Склонивший голову
памяти отца
Скребницей чистил он коня, а сам ворчал, сердясь не в меру …* Платон, в предвкушении удовольствия от очередного рассказа отца, мечтательно замер. Одеяло он подтянул до самого носа. От слегка влажных наволочки и пододеяльника еще пахло той свежестью, какая бывает от высушенного на морозе стираного белья.
Сгустившиеся ночные тени иногда рассеивались от света фар проезжавших неподалеку от дома машин, причудливо вытягивались по потолку и стенам, и так же, неожиданно, как и появлялись, исчезали в углах маленькой комнаты.
Приглушенный голос звучал в темноте по иному, не то, что днем. В нем появлялись завораживающие оттенки, интонация становилась особенной. Слушая, Платон легко воображал себе живописные картины происходящего. Ему виделись открытый рот, падающие в него неведомые галушки, злые турки и еще бог весть что, когда неуемная детская фантазия заводила его слишком далеко и он начинал засыпать. Потом вдруг вздрагивал всем телом, летя в пропасть, просыпался и снова, с бешено колотящимся сердцем, обращался в слух. Прошло еще какое – то время. Наконец, полураскрытая детская ладонь едва заметно дрогнула пальцами и замерла на краю постели.
Минуло уже более полувека, но Платон все так же ясно помнит голос отца из далекого детства, читающего ему на сон грядущий стихи. Страстный любитель, прекрасный знаток поэзии, он особенно ценил русскую, отечественную поэзию, литературу. Его память хранила великое множество стихов Пушкина, Лермонтова, Огарева и многих, многих других. Довольно в раннем возрасте отец познакомил Платона со стихами почти забытых ныне русских поэтов Минаева, Трефолева, Михайлова. Он высоко чтил Расула Гамзатова, называя его великим аварцем. Зачитывался Хайямом, подолгу не выпускал из рук книги со стихами Есенина.
Поэзию он понимал душой, воспринимая сердцем и умом. Платон не помнит, чтобы у отца, когда-либо то не было с собой маленького томика или книжки со стихами. Гулял ли он с Платоном, отправлялся по делам - неизменно с ним были книги. Росший в финской деревне, отец Платона, в детстве совершенно не знал русского языка. Сосланный вместе со всей семьей в Игарку, обжигаясь ледяными ветрами, учил русскую речь. Наделенный недюжинным умом, железной волей и целеустремленностью, освоив русский язык, он уже не мог остановиться, пораженный вновь и вновь открывающейся его мысленному взору красотой некогда чужого языка. В 1949 году, покидая Игарку, отец Платона среди разношерстной публики выделялся разве лишь особой худобой, светясь на свет да искусной речью, о чем Платону уже рассказывал брат отца, дядя Тойво. Великий книгочей, он был для окружающих и прекрасным собеседником. Платон нередко ловил на отце восхищенные взгляды.
Долгие годы минули с тех пор, как отец Платона оставил этот мир. Многое изменилось, не изменились только мы. Платон взял с письменного стола один из томиков стихов, принадлежавших, когда то, его отцу. Матерчатая обложка заметно обветшала, потеряла цвет, страницы пожелтели. Он стоял, положив свободную ладонь на стол. В сгущающихся сумерках звучал знакомый голос:
Я счастлив: не безумен и не слеп,
Просить судьбу мне не о чем.
И все же.
Пусть будет на земле дешевле хлеб,
А человеческая жизнь дороже.**
Платон склонил голову.
28 января 2015
*первая строка из ст.Гусар. А.Пушкин
**ст.Я счaстлив. Р.Гамзатов
Скребницей чистил он коня, а сам ворчал, сердясь не в меру …* Платон, в предвкушении удовольствия от очередного рассказа отца, мечтательно замер. Одеяло он подтянул до самого носа. От слегка влажных наволочки и пододеяльника еще пахло той свежестью, какая бывает от высушенного на морозе стираного белья.
Сгустившиеся ночные тени иногда рассеивались от света фар проезжавших неподалеку от дома машин, причудливо вытягивались по потолку и стенам, и так же, неожиданно, как и появлялись, исчезали в углах маленькой комнаты.
Приглушенный голос звучал в темноте по иному, не то, что днем. В нем появлялись завораживающие оттенки, интонация становилась особенной. Слушая, Платон легко воображал себе живописные картины происходящего. Ему виделись открытый рот, падающие в него неведомые галушки, злые турки и еще бог весть что, когда неуемная детская фантазия заводила его слишком далеко и он начинал засыпать. Потом вдруг вздрагивал всем телом, летя в пропасть, просыпался и снова, с бешено колотящимся сердцем, обращался в слух. Прошло еще какое – то время. Наконец, полураскрытая детская ладонь едва заметно дрогнула пальцами и замерла на краю постели.
Минуло уже более полувека, но Платон все так же ясно помнит голос отца из далекого детства, читающего ему на сон грядущий стихи. Страстный любитель, прекрасный знаток поэзии, он особенно ценил русскую, отечественную поэзию, литературу. Его память хранила великое множество стихов Пушкина, Лермонтова, Огарева и многих, многих других. Довольно в раннем возрасте отец познакомил Платона со стихами почти забытых ныне русских поэтов Минаева, Трефолева, Михайлова. Он высоко чтил Расула Гамзатова, называя его великим аварцем. Зачитывался Хайямом, подолгу не выпускал из рук книги со стихами Есенина.
Поэзию он понимал душой, воспринимая сердцем и умом. Платон не помнит, чтобы у отца, когда-либо то не было с собой маленького томика или книжки со стихами. Гулял ли он с Платоном, отправлялся по делам - неизменно с ним были книги. Росший в финской деревне, отец Платона, в детстве совершенно не знал русского языка. Сосланный вместе со всей семьей в Игарку, обжигаясь ледяными ветрами, учил русскую речь. Наделенный недюжинным умом, железной волей и целеустремленностью, освоив русский язык, он уже не мог остановиться, пораженный вновь и вновь открывающейся его мысленному взору красотой некогда чужого языка. В 1949 году, покидая Игарку, отец Платона среди разношерстной публики выделялся разве лишь особой худобой, светясь на свет да искусной речью, о чем Платону уже рассказывал брат отца, дядя Тойво. Великий книгочей, он был для окружающих и прекрасным собеседником. Платон нередко ловил на отце восхищенные взгляды.
Долгие годы минули с тех пор, как отец Платона оставил этот мир. Многое изменилось, не изменились только мы. Платон взял с письменного стола один из томиков стихов, принадлежавших, когда то, его отцу. Матерчатая обложка заметно обветшала, потеряла цвет, страницы пожелтели. Он стоял, положив свободную ладонь на стол. В сгущающихся сумерках звучал знакомый голос:
Я счастлив: не безумен и не слеп,
Просить судьбу мне не о чем.
И все же.
Пусть будет на земле дешевле хлеб,
А человеческая жизнь дороже.**
Платон склонил голову.
28 января 2015
*первая строка из ст.Гусар. А.Пушкин
**ст.Я счaстлив. Р.Гамзатов
Метки:
