Святой. проза

Святой сидел за столом. В нём говорило безмолвие. За его спиной сиял, огромный в высоту, витраж готического толка, состоящий из разноцветных стеклянных пластин. Его глаза были обращены вниз, веки - прикрыты. За плечами Святого угадывался тёмный фрагмент высокой спинки кресла. Пепельно-серыми пальцами призрака он отламывал заплесневелый хлеб, что лежал рядом на широком блюде и таким же продлённым во времени, неуловимым жестом подносил его ко рту, где тот, казалось, таял вблизи его губ. Не было видно волос. Не угадывалось дыхания. На чёрном фоне его рясы расстилались парящие волны колдовского тумана. Отламывая хлеб, до того как вспомнить о следующем, он ждал, пока предыдущий жест растворится из памяти, сидя молча, держа руки на коленях, скрытых тяжёлой тканью, похожей на высеченный камень. Через год стало ясно, что через него проходит воздух, просвечивает Солнце в витраже, оседает на пол пыль в соборе. Он жил в нищенских сердцах тех сосланных душ, которые приходили в собор просить подаяния. И хоть бы один из них пришёл сюда и покаялся!
Он зашёл сюда случайно. Сфотографировать витраж для журнала, в котором работал недавно. Он желал появится перед редакцией с полным и готовым собранием работ и поскорее уехать туда, где его ждал долгожданный отдых и, возможно, лёгкие способы расслабиться. Его дела не складывались слишком удачно. Проходя мимо собора, он заметил, как с бледных небес падает луч Солнца и исчезает где-то в середине витража. И вдруг ему захотелось немедленно смотреть на то, как луч, проходя насквозь мутные пласты витражного стекла, виден с другой стороны! Его внезапно захватило странное чувство боли и презрения. Сердце наполнилось тоской и скорбью. Он бросился вверх по каменным ступеням, и стоящие на пути люди оглянулись ему вслед. в каком-то странном мистическом порыве, чуть не сорвав дверь с петель, он ворвался туда, где мог видеть витраж.
Здесь он просил ни за что, ни за что, что бы его ни заставляло, никогда, нигде,ни перед кем и ни перед чем не обнаруживать своих чувств. Моля об этом он горько плакал!
Его судьба была непредсказуема. Но он знал, то, что постигло его в начале, постигнет и в конце.
С полминуты он стоял в недоумении. Спустя мгновение он спросил себя: "Что я здесь делаю?" "Зачем я сюда пришёл?", неужели только ради того, чтобы увидеть холодную раму и эту груду средневековых стёкол?
Казалось, что стены глухи, но слышит витраж.
"Не может быть!" - было его безмолвным восклицанием. Его взгляд неожиданно изменился. Он двинулся ближе и с любопытством оглядел витраж, навсегда утратив интерес к проходящему сквозь стёкла дневному свету. Что-то озадачило и вместе с тем потрясло его! Выпрямившись во весь рост, он стоял перед витражом и поражённо глядел перед собой, и хоть стоял он замерев, было заметно, как трясутся кончики его пальцев. Вид его был загадочен. Так он стоял молча, утонув взглядом в глубине витража, не слыша как люди шептались у него за спиной. Все, как и прежде, не сводили с него глаз. Кто-то в толпе, кажется ребёнок, шумно задал вопрос, чем занят тот человек, что застыл перед витражом.
Вдруг весь его облик переменился, он молча вышел, и было видно, что его походка обрела лёгкость, а глаза озарились изнутри теплом.
Москва, 2003 г.

Метки:
Предыдущий: Три часа ночи
Следующий: Кого-то...