Воздушный поцелуй для отца
Сквозь тучи пробился солнечный луч. И такой яркий, что захотелось улыбнуться. Как папина улыбка, подумала я. Она была такая чарующая и заразительная, что у встречных прохожих невольно расплывались в радости повеселевшие лица. В прищуре глаз собирались лучики-морщинки, как в ореоле, взгляд его становился таким притягательным, располагающим, внушающим доверие. Обладая доброжелательным характером, чувством юмора, мой отец всегда говорил людям комплименты, шутил. С ним легко было общаться, как знакомым, так и незнакомым людям. Вокруг него всегда собиралась молодёжь. Он умел зажечь в любом человеке искорку. С ним было интересно как взрослым, так и детям. Его любовь к людям была так велика и многогранна, что казалось он хотел объять весь мир.
Приехав в Донбасс, мой отец проработал несколько лет в шахте, но после травмы, полученной в лаве, его комиссовали на поверхность. Работать под землёй он больше не смог. Перед травмой, в свободное от работы время, он всегда пропадал в Доме Культуры. Имея спортивные достижения, (ещё в Армии, проходя службу в Австрии, он держал первенство по спортивной гимнастике в части), отец выступал в концертных программах с акробатическими номерами, а так же на снарядах — "кольцах" и "трапеции". Очень активный и заводной, он быстро нашёл себе дело.
В шахтном комитете профсоюзов ему предоставили должность инструктора по спорту среди шахтёров. За небольшой отрезок времени во Дворце Культуры были им организованы секции: футбола, баскетбола, волейбола. Завезли велотренажёры. И вот уже на спортивных велосипедах молодёжь посёлка нарезала километры дорог. Организованы были команды: по ориентированию на местности, по спортивному туризму, лёгкой и тяжёлой атлетике. Он сам с ребятами строил площадки под городки. Зимой заливал каток. И взрослые, и дети становились на коньки, радуясь такому счастью. Ходили на дистанции на лыжах. Благо, что руководство шахты поддерживало его во всех начинаниях, закупало спортивный инвентарь и оборудование, выделяло деньги на соревнование и прочее. Шахта процветала, шахтёрский труд был в почёте.
Отец сам вёл секцию акробатики, в которой занималась и я. Помню, как мы выступали на сцене с трюками и гимнастическими пирамидами, тогда это было модно. Позже в восьмом классе я уговорила отца посодействовать, чтобы меня приняли в городской клуб спортивной гимнастики. Мои гуттаперчевые способности, которые я проявляла в пластических акробатических этюдах на сцене и умение хорошо танцевать внушали уверенность в своих силах. Тренер же сказав, что гибкость моя не так важна, всё-таки согласился меня взять, с условием, чтобы на результаты я не надеялась. Дал мне задание качать на экспандерах мышцы рук и ног, указывая тем на слабость оных. Среди малышей, в чью группу меня взяли, я была переростком. Переусердствовав, боясь показаться слабой, домой я добралась из города еле живой. Несколько дней младшая сестра кормила меня, так, как я была не в силах поднять ложку. К своему стыду, на занятиях я больше не появилась. Неудобно было перед отцом, я понимала, что подвела его.
Во Дворце Культуры папа открыл даже секцию юного радиста. До сих пор помню азбуку Морзе. (В Армии отец служил в ВВС, его военная специальность — стрелок-радист на самолёте). Наверное поэтому он душу и сердце отдал стрелковому спорту. Со временем, он стал директором и старшим тренером (в одном лице) в стрелковом тире, который построил сам с нуля. Сначала стрелки тренировались внизу в балке, там было организовано стрельбище. А когда появились первые мастера спорта, которые добивались высоких результатов, шахтный комитет профсоюзов выделил деньги и людей на строительство тира. Отец, можно сказать жил на работе, вернее, работа — была его жизнью.
Шли годы. Команда спортсменов-стрелков из шахтёрского посёлка занимала первые места в Луганске. На республиканских соревнованиях защищала честь области, на союзных — Украину, а на международных отстаивала честь Советского Союза. Среди воспитанников отца были сотни разрядников, десятки кандидатов и мастеров спорта, два мастера спорта международного класса. Только в нашей семье было четыре кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе: папа, мама, брат и сестра, кроме единственной меня. Имея гуманитарные наклонности, я всего один раз брала в руки пистолет, сделав два выстрела. Первая пуля, неожиданно для меня, попала в "десятку", что очень обрадовало папу. А вторая, не зацепив мишень, улетела в неизвестном направлении. Отец имел звание тренера и судьи республиканской категории по пулевой стрельбе. Его приглашали на работу в большие города Союза, обещая квартиру. А он остался верен родному посёлку, команде, которую воспитал. Он не мог их бросить, переживал за каждого спортсмена. Добивался их трудоустройства с хорошим заработком, помогал получить квартиру. Его стрелков с удовольствием брали в Вузы страны, где они продолжали заниматься стрелковым спортом, добиваясь новых результатов. Отдавая кусочек сердца каждому своему ученику, он продолжал о них заботиться всю жизнь.
Папа перенёс инфаркт, потом повторный был обширным. И врачи пугали, что он может умереть в любую минуту. Но он выжил и продолжал заниматься любимым делом, благодаря единственному, самому дорогому и любимому человеку — своей жене, моей маме. Дни и ночи она не отходила от него во время болезни, всюду и во всем была его соратницей и помощницей. Имея педагогическое образование, поддержала отца, посвятила себя стрелковому спорту, работая тренером.
В шестидесятилетнем возрасте отца сбил мотоциклист. Ещё пол года он жил. А весной 1988 года его сердце остановилось. При вскрытии обнаружили, что в районе грудной клетки от удара фары, внутренние органы не восстановились. Сердце было в многочисленных рубцах, но не оно стало причиной смерти.
На похороны приехали делегации из Луганска и Киева. Все спортсмены, где бы они ни жили на тот момент, приехали провести в последний путь своего тренера. "Наш Дед" — так они, любя, его называли. Может из-за фамилии (Дидур), на украинском "дiду" — значит "дед". Всю дорогу до кладбища они несли гроб на руках, сменяя друг друга, а машина ехала рядом пустой.
Тогда я впервые поняла, как много я потеряла в жизни! Его уход переживался долго и болезненно. Маме было особенно трудно. Для неё жизнь без любимого человека потеряла всякий смысл. Все её мысли и слова были о том, чтобы Бог воссоединил их. На столе стоял папин портрет. Его фантастическая, жизнерадостная улыбка озаряла каждый уголок в квартире. Он так любил жизнь! Был таким целеустремлённым, активным, будто его жизненная сила не имела границ. В нём была такая положительная энергетика, что каждый, общаясь с ним, заряжался, как от электричества.
Точно такой же был этот яркий луч, пробившийся сквозь тучи, заслонившие весеннее небо. Я отчётливо увидела лицо папы, его потрясающую улыбку. Лучик коснулся меня, и я ощутила его тепло всем телом. Это папа меня обнял. Слёзы безудержно покатились из глаз. Захотелось к нему. Я прижала к губам ладони и послала воздушный поцелуй в небо. Четыре строки в ту же секунду родились в моей голове:
Возьми меня, как поцелуй, на небо,
Воздушный, и на облачко похожий,
Что мне дарил, с улыбкой, в день погожий,
Прощаясь навсегда, взлетая в небыль.
Смешанное чувство грусти и радости не покидало меня целый день, который оказался на редкость солнечным.
Приехав в Донбасс, мой отец проработал несколько лет в шахте, но после травмы, полученной в лаве, его комиссовали на поверхность. Работать под землёй он больше не смог. Перед травмой, в свободное от работы время, он всегда пропадал в Доме Культуры. Имея спортивные достижения, (ещё в Армии, проходя службу в Австрии, он держал первенство по спортивной гимнастике в части), отец выступал в концертных программах с акробатическими номерами, а так же на снарядах — "кольцах" и "трапеции". Очень активный и заводной, он быстро нашёл себе дело.
В шахтном комитете профсоюзов ему предоставили должность инструктора по спорту среди шахтёров. За небольшой отрезок времени во Дворце Культуры были им организованы секции: футбола, баскетбола, волейбола. Завезли велотренажёры. И вот уже на спортивных велосипедах молодёжь посёлка нарезала километры дорог. Организованы были команды: по ориентированию на местности, по спортивному туризму, лёгкой и тяжёлой атлетике. Он сам с ребятами строил площадки под городки. Зимой заливал каток. И взрослые, и дети становились на коньки, радуясь такому счастью. Ходили на дистанции на лыжах. Благо, что руководство шахты поддерживало его во всех начинаниях, закупало спортивный инвентарь и оборудование, выделяло деньги на соревнование и прочее. Шахта процветала, шахтёрский труд был в почёте.
Отец сам вёл секцию акробатики, в которой занималась и я. Помню, как мы выступали на сцене с трюками и гимнастическими пирамидами, тогда это было модно. Позже в восьмом классе я уговорила отца посодействовать, чтобы меня приняли в городской клуб спортивной гимнастики. Мои гуттаперчевые способности, которые я проявляла в пластических акробатических этюдах на сцене и умение хорошо танцевать внушали уверенность в своих силах. Тренер же сказав, что гибкость моя не так важна, всё-таки согласился меня взять, с условием, чтобы на результаты я не надеялась. Дал мне задание качать на экспандерах мышцы рук и ног, указывая тем на слабость оных. Среди малышей, в чью группу меня взяли, я была переростком. Переусердствовав, боясь показаться слабой, домой я добралась из города еле живой. Несколько дней младшая сестра кормила меня, так, как я была не в силах поднять ложку. К своему стыду, на занятиях я больше не появилась. Неудобно было перед отцом, я понимала, что подвела его.
Во Дворце Культуры папа открыл даже секцию юного радиста. До сих пор помню азбуку Морзе. (В Армии отец служил в ВВС, его военная специальность — стрелок-радист на самолёте). Наверное поэтому он душу и сердце отдал стрелковому спорту. Со временем, он стал директором и старшим тренером (в одном лице) в стрелковом тире, который построил сам с нуля. Сначала стрелки тренировались внизу в балке, там было организовано стрельбище. А когда появились первые мастера спорта, которые добивались высоких результатов, шахтный комитет профсоюзов выделил деньги и людей на строительство тира. Отец, можно сказать жил на работе, вернее, работа — была его жизнью.
Шли годы. Команда спортсменов-стрелков из шахтёрского посёлка занимала первые места в Луганске. На республиканских соревнованиях защищала честь области, на союзных — Украину, а на международных отстаивала честь Советского Союза. Среди воспитанников отца были сотни разрядников, десятки кандидатов и мастеров спорта, два мастера спорта международного класса. Только в нашей семье было четыре кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе: папа, мама, брат и сестра, кроме единственной меня. Имея гуманитарные наклонности, я всего один раз брала в руки пистолет, сделав два выстрела. Первая пуля, неожиданно для меня, попала в "десятку", что очень обрадовало папу. А вторая, не зацепив мишень, улетела в неизвестном направлении. Отец имел звание тренера и судьи республиканской категории по пулевой стрельбе. Его приглашали на работу в большие города Союза, обещая квартиру. А он остался верен родному посёлку, команде, которую воспитал. Он не мог их бросить, переживал за каждого спортсмена. Добивался их трудоустройства с хорошим заработком, помогал получить квартиру. Его стрелков с удовольствием брали в Вузы страны, где они продолжали заниматься стрелковым спортом, добиваясь новых результатов. Отдавая кусочек сердца каждому своему ученику, он продолжал о них заботиться всю жизнь.
Папа перенёс инфаркт, потом повторный был обширным. И врачи пугали, что он может умереть в любую минуту. Но он выжил и продолжал заниматься любимым делом, благодаря единственному, самому дорогому и любимому человеку — своей жене, моей маме. Дни и ночи она не отходила от него во время болезни, всюду и во всем была его соратницей и помощницей. Имея педагогическое образование, поддержала отца, посвятила себя стрелковому спорту, работая тренером.
В шестидесятилетнем возрасте отца сбил мотоциклист. Ещё пол года он жил. А весной 1988 года его сердце остановилось. При вскрытии обнаружили, что в районе грудной клетки от удара фары, внутренние органы не восстановились. Сердце было в многочисленных рубцах, но не оно стало причиной смерти.
На похороны приехали делегации из Луганска и Киева. Все спортсмены, где бы они ни жили на тот момент, приехали провести в последний путь своего тренера. "Наш Дед" — так они, любя, его называли. Может из-за фамилии (Дидур), на украинском "дiду" — значит "дед". Всю дорогу до кладбища они несли гроб на руках, сменяя друг друга, а машина ехала рядом пустой.
Тогда я впервые поняла, как много я потеряла в жизни! Его уход переживался долго и болезненно. Маме было особенно трудно. Для неё жизнь без любимого человека потеряла всякий смысл. Все её мысли и слова были о том, чтобы Бог воссоединил их. На столе стоял папин портрет. Его фантастическая, жизнерадостная улыбка озаряла каждый уголок в квартире. Он так любил жизнь! Был таким целеустремлённым, активным, будто его жизненная сила не имела границ. В нём была такая положительная энергетика, что каждый, общаясь с ним, заряжался, как от электричества.
Точно такой же был этот яркий луч, пробившийся сквозь тучи, заслонившие весеннее небо. Я отчётливо увидела лицо папы, его потрясающую улыбку. Лучик коснулся меня, и я ощутила его тепло всем телом. Это папа меня обнял. Слёзы безудержно покатились из глаз. Захотелось к нему. Я прижала к губам ладони и послала воздушный поцелуй в небо. Четыре строки в ту же секунду родились в моей голове:
Возьми меня, как поцелуй, на небо,
Воздушный, и на облачко похожий,
Что мне дарил, с улыбкой, в день погожий,
Прощаясь навсегда, взлетая в небыль.
Смешанное чувство грусти и радости не покидало меня целый день, который оказался на редкость солнечным.
Метки:
