крым-75
КРЫМ
Даже порой казалось, что Крым — это остров на русской карте, -\а какие вина поспели к тому году!\Что там Шустов или ?Столовое N? 22??\И какую Господь погоду\ниспослал, не обижаясь на поэтов, юродивых и не помнящих своего родства, -\так вот, тогда они взяли за правило\по утрам уходить в горы.\МИХАИЛ ДИДУСЕНКО
Здесь, в этом воздухе, пылающем и чистом,\Я сразу звонким стал и жарко-золотистым,\Горячим камешком, счастливым навсегда,\Соленым, как земля, и горьким, как вода. Всеволод Рождественский КОКТЕБЕЛЬ
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне (Антология поэзии - 1965)
ТАТУЛ ГУРЯН
102. ?Снова застит завеса дыма…?
Снова застит завеса дыма
Крымских высей седую даль,
Стоит биться за горы Крыма,
Погибать ради них не жаль.
Как в декабрьской эпопее,
Здесь до смерти — подать рукой,
Враг беснуется, свирепеет,
Кровь сраженных течет рекой.
Враг безжалостен, нагл, бездушен,
Жизнь мраком своим накрыв,
Отовсюду — с воздуха, с суши —
Надвигается он на Крым.
Пламя мчится, преград не зная,
Мины в каждом таятся рву,
Ширь небесная и земная —
Раскаленный ад наяву.
Черноморцы грозны, как вихрь,
И неистовы в жаркой схватке,
Чужеземцы при виде их
Разбегаются без оглядки.
Не страшит нас орудий вой,
Смерть не ставит нас на колени,
Рядом с павшим встает живой,
Чтобы ринуться в наступленье.
Обессиленная вконец,
Смерть уж пятится шаг за шагом;
Наше мужество и отвага
Возлагают на нас венец.
Снова застит завеса дыма
Крымских высей седую даль,
Стоит биться за горы Крыма,
Погибать ради них не жаль.
1942
Ирина Иванченко, Петербург
Крымский мост
Крымский мост - нет ничего красивей!
Крымский мост-нет ничего мощней!
В нем российский дух, характер, сила
И любовь людей к стране своей!
Крым соединив с Таманской далью,
Воплотил давнишюю мечту,
Прочь развеял прежние печали,
Для крымчан заполнил пустоту.
Крылья за спиной расправив гордо,
Будем над мостом теперь летать.
Приложил народ здесь рукотворно
На века сургучную печать.
Восторжествовала справедливость,
Снизошла с небес к нам благодать:
Не страшны шторма нам и приливы
Раскрасавец мост ни дать ни взять!
И пускай на всей планете знают
Не с руки России воевать!
Русские войне предпочитают
Милый дом с любовью созидать!
про мосты, про крымский мост.
НИКОЛА ЗАБОЛОЦКИЙ
Над морем
Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,
Повеял на меня — и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.
Здесь море — дирижер, а резонатор — дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поет.
Акустика вверху настроила ловушек,
Приблизила к ушам далекий ропот струй.
И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,
И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.
Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.
Здесь время не спешит, здесь собирают дети
Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.
1956
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
А. Луговой
Крымские пейзажи
Горы
Роскошной природы роскошна картина.
По берегу моря рукой исполина
Разбросаны горы высокой грядой, —
Свинцовые тучи нестройной толпой,
Как тени, в скалистых ущельях теснятся
И выхода ищут… чернеют… клубятся…
Скрываются горы в туман и мать,
Морщины легли на скалистом челе,
Нахмурили брови свои великаны,
И к морю с вершин уж сползают туманы.
Но небо над морем прозрачно и ясно,
Грозят облака ему бурей напрасно:
Полдневного солнца живительный луч,
Рассеяв ряды неприязненных туч,
Опять по холмам и ущельям играет
И горные кедры и сосны ласкает.
Вдали от докучных волнений и бед,
На лоне природы душой отдыхаю…
Мой друг! Я тебе мой горячий привет
Отсюда на крыльях орла посылаю.
ВЛАДИМИР ПОДЛУЗСКИЙ Наш современник 2015
МЫ ТАКИЕ, КАК ВСЕГДА...
ПОБЕДА
Я чувствую волнение грядущей Победы нашей русской толоки, Оболганной, запятнанной, имущей Одни лишь золотые медяки
Да тёсаные языками избы,
Шершавыми от кваса и от щей.
Мы победим всех завтра, лишь бы Себя понять без всяких толмачей.
Кто царь Руси, а кто Кощей-Приблуда? Кому давать обет, кому обед.
Кто сверху к нам пришёл, а кто — оттуда, Где тот, не наш, как говорится, свет.
К кому пришли? К царю или Кощею? Теперь уж отмахнуться не с руки.
И не вязать же вервию на шею,
Пока есть золотые медяки.
И есть подъём. И есть паром до Крыма.
И гордо ковыляющая степь.
И ужас отпадающего Рима,
Как ржавая кощеевская цепь.
Я чувствую волненье в русском горле Победы той, что ждали тыщу лет,
Что на ковре летучем, на погоне Спускается в Россию белый свет.
* * *
Валерий Мишин Остальные не считаются
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2015
отчалил крым от украины
подался в море
на нем дрейфуют караимы
хазары черноморы
варяги египтяне греки
месопотамы то есть халдеи
ацтеки австралопитеки
китайцы на самом деле
так плывут они по понту
без руля и без ветрил
никакого в общем понту
дотянуть бы до курил
камчадалы имяреки
скобари неандертальцы
люди боги человеки
остальные не считаются
ИОСИФ УТКИН
Счет
Брату
1
Очень ласково цепкой лапой
Приласкал нас Британский Лев.
Много будут и долго плакать
Наши матери нараспев.
Лондон.
Лордам,
Обеим палатам
Счет — мой стих.
За моего убитого брата
И еще миллионы таких.
Сознаюсь — довольно долго
Головами не торговал.
Но считаю —
Не меньше, чем доллар, -
Каждая
Голова.
Ну, не их, не британцев, и петь ли,
Не о них ли, сиротка мой -
Очень ловко — английские петли
Крутит добрый поручик Джой…
2
Счет второй…
Только как мы положим -
Я на счетах прикинуть хотел.
Нет, не Крым!
А Поволжье
С трехмилльонной армией тел…
Да, ужасно горды англичане,
Даже к голоду гордость есть.
А ведь крошечным Клашам, Таням
Было по пять, по шесть.
В каждой хате
(Да, в каждой хате! )
Мне печальный скрипит напев.
Я боюсь, что волос не хватит
У тебя,
Британский Лев.
Много, много чужим и близким
Ваш приезд, чужеземцы, принес.
У моей знакомой курсистки
Провалился недавно нос.
3
Я к великим британским сагибам,
Как индус, умиленьем прожжен.
О, какое большое спасибо
Можно просто сказать — ножом!
Но всегда,
Хоть и злоба точит,
Хоть и плещется мыслями желчь,
Помню я,
Помним мы —
Не рабочий
Приходил наши села жечь.
Нам обоим Восток зажженный
Неиспытанно души жжет.
И мы оба — с портовым Джоном
Исторический пишем счет.
И когда нам столетия свистнут
(Это время вот-вот! ),
Мы предъявим министрам
Из наганов
Свинцовый счет.
* Старший брат_Уткина Александр
В 1919 г. был расстрелян белыми.
_Британский Лев_- английский герб.
1924
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне (Антология поэзии - 1965)
ПАВЕЛ КОГАН
222. ПИСЬМО
Жоре Лепскому
Вот и мы дожили,
Вот и мы получаем весточки
В изжеванных конвертах с треугольными штемпелями,
Где сквозь запах армейской кожи,
Сквозь бестолочь
Слышно самое то,
То самое,—
Как гудок за полями.
Вот и ты —
товарищ красноармеец музвзвода,
Воду пьешь по утрам из заболоченных речек.
А поля между нами,
А леса между нами и воды.
Человек ты мой,
Человек ты мой,
Дорогой ты мой человече!
А поля между нами,
А леса между нами.
(Россия!
Разметалась, раскинулась
По лежбищам, по урочищам.
Что мне звать тебя?
Разве голосом ее осилишь,
Если в ней, словно в памяти, словно в юности:
Попадешь — не воротишься.)
А зима между нами.
(Зима ты моя,
Словно матовая,
Словно ро;сшитая,
На большак, большая, хрома ты,
На проселочную горбата,
А снега по тебе, громада,
Сине-синие, запорошенные.)
Я и писем писать тебе не научен.
А твои читаю,
Особенно те, что для женщины.
Есть такое в них самое,
Что ни выдумать, ни намучить,
Словно что-то поверено,
Потом потеряно,
Потом обещано.
(…А вы всё трагической героиней,
А снитесь — девочкой-неспокойкой.
А трубач — та;ри-та;ри-та; — трубит:
?по койкам!?
А ветра сухие на Западной Украине.)
Я вот тоже любил одну, сероглазницу,
Слишком взрослую, может быть слишком строгую.
А уеду и вспомню такой проказницей,
Непутевой такой, такой недотрогою.
Мы пройдем через это.
Как окурки, мы затопчем это,
Мы, лобастые мальчики невиданной революции.
В десять лет мечтатели,
В четырнадцать — поэты и урки,
В двадцать пять — внесенные в смертные реляции.
Мое поколение —
это зубы сожми и работай,
Мое поколение —
это пулю прими и рухни.
Если соли не хватит —
хлеб намочи по;том,
Если марли не хватит —
портянкой замотай тухлой.
Ты же сам понимаешь, я не умею бить в литавры,
Мы же вместе мечтали, что пыль, что ковыль,
что криница.
Мы с тобою вместе мечтали пошляться по Таврии
(Ну, по Крыму по-русски),
А шляемся по заграницам.
И когда мне скомандует пуля ?не торопиться?
И последний выдох на снегу воронку выжжет
(Ты должен выжить, я хочу, чтобы ты выжил),
Ты прости мне тогда, что я не писал тебе писем.
А за нами женщины наши,
И годы наши босые,
И стихи наши,
И юность,
И январские рассветы.
А леса за нами,
А поля за нами —
Россия!
И наверно, земшарная Республика Советов!
Вот и не вышло письма.
Не вышло письма,
Какое там!
Но я напишу,
Повинен.
Ведь я понимаю,
Трубач ?та;ри-та;ри-та;? трубит: ?по койкам!?
И ветра сухие на Западной Украине.
Декабрь 1940
* * *
Тамара Буковская
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2015
август густ ленивой тенью
обесцвеченной сирени
и зеленой тряской ряски
запахом нагретой краски
на двускатной красной крыше
вкусом жарким пьяной вишни
духом первых яблок палых
и цветов настурций алых
и травой примятой телом
человечьим потным белым
густо так что гуще даже
чем на крымовском пейзаже
в этой тени в этой лени
жить бы жить без умиренья
с запахом мешаясь флоксов
старых дачных ортодоксов
и в родстве со всем живым
понимать что ты любим
и осокой и репьем
ласточкой и воробьем
Сергей Шилкин ?Слово-Word? 2019
Запасное колесо
ОСТРОВ
Скалист пустынный пляж в Крыму.
Мы ели спелую хурму –
Алтын по смете.
Нам в души веял свежий бриз.
То время скетчей и реприз
Хулить не смейте.
Витал в летучих брызгах йод,
который чахнуть не даёт –
Прошла чихота.
Читал, и в тайный смысл проник,
Я ?На обочине пикник?,
Ещё чего-то.
Брюзжать мне нынче не резон:
Обрёл в тот ?бархатный? сезон
Я скит под днищем.
На завтрак – жареный бычок.
Со мною Саня Башлачёв:
С ним правду ищем.
Сквозь воду в щупальцах горгон
Останки виделись Арго:
Обломки реи.
Мы были с жизнью ?бодряки?
И время, смыслу вопреки,
Текло быстрее:
Недели две за полчаса.
Прозрачной струйкой в небеса
Лились аккорды:
Пел песни грустно Александр.
Но не отведаешь Массандр,
Как мы, кагор ты
И терпкий дикий abricot:
Блаженный край в тот горький год
От нас отчалил.
Растаял младости задор.
Судьба, возможен ли повтор,
Чтоб как вначале?
Обида – слабое звено.
Заел я сладкое вино
Сухой ставридой.
В башке – тоскливых мыслей нудь,
И мне, увы, не возвернуть
Роман с Тавридой…
Людишки бились за металл,
А Дух извечно заметал
Песком Тимбукту.
Эпоха вздёрнула курки
И Крым вернулся на круги
В родную бухту.
Наш ?остров? – снова континент.
И я готов, как ?абстинент?,
Опять к роману…
Но путь (о чём тут говорить?)
Мне нынче вновь не повторить:
Не по карману.
АНДРЕЙ ШАЦКОВ Наш современник 2015
В СОННОМ ЦАРСТВЕ, ПОСРЕДИ РОССИИ
“ОРУДИЯ К БОЮ!”
(Марш “Варяга”)
Памяти бабушки З. В. Рудневой
Над бухтой встаёт желтолицее солнце,
Дымится на рейде эскадра японца.
Но в церкви на юте канон сотворив,
“Варяг” и “Кореец” идут на прорыв!
А где-то в России, в снегах молчаливых Тоскуют берёзы на волжских обрывах.
И матери снова не спят до утра —
Им письма несут штормовые ветра.
“Орудия к бою! Орудия к бою!”
Грохочет шрапнель над матросской судьбою.
Но выше неё, в корабельных снастях Трепещет, как чайка, Андреевский стяг!
Остались в тумане окрестные сопки.
Протяжно гудят раскалённые топки.
И в небе ревут канонады грома,
И низко к волне накренилась корма.
Огнём запылали морские пучины.
В горящих сердцах не осталось кручины.
От мичмана с юнгой до высших чинов Запомнит Россия отважных сынов.
Живые шагают по Невскому маршем.
Пусть вечная память останется павшим.
На воду ложатся кругами венки,
В шеренги на баках встают моряки.
От Жёлтого моря до берега Крыма Плывут бескозырки средь чёрного дыма.
И грозным салютом гремят крейсера,
И следом несётся морское “УРА!!!”
Дмитрий Быков Сб. ?Пятое действие? 2020
Конец сезона
Сумерки империи
Назавтра мы идем в кино –
Кажется, на Фосса. И перед сеансом
В фойе пустынно и темно.
И. Богушевская
Мы застали сумерки империи,
Дряхлость, осыпанье стиля вамп.
Вот откуда наше недоверие
К мертвенности слишком ярких ламп,
К честности, способной душу вытрясти,
К ясности открытого лица,
Незашторенности, неприкрытости,
Договоренности до конца.
Ненавидя подниматься затемно,
В душный класс по холоду скользя,
То любил я, что необязательно,
А не то, что можно и нельзя:
Легкий хмель, курение под лестницей,
Фонарей качание в окне,
Кинозалы, где с моей ровесницей
Я сидел почти наедине.
Я любил тогда театры-студии
С их пристрастьем к шпагам и плащам,
С ощущеньем подступа, прелюдии
К будущим неслыханным вещам;
Все тогда гляделось предварением,
Сдваивалось, пряталось, вилось,
Предосенним умиротворением
Старческим пронизано насквозь.
Я люблю район метро ?Спортивная?,
Те дома конца сороковых.
Где Москва, еще малоквартирная,
Расселяла маршалов живых.
Тех строений вид богооставленный,
Тех страстей артиллерийский лом,
Милосердным временем расплавленный
До умильной грусти о былом.
Я вообще люблю, когда кончается
Что-нибудь. И можно не спеша
Разойтись, покуда размягчается
Временно свободная душа.
Мы не знали бурного отчаянья –
Родина казалась нам тогда
Темной школой после окончания
Всех уроков. Даже и труда.
Помню – еду в Крым, сижу ли в школе я,
Сны ли вижу, с другом ли треплюсь –
Все на свете было чем-то более
Видимого: как бы вещью плюс.
Все застыло в призрачной готовности
Стать болотом, пустошью, рекой,
Кое-как еще блюдя условности,
Но уже махнув на все рукой.
Я не свой ни белому, ни черному,
И напора, бьющего ключом,
Не терплю. Не верю изреченному
И не признаюсь себе ни в чем.
С той поры меня подспудно радуют
Переходы, паузы в судьбе.
А и Б с трубы камнями падают.
Только И бессменно на трубе.
Это время с нынешним, расколотым,
С этим мертвым светом без теней,
Так же не сравнится, как pre-coitum
И post-coitum; или верней,
Как отплытье в Индию – с прибытием,
Или, если правду предпочесть,
Как соборование – со вскрытием:
Грубо, но зато уж так и есть.
Близость смерти, как она ни тягостна,
Больше смерти. Смерть всегда черства.
Я и сам однажды видел таинство
Умирания как торжества.
Я лежал тогда в больнице в Кунцево,
Ждал повестки, справки собирал.
Под покровом одеяла куцего
В коридоре старец умирал.
Было даже некое величие
В том, как важно он лежал в углу.
Капельницу сняли (?Это лишнее?)
И из вены вынули иглу.
Помню, я смотрел в благоговении,
Как он там хрипел, еще живой.
Ангелы невидимые веяли
Над его плешивой головой.
Но как жалок был он утром следующим.
В час, когда, как кучу барахла,
Побранившись с яростным заведующим,
В морг его сестра отволокла!
Родственников вызвали заранее.
С неба лился серый полусвет.
Таинство – не смерть, а умирание.
Смерть есть плоскость. В смерти тайны нет.
Вот она лежит, располосованная,
Безнадежно мертвая страна –
Жалкой похабенью изрисованная
Железобетонная стена,
Ствол, источенный до основания,
Груда лома, съеденная ржой,
Сушь во рту и стыд неузнавания
Серым утром в комнате чужой.
Это бездна, внятная, измеренная
В глубину, длину и ширину.
Мелкий снег и тишина растерянная.
Как я знаю эту тишину!
Лужа замерзает, арка скалится,
Клонятся фонарные столбы,
Тень от птицы по снегу пластается,
Словно И, упавшее с трубы.
1999
Натан ВАССЕРМАН
Ледниковый период
Стихи. Перевод с иврита Александра Бараша
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 57, 2017
Перевод Александр Бараш
ДРЕЗДЕН
Дрезден стёр из памяти Курск
Курск стёр из памяти Ленинград
Ленинград стёр из памяти Крым
Крым стёр из памяти Геттисберг
Геттисберг стёр из памяти Лейпциг
Лейпциг стёр из памяти сотворение мира.
Сотворение мира тоже вызывало ужас,
говорят, в это время был сильный синий свет,
и грохот, и грязь, и из грязи восстала река,
и рядом с ней был построен город, и город
окружили и взяли в осаду, и армии шли
и сражались, был холод, и люди тяжко трудились,
убивая своих братьев, и другие пришли и вырыли
колодец, и я стою на берегу Великой Реки.
ВАЛЕРИЙ ДАВЫДОВ
Революция - всегда перезагрузка,
Возвращенье в первобытный ад.
Скачет жизнь, как хвост у трясогузки,
Четверть века как уже подряд.
Перешли от ужаса рожденья
Общины озлобленных людей
В мир другой, где не без наслажденья
Стали вдруг друг дружкою владеть.
Большинством - мы не рабовладельцы,
На галерах или вовсе без,
Кто-то ловко так обстряпал дельце
И с кнутом на палубу залез!
Не на палубу, так значит в душу,
И владеет нами, и вертит,
На одной шестой известной суши,
Той, что под слонами держит кит.
Дальше строй как будто феодальный,
Нас помещик будет в зубы бить
Или на Восток отправит Дальний,
Что горами страшными дымит.
После доживём мы до буржуев,
На маёвку выйдем, грязь отмыв,
Против тех, кто, как всегда мухлюя,
Позабыл, что понарошку мы.
Это же всего перезагрузка -
Мы уже прошли и Крым и Рым!
Успокойся, птица-трясогузка,
Не ломай нам правила игры!
Но они серьёзно взяли плети -
И по ребрам, и по голове.
Боже мой, да это ж наши дети!
Им плевать, что двадцать первый век.
Бьют с оттяжкой - маму, папу, деда,
В зубы бьют и даже целят в пах,
Исторический процесс изведай,
Если не обсохло на губах!
Слава богу, если перескочим
Побыстрее мы в социализм,
Но, смотрю, тут кое-кто не хочет,
Им галеры не по нраву ли?
Дети наши, вы не заигрались?
Вы серьёзно это про рабов?
На дурацком вашем авторалли
Растрясло не много ли голов?
Вы смотрите, мы игру сломаем
И когда до точки вдруг дойдём,
То напомним ноябрём и маем,
Что не стоило играть с огнём.
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
А. Лукьянов
* * *
Веет влажным дыханием море
На горячий полуденный зной,
В белых гребнях – в жемчужном
набегает волна за волной.
Вьются чайки, но шумным прибоем
Заглушаются их голоса,
А вдали все объято покоем
И на море сошли небеса…
По садам и по горным извивам,
Где б ни пал очарованный взгляд,
Тонки станом, в наряде красивом
Капа рисы рядами стоят.
И весь берег глухим полукругом
Опоясали горы вдали,
Чтобы зимним, бушующим вьюгам
Не достигнуть цветущей земли!
* * *
И море, и солнце… Как дивен простор.
Мы бросили весла, подняв паруса,
И ялик, какая белая чайка летит…
Ряды кипарисов и выступы гор
Далеко… Над ними темней небеса,
А здесь, Боже мой, – как все ярко блестит!
От влаги соленой и плещущих волн,
От жгучего солнца и шири морской
Легко мне дышать, и сияет мой взор…
Жить страстно хочу я, надеждами полн, —
Не юность ли снова стоит предо мной…
И море, и солнце, и чудный простор!
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Д. Мережковский
* * *
Туманов млечных покрывало
Долины, горы, небеса
И необъятные леса
Ревнивым облаком скрывало.
Но вдруг безжизненная мгла,
Как исполинская завеса,
Разорвалась и поплыла…
Открылся мир прекрасней грезы,
И засинели небеса,
Как благодарственные слезы;
На розах вспыхнула роса.
И мягкий свет упал на долы,
На берег с пеною валов,
На скалы – вечные престолы,
Жилища царственных орлов.
Уж море теплое дышало
И, торжествуя предо мной
До края неба трепетало
Своей воздушной синевой.
ВЛАДИМИР ЛУГОВСКОЙ
Перекоп
Такая была ночь, что ни ветер гулевой,
Ни русская старуха земля
Не знали, что поделать с тяжелой головой —
Золотой головой Кремля.
Такая была ночь, что костями засевать
Решили черноморскую степь.
Такая была ночь, что ушел Сиваш
И мертвым постелил постель.
Такая была ночь — что ни шаг, то окоп,
Вприсядку выплясывал огонь.
Подскакивал Чонгар, и ревел Перекоп,
И рушился махновский конь.
И штабы лихорадило, и штык кровенел,
И страх человеческий смолк,
Когда за полками перекрошенных тел
Наточенный катился полк.
Дроздовцы сатанели, кололи латыши,
Огонь перекрестный крыл.
И Фрунзе сказал: — Наступи и задуши
Последнюю гидру — Крым.
Но смерть, словно рыбина адовых морей,
Кровавой наметала икры.
И Врангель сказал: — Помолись и отбей
Последнюю опору — Крым.
Гремели батареи победу из побед,
И здорово ворвался в Крым
Саратовский братишка со шрамом на губе,
Обутый в динамитный дым.
1927
ДМИТРИЙ ТИХОНОВ
Мы строили мост!!!
Мы строили мост из Тамани в Крым
И сваи в моря погружая,
Опоры мы возведем на них,
Бетон и метал операя!
Жизни своей не щадя,
Три года здесь оставляя.
Пусть помнят народы отряды людей,
Которые здесь побывали.
Но знайте - мы на века!
Все это здесь собирали.
И не забудем мы никогда,
Как людям мы тут помогали.
Соединили мы берега,
Хотя и не верили сами.
И не поймете вы мысли ребят,
Если вы тут не бывали!
С гордостью я всем расскажу:
Я строил мосты в Тамане,
Чтоб Крымский народ всю жизнь оценял
От Русских строителей вклады.
И Арки возвысятся у двух морей
Своей красотой из стали.
Мы строили мост из Тамани в Крым,
Мы душу сваю отдавали!!!
Даже порой казалось, что Крым — это остров на русской карте, -\а какие вина поспели к тому году!\Что там Шустов или ?Столовое N? 22??\И какую Господь погоду\ниспослал, не обижаясь на поэтов, юродивых и не помнящих своего родства, -\так вот, тогда они взяли за правило\по утрам уходить в горы.\МИХАИЛ ДИДУСЕНКО
Здесь, в этом воздухе, пылающем и чистом,\Я сразу звонким стал и жарко-золотистым,\Горячим камешком, счастливым навсегда,\Соленым, как земля, и горьким, как вода. Всеволод Рождественский КОКТЕБЕЛЬ
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне (Антология поэзии - 1965)
ТАТУЛ ГУРЯН
102. ?Снова застит завеса дыма…?
Снова застит завеса дыма
Крымских высей седую даль,
Стоит биться за горы Крыма,
Погибать ради них не жаль.
Как в декабрьской эпопее,
Здесь до смерти — подать рукой,
Враг беснуется, свирепеет,
Кровь сраженных течет рекой.
Враг безжалостен, нагл, бездушен,
Жизнь мраком своим накрыв,
Отовсюду — с воздуха, с суши —
Надвигается он на Крым.
Пламя мчится, преград не зная,
Мины в каждом таятся рву,
Ширь небесная и земная —
Раскаленный ад наяву.
Черноморцы грозны, как вихрь,
И неистовы в жаркой схватке,
Чужеземцы при виде их
Разбегаются без оглядки.
Не страшит нас орудий вой,
Смерть не ставит нас на колени,
Рядом с павшим встает живой,
Чтобы ринуться в наступленье.
Обессиленная вконец,
Смерть уж пятится шаг за шагом;
Наше мужество и отвага
Возлагают на нас венец.
Снова застит завеса дыма
Крымских высей седую даль,
Стоит биться за горы Крыма,
Погибать ради них не жаль.
1942
Ирина Иванченко, Петербург
Крымский мост
Крымский мост - нет ничего красивей!
Крымский мост-нет ничего мощней!
В нем российский дух, характер, сила
И любовь людей к стране своей!
Крым соединив с Таманской далью,
Воплотил давнишюю мечту,
Прочь развеял прежние печали,
Для крымчан заполнил пустоту.
Крылья за спиной расправив гордо,
Будем над мостом теперь летать.
Приложил народ здесь рукотворно
На века сургучную печать.
Восторжествовала справедливость,
Снизошла с небес к нам благодать:
Не страшны шторма нам и приливы
Раскрасавец мост ни дать ни взять!
И пускай на всей планете знают
Не с руки России воевать!
Русские войне предпочитают
Милый дом с любовью созидать!
про мосты, про крымский мост.
НИКОЛА ЗАБОЛОЦКИЙ
Над морем
Лишь запах чабреца, сухой и горьковатый,
Повеял на меня — и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.
Здесь море — дирижер, а резонатор — дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поет.
Акустика вверху настроила ловушек,
Приблизила к ушам далекий ропот струй.
И стал здесь грохот бурь подобен грому пушек,
И, как цветок, расцвел девичий поцелуй.
Скопление синиц здесь свищет на рассвете,
Тяжелый виноград прозрачен здесь и ал.
Здесь время не спешит, здесь собирают дети
Чабрец, траву степей, у неподвижных скал.
1956
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
А. Луговой
Крымские пейзажи
Горы
Роскошной природы роскошна картина.
По берегу моря рукой исполина
Разбросаны горы высокой грядой, —
Свинцовые тучи нестройной толпой,
Как тени, в скалистых ущельях теснятся
И выхода ищут… чернеют… клубятся…
Скрываются горы в туман и мать,
Морщины легли на скалистом челе,
Нахмурили брови свои великаны,
И к морю с вершин уж сползают туманы.
Но небо над морем прозрачно и ясно,
Грозят облака ему бурей напрасно:
Полдневного солнца живительный луч,
Рассеяв ряды неприязненных туч,
Опять по холмам и ущельям играет
И горные кедры и сосны ласкает.
Вдали от докучных волнений и бед,
На лоне природы душой отдыхаю…
Мой друг! Я тебе мой горячий привет
Отсюда на крыльях орла посылаю.
ВЛАДИМИР ПОДЛУЗСКИЙ Наш современник 2015
МЫ ТАКИЕ, КАК ВСЕГДА...
ПОБЕДА
Я чувствую волнение грядущей Победы нашей русской толоки, Оболганной, запятнанной, имущей Одни лишь золотые медяки
Да тёсаные языками избы,
Шершавыми от кваса и от щей.
Мы победим всех завтра, лишь бы Себя понять без всяких толмачей.
Кто царь Руси, а кто Кощей-Приблуда? Кому давать обет, кому обед.
Кто сверху к нам пришёл, а кто — оттуда, Где тот, не наш, как говорится, свет.
К кому пришли? К царю или Кощею? Теперь уж отмахнуться не с руки.
И не вязать же вервию на шею,
Пока есть золотые медяки.
И есть подъём. И есть паром до Крыма.
И гордо ковыляющая степь.
И ужас отпадающего Рима,
Как ржавая кощеевская цепь.
Я чувствую волненье в русском горле Победы той, что ждали тыщу лет,
Что на ковре летучем, на погоне Спускается в Россию белый свет.
* * *
Валерий Мишин Остальные не считаются
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2015
отчалил крым от украины
подался в море
на нем дрейфуют караимы
хазары черноморы
варяги египтяне греки
месопотамы то есть халдеи
ацтеки австралопитеки
китайцы на самом деле
так плывут они по понту
без руля и без ветрил
никакого в общем понту
дотянуть бы до курил
камчадалы имяреки
скобари неандертальцы
люди боги человеки
остальные не считаются
ИОСИФ УТКИН
Счет
Брату
1
Очень ласково цепкой лапой
Приласкал нас Британский Лев.
Много будут и долго плакать
Наши матери нараспев.
Лондон.
Лордам,
Обеим палатам
Счет — мой стих.
За моего убитого брата
И еще миллионы таких.
Сознаюсь — довольно долго
Головами не торговал.
Но считаю —
Не меньше, чем доллар, -
Каждая
Голова.
Ну, не их, не британцев, и петь ли,
Не о них ли, сиротка мой -
Очень ловко — английские петли
Крутит добрый поручик Джой…
2
Счет второй…
Только как мы положим -
Я на счетах прикинуть хотел.
Нет, не Крым!
А Поволжье
С трехмилльонной армией тел…
Да, ужасно горды англичане,
Даже к голоду гордость есть.
А ведь крошечным Клашам, Таням
Было по пять, по шесть.
В каждой хате
(Да, в каждой хате! )
Мне печальный скрипит напев.
Я боюсь, что волос не хватит
У тебя,
Британский Лев.
Много, много чужим и близким
Ваш приезд, чужеземцы, принес.
У моей знакомой курсистки
Провалился недавно нос.
3
Я к великим британским сагибам,
Как индус, умиленьем прожжен.
О, какое большое спасибо
Можно просто сказать — ножом!
Но всегда,
Хоть и злоба точит,
Хоть и плещется мыслями желчь,
Помню я,
Помним мы —
Не рабочий
Приходил наши села жечь.
Нам обоим Восток зажженный
Неиспытанно души жжет.
И мы оба — с портовым Джоном
Исторический пишем счет.
И когда нам столетия свистнут
(Это время вот-вот! ),
Мы предъявим министрам
Из наганов
Свинцовый счет.
* Старший брат_Уткина Александр
В 1919 г. был расстрелян белыми.
_Британский Лев_- английский герб.
1924
Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне (Антология поэзии - 1965)
ПАВЕЛ КОГАН
222. ПИСЬМО
Жоре Лепскому
Вот и мы дожили,
Вот и мы получаем весточки
В изжеванных конвертах с треугольными штемпелями,
Где сквозь запах армейской кожи,
Сквозь бестолочь
Слышно самое то,
То самое,—
Как гудок за полями.
Вот и ты —
товарищ красноармеец музвзвода,
Воду пьешь по утрам из заболоченных речек.
А поля между нами,
А леса между нами и воды.
Человек ты мой,
Человек ты мой,
Дорогой ты мой человече!
А поля между нами,
А леса между нами.
(Россия!
Разметалась, раскинулась
По лежбищам, по урочищам.
Что мне звать тебя?
Разве голосом ее осилишь,
Если в ней, словно в памяти, словно в юности:
Попадешь — не воротишься.)
А зима между нами.
(Зима ты моя,
Словно матовая,
Словно ро;сшитая,
На большак, большая, хрома ты,
На проселочную горбата,
А снега по тебе, громада,
Сине-синие, запорошенные.)
Я и писем писать тебе не научен.
А твои читаю,
Особенно те, что для женщины.
Есть такое в них самое,
Что ни выдумать, ни намучить,
Словно что-то поверено,
Потом потеряно,
Потом обещано.
(…А вы всё трагической героиней,
А снитесь — девочкой-неспокойкой.
А трубач — та;ри-та;ри-та; — трубит:
?по койкам!?
А ветра сухие на Западной Украине.)
Я вот тоже любил одну, сероглазницу,
Слишком взрослую, может быть слишком строгую.
А уеду и вспомню такой проказницей,
Непутевой такой, такой недотрогою.
Мы пройдем через это.
Как окурки, мы затопчем это,
Мы, лобастые мальчики невиданной революции.
В десять лет мечтатели,
В четырнадцать — поэты и урки,
В двадцать пять — внесенные в смертные реляции.
Мое поколение —
это зубы сожми и работай,
Мое поколение —
это пулю прими и рухни.
Если соли не хватит —
хлеб намочи по;том,
Если марли не хватит —
портянкой замотай тухлой.
Ты же сам понимаешь, я не умею бить в литавры,
Мы же вместе мечтали, что пыль, что ковыль,
что криница.
Мы с тобою вместе мечтали пошляться по Таврии
(Ну, по Крыму по-русски),
А шляемся по заграницам.
И когда мне скомандует пуля ?не торопиться?
И последний выдох на снегу воронку выжжет
(Ты должен выжить, я хочу, чтобы ты выжил),
Ты прости мне тогда, что я не писал тебе писем.
А за нами женщины наши,
И годы наши босые,
И стихи наши,
И юность,
И январские рассветы.
А леса за нами,
А поля за нами —
Россия!
И наверно, земшарная Республика Советов!
Вот и не вышло письма.
Не вышло письма,
Какое там!
Но я напишу,
Повинен.
Ведь я понимаю,
Трубач ?та;ри-та;ри-та;? трубит: ?по койкам!?
И ветра сухие на Западной Украине.
Декабрь 1940
* * *
Тамара Буковская
Опубликовано в журнале Арион, номер 2, 2015
август густ ленивой тенью
обесцвеченной сирени
и зеленой тряской ряски
запахом нагретой краски
на двускатной красной крыше
вкусом жарким пьяной вишни
духом первых яблок палых
и цветов настурций алых
и травой примятой телом
человечьим потным белым
густо так что гуще даже
чем на крымовском пейзаже
в этой тени в этой лени
жить бы жить без умиренья
с запахом мешаясь флоксов
старых дачных ортодоксов
и в родстве со всем живым
понимать что ты любим
и осокой и репьем
ласточкой и воробьем
Сергей Шилкин ?Слово-Word? 2019
Запасное колесо
ОСТРОВ
Скалист пустынный пляж в Крыму.
Мы ели спелую хурму –
Алтын по смете.
Нам в души веял свежий бриз.
То время скетчей и реприз
Хулить не смейте.
Витал в летучих брызгах йод,
который чахнуть не даёт –
Прошла чихота.
Читал, и в тайный смысл проник,
Я ?На обочине пикник?,
Ещё чего-то.
Брюзжать мне нынче не резон:
Обрёл в тот ?бархатный? сезон
Я скит под днищем.
На завтрак – жареный бычок.
Со мною Саня Башлачёв:
С ним правду ищем.
Сквозь воду в щупальцах горгон
Останки виделись Арго:
Обломки реи.
Мы были с жизнью ?бодряки?
И время, смыслу вопреки,
Текло быстрее:
Недели две за полчаса.
Прозрачной струйкой в небеса
Лились аккорды:
Пел песни грустно Александр.
Но не отведаешь Массандр,
Как мы, кагор ты
И терпкий дикий abricot:
Блаженный край в тот горький год
От нас отчалил.
Растаял младости задор.
Судьба, возможен ли повтор,
Чтоб как вначале?
Обида – слабое звено.
Заел я сладкое вино
Сухой ставридой.
В башке – тоскливых мыслей нудь,
И мне, увы, не возвернуть
Роман с Тавридой…
Людишки бились за металл,
А Дух извечно заметал
Песком Тимбукту.
Эпоха вздёрнула курки
И Крым вернулся на круги
В родную бухту.
Наш ?остров? – снова континент.
И я готов, как ?абстинент?,
Опять к роману…
Но путь (о чём тут говорить?)
Мне нынче вновь не повторить:
Не по карману.
АНДРЕЙ ШАЦКОВ Наш современник 2015
В СОННОМ ЦАРСТВЕ, ПОСРЕДИ РОССИИ
“ОРУДИЯ К БОЮ!”
(Марш “Варяга”)
Памяти бабушки З. В. Рудневой
Над бухтой встаёт желтолицее солнце,
Дымится на рейде эскадра японца.
Но в церкви на юте канон сотворив,
“Варяг” и “Кореец” идут на прорыв!
А где-то в России, в снегах молчаливых Тоскуют берёзы на волжских обрывах.
И матери снова не спят до утра —
Им письма несут штормовые ветра.
“Орудия к бою! Орудия к бою!”
Грохочет шрапнель над матросской судьбою.
Но выше неё, в корабельных снастях Трепещет, как чайка, Андреевский стяг!
Остались в тумане окрестные сопки.
Протяжно гудят раскалённые топки.
И в небе ревут канонады грома,
И низко к волне накренилась корма.
Огнём запылали морские пучины.
В горящих сердцах не осталось кручины.
От мичмана с юнгой до высших чинов Запомнит Россия отважных сынов.
Живые шагают по Невскому маршем.
Пусть вечная память останется павшим.
На воду ложатся кругами венки,
В шеренги на баках встают моряки.
От Жёлтого моря до берега Крыма Плывут бескозырки средь чёрного дыма.
И грозным салютом гремят крейсера,
И следом несётся морское “УРА!!!”
Дмитрий Быков Сб. ?Пятое действие? 2020
Конец сезона
Сумерки империи
Назавтра мы идем в кино –
Кажется, на Фосса. И перед сеансом
В фойе пустынно и темно.
И. Богушевская
Мы застали сумерки империи,
Дряхлость, осыпанье стиля вамп.
Вот откуда наше недоверие
К мертвенности слишком ярких ламп,
К честности, способной душу вытрясти,
К ясности открытого лица,
Незашторенности, неприкрытости,
Договоренности до конца.
Ненавидя подниматься затемно,
В душный класс по холоду скользя,
То любил я, что необязательно,
А не то, что можно и нельзя:
Легкий хмель, курение под лестницей,
Фонарей качание в окне,
Кинозалы, где с моей ровесницей
Я сидел почти наедине.
Я любил тогда театры-студии
С их пристрастьем к шпагам и плащам,
С ощущеньем подступа, прелюдии
К будущим неслыханным вещам;
Все тогда гляделось предварением,
Сдваивалось, пряталось, вилось,
Предосенним умиротворением
Старческим пронизано насквозь.
Я люблю район метро ?Спортивная?,
Те дома конца сороковых.
Где Москва, еще малоквартирная,
Расселяла маршалов живых.
Тех строений вид богооставленный,
Тех страстей артиллерийский лом,
Милосердным временем расплавленный
До умильной грусти о былом.
Я вообще люблю, когда кончается
Что-нибудь. И можно не спеша
Разойтись, покуда размягчается
Временно свободная душа.
Мы не знали бурного отчаянья –
Родина казалась нам тогда
Темной школой после окончания
Всех уроков. Даже и труда.
Помню – еду в Крым, сижу ли в школе я,
Сны ли вижу, с другом ли треплюсь –
Все на свете было чем-то более
Видимого: как бы вещью плюс.
Все застыло в призрачной готовности
Стать болотом, пустошью, рекой,
Кое-как еще блюдя условности,
Но уже махнув на все рукой.
Я не свой ни белому, ни черному,
И напора, бьющего ключом,
Не терплю. Не верю изреченному
И не признаюсь себе ни в чем.
С той поры меня подспудно радуют
Переходы, паузы в судьбе.
А и Б с трубы камнями падают.
Только И бессменно на трубе.
Это время с нынешним, расколотым,
С этим мертвым светом без теней,
Так же не сравнится, как pre-coitum
И post-coitum; или верней,
Как отплытье в Индию – с прибытием,
Или, если правду предпочесть,
Как соборование – со вскрытием:
Грубо, но зато уж так и есть.
Близость смерти, как она ни тягостна,
Больше смерти. Смерть всегда черства.
Я и сам однажды видел таинство
Умирания как торжества.
Я лежал тогда в больнице в Кунцево,
Ждал повестки, справки собирал.
Под покровом одеяла куцего
В коридоре старец умирал.
Было даже некое величие
В том, как важно он лежал в углу.
Капельницу сняли (?Это лишнее?)
И из вены вынули иглу.
Помню, я смотрел в благоговении,
Как он там хрипел, еще живой.
Ангелы невидимые веяли
Над его плешивой головой.
Но как жалок был он утром следующим.
В час, когда, как кучу барахла,
Побранившись с яростным заведующим,
В морг его сестра отволокла!
Родственников вызвали заранее.
С неба лился серый полусвет.
Таинство – не смерть, а умирание.
Смерть есть плоскость. В смерти тайны нет.
Вот она лежит, располосованная,
Безнадежно мертвая страна –
Жалкой похабенью изрисованная
Железобетонная стена,
Ствол, источенный до основания,
Груда лома, съеденная ржой,
Сушь во рту и стыд неузнавания
Серым утром в комнате чужой.
Это бездна, внятная, измеренная
В глубину, длину и ширину.
Мелкий снег и тишина растерянная.
Как я знаю эту тишину!
Лужа замерзает, арка скалится,
Клонятся фонарные столбы,
Тень от птицы по снегу пластается,
Словно И, упавшее с трубы.
1999
Натан ВАССЕРМАН
Ледниковый период
Стихи. Перевод с иврита Александра Бараша
Опубликовано в журнале Иерусалимский журнал, номер 57, 2017
Перевод Александр Бараш
ДРЕЗДЕН
Дрезден стёр из памяти Курск
Курск стёр из памяти Ленинград
Ленинград стёр из памяти Крым
Крым стёр из памяти Геттисберг
Геттисберг стёр из памяти Лейпциг
Лейпциг стёр из памяти сотворение мира.
Сотворение мира тоже вызывало ужас,
говорят, в это время был сильный синий свет,
и грохот, и грязь, и из грязи восстала река,
и рядом с ней был построен город, и город
окружили и взяли в осаду, и армии шли
и сражались, был холод, и люди тяжко трудились,
убивая своих братьев, и другие пришли и вырыли
колодец, и я стою на берегу Великой Реки.
ВАЛЕРИЙ ДАВЫДОВ
Революция - всегда перезагрузка,
Возвращенье в первобытный ад.
Скачет жизнь, как хвост у трясогузки,
Четверть века как уже подряд.
Перешли от ужаса рожденья
Общины озлобленных людей
В мир другой, где не без наслажденья
Стали вдруг друг дружкою владеть.
Большинством - мы не рабовладельцы,
На галерах или вовсе без,
Кто-то ловко так обстряпал дельце
И с кнутом на палубу залез!
Не на палубу, так значит в душу,
И владеет нами, и вертит,
На одной шестой известной суши,
Той, что под слонами держит кит.
Дальше строй как будто феодальный,
Нас помещик будет в зубы бить
Или на Восток отправит Дальний,
Что горами страшными дымит.
После доживём мы до буржуев,
На маёвку выйдем, грязь отмыв,
Против тех, кто, как всегда мухлюя,
Позабыл, что понарошку мы.
Это же всего перезагрузка -
Мы уже прошли и Крым и Рым!
Успокойся, птица-трясогузка,
Не ломай нам правила игры!
Но они серьёзно взяли плети -
И по ребрам, и по голове.
Боже мой, да это ж наши дети!
Им плевать, что двадцать первый век.
Бьют с оттяжкой - маму, папу, деда,
В зубы бьют и даже целят в пах,
Исторический процесс изведай,
Если не обсохло на губах!
Слава богу, если перескочим
Побыстрее мы в социализм,
Но, смотрю, тут кое-кто не хочет,
Им галеры не по нраву ли?
Дети наши, вы не заигрались?
Вы серьёзно это про рабов?
На дурацком вашем авторалли
Растрясло не много ли голов?
Вы смотрите, мы игру сломаем
И когда до точки вдруг дойдём,
То напомним ноябрём и маем,
Что не стоило играть с огнём.
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
А. Лукьянов
* * *
Веет влажным дыханием море
На горячий полуденный зной,
В белых гребнях – в жемчужном
набегает волна за волной.
Вьются чайки, но шумным прибоем
Заглушаются их голоса,
А вдали все объято покоем
И на море сошли небеса…
По садам и по горным извивам,
Где б ни пал очарованный взгляд,
Тонки станом, в наряде красивом
Капа рисы рядами стоят.
И весь берег глухим полукругом
Опоясали горы вдали,
Чтобы зимним, бушующим вьюгам
Не достигнуть цветущей земли!
* * *
И море, и солнце… Как дивен простор.
Мы бросили весла, подняв паруса,
И ялик, какая белая чайка летит…
Ряды кипарисов и выступы гор
Далеко… Над ними темней небеса,
А здесь, Боже мой, – как все ярко блестит!
От влаги соленой и плещущих волн,
От жгучего солнца и шири морской
Легко мне дышать, и сияет мой взор…
Жить страстно хочу я, надеждами полн, —
Не юность ли снова стоит предо мной…
И море, и солнце, и чудный простор!
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Д. Мережковский
* * *
Туманов млечных покрывало
Долины, горы, небеса
И необъятные леса
Ревнивым облаком скрывало.
Но вдруг безжизненная мгла,
Как исполинская завеса,
Разорвалась и поплыла…
Открылся мир прекрасней грезы,
И засинели небеса,
Как благодарственные слезы;
На розах вспыхнула роса.
И мягкий свет упал на долы,
На берег с пеною валов,
На скалы – вечные престолы,
Жилища царственных орлов.
Уж море теплое дышало
И, торжествуя предо мной
До края неба трепетало
Своей воздушной синевой.
ВЛАДИМИР ЛУГОВСКОЙ
Перекоп
Такая была ночь, что ни ветер гулевой,
Ни русская старуха земля
Не знали, что поделать с тяжелой головой —
Золотой головой Кремля.
Такая была ночь, что костями засевать
Решили черноморскую степь.
Такая была ночь, что ушел Сиваш
И мертвым постелил постель.
Такая была ночь — что ни шаг, то окоп,
Вприсядку выплясывал огонь.
Подскакивал Чонгар, и ревел Перекоп,
И рушился махновский конь.
И штабы лихорадило, и штык кровенел,
И страх человеческий смолк,
Когда за полками перекрошенных тел
Наточенный катился полк.
Дроздовцы сатанели, кололи латыши,
Огонь перекрестный крыл.
И Фрунзе сказал: — Наступи и задуши
Последнюю гидру — Крым.
Но смерть, словно рыбина адовых морей,
Кровавой наметала икры.
И Врангель сказал: — Помолись и отбей
Последнюю опору — Крым.
Гремели батареи победу из побед,
И здорово ворвался в Крым
Саратовский братишка со шрамом на губе,
Обутый в динамитный дым.
1927
ДМИТРИЙ ТИХОНОВ
Мы строили мост!!!
Мы строили мост из Тамани в Крым
И сваи в моря погружая,
Опоры мы возведем на них,
Бетон и метал операя!
Жизни своей не щадя,
Три года здесь оставляя.
Пусть помнят народы отряды людей,
Которые здесь побывали.
Но знайте - мы на века!
Все это здесь собирали.
И не забудем мы никогда,
Как людям мы тут помогали.
Соединили мы берега,
Хотя и не верили сами.
И не поймете вы мысли ребят,
Если вы тут не бывали!
С гордостью я всем расскажу:
Я строил мосты в Тамане,
Чтоб Крымский народ всю жизнь оценял
От Русских строителей вклады.
И Арки возвысятся у двух морей
Своей красотой из стали.
Мы строили мост из Тамани в Крым,
Мы душу сваю отдавали!!!
Метки:
