Повесть Камнеломка, глава третья
Она давно уже просмотрела график соревнований на год вперед, прикинула, куда и на сколько дней она сможет вырваться, и написала во все оргкомитеты с просьбой посоветовать жилье подешевле. Надо подсчитать, во что это выльется и сколько дополнительной работы ей нужно набрать.
Удивительно, но Лиде очень дружелюбно отвечают. Местечковые стадионы, похоже, не избалованы иностранными болельщиками. Впрочем, она это и сама видела в Лиллехаммере.
Вот и еще одно письмо.
Лида щелкает курсором по полученному письму и с ходу смотрит на цену. Четыре с лишним тысячи крон. Не потянуть, никак не потянуть.
А она так хотела приехать на эти ноябрьские отборочные гонки, в глухой Бейтостёлен, где наверняка не будет слишком много народу. Уж на тренировках-то – точно не будет.
И Эскиль точно приедет на эти отборы: в этом году чемпионат мира будет в Тронхейме, в его родном городе, и ему обязательно надо отобраться в команду на чемпионат. И с первых гонок сезона надо доказывать, что он, несмотря на возраст и на прошлые неудачи, может бороться и выигрывать.
Но – четыре тысячи крон за чахлый домик на краю стадиона. А все остальное жилье – и того дороже.
И если в ноябре никак не получится, значит, сегодня она его увидит в последний раз в этом году. Августовские шоу-гонки под Ставангером – соревнование неформальное, зрителей тут немного, и того сумасшедшего накала страстей, что бывает на Кубке мира, здесь нет даже близко. Все весело и легко, хотя, конечно, все равно каждый из участников борется всерьез и до последнего – просто потому, что никто из них не любит проигрывать.
Два дня лыжники и биатлонисты тут носились прямо по городским улицам, а сегодняшняя гонка – высоко в горах. Соревноваться они будут на крутом серпантине. Длинная асфальтовая дорога штопором закручивается вверх. Перед взрослыми стартами идут детские гонки, как раз заканчивается один из забегов. Девчушки лет двенадцати-тринадцати падают сразу за финишной чертой, многие из них прибегают совсем без сил. Лида стоит у металлического ограждения, с другой стороны загородки Хальворсен готовится к своему старту, придирчиво, до последнего винтика, осматривая выданные организаторами лыжероллеры. К финишу подъезжает одна из отставших девочек. Точнее, подходит. Она еле передвигает ноги, с локтей и коленей ручьем течет кровь, зубы стиснуты, в глазах слезы, – но девочка не сдается и идет к финишу. Как может.
– Господи, бедная, – выдыхает Лида. – Представляю, как ей сейчас плохо.
– Не-а, - усмехается Эскиль. – Не представляешь.
Он оставил в покое лыжероллеры и теперь занимается наконечниками палок, подтачивая их напильником. Потом собирает вещи и двигается в сторону старта.
– Удачи!
– Ага, спасибо.
Отсюда, с верхней точки горы, совсем не видно, что происходит на трассе. Никакого экрана с картинкой тут нет, а комментатор, ведущий гонку, рассказывает только о лидерах, но среди пяти-семи первых Хальворсена он не упоминает.
К Лиде подходит смутно знакомая девушка. Здесь кругом знакомые лица. То тут, то там мелькает черная волнистая грива – Иселин Иверсен носится, как маленькая молния, успевает поговорить со всеми призерами и умудряется держать в уме все результаты на всех отсечках. А немец Томми уже успел у Лиды поинтересоваться, заходила ли она на его сайт.
И эту девушку Лида точно видела весной в Лиллехаммере. Кажется, она из Эстонии, поклонница Арне Люнда.
Точно.
- Привет! – начинает девушка по-английски. – Я вас знаю, вы русская. Я из Эстонии, меня зовут Янника.
– Привет. Лидия.
– Я вас видела в Лиллехаммере.
– Да мы все тут друг друга знаем в лицо, – усмехается Лида. – Только простите, у меня очень плохой английский.
– Нормально. Я подумала про ноябрь. Вы не хотите разделить пополам номер в отеле? Или домик?
– С вами?
– А что такого? – эстонка вдруг замирает, услышав проскользнувшее в речи комментатора ?Арне Люнд?. – Что, что он сказал?
– Что Люнд пока четвертый, но догоняет третьего, – Лиде не хватает английских слов, и она половину объясняет жестами.
– Ух! Так вот, я про жилье, – девушка оборачивается к Лиде. – Я знаю, вы болеете за Хальворсена и терпеть не можете Арне Люнда. У вас даже сейчас на лице все написано. Я болею за Арне и, мягко говоря, недолюбливаю Хальворсена. Но я очень хочу приехать на отборы в ноябре, а платить за жилье одной мне дорого.
Лида понимает, наверное, с половину сказанного, но легко додумывает остальное.
– У меня очень плохой английский, – повторяет она. – А по-русски вы не говорите, да? Или, может, по-норвежски?
Янника удивляется:
– О чем нам говорить? Просто разделить жилье, и все.
Комментатор по-прежнему не упоминает о Хальворсене, и даже непонятно, борется ли он еще или сошел – не в его характере, конечно, но тут очень многие сходят, не доехав до финиша.
А девушка из Эстонии честна, и это здорово.
– Я жаворонок, – говорит Лида, с трудом подбирая английские слова. – Встаю в шесть утра, начинаю шуметь водой в душе, варить кофе, работать и стучать по клавишам ноутбука. И еще не выношу телевизор и музыку фоном.
– Я курю, – отзывается эстонка. – Но, конечно, только на улице. Еще я надолго занимаю душ. И ненавижу, когда мое имя сокращают до Яны.
***
Телефон вибрирует, Лида смотрит на экран и вздрагивает - сообщение от Янники. Неужели что-то случилось, – мало ли, пока она тут весь день скачет по ноябрьскому городу в делах, пытаясь все успеть до отъезда, Янника могла прочитать какие-нибудь новости. Мало ли что... передумал, решил не приезжать на этот отбор, приболел, еще что-то...
Лида заносит палец над экранчиком смартфона, но не решается открыть сообщение. Нет, ну что теперь, сидеть и пялиться на него? Ну, соберись, давай! Все будет хорошо. Она выдыхает и открывает текст.
Нет, ничего, про Эскиля – ни слова. Янника всего лишь пишет, что она пока не может вылететь из Таллина, там снегопад стеной. По прогнозу он уляжется к вечеру, и если она все-таки долетит сегодня до Осло, то приземлится где-то в то же время, что и вечерний рейс Лиды из Москвы. И не встретиться ли им тогда уже в аэропорту, чтобы ехать вместе, это ведь дешевле?
Да, конечно, встретиться. Лида быстро набирает ответ. Эх, надо хоть пару слов по-английски вспомнить, ну им же придется как-то разговаривать. Неужели Янника, выросшая в Эстонии, совсем не говорит по-русски? Хотя кто знает, где она росла. И как им договариваться с едой? Лиде вдруг становится неловко – как она должна сделать, предложить разбивать чеки из супермаркета пополам? Или предложить разделить полки в холодильнике? Вряд ли Янника собирается ходить в кафе и пиццерии – будь у нее деньги на еду в кафе, она бы не искала себе совершенно незнакомую попутчицу.
Вот зря она переживала из-за расходов на еду – с Янникой договорились сложиться пополам и купить продуктов сразу на все дни. И даже успели в супермаркет до закрытия. Остается еще десять минут, народу нет, и Лида с Янникой торопливо катят тележку вдоль полок.
– Берем? – Янника снимает с полки упаковку сыра.
– Ага.
– Хлеб надо?
– Хлеб я не ем. Но если вам надо... – Лида опять смущается, ей не хватает английских слов.
– Не-а, я тоже не буду.
– Чай, кофе, сахар?
– Я без сахара пью, – Янника мотает головой. – И только кофе.
– Как и я, отлично. Вот простой ?Паулиг?, пойдет? Не знаю, какой у вас в Эстонии... Турка у меня с собой, я вам писала, что возьму.
– Пойдет. И еще надо йогурта взять. Такого, с ложками. Его на стадион брать удобно. А то гамбургеры за сто крон меня как-то не радуют.
– И бананов, – кивает Лида. – Их тоже удобно есть на стадионе, – она немного медлит, сомневаясь, спросить или не спросить, но все-таки решается: – Все в порядке? Вы так трясетесь, и зеленая вся?
– Заметно?
– Еще как.
– Я летать очень боюсь, – отвечает эстонка. – Очень. Всю неделю настраивалась. А тут снегопад и ветер.
– Ну, долетели же. Уже даже доехали. Все, это уже позади, – улыбается Лида.
Ее немножко начинает отпускать с английскими словами. А, ладно, как-то же пока объясняется.
Они идут к кассе.
– Ага. Я теперь на обратный перелет буду настраиваться. Знаете, как самолет швыряло?
– Ну все, все уже.
– Я знаете что подумала, – Янника останавливается, – вот Арне, он же сам мне сказал, мол давай, приезжай в ноябре на отборы, да?
– Все они так говорят.
– И он знает, что я из Эстонии. Вот если б этот самолет грохнулся – он бы вообще подумал, что я там могла быть? Как раз лететь в Осло из Таллина? А?
***
Домик такой крошечный, что два раскрытых чемодана на полу не помещаются, поэтому Янника и Лида пакуют вещи по очереди.
– Цветы бы не перепутать, – усмехается Янника, глядя на два одинаковых наградных букета у подоконника: Люнда – за бронзу в пятницу, и Хальворсена – за победу в воскресенье.
– Ваш в кастрюле, мой в ковшике, – отзывается Лида. – А дайте мне, пожалуйста, тетрадку синюю. Вон ту, на столе, да.
Янника передает потрепанную синюю тетрадку, из которой падает на пол фотография.
– Ой, у вас сестра есть? – спрашивает эстонка, передавая Лиде подобранный с пола снимок. – Старшая? Вы не говорили.
- Да нет никакой сестры, это же я.
- Вы? – Янника несколько раз переводит взгляд с Лиды, пакующей чемодан, на снимок. – Вы на фото намного старше и... и...
– И страшнее.
– Ну я не так хотела сказать!
– Да уж как есть. Это старый снимок. Прошлогодний.
– Прошлогодний? – Янника прищуривается. – Интересно. А с Хальворсеном вы живьем давно знакомы?
– А какая связь? Совсем недавно, полгода… нет, побольше, с конца марта. Нас на их местном чемпионате познакомили.
– Это он вас вот из этого раскопал? – кивает Янника на фото.
– Что? Не понимаю...
Эстонка усмехается:
– Все вы понимаете. Значит, он.
– Пойду я лучше кофе поставлю, а? Вы будете?
– Да.
Карауля турку, Лида представляет себе свой старый снимок. Бурый свитер мешком, зачесанные назад волосы, куцая темная косичка. Тьфу, черт. Лидия Васильевна, по-другому и не скажешь. Она смотрит на свое отражение в стекле входной двери – там оторва Лида, вечный кошмар опорного пункта охраны порядка. Повзрослевшая, конечно, но все та же.
А ведь правда – еще совсем недавно она была другой.
На плите шипит темная лужа.
***
– Ну раз я его застегнула, когда сюда летела, значит, и сейчас должна! – Янника борется с чемоданом. – Ну давай же, собака!
– Помочь? Да застегнется, конечно. Тем более вы ?Вана Таллин? Люнду отдали, а там бутыль на полчемодана. Давайте, давите на крышку, а я застегну молнию. Йесс! Идем?
– Летим. Семь минут до автобуса, между прочим. Мы как инкубаторские будем – с одинаковыми цветами. Я все про ваше старое фото думаю.
– Ну хватит, – отмахивается Лида. – Просто другая прическа.
– Ага. Прическа. Ну да.
На остановке уже ждет Томми. Автобус до Осло вот-вот отправится, они успели! Ехать четыре с лишним часа. Янника говорит, что будет спать, и забивается на заднее сиденье, Лида и Томми садятся перед ней и тихонько болтают. Лида все отнекивается, что не понимает ни по-английски, ни по-немецки, поэтому не ходит на сайт Томми о лыжных гонках.
Перед ними сидит старенькая норвежская бабушка. Она долго держится, очень долго, с полчаса точно, но потом все-таки оборачивается:
– Извините, конечно, но откуда вы оба?
– Из Москвы, - отвечает Лида и, спохватившись, добавляет, – из России.
– Из Франкфурта, – отзывается Томми.
– И вы говорите друг с другом по-норвежски? – бабушка смотрит то на одного из них, то на другого, и Томми с Лидой начинают хихикать, как школьники.
Томми, наверное, где-то лет двадцать семь. Максимум тридцать. Он с детства любил смотреть лыжи, горные лыжи, коньки, хоккей, вообще все, что со льдом или со снегом, но всегда – ну так, смотрел и смотрел. А лет пять назад случайно, мельком, увидел в одной из гонок Стине Бакке – и пропал.
– Я как-то даже сам не понял, как так получилось, – рассказывает он. – Нет, ты не подумай чего такого…
– Не подумаю, – усмехается Лида.
Всю дорогу от Бейтостелена до Фагернеса, а дальше до Осло, Томми показывает ей свежеснятые фотографии. Стине Бакке в стартовом створе. Стине с кем-то из сервисеров тестирует лыжи, скатываясь с горки. Стине на трассе. Стине на финише. Стине на выходе со стадиона вместе с другими девушками из команды и с Арне Люндом. Стине с Эскилем хохочут над чем-то, стоя у бортика в микст-зоне.
– Пришлешь мне потом эту? – просит Лида.
– Конечно. Да я прямо сейчас перекину. Она тут хорошо получилась, правда? Вообще хорошие снимки, сейчас выложу на сайт и везде в соцсетях напишу, должно много посетителей зайти!
– Хорошие снимки, да.
– Сейчас выложу, и народ пойдет! А то пишу-пишу… Вот Иверсен как напишет – так все ее читают. А меня…
– Ну и пиши, как Иверсен.
– Ну уж нет, не хочу столько вкалывать! – хохочет Томми и вдруг оживляется: – Знаешь, что я о ней слышал? За нее дрались работодатели с разных каналов, но она почему-то уперлась в этот зимний спорт и чуть ли не по трупам конкурентов шла к работе в спортивной редакции. Такие вот слухи. Надо бы разнюхать, почему. Такая фея – и вдруг лыжи со всяким там биатлоном. Не стыкуется у меня, разузнаю.
– Томми, ну хватит! Ты хоть о ком-то не собираешь слухи? Покажи лучше еще фото.
– Вот. Хорошие же?
Лида кивает. Тихая, скромная, страшненькая, но милая Стине Бакке получается на фотографиях Томми яркой грозной белокурой валькирией.
– А вот еще с награждения, – Томми пролистывает снимки на нетбуке. – Вот она с призами и букетом.
При виде букета Лида кривится.
Первая гонка, в пятницу, у Хальворсена не получается с самого начала – он на редкость неудачно выбрал лыжи, прямо как врагу, и Лида видит, что он начинает уставать чуть ли не с первого километра, и пару раз даже останавливается, чтобы сбить с колодки налипший снег.
Эх, обидно, на тренировке же накануне говорил, что хорошо готов, – но строчка с его фамилией на табло сползает все ниже и ниже, а потом и вовсе исчезает.
– Пока двадцать третий, - говорит Томми, подошедший с женского награждения.
– Там еще куча народу не финишировала.
Томми сияет: Бакке выиграла и отдала ему свой наградной букет.
На предсезонных лыжных отборочных гонках зрителей совсем нет, и можно стоять у самого финиша, они никому не мешают. Лида смотрит на Хальворсена, собирающего вещи. Подойти сейчас, сказать что-нибудь хорошее, - видно же, что совсем не в духе… или не надо, сейчас она ему только помешает? Эскиль не умеет всегда быть лучезарным, по нему очень заметно, когда устал или расстроен.
– Ты пойдешь или будешь пока тут? – спрашивает Томми Лиду. – А то я хотел сбегать за кофе. В пресс-центре можно бесплатно взять.
Все-таки от его сайта есть прок – вон, аккредитацию дали как представителю прессы.
– Пока тут. Слушай, а можешь мне тоже стаканчик кофе прихватить? Или неудобно?
– Конечно. Удобно, там и крышки есть. Оставлю, чтоб не таскать, раз ты все равно тут? – Томас скидывает с плеча на снег здоровенный рюкзак и сует Лиде в руки букет Стине Бакке. – Подержи пока. Я сейчас.
– Ага, давай.
Лида все-таки хочет дождаться Эскиля. Все равно он не уйдет со стадиона прямо сейчас, наверняка будет еще закатываться. А там, может, и повеселеет, а то сразу после гонки – туча тучей.
– Эй, ты, привет! – окликает ее со спины Хальворсен.
– Ой! – она оборачивается и чувствует, как у нее сама по себе появляется улыбка до ушей. – Привет!
– Так, - Эскиль смотрит на букет в ее руках. – Не понял, а это что?! Ммммм?
Лида растерянно хлопает глазами.
– Это... это вообще не мой, – смущается она.
Подбежавший Томми протягивает ей картонный стакан с кофе и забирает букет.
– Привет, Эскиль! - он устраивает букет на снегу, фотографирует его с нескольких разных ракурсов и тут же, с телефона, выкладывает фотографии на сайт. – Смотри, мне Стине свой букет отдала. Она вот выиграла, а с тобой вообще что происходит? Что с твоей формой? Ты же говорил, что у тебя и план подготовки есть, и лето как надо прошло? Ты собираешься отбираться на чемпионат? Он же в твоем родном городе! Думаешь, тебя просто так возьмут, за старые заслуги? Просто потому, что ты Эскиль Хальворсен?
– У тебя сейчас кофе замерзнет, – перебивает его Лида. – Пей давай. Эскиль, прости, у тебя полминутки есть?
– Ага.
– У меня для тебя маленький подарок, - Лида, смущаясь, лезет в рюкзак и достает оттуда сверток. – Вот.
– Ой, опять, да? – смеется Хальворсен. – Спасибо. А что там?
– Развернешь – увидишь. Удачи завтра! Завтра все будет лучше, намного лучше!
– Надеюсь. Вряд ли я смогу так лохануться две гонки подряд, это еще суметь надо. Спасибо!
Хальворсен направляется к выходу со стадиона. Лиде ужасно хочется дойти с ним хотя бы до ворот. С полмгновения она думает, потом, кивнув Томми – мол, пока, до завтра! – забрасывает на плечо рюкзак и направляется к выходу. В конце концов, ничего в этом такого нет: выход со стадиона – один, и ей вообще-то тоже нужно уйти, не ночевать же тут. Хальворсен, видимо, заметив краем глаза ее движение, чуть замедляет шаг. От выхода со стадиона дороги расходятся, Эскиль нашаривает в кармане ключи от машины, Лида поворачивает в сторону домика-сараюшки, где ночуют они с Янникой.
– До завтра!
– Ага. Эй... я вообще какой сегодня? Ты же дождалась, когда все приедут?
– Да. Сорок второй. Самый лучший.
Хорошо, что ему не приходит в голову развернуть подарок прямо на стадионе, а то Лида уже сто раз пожалела о своей задумке. Но старое интервью, в котором Эскиль, вспоминая детство, рассказывал, что любимым развлечением было палить из рогатки по воробьям, так запало ей в душу, что она нашла рогаточного мастера и заказала рогатку. Рогаточного мастера, мама дорогая. То есть этим кто-то занимается. То есть она все-таки не одна такая идиотка. Хотя Хальворсен теперь, наверное, решит, что она совсем с приветом.
– Видела, Люнд снялся сегодня? - спрашивает с утра Томми.
Он, как обычно, живет в одном отеле с командой, чтобы быть в курсе всех новостей, слухов и сплетен.
– Нет, вообще новости не открывала. А что с ним? Черт, Янника расстроится.
– Не знаю, вчера вроде все нормально было. Бронзу же вчера взял.
– Перетренировался небось, – хмыкает Лида.
– Да видел я их тренировку, – Томми варежкой сбрасывает снег с ограждения. – Они вчера всей командой, пока не стемнело, пивные банки из рогатки с забора сшибали. По-моему, на деньги. Ты что смеешься? Лучше б правда тренировались.
***
– А вот смотри, еще Стине.
Автобус катит среди заснеженных елок, Томми, устроившись на сиденье, пролистывает фото на ноутбуке. – И вот. И вот тут хорошо получилась. Здорово, что мы на день раньше приехали, на тренировки. Хоть пофотографировать нормально можно. И разузнать, что происходит.
– Я сильно сомневалась, ехать ли на этот день. Эскиль же легко может на официальную тренировку забить.
– Он вообще на что угодно может забить.
– Ну да. А лишний день – все-таки и за жилье платить, и есть что-то надо. Но если б я не приехала, а он приехал, – я бы себе не простила.
– Смотри, если я вот этот снимок на сайт себе поставлю, нормально? – Томас показывает фотографию. – Я как раз сейчас выкладываю фото с тренировки.
– Нормально, конечно.
- Все равно пишу-пишу, а почти никто не читает. Вот про что еще бы написать?
– Не знаю.
– А про что бы ты написала?
– Я? – оборачивается от окна Лида. – Про технику безопасности, наверное. Моральной.
– В смысле?
– Что никогда нельзя им давать становиться чем-то большим, чем фигурка с телеэкрана. И гонки можно смотреть только из дома, с дивана. Не принимая близко к сердцу, под пиво-кофе – это да. Все остальное – нет. Не привязываться. Не думать, что они простые живые люди, что им так же тяжело, больно. Просто фигурка с экрана. Выиграл – молодец. Проиграл – пошел к черту.
– Ты серьезно?
– Да. Только фигурка с телеэкрана, – твердо кивает Лида. – И никогда никаких личных контактов.
Она снова отворачивается к окну, стараясь отстраниться от Томми с его проклятым сайтом, и вспоминает последний день. Хальворсен вдруг выигрывает коньковую гонку на пятнадцать километров – легко, уверенно, с запасом, словно и не напрягался. Радуется этой победе, как мальчишка. Носится по стадиону, сверкая улыбкой. Дарит Лиде букет. Черти в серых глазах беснуются так, что Лида изо всех сил заставляет себя не смотреть на него. Не смотреть, не смотреть… Она ходит в обнимку с букетом, утешает Яннику, – в конце концов, с Люндом ничего страшного, и в пятницу он был в призах. Янника дразнится, мол, будь Арне в строю сегодня, Хальворсен бы не выиграл.
Домик, где они поселились, стоит на горе, рядом со стадионом. Домик простенький, старый, с хилой проводкой – если включить одновременно чайник и батарею, выбивает пробки. Зато рядом со стадионом, а тренировку можно вообще хоть с террасы смотреть – все как на ладони.
Лида никак не может успокоиться после гонки. Они давно уже вернулись в свой скворечник, пообедали, Яника ушла в душ, предупредив, что займет его надолго, а Лида то вскочит, то сядет, то погладит хальворсеновский букет… Это первая его победа у нее на глазах! Она столько раз видела эти победы по телевизору, и вот наконец увидела вживую. И прекрасную гонку, и его эмоции после финиша, когда стало ясно, что никто, никто уже не сможет сдвинуть с первой строчки.
Наверное, ей просто нужно проветриться и охладиться. Лида берет термокружку, в которой еще осталось немного чуть теплого кофе, накидывает пуховик и выходит на террасу. Белый снег, тяжелое предзимнее небо, край стадиона внизу. Кто-то катается – Лида видит вдалеке женскую фигурку на снегу. Ярко-алый костюм. Красивый, свободный, размашистый коньковый ход. Из леса выныривают Хальворсен с Пером Норхеймом, в два счета догоняют женщину в красном. Ну еще бы. Норхейм улетает вперед, Эскиль замедляется и какое-то время едет рядом с женщиной, видимо, о чем-то болтая.
Йенни Линдблум? Лида присматривается к красной фигурке. Она никогда не видела Йенни Линдблум на лыжне, но нет, это точно не шведская юниорка: женщина едет очень красиво, но все-таки это не ход профессиональной биатлонистки. Перед подъемом Хальворсен, кивнув женщине, в два удара палками улетает от нее вперед, а фигурка в красном, развернувшись, подкатывает к стартовой поляне, к своим вещам, оставленным прямо на снегу. Легко наклонившись, она расстегивает крепления, снимает лыжи, стягивает с головы ярко-красную спортивную шапку. Волна смоляных кудрей расплескивается по ее плечам.
Продолжение - четвертая глава:
http://www.stihi.ru/2019/01/03/38
Удивительно, но Лиде очень дружелюбно отвечают. Местечковые стадионы, похоже, не избалованы иностранными болельщиками. Впрочем, она это и сама видела в Лиллехаммере.
Вот и еще одно письмо.
Лида щелкает курсором по полученному письму и с ходу смотрит на цену. Четыре с лишним тысячи крон. Не потянуть, никак не потянуть.
А она так хотела приехать на эти ноябрьские отборочные гонки, в глухой Бейтостёлен, где наверняка не будет слишком много народу. Уж на тренировках-то – точно не будет.
И Эскиль точно приедет на эти отборы: в этом году чемпионат мира будет в Тронхейме, в его родном городе, и ему обязательно надо отобраться в команду на чемпионат. И с первых гонок сезона надо доказывать, что он, несмотря на возраст и на прошлые неудачи, может бороться и выигрывать.
Но – четыре тысячи крон за чахлый домик на краю стадиона. А все остальное жилье – и того дороже.
И если в ноябре никак не получится, значит, сегодня она его увидит в последний раз в этом году. Августовские шоу-гонки под Ставангером – соревнование неформальное, зрителей тут немного, и того сумасшедшего накала страстей, что бывает на Кубке мира, здесь нет даже близко. Все весело и легко, хотя, конечно, все равно каждый из участников борется всерьез и до последнего – просто потому, что никто из них не любит проигрывать.
Два дня лыжники и биатлонисты тут носились прямо по городским улицам, а сегодняшняя гонка – высоко в горах. Соревноваться они будут на крутом серпантине. Длинная асфальтовая дорога штопором закручивается вверх. Перед взрослыми стартами идут детские гонки, как раз заканчивается один из забегов. Девчушки лет двенадцати-тринадцати падают сразу за финишной чертой, многие из них прибегают совсем без сил. Лида стоит у металлического ограждения, с другой стороны загородки Хальворсен готовится к своему старту, придирчиво, до последнего винтика, осматривая выданные организаторами лыжероллеры. К финишу подъезжает одна из отставших девочек. Точнее, подходит. Она еле передвигает ноги, с локтей и коленей ручьем течет кровь, зубы стиснуты, в глазах слезы, – но девочка не сдается и идет к финишу. Как может.
– Господи, бедная, – выдыхает Лида. – Представляю, как ей сейчас плохо.
– Не-а, - усмехается Эскиль. – Не представляешь.
Он оставил в покое лыжероллеры и теперь занимается наконечниками палок, подтачивая их напильником. Потом собирает вещи и двигается в сторону старта.
– Удачи!
– Ага, спасибо.
Отсюда, с верхней точки горы, совсем не видно, что происходит на трассе. Никакого экрана с картинкой тут нет, а комментатор, ведущий гонку, рассказывает только о лидерах, но среди пяти-семи первых Хальворсена он не упоминает.
К Лиде подходит смутно знакомая девушка. Здесь кругом знакомые лица. То тут, то там мелькает черная волнистая грива – Иселин Иверсен носится, как маленькая молния, успевает поговорить со всеми призерами и умудряется держать в уме все результаты на всех отсечках. А немец Томми уже успел у Лиды поинтересоваться, заходила ли она на его сайт.
И эту девушку Лида точно видела весной в Лиллехаммере. Кажется, она из Эстонии, поклонница Арне Люнда.
Точно.
- Привет! – начинает девушка по-английски. – Я вас знаю, вы русская. Я из Эстонии, меня зовут Янника.
– Привет. Лидия.
– Я вас видела в Лиллехаммере.
– Да мы все тут друг друга знаем в лицо, – усмехается Лида. – Только простите, у меня очень плохой английский.
– Нормально. Я подумала про ноябрь. Вы не хотите разделить пополам номер в отеле? Или домик?
– С вами?
– А что такого? – эстонка вдруг замирает, услышав проскользнувшее в речи комментатора ?Арне Люнд?. – Что, что он сказал?
– Что Люнд пока четвертый, но догоняет третьего, – Лиде не хватает английских слов, и она половину объясняет жестами.
– Ух! Так вот, я про жилье, – девушка оборачивается к Лиде. – Я знаю, вы болеете за Хальворсена и терпеть не можете Арне Люнда. У вас даже сейчас на лице все написано. Я болею за Арне и, мягко говоря, недолюбливаю Хальворсена. Но я очень хочу приехать на отборы в ноябре, а платить за жилье одной мне дорого.
Лида понимает, наверное, с половину сказанного, но легко додумывает остальное.
– У меня очень плохой английский, – повторяет она. – А по-русски вы не говорите, да? Или, может, по-норвежски?
Янника удивляется:
– О чем нам говорить? Просто разделить жилье, и все.
Комментатор по-прежнему не упоминает о Хальворсене, и даже непонятно, борется ли он еще или сошел – не в его характере, конечно, но тут очень многие сходят, не доехав до финиша.
А девушка из Эстонии честна, и это здорово.
– Я жаворонок, – говорит Лида, с трудом подбирая английские слова. – Встаю в шесть утра, начинаю шуметь водой в душе, варить кофе, работать и стучать по клавишам ноутбука. И еще не выношу телевизор и музыку фоном.
– Я курю, – отзывается эстонка. – Но, конечно, только на улице. Еще я надолго занимаю душ. И ненавижу, когда мое имя сокращают до Яны.
***
Телефон вибрирует, Лида смотрит на экран и вздрагивает - сообщение от Янники. Неужели что-то случилось, – мало ли, пока она тут весь день скачет по ноябрьскому городу в делах, пытаясь все успеть до отъезда, Янника могла прочитать какие-нибудь новости. Мало ли что... передумал, решил не приезжать на этот отбор, приболел, еще что-то...
Лида заносит палец над экранчиком смартфона, но не решается открыть сообщение. Нет, ну что теперь, сидеть и пялиться на него? Ну, соберись, давай! Все будет хорошо. Она выдыхает и открывает текст.
Нет, ничего, про Эскиля – ни слова. Янника всего лишь пишет, что она пока не может вылететь из Таллина, там снегопад стеной. По прогнозу он уляжется к вечеру, и если она все-таки долетит сегодня до Осло, то приземлится где-то в то же время, что и вечерний рейс Лиды из Москвы. И не встретиться ли им тогда уже в аэропорту, чтобы ехать вместе, это ведь дешевле?
Да, конечно, встретиться. Лида быстро набирает ответ. Эх, надо хоть пару слов по-английски вспомнить, ну им же придется как-то разговаривать. Неужели Янника, выросшая в Эстонии, совсем не говорит по-русски? Хотя кто знает, где она росла. И как им договариваться с едой? Лиде вдруг становится неловко – как она должна сделать, предложить разбивать чеки из супермаркета пополам? Или предложить разделить полки в холодильнике? Вряд ли Янника собирается ходить в кафе и пиццерии – будь у нее деньги на еду в кафе, она бы не искала себе совершенно незнакомую попутчицу.
Вот зря она переживала из-за расходов на еду – с Янникой договорились сложиться пополам и купить продуктов сразу на все дни. И даже успели в супермаркет до закрытия. Остается еще десять минут, народу нет, и Лида с Янникой торопливо катят тележку вдоль полок.
– Берем? – Янника снимает с полки упаковку сыра.
– Ага.
– Хлеб надо?
– Хлеб я не ем. Но если вам надо... – Лида опять смущается, ей не хватает английских слов.
– Не-а, я тоже не буду.
– Чай, кофе, сахар?
– Я без сахара пью, – Янника мотает головой. – И только кофе.
– Как и я, отлично. Вот простой ?Паулиг?, пойдет? Не знаю, какой у вас в Эстонии... Турка у меня с собой, я вам писала, что возьму.
– Пойдет. И еще надо йогурта взять. Такого, с ложками. Его на стадион брать удобно. А то гамбургеры за сто крон меня как-то не радуют.
– И бананов, – кивает Лида. – Их тоже удобно есть на стадионе, – она немного медлит, сомневаясь, спросить или не спросить, но все-таки решается: – Все в порядке? Вы так трясетесь, и зеленая вся?
– Заметно?
– Еще как.
– Я летать очень боюсь, – отвечает эстонка. – Очень. Всю неделю настраивалась. А тут снегопад и ветер.
– Ну, долетели же. Уже даже доехали. Все, это уже позади, – улыбается Лида.
Ее немножко начинает отпускать с английскими словами. А, ладно, как-то же пока объясняется.
Они идут к кассе.
– Ага. Я теперь на обратный перелет буду настраиваться. Знаете, как самолет швыряло?
– Ну все, все уже.
– Я знаете что подумала, – Янника останавливается, – вот Арне, он же сам мне сказал, мол давай, приезжай в ноябре на отборы, да?
– Все они так говорят.
– И он знает, что я из Эстонии. Вот если б этот самолет грохнулся – он бы вообще подумал, что я там могла быть? Как раз лететь в Осло из Таллина? А?
***
Домик такой крошечный, что два раскрытых чемодана на полу не помещаются, поэтому Янника и Лида пакуют вещи по очереди.
– Цветы бы не перепутать, – усмехается Янника, глядя на два одинаковых наградных букета у подоконника: Люнда – за бронзу в пятницу, и Хальворсена – за победу в воскресенье.
– Ваш в кастрюле, мой в ковшике, – отзывается Лида. – А дайте мне, пожалуйста, тетрадку синюю. Вон ту, на столе, да.
Янника передает потрепанную синюю тетрадку, из которой падает на пол фотография.
– Ой, у вас сестра есть? – спрашивает эстонка, передавая Лиде подобранный с пола снимок. – Старшая? Вы не говорили.
- Да нет никакой сестры, это же я.
- Вы? – Янника несколько раз переводит взгляд с Лиды, пакующей чемодан, на снимок. – Вы на фото намного старше и... и...
– И страшнее.
– Ну я не так хотела сказать!
– Да уж как есть. Это старый снимок. Прошлогодний.
– Прошлогодний? – Янника прищуривается. – Интересно. А с Хальворсеном вы живьем давно знакомы?
– А какая связь? Совсем недавно, полгода… нет, побольше, с конца марта. Нас на их местном чемпионате познакомили.
– Это он вас вот из этого раскопал? – кивает Янника на фото.
– Что? Не понимаю...
Эстонка усмехается:
– Все вы понимаете. Значит, он.
– Пойду я лучше кофе поставлю, а? Вы будете?
– Да.
Карауля турку, Лида представляет себе свой старый снимок. Бурый свитер мешком, зачесанные назад волосы, куцая темная косичка. Тьфу, черт. Лидия Васильевна, по-другому и не скажешь. Она смотрит на свое отражение в стекле входной двери – там оторва Лида, вечный кошмар опорного пункта охраны порядка. Повзрослевшая, конечно, но все та же.
А ведь правда – еще совсем недавно она была другой.
На плите шипит темная лужа.
***
– Ну раз я его застегнула, когда сюда летела, значит, и сейчас должна! – Янника борется с чемоданом. – Ну давай же, собака!
– Помочь? Да застегнется, конечно. Тем более вы ?Вана Таллин? Люнду отдали, а там бутыль на полчемодана. Давайте, давите на крышку, а я застегну молнию. Йесс! Идем?
– Летим. Семь минут до автобуса, между прочим. Мы как инкубаторские будем – с одинаковыми цветами. Я все про ваше старое фото думаю.
– Ну хватит, – отмахивается Лида. – Просто другая прическа.
– Ага. Прическа. Ну да.
На остановке уже ждет Томми. Автобус до Осло вот-вот отправится, они успели! Ехать четыре с лишним часа. Янника говорит, что будет спать, и забивается на заднее сиденье, Лида и Томми садятся перед ней и тихонько болтают. Лида все отнекивается, что не понимает ни по-английски, ни по-немецки, поэтому не ходит на сайт Томми о лыжных гонках.
Перед ними сидит старенькая норвежская бабушка. Она долго держится, очень долго, с полчаса точно, но потом все-таки оборачивается:
– Извините, конечно, но откуда вы оба?
– Из Москвы, - отвечает Лида и, спохватившись, добавляет, – из России.
– Из Франкфурта, – отзывается Томми.
– И вы говорите друг с другом по-норвежски? – бабушка смотрит то на одного из них, то на другого, и Томми с Лидой начинают хихикать, как школьники.
Томми, наверное, где-то лет двадцать семь. Максимум тридцать. Он с детства любил смотреть лыжи, горные лыжи, коньки, хоккей, вообще все, что со льдом или со снегом, но всегда – ну так, смотрел и смотрел. А лет пять назад случайно, мельком, увидел в одной из гонок Стине Бакке – и пропал.
– Я как-то даже сам не понял, как так получилось, – рассказывает он. – Нет, ты не подумай чего такого…
– Не подумаю, – усмехается Лида.
Всю дорогу от Бейтостелена до Фагернеса, а дальше до Осло, Томми показывает ей свежеснятые фотографии. Стине Бакке в стартовом створе. Стине с кем-то из сервисеров тестирует лыжи, скатываясь с горки. Стине на трассе. Стине на финише. Стине на выходе со стадиона вместе с другими девушками из команды и с Арне Люндом. Стине с Эскилем хохочут над чем-то, стоя у бортика в микст-зоне.
– Пришлешь мне потом эту? – просит Лида.
– Конечно. Да я прямо сейчас перекину. Она тут хорошо получилась, правда? Вообще хорошие снимки, сейчас выложу на сайт и везде в соцсетях напишу, должно много посетителей зайти!
– Хорошие снимки, да.
– Сейчас выложу, и народ пойдет! А то пишу-пишу… Вот Иверсен как напишет – так все ее читают. А меня…
– Ну и пиши, как Иверсен.
– Ну уж нет, не хочу столько вкалывать! – хохочет Томми и вдруг оживляется: – Знаешь, что я о ней слышал? За нее дрались работодатели с разных каналов, но она почему-то уперлась в этот зимний спорт и чуть ли не по трупам конкурентов шла к работе в спортивной редакции. Такие вот слухи. Надо бы разнюхать, почему. Такая фея – и вдруг лыжи со всяким там биатлоном. Не стыкуется у меня, разузнаю.
– Томми, ну хватит! Ты хоть о ком-то не собираешь слухи? Покажи лучше еще фото.
– Вот. Хорошие же?
Лида кивает. Тихая, скромная, страшненькая, но милая Стине Бакке получается на фотографиях Томми яркой грозной белокурой валькирией.
– А вот еще с награждения, – Томми пролистывает снимки на нетбуке. – Вот она с призами и букетом.
При виде букета Лида кривится.
Первая гонка, в пятницу, у Хальворсена не получается с самого начала – он на редкость неудачно выбрал лыжи, прямо как врагу, и Лида видит, что он начинает уставать чуть ли не с первого километра, и пару раз даже останавливается, чтобы сбить с колодки налипший снег.
Эх, обидно, на тренировке же накануне говорил, что хорошо готов, – но строчка с его фамилией на табло сползает все ниже и ниже, а потом и вовсе исчезает.
– Пока двадцать третий, - говорит Томми, подошедший с женского награждения.
– Там еще куча народу не финишировала.
Томми сияет: Бакке выиграла и отдала ему свой наградной букет.
На предсезонных лыжных отборочных гонках зрителей совсем нет, и можно стоять у самого финиша, они никому не мешают. Лида смотрит на Хальворсена, собирающего вещи. Подойти сейчас, сказать что-нибудь хорошее, - видно же, что совсем не в духе… или не надо, сейчас она ему только помешает? Эскиль не умеет всегда быть лучезарным, по нему очень заметно, когда устал или расстроен.
– Ты пойдешь или будешь пока тут? – спрашивает Томми Лиду. – А то я хотел сбегать за кофе. В пресс-центре можно бесплатно взять.
Все-таки от его сайта есть прок – вон, аккредитацию дали как представителю прессы.
– Пока тут. Слушай, а можешь мне тоже стаканчик кофе прихватить? Или неудобно?
– Конечно. Удобно, там и крышки есть. Оставлю, чтоб не таскать, раз ты все равно тут? – Томас скидывает с плеча на снег здоровенный рюкзак и сует Лиде в руки букет Стине Бакке. – Подержи пока. Я сейчас.
– Ага, давай.
Лида все-таки хочет дождаться Эскиля. Все равно он не уйдет со стадиона прямо сейчас, наверняка будет еще закатываться. А там, может, и повеселеет, а то сразу после гонки – туча тучей.
– Эй, ты, привет! – окликает ее со спины Хальворсен.
– Ой! – она оборачивается и чувствует, как у нее сама по себе появляется улыбка до ушей. – Привет!
– Так, - Эскиль смотрит на букет в ее руках. – Не понял, а это что?! Ммммм?
Лида растерянно хлопает глазами.
– Это... это вообще не мой, – смущается она.
Подбежавший Томми протягивает ей картонный стакан с кофе и забирает букет.
– Привет, Эскиль! - он устраивает букет на снегу, фотографирует его с нескольких разных ракурсов и тут же, с телефона, выкладывает фотографии на сайт. – Смотри, мне Стине свой букет отдала. Она вот выиграла, а с тобой вообще что происходит? Что с твоей формой? Ты же говорил, что у тебя и план подготовки есть, и лето как надо прошло? Ты собираешься отбираться на чемпионат? Он же в твоем родном городе! Думаешь, тебя просто так возьмут, за старые заслуги? Просто потому, что ты Эскиль Хальворсен?
– У тебя сейчас кофе замерзнет, – перебивает его Лида. – Пей давай. Эскиль, прости, у тебя полминутки есть?
– Ага.
– У меня для тебя маленький подарок, - Лида, смущаясь, лезет в рюкзак и достает оттуда сверток. – Вот.
– Ой, опять, да? – смеется Хальворсен. – Спасибо. А что там?
– Развернешь – увидишь. Удачи завтра! Завтра все будет лучше, намного лучше!
– Надеюсь. Вряд ли я смогу так лохануться две гонки подряд, это еще суметь надо. Спасибо!
Хальворсен направляется к выходу со стадиона. Лиде ужасно хочется дойти с ним хотя бы до ворот. С полмгновения она думает, потом, кивнув Томми – мол, пока, до завтра! – забрасывает на плечо рюкзак и направляется к выходу. В конце концов, ничего в этом такого нет: выход со стадиона – один, и ей вообще-то тоже нужно уйти, не ночевать же тут. Хальворсен, видимо, заметив краем глаза ее движение, чуть замедляет шаг. От выхода со стадиона дороги расходятся, Эскиль нашаривает в кармане ключи от машины, Лида поворачивает в сторону домика-сараюшки, где ночуют они с Янникой.
– До завтра!
– Ага. Эй... я вообще какой сегодня? Ты же дождалась, когда все приедут?
– Да. Сорок второй. Самый лучший.
Хорошо, что ему не приходит в голову развернуть подарок прямо на стадионе, а то Лида уже сто раз пожалела о своей задумке. Но старое интервью, в котором Эскиль, вспоминая детство, рассказывал, что любимым развлечением было палить из рогатки по воробьям, так запало ей в душу, что она нашла рогаточного мастера и заказала рогатку. Рогаточного мастера, мама дорогая. То есть этим кто-то занимается. То есть она все-таки не одна такая идиотка. Хотя Хальворсен теперь, наверное, решит, что она совсем с приветом.
– Видела, Люнд снялся сегодня? - спрашивает с утра Томми.
Он, как обычно, живет в одном отеле с командой, чтобы быть в курсе всех новостей, слухов и сплетен.
– Нет, вообще новости не открывала. А что с ним? Черт, Янника расстроится.
– Не знаю, вчера вроде все нормально было. Бронзу же вчера взял.
– Перетренировался небось, – хмыкает Лида.
– Да видел я их тренировку, – Томми варежкой сбрасывает снег с ограждения. – Они вчера всей командой, пока не стемнело, пивные банки из рогатки с забора сшибали. По-моему, на деньги. Ты что смеешься? Лучше б правда тренировались.
***
– А вот смотри, еще Стине.
Автобус катит среди заснеженных елок, Томми, устроившись на сиденье, пролистывает фото на ноутбуке. – И вот. И вот тут хорошо получилась. Здорово, что мы на день раньше приехали, на тренировки. Хоть пофотографировать нормально можно. И разузнать, что происходит.
– Я сильно сомневалась, ехать ли на этот день. Эскиль же легко может на официальную тренировку забить.
– Он вообще на что угодно может забить.
– Ну да. А лишний день – все-таки и за жилье платить, и есть что-то надо. Но если б я не приехала, а он приехал, – я бы себе не простила.
– Смотри, если я вот этот снимок на сайт себе поставлю, нормально? – Томас показывает фотографию. – Я как раз сейчас выкладываю фото с тренировки.
– Нормально, конечно.
- Все равно пишу-пишу, а почти никто не читает. Вот про что еще бы написать?
– Не знаю.
– А про что бы ты написала?
– Я? – оборачивается от окна Лида. – Про технику безопасности, наверное. Моральной.
– В смысле?
– Что никогда нельзя им давать становиться чем-то большим, чем фигурка с телеэкрана. И гонки можно смотреть только из дома, с дивана. Не принимая близко к сердцу, под пиво-кофе – это да. Все остальное – нет. Не привязываться. Не думать, что они простые живые люди, что им так же тяжело, больно. Просто фигурка с экрана. Выиграл – молодец. Проиграл – пошел к черту.
– Ты серьезно?
– Да. Только фигурка с телеэкрана, – твердо кивает Лида. – И никогда никаких личных контактов.
Она снова отворачивается к окну, стараясь отстраниться от Томми с его проклятым сайтом, и вспоминает последний день. Хальворсен вдруг выигрывает коньковую гонку на пятнадцать километров – легко, уверенно, с запасом, словно и не напрягался. Радуется этой победе, как мальчишка. Носится по стадиону, сверкая улыбкой. Дарит Лиде букет. Черти в серых глазах беснуются так, что Лида изо всех сил заставляет себя не смотреть на него. Не смотреть, не смотреть… Она ходит в обнимку с букетом, утешает Яннику, – в конце концов, с Люндом ничего страшного, и в пятницу он был в призах. Янника дразнится, мол, будь Арне в строю сегодня, Хальворсен бы не выиграл.
Домик, где они поселились, стоит на горе, рядом со стадионом. Домик простенький, старый, с хилой проводкой – если включить одновременно чайник и батарею, выбивает пробки. Зато рядом со стадионом, а тренировку можно вообще хоть с террасы смотреть – все как на ладони.
Лида никак не может успокоиться после гонки. Они давно уже вернулись в свой скворечник, пообедали, Яника ушла в душ, предупредив, что займет его надолго, а Лида то вскочит, то сядет, то погладит хальворсеновский букет… Это первая его победа у нее на глазах! Она столько раз видела эти победы по телевизору, и вот наконец увидела вживую. И прекрасную гонку, и его эмоции после финиша, когда стало ясно, что никто, никто уже не сможет сдвинуть с первой строчки.
Наверное, ей просто нужно проветриться и охладиться. Лида берет термокружку, в которой еще осталось немного чуть теплого кофе, накидывает пуховик и выходит на террасу. Белый снег, тяжелое предзимнее небо, край стадиона внизу. Кто-то катается – Лида видит вдалеке женскую фигурку на снегу. Ярко-алый костюм. Красивый, свободный, размашистый коньковый ход. Из леса выныривают Хальворсен с Пером Норхеймом, в два счета догоняют женщину в красном. Ну еще бы. Норхейм улетает вперед, Эскиль замедляется и какое-то время едет рядом с женщиной, видимо, о чем-то болтая.
Йенни Линдблум? Лида присматривается к красной фигурке. Она никогда не видела Йенни Линдблум на лыжне, но нет, это точно не шведская юниорка: женщина едет очень красиво, но все-таки это не ход профессиональной биатлонистки. Перед подъемом Хальворсен, кивнув женщине, в два удара палками улетает от нее вперед, а фигурка в красном, развернувшись, подкатывает к стартовой поляне, к своим вещам, оставленным прямо на снегу. Легко наклонившись, она расстегивает крепления, снимает лыжи, стягивает с головы ярко-красную спортивную шапку. Волна смоляных кудрей расплескивается по ее плечам.
Продолжение - четвертая глава:
http://www.stihi.ru/2019/01/03/38
Метки:
