болотах.
Хотя мы ко всему привыкли в Погостье, здесь оказалось ещё страшнее, так как размах боёв и напряжённость огня были небывалые. Пришедшие на пополнение солдаты из-под Сталинграда утверждали, что там было полегче. Но в истории осады Ленинграда эти бои – лишь забытый эпизод.
22 июля под Синявино начали другие. Наша дивизия пока оставалась под Погостьем, и лишь один батальон из её состава предпринял вылазку. С утра его солдаты перешли ручей Дубок и неожиданно атаковали немецкий земляной забор на болоте. Они взорвали участок забора, просочились в глубину немецкой обороны, перебили нескольких солдат противника, зарубили сапёрной лопаткой офицера, успевшего уложить из пистолета несколько наших. Пройдя метров полтораста, наступавшие были остановлены огнём и залегли. Часа через три батальон был отрезан атаками с флангов. К вечеру всё кончилось. Только стоны раненых доносились из-за ручья.
Тем временем вся дивизия на виду у немцев подтягивалась к передовой, показывая противнику намерение возобновить атаку завтра. Помню сумерки, зловещий закат, а мы бежим через болото по гулко стучащему настилу из круглых брёвен. Вокруг рвутся мины, визжат осколки и пули, клубится дым… Так мы стремились на своём участке дезориентировать противника относительно места наступления: демонстрировали или, как с солдатской хлесткостью перефразировал один начальник штаба, – ?менструировали?. Он имел в виду большие потери, понесённые нами.
Потом дивизия опять отдыхала в лесу. Мы провели восхитительную неделю на еловых ветках под навесом из плащ-палаток. Целую неделю проспали, день и ночь, просыпаясь только для еды да от разрыва близко упавшей бомбы.
Продолжение следует.
Автор Николай Никулин
Николай Николаевич Никулин(1923-2009), советский и российский искусствовед, профессор, писатель–мемуарист. Член-корреспондент Российской академии художеств, ведущий научный сотрудник и член Учёного совета Эрмитажа, специалист по живописи Северного Возрождения. Широко известен как автор книги ?Воспоминания о войне?
Продолжение 23
Продолжение 22 – http://stihi.ru/2020/09/27/8340
Перед боями нам вручали дивизионное знамя. До этого на лесной поляне долго проводились всяческие парады и строевая подготовка. Проходя перед строем, полковник искал двух ассистентов для сопровождения знамени. Но в дивизии преобладали сутулые великовозрастные дяди либо только что оправившиеся от ранений полукалеки. Ни у тех, ни у других не было ни выправки, ни бравого вида. Самым подходящим неожиданно оказался… я, вероятно, из-за моих многочисленных медалей и гвардейского значка. Единственное, что не устраивало полковника в моём экстерьере – старые обмотки. Сизые, потёртые, с бахромой, все в несмываемой грязи и засохшей крови ещё с прошлых боёв. ?Сменить!? – скомандовал полковник. Я отправился в хозяйственную часть, откуда был отослан ни с чем. ?Хороши и старые!? – сказали мне.
На другой день полковник страшно изругал меня и опять велел сменить обмотки.
Я пошёл к капитану, начальнику снабжения. Из прочной землянки вышел румяный человек в плотно облегавшей его округлости новенькой гимнастерке. Он, видимо, только что сытно пообедал и ковырял спичкой в зубах, я сидел у его ног, прямо около сияющих хромовых сапожек, и перематывал выданные обмотки. Он же благодушно смотрел сквозь меня сверху и неторопливо вещал: ?И зачем тебе новые обмотки?
Всё равно ведь убьют. Хорошо и в старых. Зачем требуешь?? Я смиренно отвечал, что мне-то, конечно, всё равно, но вот полковник велит…
Смотр прошёл с блеском. Приехал пьяный в дрезину генерал – начальник политотдела армии или что-то в этом роде. Хриплым, пропитым голосом он что-то говорил, играл оркестр, мы маршировали, высоко задирая ноги, громко топая по пыльной земле, и даже были сняты на плёнку заезжим кинооператором. Где-то в киноархиве есть кадры, запечатлевшие мою персону в новых обмотках у знамени. После этого можно было и в бой.
Бои начались 22 июля. Утром мы услышали канонаду. Это началась артподготовка под Синявино. Задача наступления – срезать синявинские позиции немцев, взять Мгу и укрепить связь полублокированного Ленинграда со страной. Войска были хорошо оснащены. Было множество танков, самолётов, катюш, автоматического оружия. Боеприпасы подвозили в огромном количестве. Бывало, что в день выпускали по немцам снаряды, доставленные двумя-тремя эшелонами! Это был адский обстрел. Земля содрогалась, дым заволакивал небо. Но как только пехота шла в бой, оживали немецкие позиции и дивизия за дивизией ложились у подножия Синявинских холмов. Удавалось продвинуться на сто-двести метров, устлав телами изрытое снарядами пространство. Всё было перепахано, ни единого кустика, ни единой травинки – одна обожжённая земля, трупы и рваный металл. Это называлось в сводках ?бои местного значения?, а в трудах по истории войны характеризуется как ?операция по изматыванию противника и отвлечению сил от Ленинграда?. Так оно и было, но ни Синявино, ни Мги мы не взяли, положив несколько корпусов на близлежащих болотах.
Хотя мы ко всему привыкли в Погостье, здесь оказалось ещё страшнее, так как размах боёв и напряжённость огня были небывалые. Пришедшие на пополнение солдаты из-под Сталинграда утверждали, что там было полегче. Но в истории осады Ленинграда эти бои – лишь забытый эпизод.
22 июля под Синявино начали другие. Наша дивизия пока оставалась под Погостьем, и лишь один батальон из её состава предпринял вылазку. С утра его солдаты перешли ручей Дубок и неожиданно атаковали немецкий земляной забор на болоте. Они взорвали участок забора, просочились в глубину немецкой обороны, перебили нескольких солдат противника, зарубили сапёрной лопаткой офицера, успевшего уложить из пистолета несколько наших. Пройдя метров полтораста, наступавшие были остановлены огнём и залегли. Часа через три батальон был отрезан атаками с флангов. К вечеру всё кончилось. Только стоны раненых доносились из-за ручья.
Тем временем вся дивизия на виду у немцев подтягивалась к передовой, показывая противнику намерение возобновить атаку завтра. Помню сумерки, зловещий закат, а мы бежим через болото по гулко стучащему настилу из круглых брёвен. Вокруг рвутся мины, визжат осколки и пули, клубится дым… Так мы стремились на своём участке дезориентировать противника относительно места наступления: демонстрировали или, как с солдатской хлесткостью перефразировал один начальник штаба, – ?менструировали?. Он имел в виду большие потери, понесённые нами.
Потом дивизия опять отдыхала в лесу. Мы провели восхитительную неделю на еловых ветках под навесом из плащ-палаток. Целую неделю проспали, день и ночь, просыпаясь только для еды да от разрыва близко упавшей бомбы.
Продолжение следует.
Метки:
