О врмена. О нравы
Эта женщина снова у окна. Я часто ее вижу.
Она стоит подолгу и о чём-то размышляет. Я даже догадываюсь о чем.
Сегодня опять вспомнила отца.
Почему я так решила? Потому что стоящая у окна - это я.
Так что там об отце? Труженик он был отроду. Руки золотые, мастер,
бондарь, каких в округе раз два и обчелся. Дубовые и липовые кадушечки
были на вес золота у хозяек. Сейчас уже днем с огнем таких не сыщешь.
Но и норов у мужика был крутой. Всю семью держал в страхе. Жена по
одной половице ходила, на другую взглянуть боялась.
Бывало выпьет на грош (инвалидом вернулся с войны), разгонит всю
семью. По морозу босые не единожды бегали. Мать по ночам пряталась
под кроватью.
Не меньше доставалось и девчонкам. Их у него было трое. Не поровну,
конечно. Больше всего средней - характером была упрямая и своевольная.
Но и методы воспитания у папаши были как у помещика.
Пошла мода у девчонок на челки. Школьницы, даже мелкие, уже давно
форсили прическами, но не в этой семье. Своеволие жестоко каралось.
Постриженная, и, в тайне содержащаяся челка, однажды была обнаружена
отцом и выбрита дочиста опасной бритвой.
Было это в пору взросления, семнадцатилетия. Да разве только челка.
Дочерей, почти взрослых, ставили в угол на всю ночь. Милость мог дать
отец только после унизительного вымаливания прощения.
А самый высокий пилотаж, экзекуция, бить доской от бочонка по заднему
месту до боли только за то, что опаздывали на пять минут домой.
У женщины опять покатились слезы из глаз. И так каждый раз, когда
она вспоминает свое детство.
Судья ли она? - Наверное, нет. Но, что жертва домашнего насилия
однозначно.
Уже много лет не дают ей покоя поступки отца. Может он и был прав
по-своему. Только его деспотизм наложил отпечаток на дальнейшую жизнь
дочерей и не далеко не положительный.
Она стоит подолгу и о чём-то размышляет. Я даже догадываюсь о чем.
Сегодня опять вспомнила отца.
Почему я так решила? Потому что стоящая у окна - это я.
Так что там об отце? Труженик он был отроду. Руки золотые, мастер,
бондарь, каких в округе раз два и обчелся. Дубовые и липовые кадушечки
были на вес золота у хозяек. Сейчас уже днем с огнем таких не сыщешь.
Но и норов у мужика был крутой. Всю семью держал в страхе. Жена по
одной половице ходила, на другую взглянуть боялась.
Бывало выпьет на грош (инвалидом вернулся с войны), разгонит всю
семью. По морозу босые не единожды бегали. Мать по ночам пряталась
под кроватью.
Не меньше доставалось и девчонкам. Их у него было трое. Не поровну,
конечно. Больше всего средней - характером была упрямая и своевольная.
Но и методы воспитания у папаши были как у помещика.
Пошла мода у девчонок на челки. Школьницы, даже мелкие, уже давно
форсили прическами, но не в этой семье. Своеволие жестоко каралось.
Постриженная, и, в тайне содержащаяся челка, однажды была обнаружена
отцом и выбрита дочиста опасной бритвой.
Было это в пору взросления, семнадцатилетия. Да разве только челка.
Дочерей, почти взрослых, ставили в угол на всю ночь. Милость мог дать
отец только после унизительного вымаливания прощения.
А самый высокий пилотаж, экзекуция, бить доской от бочонка по заднему
месту до боли только за то, что опаздывали на пять минут домой.
У женщины опять покатились слезы из глаз. И так каждый раз, когда
она вспоминает свое детство.
Судья ли она? - Наверное, нет. Но, что жертва домашнего насилия
однозначно.
Уже много лет не дают ей покоя поступки отца. Может он и был прав
по-своему. Только его деспотизм наложил отпечаток на дальнейшую жизнь
дочерей и не далеко не положительный.
Метки: