Три брата

Жили-были брата три
в мире и согласьи.
Всё делили: и мечты,
и судьбы напасти.

Старый высох их колодец,
новый рыть решили,
до воды добрались вроде,
вдруг кувшин отрыли.

А в кувшин забита пробка,
сам он очень прочный.
И уж ночь крадётся робко,
завтра вскроем точно.

Ночь прошла, настало утро,
и в саду, чуть свет,
разругались братья жутко:
там кувшина нет.

Обвиняли и ругали,
вроде каждый - брат,
а тут жадности взыграли,
брату брат не рад.

Тут сосед их спор услышал
и сказал: "Друзья,
ваша гневность так и пышет,
братьям так нельзя.
Коль хотите разобраться -
к северу есть бий,
справедлив и мудр, братцы,
верит даже змий."

Согласились тогда братья,
снарядились в путь.
За три дня они добраться
смогут как-нибудь.

Шли пешком. Пустыня. Жарко.
Вдруг догнал их человек,
толстый, красный, весь в запарке,
вымотал забег.

"Вы не видели, почтенье,
здесь верблюда при тюках?
Зазевался на мгновенье,
путь держу лишь на следах."

И спросил тут старший брат:
"У верблюда правый глаз
видит всё, что аккурат
возле носа? Раз."

Средний брат: "На нём тюки:
уксус слева, справа вина,
и они ведь нелегки,
как животное ни сильно?"

Младший молвил: "Это дама
увела его от вас?
Нелегка же ваша драма,
путь спросили что у нас."

"Где они, куда пошли?"-
вопрошал купец.
"Вон туда,"- и на следы
показал юнец.

"Вы смеётесь надо мной?"-
зарычал старик,
дал знак слугам, те толпой
заковали в миг.

"Отведу я вас к суду,
будет там расплата,
и наложницу найду,
чёртову прокляту!"

Сыр-Дарья открыла град,
да такой красивый!
Как баранов будто в ряд,
братьев ведут силой.

Все вокруг на них глядят,
все кидают грязью,
но не сломлен братьев взгляд,
пред такой напастью.

Очень скоро подошли
к дому они бийя,
целым табором вошли,
будто бы стихия.

Вышел бий: "В чём дело, люди,
не баранов привели,
развяжите их и будем
говорить не как скоты."

"О, великий бий, пойми,-
тут старик взмолился,-
негодяев накажи!
Каждый поглумился!
Первый мне про глаз сказал,
что слепой верблюже,
а второй - какой товар,
как и чем нагружен.
Младший вовсе поязвил:
женщина - воровка.
О пути когда спросил,
посмеялись громко!
Накажи их! Заодно
эти трое точно!
А с наложницей ещё
встречусь тёмной ночью!"

Бий всё выслушал: "Скажи,
брат, который старше,
как ты выяснил - без лжи -
слеп верблюд без кражи?"

"Мудрый бий! Там, по пути
свежая трава,
слева съедена, смотри,
справа - вся цела."

"Мудрый бий! На той траве
слева мухи оседают,
справа в мёртвой желтизне
ноги утопают."

"Мудрый бий! Возле верблюда
тонкой нитью полоса
женских ног. Отсюда судим -
дама рядом шла."

Бий: "Смотрите, под пиалой,
что пиалою накрыта,
поместил, как был усталый,
что-то. Может и из быта."

Молвил старший:"Это круг,
круглое, наверно."
"Значит, красный,"- сказал тут
средний наш мгновенно.

"Коли круглый, да и красный,-
завершал речь младший,-
полагаю не напрасно:
то гранат взыгравший."

Бий приподнял чуть пиалу -
точно там гранат.
Братьев тут же развязали,
а старик не рад.

"Приговариваю к штрафу
в тысячу, старик,
натерпелись братья страху,
почти вышел крик."

И тогда сказал тут младший
с именем Бахты-Джамал:
"Не обиделись мы даже,
я вам сопереживал.
но вернитесь вы обратно,
где связали нас,
и налево, аккуратно,
там верблюд ждёт вас."

Покраснел старик - вот стыдно,
взял людей и поспешил,
только было его видно -
понял, что он согрешил.

Братьев бий к себе позвал,
дал вино и мясо,
сам за занавески встал
самых разных красок.

Старший вдруг проговорил:
"Весел здесь хозяин!
Не вина будто испил,
а из дыни чая!"

"Почему-то от барана
отдаёт собакой,-
средний молвил.- Даже странно,
может это злаки?"

А Бахты-Джамал в улыбке:
"Наш хозяин дома
любопытный дюже шибко,
заведёт пусть гнома."

Бий отправился на ферму:
"Что же, негодяй!
Не барана, пса ты верно,
подал! Получай!.."

"Уж помилуйте, владыка,
не моя на то вина,
В некий джут его собака
сосуночком приняла!
Как его не отгоняли,
он тянулся к ней.
Выход больше не искали.
Стал баран жирней."

Бий отправился в сады:
"Как же так, прислуги,
виноградные плоды -
дыня? По заслугам!.."

"Уж помилуйте! Здесь раньше
до садов из винограда
бахча была, намного дальше,
чем владели вы когда-то.
Дед её ваш распахал,
под вино засеял,
и никто вам не сказал -
так стара затея."

Бий отправился к гостям:
"Почему же, друже,
любопытен что я сам,
ты сказал? Прошу же."

"Сразу я это заметил,
что колышет полотно
занавески той не ветер -
нет его тут всё равно."

Подивился бий уму,
захотел поведать хану,
что в его большом краю
мудрых таких мало.

Хан тотчас их ко двору
вежливо позвал,
чтоб прибыли поутру,
да в визири взял.

Но особенно таксыру
приглянулся наш меньшой,
сделал он его визирем
над визирями, главой.

А чванливые визири,
что по знати рождены,
братьев сразу невзлюбили,
ибо скудны на умы.


***
В ханстве том, как и везде,
был обряд бессрочный:
очередь визирей всех
на охрану ночью
сна таксыра в его спальне,
чтобы ни души
не могло вдруг хана ранить,
чтоб он спал в тиши.

Охранял Бахты-Джамал
как-то ночью хана,
и услышал, увидал
у изголовия удава.

По бархатному балджахину
спускатеся, шипя,
огромная махина,
то смерть, а не змея.

Увидав Бахты-Джамала,
тихо замерла змея,
язычком вдруг заиграла,
и уставила глаза.

А Джамал как под гипнозом,
всё стоит и смотрит,
а удав всё ниже рожу,
возле хана бродит.

Взял Бахты-Джамал все силы,
взгляд отворотил,
ханской саблей, что висела,
змею голову срубил.

Спрятал тело под ковёр,
саблю снова в ножны,
но металл вдруг звон простёр,
хан вскочил от дрожи.

Был труслив тот хан весьма,
видит, нету никого:
"Это что же, он тогда
мог убить меня легко?"

На совете злыдни кличут:
"Хан! Пустил к себе ты псов!
Нас ты, верных, обезличил,
но исход - он вот каков!
Он к казне хотел добраться,
золото твоё прибрать!
Надо срочно разобраться
и другим пример подать!"

Слово старший брат тут взял:
"О, таксыр, послушай,
мне поведал аксакал
сей печальный случай.

Давным-давно великий хан,
охотник до охоты,
с любимым соколом бархан
проехал без заботы.
Архара вёл и заплутали
безводные кругом пески,
лишь зной и облачные дали,
присел хан у скалы.
Вдруг видит: что-то льётся,
как капельки воды.
Наполнил чашу хан, трясётся,
и чаша у губы...
Рванулся сокол, выбил чашу.
водою напитав песок,
и ввысь ушёл,главою машет.
И поредел капелесток.
Хан облизнулся, снова чашу,
там на один глоток.
Рванулся сокол, крылом машет,
и снова напитал песок.
Взъярился хан, схватил он птицу
и оторвал ей голову,
полез наверх, чтоб убедиться,
что нет уж ничего в жару...
Увидел, обомлел: под светом
там мёртвая змея,
и жир, на солнце разогретый,
стекает. Чистый яд.
И пал пред солнцем на колени
хан: "О, прости меня!
Мой верный сокол был спасеньем,
а я убил, глупец, тебя!"

Так завершилось всё, мой хан,
поэтому позволю вставить:
не лучше ли Джамал чтоб сам
нам рассказал, не обезглавлен?"

"Уж сумерки. Пора бы спать,
на завтра заседанье,
не братья будут охранять,
другим я дам заданье."

Так хан сказал и прочь пошёл,
за ним визирей свита,
и ночью хану хорошо
спалось во сне забытом.

Наутро начался процесс,
визири казни запросили,
но средний между ними влез,
хоть против все и голосили.

"Таксыр! Позволишь ли
историю поведать,
а, коли явства принесли,
закончу до обеда.

Давным-давно, в одном краю,
куда не заходило солнце,
жил мудрый хан, велик в миру,
любил он толоконце.
Но тем ещё был знаменит,
что только у него
жил попугай, на цвет велик,
и ведал он всё-всё.
Как радуга переливались перья,
как блеск из тысячи озёр,
как драгоценные каменья,
как твой божественный костёр!
Но не за перья хан ценил
прекраснейшую птицу,
мудрец всегда в ней говорил -
любой тут подивится.
Хан очень птицей дорожил,
и золотую клетку
он на заказ ему просил,
и крепко запер дверку.
Как не упрашивала птица
пустить на родину её
сквозь обещанья возвратиться,
лишь больше хан серчал ещё.
Как-то пожаловал к ним гость -
купец. Товар прекрасен:
перья павлина, чья-то кость,
ковры, шелка, матрасы.
"Там такое, хан мой, небо!
Солнце, пальмы и вода!
Ходят люди чёрны. "Нэгро"
Называют все себя!
Попугай там чудесны,
много и не счесть,
каждый как один прелестны!
Но молчат как есть."
Хан купил. Купец назад,
ведь удачи случай редкий,
и пошёл он через сад.
Птица молвила из клетки:
"Будешь снова когда там,
разыщи тех птиц,
и скажи, что меня хан
открывать светлиц."
Покивал купец и дальше
быстро побежал
до родимой своей баржи
и с причала на причал.
Скоро прибыл. Распродав
всё добро он в сад,
попугай, его признав,
видеть очень рад.
"Не томи, прошу скажи,
что было ответом?
У меня крыло дрожит,
от свободы этой."
Гость-купе тут говорит:
"Я спросил - упали,
без движенья всё лежит,
как поумирали..."
Пошатнулся попугай,
и упал на дно,
а купец ну убегать -
догнали всё равно.
Хан купца тот час казнил,
Птице шёпотом: "Прощай",
но лишь в землю положил,
как в небе попугай.
"Я вернусь, о, добрый хан,
ровно через год.
Ты нанёс мне много ран,
там всё заживёт."
Попугай взмахнул крылом,
растворился в небе.
Хан грустил, ну а потом
позабыл о лете.
Через год в свой прежний сад
попугай вернулся.
Хан был очень, очень рад,
добро улыбнулся.
"Хан, прими же семена,
как появятся плоды -
цвет с них примет борода,
их скорее посади."
Миновало года три,
выросли деревья,
а на них висят плоды,
манят развлеченьем.
А у хана борода
вскоре поседела.
Приказал нести тогда
чёрные посевы.
Но едва поднёс ко рту
ягоду ночную,
как визирь старшой ему
выдал отказную:
"Вы постойте, хан, сперва
надо бы проверить,
вдруг обман, что борода
ваша почернеет?
Вы велите сперва дать
подданным отведать,
будем лучше тогда знать
по плодам ответы."
Хан кивнул, позвал прислугу,
скушал тот сей плод,
побелел вдруг, как с испугу,
мёртвый без забот.
Хан дрожит: "Ну как же так?"
А визирь: "Убийца!
Думал попугай, дурак
хан! Ах, кровопийца!"
Попугая вмиг схватили -
он кричал в бреду -
светлу главу отрубили,
схоронили в том саду.
Много лет с тех пор прошло.
Задолжал рабочий:
дел одёжных ремесло
бедноту пророчит.
Раб бежит, а сзади стража.
Чрез ограду прыгнул в сад.
"Всё равно казнить прикажут,
этой смерти буду рад!"
Он хватает белый плод,
много, штук пятнадцать,
и кидает сразу в рот,
весь готовый сдаться.
Но не смерть пришла к нему,
борода лишь побелела.
Чёрных ягод, весь в бреду,
съел и обомлел он.
Привели к хану раба,
как всё есть, поведал,
рассердился хан тогда,
честь его задело.
Повелел хан звать визиря,
но того всё нет.
Начали искать всем миром -
в том саду ответ.
"Хан,- визирь рыдает,- ты
прости, то зависть!
Попугаевы плоды
подменил отравой..."
Дальше слушать хан не стал,
горе в нём забило,
палача тотчас позвал,
там же и казнили.
Но визиря как глава
до земли коснулась -
птица в небе, ожила,
и вдохнула мудрость.
"Великий хан! У вас был друг,
но вы его убили.
Прощайте, хан! Я в добрый путь,
на островок мой милый!"
"Прекрасный друг! О, попугай!
Будешь визирем над визирем!
Казну отдам, ты так и знай
ты будешь главным бийем!"
"О, нет, таксыр! Твоя казна
на крови бедняков и нищих!
Забудь меня! В свои края,
никто меня не сыщет!"
Взмахнула птица, полетела,
хан долго смотрел вслед..."

Так право, хан, такое дело,
не лучше ли Джамалу дать ответ?"

И привели Бахты-Джамала,
и хан ему: "Так говори,
да не лукавь, потехи мало,
управиться бы до зари!"

"Не знаю, правда, в чём меня
хотят все обвинить."
"Не ври!- визирь, слюной разя,-
задумал хана ты убить!"

"Великий хан, сними верёвки,
и двигайтесь за мной."
В опочивальне Бахты ловко
ковёр откинул - Боже мой!

Бахты-Джамал схватил удава
и в ноги хану опустил:
"К спасителю была расправа,
спасителя ты осудил.
Прощайте же, неблагодарный,
вам вечный сон и мой почёт,
назначьте рыжего визиря главным,
он ночью точно вас спасёт!"

И братья двинулись обратно,
много дней в пути,
множество ночей прохладных.
К кишлаку они пришли.

На их пороге, у кибитки
ждал их тот сосед:
лицо в ожогах, словно жидкой
смолой умылся на обед.

"Простите, братья, это я
выкрал ваш кувшин!
Я, поколодная змея,
но там был джинн!
Из кишлака вы лишь ушли,
и пыль когда осела,
я вскрыл кувшин в своей тиши,
и получил за своё дело:
какой-то дух вдруг закружил,
за то, что я залез,
Он облаком меня душил,
мне нанося порез."

"Но где кувшин, сосед?"
"В кибитке, там,
не подойду, вдруг бед,
он выдаст новых ран."

Бахты-Джамал кувшин нашёл
в пыли и паутине.
Его протёр он хорошо,
на улицу он вынес.

Кувшин разбили, а внутри
коробочки, как с ватой,
зерно на них, ты посмотри,
вот где богатство.

Взошло растение, на нём
коробочки, как с ватой,
и жёны братьев все втроём
нашили себе платьев.

Делились братья семенами
со всеми, кто просил,
но так они и не узнали,
что за божок то был.

То хлопок.