Войлок 4
Она отстала от коллектива театра антрепризы.
В спектакле ?Распиленный дом? она играла жену художника, влюбившуюся во владельца местной пилорамы — бывшего советского не снискавшего всесоюзной славы поэта, мужа её подруги, который играл роль поэта-филантропа, упражняющегося в написании пасквильных романов.
Когда-то он писал такие строки и во время спектакля любил цитировать из своего творчества: ?Для доброй жизни ладно срублен, добротно крепкий каждый дом. Злодеем мастер был зарублен таким же острым топором…?
В течение спектакля влюблённые, выстраивая семейные отношения, строят дом вдали от шумного города. На сцене разворачивается настоящее строительство.
Гремят, визжат, стучат — топоры, пилы молотки.
— Выше стропила, плотники! — весело покрикивали шибко образованные героини своим возлюбленным, осевшие по воле обстоятельств на острове в дальневосточном таёжном океане.
А когда дом был мало-помалу возведён, поэт читал: ?Стены дома ещё сыры, не настелен даже пол, но вселяется в квартиры солнца первый новосёл…?
Слово за слово…, и между двумя семейными парами случается то, что называется у простых людей ?перекрёстной любовью?. Ольга поневоле проигрывала диалоги, она выходила одна на сцену в первом акте, расхаживала мысленно по ещё пустующей сцене, озвучивая для воображаемых зрителей мечты своей героини о будущем доме и семейном счастье.
— А здесь у нас будет мастерская, здесь ты напишешь мой портрет, мы его повесим на эту стену, между этим и этим окном. Окна будут большими и светлыми; я буду лепить войлочные картины, цветы, изображённые на картинах известных художников: это будут войлочные копии. За окном у нас будет палисадник, мы посадим петунии и кусты сирени, багульник… Под карнизом у на заведутся ласточки, они буду прилетать каждый год, их семейство будет расти и будут спасть нас от таёжной мошкары… А воду пить будем из речки: она вкусная; дом будет пахнуть кедром и смолой; на полах постелем тканые коврики, как в детстве у бабушки, и чтобы ничего новомодного, никаких инноваций и микроволновых печей…
А он, выходя из-за кулис с инструментами и доской на плече, возражал ей:
— А стиральная машина? В речке будешь стирать голыми руками и стучать вальком?
Она согласится с ним и предложит поставить стиральную машинку в баньке с каменной кладкой, которую соорудят.
— Перво-наперво, дорогуша, мы сколотим скамейку, чтобы нам было на чём сидеть и предаваться мечтам при луне, но помни, дорогая, — скажет он шутливо, — любовь — это не поцелуйчики на скамейке… И поцелует её!
Уже сидя на скамейке, тут же сколоченной на сцене, она, героиня пьесы Катя Колыванова, напомнит ему свой вещий сон. Ей приснилась Анна Андреевна Ахматова. Грузная, величавая, похожая на индюка. Она гуляла с собачкой где-то в районе Смольного собора. Катя хотела пройти через двор прямо к парадному крыльцу какого-то дворца, а проезд к нему был перегорожен строительными лесами. Катя подошла к поэтессе: ?Анна Андреевна, а как же мне пройти в этот дворец?? Великая женщина окинула её благостным взором: ?А тебе, девочка, нужно идти дворами, дворами и через чёрный вход, деточка… Ты думаешь, что к славе идут через парадный вход? Нет, дорогуша, дворами и околотками…? Ей снилось, будто она входит через чёрный вход, поднимается по лестнице, где наталкивается в темноте на своего будущего возлюбленного…
В следующем акте у них появятся друзья. У них будет застолье, будет веселье. Сначала в шутку женщины как бы переманивают супругов, заигрывают с ними, разыгрывают на картах. Между одной парочкой вдруг (постепенно) разгорается влюблённость, переходящая в страсть.
— Я люблю вашего мужа, отдайте мне его. Зачем он вам нужен, я уже свитер связала ему…
— А я вашему мужу носки случайно заштопала…
— Лучше б ты заштопала себе что-нибудь другое, милочка!
— Что?
— Левую перчатку с правой руки…
…Когда эти чувства уже невозможно было скрывать, художник поступает по-мужски: берёт бензопилу ?Дружба Народов? и распиливает только что возведённый деревянный дом их несостоявшегося семейного счастья. Пригоняет трактор и на тросах оттаскивает свою половину отстроенного дома.
— А это твоя часть нашего дома! Забирай! — говорит муж-художник.
Кто-то кричал во время репетиции, цитируя литературоведа Виктора Шкловского: ?Нельзя распиливать дом пополам!? При этом императив ?нельзя? не был тождествен ?не надо?.
Правда, эта реплика относилась не к архитектуре театрального здания, а к архитектуре романа Евгенеслава Цветикова, автора этой пьесы.
В спектакле ?Распиленный дом? она играла жену художника, влюбившуюся во владельца местной пилорамы — бывшего советского не снискавшего всесоюзной славы поэта, мужа её подруги, который играл роль поэта-филантропа, упражняющегося в написании пасквильных романов.
Когда-то он писал такие строки и во время спектакля любил цитировать из своего творчества: ?Для доброй жизни ладно срублен, добротно крепкий каждый дом. Злодеем мастер был зарублен таким же острым топором…?
В течение спектакля влюблённые, выстраивая семейные отношения, строят дом вдали от шумного города. На сцене разворачивается настоящее строительство.
Гремят, визжат, стучат — топоры, пилы молотки.
— Выше стропила, плотники! — весело покрикивали шибко образованные героини своим возлюбленным, осевшие по воле обстоятельств на острове в дальневосточном таёжном океане.
А когда дом был мало-помалу возведён, поэт читал: ?Стены дома ещё сыры, не настелен даже пол, но вселяется в квартиры солнца первый новосёл…?
Слово за слово…, и между двумя семейными парами случается то, что называется у простых людей ?перекрёстной любовью?. Ольга поневоле проигрывала диалоги, она выходила одна на сцену в первом акте, расхаживала мысленно по ещё пустующей сцене, озвучивая для воображаемых зрителей мечты своей героини о будущем доме и семейном счастье.
— А здесь у нас будет мастерская, здесь ты напишешь мой портрет, мы его повесим на эту стену, между этим и этим окном. Окна будут большими и светлыми; я буду лепить войлочные картины, цветы, изображённые на картинах известных художников: это будут войлочные копии. За окном у нас будет палисадник, мы посадим петунии и кусты сирени, багульник… Под карнизом у на заведутся ласточки, они буду прилетать каждый год, их семейство будет расти и будут спасть нас от таёжной мошкары… А воду пить будем из речки: она вкусная; дом будет пахнуть кедром и смолой; на полах постелем тканые коврики, как в детстве у бабушки, и чтобы ничего новомодного, никаких инноваций и микроволновых печей…
А он, выходя из-за кулис с инструментами и доской на плече, возражал ей:
— А стиральная машина? В речке будешь стирать голыми руками и стучать вальком?
Она согласится с ним и предложит поставить стиральную машинку в баньке с каменной кладкой, которую соорудят.
— Перво-наперво, дорогуша, мы сколотим скамейку, чтобы нам было на чём сидеть и предаваться мечтам при луне, но помни, дорогая, — скажет он шутливо, — любовь — это не поцелуйчики на скамейке… И поцелует её!
Уже сидя на скамейке, тут же сколоченной на сцене, она, героиня пьесы Катя Колыванова, напомнит ему свой вещий сон. Ей приснилась Анна Андреевна Ахматова. Грузная, величавая, похожая на индюка. Она гуляла с собачкой где-то в районе Смольного собора. Катя хотела пройти через двор прямо к парадному крыльцу какого-то дворца, а проезд к нему был перегорожен строительными лесами. Катя подошла к поэтессе: ?Анна Андреевна, а как же мне пройти в этот дворец?? Великая женщина окинула её благостным взором: ?А тебе, девочка, нужно идти дворами, дворами и через чёрный вход, деточка… Ты думаешь, что к славе идут через парадный вход? Нет, дорогуша, дворами и околотками…? Ей снилось, будто она входит через чёрный вход, поднимается по лестнице, где наталкивается в темноте на своего будущего возлюбленного…
В следующем акте у них появятся друзья. У них будет застолье, будет веселье. Сначала в шутку женщины как бы переманивают супругов, заигрывают с ними, разыгрывают на картах. Между одной парочкой вдруг (постепенно) разгорается влюблённость, переходящая в страсть.
— Я люблю вашего мужа, отдайте мне его. Зачем он вам нужен, я уже свитер связала ему…
— А я вашему мужу носки случайно заштопала…
— Лучше б ты заштопала себе что-нибудь другое, милочка!
— Что?
— Левую перчатку с правой руки…
…Когда эти чувства уже невозможно было скрывать, художник поступает по-мужски: берёт бензопилу ?Дружба Народов? и распиливает только что возведённый деревянный дом их несостоявшегося семейного счастья. Пригоняет трактор и на тросах оттаскивает свою половину отстроенного дома.
— А это твоя часть нашего дома! Забирай! — говорит муж-художник.
Кто-то кричал во время репетиции, цитируя литературоведа Виктора Шкловского: ?Нельзя распиливать дом пополам!? При этом императив ?нельзя? не был тождествен ?не надо?.
Правда, эта реплика относилась не к архитектуре театрального здания, а к архитектуре романа Евгенеслава Цветикова, автора этой пьесы.
Метки:
