Я проживал на иждивение у мами
Я проживал на иждивение у мами,
Казенных щей ни разу в жизни не хлебал.
Не выпивал, не матерился, и с друзьями
По кабакам я своё тело не шатал.
Однажды утром, выходя из магазина,
В дверях я с женщиной столкнулся средних лет.
Она представилась несмело: "Здрасти! Зина!"
А я сказал, что я Зиновий. "Нет, не Гердт!"
Потом она умело распустила сети,
А я умело в них запутался, как линь.
Но сердце радостно, тук-тук в моём скелете,
Пыталось выпрыгнуть наружу из штанин.
Нам соловьи рулады пели с тонкой ветки,
Дождями сверху поливал нас Петербург.
Она была по содержанью Клара Цеткин,
По форме вылитая Роза Люксембург.
Она готовит до сих пор, как на турбазе,
Пыль не смахнет, не постирает мне бельё,
Читает на ночь мне "Денискины рассказы".
Терплю конечно, так бы умер бобылём.
Жаль, не вручили, что полегче при рожденьи
И я раздавленный крестом своим ползу.
Любовь-любовь... - весьма опасное явленье -
С Амуром встретишься, полюбишь и козу.
Казенных щей ни разу в жизни не хлебал.
Не выпивал, не матерился, и с друзьями
По кабакам я своё тело не шатал.
Однажды утром, выходя из магазина,
В дверях я с женщиной столкнулся средних лет.
Она представилась несмело: "Здрасти! Зина!"
А я сказал, что я Зиновий. "Нет, не Гердт!"
Потом она умело распустила сети,
А я умело в них запутался, как линь.
Но сердце радостно, тук-тук в моём скелете,
Пыталось выпрыгнуть наружу из штанин.
Нам соловьи рулады пели с тонкой ветки,
Дождями сверху поливал нас Петербург.
Она была по содержанью Клара Цеткин,
По форме вылитая Роза Люксембург.
Она готовит до сих пор, как на турбазе,
Пыль не смахнет, не постирает мне бельё,
Читает на ночь мне "Денискины рассказы".
Терплю конечно, так бы умер бобылём.
Жаль, не вручили, что полегче при рожденьи
И я раздавленный крестом своим ползу.
Любовь-любовь... - весьма опасное явленье -
С Амуром встретишься, полюбишь и козу.
Метки: