Мой маленький мир
Я мало что помню из своего раннего детства – детства детсадовского, детства начальной школы. Несколько, может быть десяток или два ярких событий и всё! Остальное утонуло в какой-то повседневной рутине, оставив после себя только чувство комфорта, когда всё было хорошо, или наоборот – страха, когда родители не ладили между собой. Но был в моей жизни период, который я запомнил навсегда. Связан он с моими летними каникулами в деревне.
В деревню меня отправляли регулярно, причём в дошкольный период путешествие к бабушкам и деду начиналось где-то в мае, а заканчивалось в сентябре. Это был другой мир, другая вселенная! Из городской квартирной жизни, которая зачастую ограничивалась двумя комнатами и кухней, сарайкой с дровами и путешествиями в детский сад и обратно, я попадал в края, где люди дома только ели, спали и пережидали дождь. А жили на улице – в саду, где для меня маленького всё было огромно, таинственно и вкусно, в огороде, куда всё время норовили пробраться коварные захватчики – куры, на лавочке, откуда можно было любоваться проплывающими пароходами и древним русским городом с каким-то необыкновенно тёплым и ласковым названием – Плёс. Мой маленький мир неожиданно разрастался до необъятных, по моим тогдашним ощущениям, размеров, наполнялся удивительными красками, запахами и звуками, в нём ждали меня друзья моего детства и сам я в этой вселенной, в этом сказочном мире тоже становился другим. А как же иначе? Ведь я возвращался на родину…
Моя малая родина встречала меня тенистыми улочками, ведущими от автостанции к величавой Волге, древними храмами и тарахтением катера, который почему-то всегда нужно было долго-долго ждать. Синяя река, синее небо и белые облака, уплывающие подобно кораблям куда-то в неведомые страны. А потом недолгое, но красивое путешествие на катерке, который на самом деле был небольшим и достаточно вместительным теплоходом; его название я тоже хорошо помню – МО-40. Меня всегда поражала бетонная палуба, казавшаяся несовместимой с путешествиями по воде, матросы, которые ловко управлялись с чалками – так в народе назывались швартовые концы, и стремительные чайки. Я, когда был уже постарше, всегда старался пристроиться на корме, чтобы кормить их хлебом и любоваться буруном от работающего винта. Плеск волн. Крики чаек. Работа движка и разговоры…
Речь местных жителей меня завораживала...
Ивановским и костромским говором я начинал наслаждаться ещё в Фурманове – там мы, обычно, выходили из поезда и садились на автобус, который тоже надо было долго ждать. Я ловил отзвуки родного диалекта и тихо радовался тому, что ещё немного, что вот-вот, и мы приедем туда, где счастье! Как мне тогда были дороги незнакомые бабушки с их незамысловатыми беседами, хлопотливые женщины, шумная детвора, серьёзные и обстоятельные, можно даже сказать – степенные – мужики. С ними, правда, происходило, порой, нечто необыкновенное – они вдруг становились добрыми-добрыми, а их жены сердитыми-сердитыми. Но женская сердитость почему-то никак не могла победить эту внутреннюю доброту русского мужика. Добро непобедимо, особенно если русский мужик хочет быть добрым. Но это всё философия, а я тогда скорее созерцал происходящее и любил, всей душой любил этих дорогих моему сердцу незнакомых мне людей…
Часто, ещё на причале, я пристально всматривался в противоположный берег, где можно было видеть бабушкин дом. Мне казалось, что бабушка сидит на лавочке или стоит возле домика и ждёт нас. Мне хотелось опередить время и заглянуть туда, где я вскоре должен оказаться. Вот, наверное, почему так тяжело было ждать катер, который в тот момент вёз отдыхающих в дом отдыха ?Порошино? и рабочих на фабрику. Но рано или поздно, наш речной трамвайчик приходил, и мы спешили занять места поудобнее, ведь не каждый день в нашей жизни случается речная прогулка. Вскоре, слегка покачиваясь, катер отправлялся в путь, а мимо проплывали родные берега, на которых где рядами, а где россыпью стояли разноцветные домики, лужайки чередовались с огородами и картофельниками, ленточки дорог растекались извилистыми тропинками и снова собирались в дороги. Деревенские пейзажи сменялись зарослями орешника, ивами, тополями, вязами и берёзовыми рощами…
К берёзам я тоже испытывал какую-то особенную любовь. Что-то в этих, несмотря на чёрные полоски, белых-белых деревах меня необыкновенно радовало, наполняло тихим трепетом и теплом. Впрочем, задумываться над этим я начал много позже, а тогда воспринимал как данность, впитывая в себя эти живительные токи страны моего детства…
И вот он причал, торчащие из песка шпангоуты давным-давно затопленных барж, булыжная мостовая, дорожка вдоль заросшего оврага, тропинка в гору и старенький дом, в котором нас встречала бабушка. А дальше начинались радостные причитания, объятия и поцелуи. Суетливо накрывался стол, главным украшением которого был пузатый самовар. Из большой белой русской печи хозяйка доставала всё, что там имелось съедобного, спускалась в подвал за огурцами и прочими деревенскими лакомствами. Родители тоже распаковывали сумки, извлекая оттуда подарки и городские деликатесы. Усаживались, как могли – тесно на кухне – и начинались обычные обеденные беседы с обменом новостями – их в тогдашние бестелефонные времена накапливалось множество. Я вслушивался в эти бесконечные разговоры, половину из которых не понимал, а другая меня не интересовала. Мне нравилась сама обстановка – ощущение уюта, родного дома, любви, тихого счастья. Как хорошо, когда все вместе, когда все дома! Вернулся на своё законное место распыхтевшийся, свистящий самовар. Бабушка торжественно извлекает варенье, достаёт кусковой сахар с редким инструментом – щипцами для его раскалывания и наливает вкусный-превкусный чай, который надо пить непременно из блюдечка. Взрослые не торопятся завершать трапезу, им ещё столько надо обсудить, а я бегу на улицу, где ждут меня солнце, лето и красавица Волга…
Свобода!.. Раздолье!.. Благодать…
Обычно я садился на лавочку перед домом и любовался Плёсом, проплывающими баржами, теплоходами, ?Ракетами? и ?Метеорами? – так назывались суда на подводных крыльях, снующими туда-сюда лодками, летящими в дальние дали облаками…
Впрочем, это происходило, когда я стал постарше, а пока был совсем маленьким, родители меня брали с собой в огород. Ведь надо же бабушке показать своим гостям, что у неё посажено на грядках, что выросло в саду. А сколько вдоль забора там росло крапивы!.. Её я очень боялся… Если же внуку удавалось удрать, то он самозабвенно бегал за курицами. Мне казалось, что вот-вот и я догоню их, но ни разу так и не догнал. Вот такая вот кудахчущая ?птица счастья? – вроде рядом, а ускользает…
Давно уж нет этих куриц и огорода, и бабушки мои с дедом отправились друг за дружкой в ?путь всея Земли?, и домик ещё немного и растает, окончательно растворившись в моей памяти, и сам я уже совсем седой. Но так хочется вернуться в мой маленький мир, хоть ненадолго задержать это ускользающее счастье…
Вся моя последующая жизнь ознаменована одним устойчивым стремлением – вернуться на родину, вернуться окончательно, навсегда. И мне – удивительное и почти невозможное в нашей современной жизни дело –даже удалось это осуществить! Но, вернувшись в свой старый домик, я не смог вернуться в своё детство. Это был уже другой мир, в чём-то более или менее похожий, но не мой. Только старые деревья, ветхие дома, кладбища, храмы и берега всё ещё напоминали мне о былом, но и они меняются, как очертания песчаного замка под набегающими волнами. Вот они есть, а вот уже только контуры, которых завтра совсем не останется…
Мне удалось застать контуры, отблески и отголоски этой таинственной и прекрасной сельской атлантиды. Я собирал их повсюду, как осколки драгоценной вазы, как разбросанные пазлы, как рассыпавшиеся бусы. Я чувствовал, что она рядом, что она сокрыта от меня, но помнит обо мне, зовёт меня. Я тянулся к ней, и тяга была неодолимой, но мне не хватало разумения и сил! В какой-то момент я понял, что ищу не там и не то, что выбранный мной путь заведёт меня в психиатрическую больницу или в могилу. И главным стало осознание, что мой потерянный мир никак не связан с местом моего пребывания! Это стало потрясением…
А дальше начался долгий и кропотливый труд по возвращению того состояния, которое позволяет войти туда, куда я так неосознанно стремился прежде. Мне пришлось вспомнить те счастливые моменты жизни, когда сказка приоткрывала свой таинственный полог и ненадолго впускала меня на свой порог. Все они были связаны с самопожертвованием. Когда я забывал себя и жил для других – душа моя размягчалась и приобретала способность озаряться лучами той детской радости, без которой так тоскливо и безысходно жить! И наоборот, жадность, похоть, зависть, злоба, гордыня и прочее подобное этому – вот, что становится непреодолимым препятствием на пути туда, где счастье, а может на пути этого самого счастья к тому, кто одержим страстями. Для подлинной жизни надо было обрести себя настоящего, вернуть себе хотя бы некую часть потерянной и позабытой детской чистоты, без которой нельзя находиться в этом удивительном мире.
Мне помогли древние храмы, которыми я так любовался в детстве. Там пробудилась моя уснувшая и почти умершая душа, там мне удалось отыскать вход в потерянный рай, там я нашёл ключи от врат, ведущих в Царство Любви. Мой маленький мир оказался искоркой, отблеском Того, что мы именуем Царствием Божиим, и Которое, оказывается, может быть внутри нас! (См.: Лк. 17. 20-21) Оно пронизано тихой неизъяснимой радостью, часто в народе называемой благодатью, а Источником её является Бог…
Какое же это счастье – найти дорогу Домой!..
Но Домой надо возвращаться не с пустыми руками. Можно конечно, если нет выбора, но неправильно. Нужно потрудиться – привести себя в порядок, завершить все важные дела, одеться в праздничные – ?брачные одежды? (Мф. 22. 11-12)… Там меня ждут дорогие моему сердцу люди. Но надо указать дорогу туда и тем, кто дорог мне здесь, чтобы им легче было найти этот таинственный и благодатный путь. Вот почему я взялся писать стихи и сказки. Вот зачем сейчас, разгибая книгу моей памяти, пишу эти строки. Даря их своим детям, я дарю им своё детство, свою вселенную…
Мой маленький мир вновь стал обретать очертания…
Как хочется заново пережить все его добрые радости! Как мне хочется подарить его тем, кто нуждается в нём, тем, кто устал от нашей суетной действительности, в чём-то пошлой, а в чём-то жестокой и сумасшедшей. Эй, милые мои, добрые мои люди! Все, кому не безразличны мои детские переживания, все, кто ещё не потерял веры в сказку, кто хранит свои детские игрушки и не стыдится того малыша, который, несмотря ни на что, продолжает жить в нашем сердце, идёмте со мной в страну моего детства. Я подарю её Вам со всеми детскими шалостями и заботами, с её необозримым раздольем, красотами и чудесами, с её таинственными и сказочными уголками, со всеми её обитателями. Она станет Вашей страной… Идёмте…
Кострома, 05.11.2019 г.
Продолжение в одноимённом сборнике.
В деревню меня отправляли регулярно, причём в дошкольный период путешествие к бабушкам и деду начиналось где-то в мае, а заканчивалось в сентябре. Это был другой мир, другая вселенная! Из городской квартирной жизни, которая зачастую ограничивалась двумя комнатами и кухней, сарайкой с дровами и путешествиями в детский сад и обратно, я попадал в края, где люди дома только ели, спали и пережидали дождь. А жили на улице – в саду, где для меня маленького всё было огромно, таинственно и вкусно, в огороде, куда всё время норовили пробраться коварные захватчики – куры, на лавочке, откуда можно было любоваться проплывающими пароходами и древним русским городом с каким-то необыкновенно тёплым и ласковым названием – Плёс. Мой маленький мир неожиданно разрастался до необъятных, по моим тогдашним ощущениям, размеров, наполнялся удивительными красками, запахами и звуками, в нём ждали меня друзья моего детства и сам я в этой вселенной, в этом сказочном мире тоже становился другим. А как же иначе? Ведь я возвращался на родину…
Моя малая родина встречала меня тенистыми улочками, ведущими от автостанции к величавой Волге, древними храмами и тарахтением катера, который почему-то всегда нужно было долго-долго ждать. Синяя река, синее небо и белые облака, уплывающие подобно кораблям куда-то в неведомые страны. А потом недолгое, но красивое путешествие на катерке, который на самом деле был небольшим и достаточно вместительным теплоходом; его название я тоже хорошо помню – МО-40. Меня всегда поражала бетонная палуба, казавшаяся несовместимой с путешествиями по воде, матросы, которые ловко управлялись с чалками – так в народе назывались швартовые концы, и стремительные чайки. Я, когда был уже постарше, всегда старался пристроиться на корме, чтобы кормить их хлебом и любоваться буруном от работающего винта. Плеск волн. Крики чаек. Работа движка и разговоры…
Речь местных жителей меня завораживала...
Ивановским и костромским говором я начинал наслаждаться ещё в Фурманове – там мы, обычно, выходили из поезда и садились на автобус, который тоже надо было долго ждать. Я ловил отзвуки родного диалекта и тихо радовался тому, что ещё немного, что вот-вот, и мы приедем туда, где счастье! Как мне тогда были дороги незнакомые бабушки с их незамысловатыми беседами, хлопотливые женщины, шумная детвора, серьёзные и обстоятельные, можно даже сказать – степенные – мужики. С ними, правда, происходило, порой, нечто необыкновенное – они вдруг становились добрыми-добрыми, а их жены сердитыми-сердитыми. Но женская сердитость почему-то никак не могла победить эту внутреннюю доброту русского мужика. Добро непобедимо, особенно если русский мужик хочет быть добрым. Но это всё философия, а я тогда скорее созерцал происходящее и любил, всей душой любил этих дорогих моему сердцу незнакомых мне людей…
Часто, ещё на причале, я пристально всматривался в противоположный берег, где можно было видеть бабушкин дом. Мне казалось, что бабушка сидит на лавочке или стоит возле домика и ждёт нас. Мне хотелось опередить время и заглянуть туда, где я вскоре должен оказаться. Вот, наверное, почему так тяжело было ждать катер, который в тот момент вёз отдыхающих в дом отдыха ?Порошино? и рабочих на фабрику. Но рано или поздно, наш речной трамвайчик приходил, и мы спешили занять места поудобнее, ведь не каждый день в нашей жизни случается речная прогулка. Вскоре, слегка покачиваясь, катер отправлялся в путь, а мимо проплывали родные берега, на которых где рядами, а где россыпью стояли разноцветные домики, лужайки чередовались с огородами и картофельниками, ленточки дорог растекались извилистыми тропинками и снова собирались в дороги. Деревенские пейзажи сменялись зарослями орешника, ивами, тополями, вязами и берёзовыми рощами…
К берёзам я тоже испытывал какую-то особенную любовь. Что-то в этих, несмотря на чёрные полоски, белых-белых деревах меня необыкновенно радовало, наполняло тихим трепетом и теплом. Впрочем, задумываться над этим я начал много позже, а тогда воспринимал как данность, впитывая в себя эти живительные токи страны моего детства…
И вот он причал, торчащие из песка шпангоуты давным-давно затопленных барж, булыжная мостовая, дорожка вдоль заросшего оврага, тропинка в гору и старенький дом, в котором нас встречала бабушка. А дальше начинались радостные причитания, объятия и поцелуи. Суетливо накрывался стол, главным украшением которого был пузатый самовар. Из большой белой русской печи хозяйка доставала всё, что там имелось съедобного, спускалась в подвал за огурцами и прочими деревенскими лакомствами. Родители тоже распаковывали сумки, извлекая оттуда подарки и городские деликатесы. Усаживались, как могли – тесно на кухне – и начинались обычные обеденные беседы с обменом новостями – их в тогдашние бестелефонные времена накапливалось множество. Я вслушивался в эти бесконечные разговоры, половину из которых не понимал, а другая меня не интересовала. Мне нравилась сама обстановка – ощущение уюта, родного дома, любви, тихого счастья. Как хорошо, когда все вместе, когда все дома! Вернулся на своё законное место распыхтевшийся, свистящий самовар. Бабушка торжественно извлекает варенье, достаёт кусковой сахар с редким инструментом – щипцами для его раскалывания и наливает вкусный-превкусный чай, который надо пить непременно из блюдечка. Взрослые не торопятся завершать трапезу, им ещё столько надо обсудить, а я бегу на улицу, где ждут меня солнце, лето и красавица Волга…
Свобода!.. Раздолье!.. Благодать…
Обычно я садился на лавочку перед домом и любовался Плёсом, проплывающими баржами, теплоходами, ?Ракетами? и ?Метеорами? – так назывались суда на подводных крыльях, снующими туда-сюда лодками, летящими в дальние дали облаками…
Впрочем, это происходило, когда я стал постарше, а пока был совсем маленьким, родители меня брали с собой в огород. Ведь надо же бабушке показать своим гостям, что у неё посажено на грядках, что выросло в саду. А сколько вдоль забора там росло крапивы!.. Её я очень боялся… Если же внуку удавалось удрать, то он самозабвенно бегал за курицами. Мне казалось, что вот-вот и я догоню их, но ни разу так и не догнал. Вот такая вот кудахчущая ?птица счастья? – вроде рядом, а ускользает…
Давно уж нет этих куриц и огорода, и бабушки мои с дедом отправились друг за дружкой в ?путь всея Земли?, и домик ещё немного и растает, окончательно растворившись в моей памяти, и сам я уже совсем седой. Но так хочется вернуться в мой маленький мир, хоть ненадолго задержать это ускользающее счастье…
Вся моя последующая жизнь ознаменована одним устойчивым стремлением – вернуться на родину, вернуться окончательно, навсегда. И мне – удивительное и почти невозможное в нашей современной жизни дело –даже удалось это осуществить! Но, вернувшись в свой старый домик, я не смог вернуться в своё детство. Это был уже другой мир, в чём-то более или менее похожий, но не мой. Только старые деревья, ветхие дома, кладбища, храмы и берега всё ещё напоминали мне о былом, но и они меняются, как очертания песчаного замка под набегающими волнами. Вот они есть, а вот уже только контуры, которых завтра совсем не останется…
Мне удалось застать контуры, отблески и отголоски этой таинственной и прекрасной сельской атлантиды. Я собирал их повсюду, как осколки драгоценной вазы, как разбросанные пазлы, как рассыпавшиеся бусы. Я чувствовал, что она рядом, что она сокрыта от меня, но помнит обо мне, зовёт меня. Я тянулся к ней, и тяга была неодолимой, но мне не хватало разумения и сил! В какой-то момент я понял, что ищу не там и не то, что выбранный мной путь заведёт меня в психиатрическую больницу или в могилу. И главным стало осознание, что мой потерянный мир никак не связан с местом моего пребывания! Это стало потрясением…
А дальше начался долгий и кропотливый труд по возвращению того состояния, которое позволяет войти туда, куда я так неосознанно стремился прежде. Мне пришлось вспомнить те счастливые моменты жизни, когда сказка приоткрывала свой таинственный полог и ненадолго впускала меня на свой порог. Все они были связаны с самопожертвованием. Когда я забывал себя и жил для других – душа моя размягчалась и приобретала способность озаряться лучами той детской радости, без которой так тоскливо и безысходно жить! И наоборот, жадность, похоть, зависть, злоба, гордыня и прочее подобное этому – вот, что становится непреодолимым препятствием на пути туда, где счастье, а может на пути этого самого счастья к тому, кто одержим страстями. Для подлинной жизни надо было обрести себя настоящего, вернуть себе хотя бы некую часть потерянной и позабытой детской чистоты, без которой нельзя находиться в этом удивительном мире.
Мне помогли древние храмы, которыми я так любовался в детстве. Там пробудилась моя уснувшая и почти умершая душа, там мне удалось отыскать вход в потерянный рай, там я нашёл ключи от врат, ведущих в Царство Любви. Мой маленький мир оказался искоркой, отблеском Того, что мы именуем Царствием Божиим, и Которое, оказывается, может быть внутри нас! (См.: Лк. 17. 20-21) Оно пронизано тихой неизъяснимой радостью, часто в народе называемой благодатью, а Источником её является Бог…
Какое же это счастье – найти дорогу Домой!..
Но Домой надо возвращаться не с пустыми руками. Можно конечно, если нет выбора, но неправильно. Нужно потрудиться – привести себя в порядок, завершить все важные дела, одеться в праздничные – ?брачные одежды? (Мф. 22. 11-12)… Там меня ждут дорогие моему сердцу люди. Но надо указать дорогу туда и тем, кто дорог мне здесь, чтобы им легче было найти этот таинственный и благодатный путь. Вот почему я взялся писать стихи и сказки. Вот зачем сейчас, разгибая книгу моей памяти, пишу эти строки. Даря их своим детям, я дарю им своё детство, свою вселенную…
Мой маленький мир вновь стал обретать очертания…
Как хочется заново пережить все его добрые радости! Как мне хочется подарить его тем, кто нуждается в нём, тем, кто устал от нашей суетной действительности, в чём-то пошлой, а в чём-то жестокой и сумасшедшей. Эй, милые мои, добрые мои люди! Все, кому не безразличны мои детские переживания, все, кто ещё не потерял веры в сказку, кто хранит свои детские игрушки и не стыдится того малыша, который, несмотря ни на что, продолжает жить в нашем сердце, идёмте со мной в страну моего детства. Я подарю её Вам со всеми детскими шалостями и заботами, с её необозримым раздольем, красотами и чудесами, с её таинственными и сказочными уголками, со всеми её обитателями. Она станет Вашей страной… Идёмте…
Кострома, 05.11.2019 г.
Продолжение в одноимённом сборнике.
Метки:
