Взор-6
ВЗОР
Книга первая
(Продолжение)
Правда, позднее, мне еще удалось сколотить деньги, чтобы съездить к угасавшей матери и проститься с нею. Но уже хоронила ее Татьяна одна, без меня. А я... я, грешным делом, запил. Запил, сорвался, и то, что десять лет почти капли в рот не брал, – ничуточки не помогло. После ухода отца срыв мой длился где-то с полгода, и помаленьку-потихоньку стал я возвращаться к заброшенной работе. Но теперешняя тоска, теперешнее моё, уже полное, до скончания лет, сиротство вычеркнули из моей жизни ровно два года. Падение было настолько глубоким, что я дошел до самого края – до унылой уверенности, что никому моё вселенское открытие не нужно, а значит и маяться нечего; взять когда-нибудь развести во дворе у мусорных контейнеров костерок да и сжечь весь этот ?ВЗОР?-вздор. Ведь и спрашивать-то больше некому о Вселенском Разуме... Чего уж...
Но вот штука какая – чем дальше забрасывал я теоретические свои причуды, тем отвратительнее спал по ночам. Кру-тился с боку на бок, метался по кровати, аж простыни рвались. И жена, просыпаясь, спрашивала: ?Ты чего? Болит что-ни-будь?? Значит, снова стонал в сумрачном забытьи...
Тогда-то и понавадился ко мне один и тот же надоедливый сон. Как будто хмурым, мглистым днём еду я на поезде или плыву на пароходе. И вот остановка. Бегу я купить себе чего-то на перрон либо на пристань, тут же возвращаюсь, а поезд мой, пароход ли – уж гудит из тревожной затемнённой дали. И такая беспомощность накатывает, хоть реви.
Однажды, когда я с упавшим сердцем смотрел вслед постукивающему составу и почем зря ругал себя и весь белый свет, остановился на небольшом расстоянии от меня худой старик в клетчатой рубашке, простецком светлом костюме и яркой, допотопной соломенной шляпе. Остановился и говорит:
– Бери такси, Бориска. В Новосибирске нагонишь.
Это был отец. Уже несколько лет мы не виделись с ним, но почему-то я даже не поздоровался, не обнял его, не спросил ни о чем, а суматошно помчался в какой-то печальный людный переулок и стал договариваться о цене со странно молчащим толстым таксистом. Кажется, я уже садился в машину, когда видение рассеялось, и, проснувшись, я подумал, что навязчивый сон с опозданиями то на поезд, то на пароход вовсе не дурь никакая, не причуда болезненного сознания, а упрямое, всё чаще повторяющееся напоминание о каких-то моих уходящих возможностях. Жизнь уходит? Так ведь её ни на каком такси не нагонишь. Неправильный какой-то поступок совершил, и это отдаляет меня от выбранной когда-то цели? Но какая цель и какой поступок имеются в виду? И что это за цель такая, которую, по подсказке отца, могу я в какое-то время догнать, настичь, если начну двигаться к ней более энергично?
И тут проблеснула догадка. Когда я ехал поездом или плыл пароходом, то как бы выходило, что всё это время я работал над ?ВЗОРом? и ехал да ехал помаленьку вперед – к заветному рубежу. Но забрасывал рукопись, забывал об открытии – и тут же получал чью-то настойчивую и добрую подсказку: в виде поезда или парохода, отправившегося к дальней моей оста-новке без меня.
Сны повторялись и повторялись, я нимало не задумывался над ними, и тогда пошло в ход более сильное средство. Приснился отец (кроме него и присниться было некому, ведь это он при наших встречах с интересом выведывал, как продвинулся за минувшие годы ?ВЗОР?); приснился и подсказал, что упущенное надо нагонять – ?брать такси?, то есть, другими словами, ?браться? за книгу и вести, вести, вести ее от главы к главе. Уж кому, кому, а отцу-то там, в его нынешней вечности, вероятно известно, сколько времени отпущено мне на ?ВЗОР? и уложусь я или нет в отведенные сроки. Так, стало быть, всё-таки смогу уложиться, если переберусь через накопившиеся завалы, мешающие писать, и хотя бы по нескольку часов в день буду браться за перо и бумагу?
Книга первая
(Продолжение)
Правда, позднее, мне еще удалось сколотить деньги, чтобы съездить к угасавшей матери и проститься с нею. Но уже хоронила ее Татьяна одна, без меня. А я... я, грешным делом, запил. Запил, сорвался, и то, что десять лет почти капли в рот не брал, – ничуточки не помогло. После ухода отца срыв мой длился где-то с полгода, и помаленьку-потихоньку стал я возвращаться к заброшенной работе. Но теперешняя тоска, теперешнее моё, уже полное, до скончания лет, сиротство вычеркнули из моей жизни ровно два года. Падение было настолько глубоким, что я дошел до самого края – до унылой уверенности, что никому моё вселенское открытие не нужно, а значит и маяться нечего; взять когда-нибудь развести во дворе у мусорных контейнеров костерок да и сжечь весь этот ?ВЗОР?-вздор. Ведь и спрашивать-то больше некому о Вселенском Разуме... Чего уж...
Но вот штука какая – чем дальше забрасывал я теоретические свои причуды, тем отвратительнее спал по ночам. Кру-тился с боку на бок, метался по кровати, аж простыни рвались. И жена, просыпаясь, спрашивала: ?Ты чего? Болит что-ни-будь?? Значит, снова стонал в сумрачном забытьи...
Тогда-то и понавадился ко мне один и тот же надоедливый сон. Как будто хмурым, мглистым днём еду я на поезде или плыву на пароходе. И вот остановка. Бегу я купить себе чего-то на перрон либо на пристань, тут же возвращаюсь, а поезд мой, пароход ли – уж гудит из тревожной затемнённой дали. И такая беспомощность накатывает, хоть реви.
Однажды, когда я с упавшим сердцем смотрел вслед постукивающему составу и почем зря ругал себя и весь белый свет, остановился на небольшом расстоянии от меня худой старик в клетчатой рубашке, простецком светлом костюме и яркой, допотопной соломенной шляпе. Остановился и говорит:
– Бери такси, Бориска. В Новосибирске нагонишь.
Это был отец. Уже несколько лет мы не виделись с ним, но почему-то я даже не поздоровался, не обнял его, не спросил ни о чем, а суматошно помчался в какой-то печальный людный переулок и стал договариваться о цене со странно молчащим толстым таксистом. Кажется, я уже садился в машину, когда видение рассеялось, и, проснувшись, я подумал, что навязчивый сон с опозданиями то на поезд, то на пароход вовсе не дурь никакая, не причуда болезненного сознания, а упрямое, всё чаще повторяющееся напоминание о каких-то моих уходящих возможностях. Жизнь уходит? Так ведь её ни на каком такси не нагонишь. Неправильный какой-то поступок совершил, и это отдаляет меня от выбранной когда-то цели? Но какая цель и какой поступок имеются в виду? И что это за цель такая, которую, по подсказке отца, могу я в какое-то время догнать, настичь, если начну двигаться к ней более энергично?
И тут проблеснула догадка. Когда я ехал поездом или плыл пароходом, то как бы выходило, что всё это время я работал над ?ВЗОРом? и ехал да ехал помаленьку вперед – к заветному рубежу. Но забрасывал рукопись, забывал об открытии – и тут же получал чью-то настойчивую и добрую подсказку: в виде поезда или парохода, отправившегося к дальней моей оста-новке без меня.
Сны повторялись и повторялись, я нимало не задумывался над ними, и тогда пошло в ход более сильное средство. Приснился отец (кроме него и присниться было некому, ведь это он при наших встречах с интересом выведывал, как продвинулся за минувшие годы ?ВЗОР?); приснился и подсказал, что упущенное надо нагонять – ?брать такси?, то есть, другими словами, ?браться? за книгу и вести, вести, вести ее от главы к главе. Уж кому, кому, а отцу-то там, в его нынешней вечности, вероятно известно, сколько времени отпущено мне на ?ВЗОР? и уложусь я или нет в отведенные сроки. Так, стало быть, всё-таки смогу уложиться, если переберусь через накопившиеся завалы, мешающие писать, и хотя бы по нескольку часов в день буду браться за перо и бумагу?
Метки:
