Юное дарование
У Ромы щёки, как у хомяка – сзади видать. В свои неполные пять лет он может один выесть дочиста средних размеров кастрюлю макарон. Если его от кастрюли вовремя не оттащить. У Ромы какие-то неполадки с центром насыщения. Как у акулы. И американского кокер-спаниеля.
Рома едет с мамой в гости к дедушке с бабушкой. Соседями по купе у них двое командированных. Крупноформатные дядьки, набегавшиеся перед поездом по своим командировочным делам, как только сели в поезд, принялись со смаком раздирать на части и наперегонки поглощать копчёную курицу.
Рома уставился на терзаемый жирными руками птичий трупик. Он провожает внимательным взглядом каждый кусочек до жирного рта и затем с той же сосредоточенностью следит за работой челюстей. Когда движение кадыка оповещает о перемещении размельчённой и размочаленной плоти в таинственную глубь организма, синхронно сглатывает и Рома.
Как ни увлечены едоки процессом поглощения пищи, неотступный взгляд ребёнка, своей выразительностью способный поспорить со взглядом гениального Чаплина в финале ?Огней большого города?, не мог оставить их безучастными. Движения их замедляются, челюсти менее энергично перемалывают пищу. И тогда – именно тогда, не раньше! – в больших детских глазах начинают накапливаться слёзы. Вот одна из слезинок заструилась по пухлой щёчке. Мужики растерялись окончательно и перестали жевать.
Пауза.
Тихим-тихим голосом, не отрывая взгляда от растерзанной птицы, Рома говорит:
- Я не ел три дня.
Если бы великий Станиславский стал свидетелем этой душераздирающей сцены, он вскочил бы и зааплодировал, восклицая: ?Верю! Верю!?
Сердобольные дяденьки впечатлены не меньше. Растерянно поглядывая на безучастную мамашу, они суетливо подсовывают Роме остатки курицы, а кроме того, - всё что у них есть съедобного: колбасу, сыр, яйца, пряники. Рома вмиг сбрасывает овечью шкуру и превращается в ненасытного волка.
Мамаша отстранённо смотрит в окно, храня молчание. Эта поза даётся ей с большим трудом, но ведь совершенно бесполезно пытаться убедить попутчиков, что перед отправкой на вокзал она скормила этому маленькому чудовищу ту самую кастрюлю макарон.
Рома едет с мамой в гости к дедушке с бабушкой. Соседями по купе у них двое командированных. Крупноформатные дядьки, набегавшиеся перед поездом по своим командировочным делам, как только сели в поезд, принялись со смаком раздирать на части и наперегонки поглощать копчёную курицу.
Рома уставился на терзаемый жирными руками птичий трупик. Он провожает внимательным взглядом каждый кусочек до жирного рта и затем с той же сосредоточенностью следит за работой челюстей. Когда движение кадыка оповещает о перемещении размельчённой и размочаленной плоти в таинственную глубь организма, синхронно сглатывает и Рома.
Как ни увлечены едоки процессом поглощения пищи, неотступный взгляд ребёнка, своей выразительностью способный поспорить со взглядом гениального Чаплина в финале ?Огней большого города?, не мог оставить их безучастными. Движения их замедляются, челюсти менее энергично перемалывают пищу. И тогда – именно тогда, не раньше! – в больших детских глазах начинают накапливаться слёзы. Вот одна из слезинок заструилась по пухлой щёчке. Мужики растерялись окончательно и перестали жевать.
Пауза.
Тихим-тихим голосом, не отрывая взгляда от растерзанной птицы, Рома говорит:
- Я не ел три дня.
Если бы великий Станиславский стал свидетелем этой душераздирающей сцены, он вскочил бы и зааплодировал, восклицая: ?Верю! Верю!?
Сердобольные дяденьки впечатлены не меньше. Растерянно поглядывая на безучастную мамашу, они суетливо подсовывают Роме остатки курицы, а кроме того, - всё что у них есть съедобного: колбасу, сыр, яйца, пряники. Рома вмиг сбрасывает овечью шкуру и превращается в ненасытного волка.
Мамаша отстранённо смотрит в окно, храня молчание. Эта поза даётся ей с большим трудом, но ведь совершенно бесполезно пытаться убедить попутчиков, что перед отправкой на вокзал она скормила этому маленькому чудовищу ту самую кастрюлю макарон.
Метки:
