крым-76
КРЫМ
Легендарная Таврия снится, \ Представляется, как наяву. \ Слава Богу, уже не влюбиться \ В сердоликовых бухт синеву. Игорь Жданов
Объемля осиянный солнцем Крым,\Великий Понт катит куда-то волны;\Вздымает ветер их, сырой и солный,\И вдаль несётся, прям, неотвратим. Иван Пузанов 1932 Крым Венок сонетов Объемля осиянный солнцем Крым,
Дмитрий Быков Сб. ?Пятое действие? 2020
?Душа под счастьем спит, как спит земля…?
Если шторм меня разбудит –
Я не здесь проснусь.
Я. Полонский
Душа под счастьем спит, как спит земля под снегом.
Ей снится дождь в Москве или весна в Крыму.
Пускает пузыри и предается негам,
Не помня ни о чем, глухая ко всему.
Душа под счастьем спит. И как под рев метельный
Ребенку снится сон про радужный прибой, –
Так ей легко сейчас весь этот ад бесцельный
Принять за райский сад под твердью голубой.
В закушенных губах ей видится улыбка,
Повсюду лед и смерть – ей блазнится уют.
Гуляют сквозняки и воют в шахте лифта –
Ей кажется, что рай и ангелы поют.
Пока метался я ночами по квартире,
Пока ходил в ярме угрюмого труда,
Пока я был один – я больше знал о мире.
Несчастному видней. Я больше знал тогда.
Я больше знал о тех, что нищи и убоги.
Я больше знал о тех, кого нельзя спасти.
Я больше знал о зле – и, может быть, о Боге
Я тоже больше знал, Господь меня прости.
Теперь я все забыл. Измученным и сирым
К лицу всезнание, любви же не к лицу.
Как снегом скрыт асфальт, так я окутан миром.
Мне в холоде его тепло, как мертвецу.
…Земля под снегом спит, как спит душа под счастьем.
Туманный диск горит негреющим огнем.
Кругом белым-бело, и мы друг другу застим
Весь свет, не стоящий того, чтоб знать о нем.
Блажен, кто все забыл, кто ничего не строит,
Не знает, не хранит, не видит наяву.
Ни нота, ни строка, ни статуя не стоит
Того, чем я живу, – хоть я и не живу.
Когда-нибудь потом я вспомню запах ада,
Всю эту бестолочь, всю эту гнусь и взвесь, –
Когда-нибудь потом я вспомню все, что надо.
Потом, когда проснусь. Но я проснусь не здесь.
ТАМАРА СЕЛЕЗНЕВА
Отпуск, море, настроенье...
Прилетела в Крым, восторг!
Но такое невезенье:
Пёс не ест, грустит дружок.
Предан, брошен он однажды
Прежнею хозяйкой был
И предательство вновь, дважды?
Невозможно, свыше сил!
Грусть, тоска в глазах собачьих
Третий день не ест, не пьёт
Не играет с палкой, в мячик...
Всё лежит и верно ждёт
Как тут быть, спешить до дому?
Отпуск, море... всё не в прок.
Попрошу по телефону:
- Майк, мой пёсик, съешь кусок!
Услыхал и встрепенулся,
Повернул к тарелке нос.
Чуточку поел, встряхнулся
Пусть хоть так поест, барбос.
Так и кормим, по Whats Appu.
Каждый день звоню, спешу.
Тянет он к экрану лапу.
- Приезжай скорей, прошу!
Крым, сентябрь 2019.
ИВАН БУНИН
На поднебесном утесе, где бури...
На поднебесном утесе, где бури
Свищут в слепящей лазури, -
Дикий, зловонный орлиный приют.
Пью, как студеную воду,
Горную бурю, свободу,
Вечность, летящую тут.
1889, Крым
Ника Батхен журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Чётки чужих городов. Стихи
БЫЧЬЯ ПЕСНЯ
Тавро Тавриды вбито под ребро,
Оно неразличимо чужаками.
Следы быков заполнены жуками,
Следы полков царапает перо.
На летописи глины и воды,
На каменной ухмылке византийца
История смолкает – не проститься,
Лишь посмотреть – кто новый поводырь.
Сюда приходят тысячей путей –
Небесный шёлк, турецкая галера,
Ухмылка площадного кавалера,
Хаммам для хама – прибыл так потей.
Без пота не взойдёт ни виноград,
Ни минарет, ни стены мавзолея.
Чумной закат румянится, алея.
Дрожи, космополит и технократ!
Когда музон беснуется в кафе,
На плоскость охреневшего танцпола
Выходит босоножка тавропола
Зовёт быков на аутодафе.
Гора рогов, протяжный злобный рёв,
Один удар священного кинжала…
Бил человек. Земля воображала.
Такого не видал и рабби Лёв.
Такого не слыхал и караим,
Припав к прохладной вечности Завета.
Все были пришлецами. И за это
Мы сним о Нём. И в разноверье – с Ним.
Не тавры мы. Не азиаты. Не
Понтийцы с подведёнными глазами.
Не толмачи. Но каждый сдал экзамен
И расписался шагом на стране.
Таро ворот. Тавро для дураков,
Для бывших – чей, оставшихся ничьими.
Возьму себе таврическое имя.
Нарву руками
Зелень
Для быков.
ВИКТОР КЛИМЕНКО
Переселенцы
К нам дошли с древних времён, манускрипты, мифы,
Крым впервые заселили, тавры, потом скифы.
Греки-эллины, сарматы, римляне, аланы,
Это были города, но, ещё не страны.
Готы также побывали, гунны, киммерийцы,
Крым хазары захватили - дикие убийцы.
Приходили печенеги, половцы, команы,
Набивали серебром, золотом карманы.
Генуэзцы даже жили, и венецианцы,
А теперь они для нас, просто иностранцы.
Византийцы здесь гуляли, турки и ордынцы,
Весь народ – это рука, а люди мизинцы.
Покорила полуостров Русская империя,
Отдыхал здесь в Ялте Сталин, и товарищ Берия.
Украинец, белорус, Форос и Артек,
Жил у моря и в горах, всегда человек.
А ещё в Крыму живут, крымчаки, татары,
А евреи и армяне, здесь имеют бары.
Поселились в этот край, поляки и немцы,
Коренных народов нет, все переселенцы.
Андрей Мединский журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Перспектива жить с фантомной болью. Стихи
ЗВЕЗДОПАД
Был август, море, крымский звездопад,
я был другой – зелёный, тонкокожий –
и многое казалось невозможным,
что после стало в жизни наступать.
Теперь, когда ?забыться? и ?забыть?
отличны только на литраж и градус,
придёшь в себя и, памяти на радость,
считаешь полустанки и столбы.
И вспоминаешь: много лет назад
у девочки, которая любила,
была собака, старший брат, и было
ночное море, август, звездопад.
ВЛАДИМИР ГАРБАРУК
О-о! даль морская — бриз вечерний,
Ты моя жизнь и остров верный.
Как много вместе мы свершали,
Росли в трудах и понимали.
Что мы творцы своей судьбы
И нелегки в трудах те дни,
Что мы боролись и творили,
И изучали, и любили;
Все испытанья, жизни трудной!
В судьбе лишь миг её минутный.
Но мы прошли и ближе стали,
И много нового познали.
Да! много взлётов и падений,
Но мы трудились, в мире бдений,
Огонь радений — возгорался
И в наших душах пробуждался.
Чтоб мы любили край родной,
Он ?Злато место?, он такой.
Для всех он двери отворяет
И кто влюблён, он награждает;
Своим прохладным бризом с моря
И солнцем жарким, днём от поля,
Духмяным запахом степей,
Для сердца верного — Елей!
Крым наш! И всех, кто его любит,
Он царство музы: Кто забудет?!
Его величие — рассвет!
Крым для писателей — есть Свет!
ДМИТРИЙ МЕРЕЖКОВСКИЙ
На южном берегу Крыма
Немая вилла спит под пенье волн мятежных…
Здесь грустью дышит все, и небо, и земля,
И сень плакучих ив, и маргариток нежных
Безмолвные поля.
Сквозь сон журчать струи в тени кустов лавровых.
И стаи пчел гудят в заросших цветниках,
И острый кипарис над кущей роз пунцовых
Чернеет в небесах…
За то, незримые, цветут пышнее розы,
Таинственнее льет фонтан в тени ветвей,
Невидимые слезы,
И плачет соловей…
Его уже давно, давно никто не слышит,
И окна ставнями закрыты много лет…
Меж тем как все кругом глубоким счастьем
дышит, —
Счастливых нет!
За то в тени аллей живет воспоминанье
И сладостная грусть умчавшихся годов, —
Как чайной розы теплое дыханье,
Как музыка валов…
Мисхор. 1889 г.
Елена Боришполец журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Тишина катается, как гвоздь во рту. Стихи
КОВШ
А медведица всё рожала,
То поэта, то пилигрима,
А под нею луна бежала
От Покровских ворот до Крыма.
А под ней растекались реки,
Надевала Елена лапти,
Зина жарила чебуреки
У холодной своей кровати.
А в медведице жили стрелы
И кусали под сердцем блохи,
А она – себе знай – горела
Над блокадой своей эпохи.
У медведицы гнили лапы
Ей не слало гусей спасенье.
В море чёрном шептались крабы,
Раки пили за новоселье.
И дракон собирал конклавы,
И по-братски дышал ей в спину.
Пирожков захотела Клава,
Ковш катила по магазину.
И ждала её дома Гала,
Марсельеза, счета и сало,
А медведица всё рожала
На небесное покрывало.
Владимир Захаров
Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2007
Бето на своем драндулете
отвез крысенка в пустыню,
там кактусы, злые колючки,
наконечники стрел древних индейцев,
хозяева — сволочные койоты
пробираются ночью в город,
плачут под окнами как малые дети.
Конечно, они крысенка
тут же и съели.
Суровые протестанты учат:
каждый неверный поступок
порождает
раздувающееся как пузырь зло.
Не приди я в тот вечер
в восторженное состояние —
был бы крысенок
жив и здоров.
А так пошел он, меня проклиная,
в мрачный Орк за воробьем Катулла,
тем древним,
киммерийским,
докембрийским путем,
через зимний ночной Крым туманный,
минуя Артек, Аюдаг,
в косых лучах луны, протянувшихся от кустов дрока,
по этой дороге ползут
членистоногие со времен каменноугольного периода,
и идут люди по три человека в секунду,
изредка, сохраняя достоинство,
прошествует лев иль медведь.
Знаю, хитрый крысенок,
ты там спрячешься, меня поджидая,
своего злодея,
благо ждать осталось недолго,
в нужный момент кинешься и укусишь.
Только что толку?
Тени не больно,
когда ее кусает
другая тень.
Дмитрий Быков Сб. ?Пятое действие? 2020
Из цикла ?Декларация независимости?
2. Компенсация
Закрылось все, где я когда-то
Не счастлив, нет, но жив бывал:
Закрылся книжный возле МХАТа
И на Остоженке ?Привал?,
Закрылись ?Общая?, ?Столица?,
?Литва? в Москве, ?Кристалл? в Крыму,
Чтоб ни во что не превратиться
И не достаться никому,
Закрылись ?Сити?, ?Пилорама?,
Аптека, улица, страна.
Открылся глаз. Открылась рана.
Открылась бездна, звезд полна.
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Н. Минский
На высоте
Я бросил повода, я волю дал коню,
Я настежь распахнул души своей темницу
На встречу теплому безоблачному дню,
Холмам, в осеннюю одетым багряницу.
Какая даль кругом!.. Объята тишиной
Желтеющая степь, распаханные нивы,
Салгира синего веселые извивы
И скалы, ставшие угрюмою стеной.
А там за их стеной, я чую близость моря:
Оттуда с ласковым дыханьем ветерка
Сребристые плывут к утесам облака —
Небесные мечты среди земного горя…
Нет, этот светлый день бесследно не пройдет!
Когда я возвращусь на север наш тоскливый
И вновь почувствую зловещих мыслей гнет,
Я вспомню эту степь, холмы, леса и нивы…
Тогда на эту высь я вновь мечтать приду,
Приду, но не один, а силой вдохновенья
Я и тебя, мой друг, с собою приведу,
Как я, тоскующий и жаждущий забвенья.
Под музыку стихов замрет в душе тоска,
Пред тайной красоты смирится ум усталый.
Холмы обступят нас… Змеей сверкнет река
И тучки поплывут лобзать седые скалы.
Ирина Евса Синий стеклянный шарик
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2021В кафе
Соломону Волкову
Кашляющий, чихающий визави
(краше, сказал он, — в гроб):
?Видишь ли, — просипел — на холмах любви
нет безопасных троп.
Ветка глумлива, камень непрочно вжат
в глину. Шипы, сучки.
Там, где рубин мерещился или жад, —
хлипкие черепки.
С тропки свернёшь — спихнуть норовит за край
хмурая хтонь в плаще.
Это — навряд ли ад и едва ли — рай.
Это — чистилище?.
Высморкался в салфетку. ?Уж лучше я,
чувствуя под стопой
плоскость невыносимого бытия,
буду болтать с тобой
о разномастных бабочках здешних мест,
ныть, утоляя зуд,
как безрассуден Ост, благодушен Вест
и неразборчив Зюйд?.
Я, допивая кофе, смотрела вниз,
чтобы не замечать,
как черепашьей шее неловко из
воротника торчать,
как, повторяя: ?каждый несёт свой гроб,
ибо таков устав?,
он черепашьей лапкою мелочь сгрёб,
дважды пересчитав.
Словно не мы бессмертный мололи вздор,
млечно светясь в тепле
кухни его — с газетами, вместо штор,
на голубом стекле,
где, то обидой мучаясь, то виной,
?Приму? свою куря,
я упиралась в строки о посевной
в крымском селе ?Заря?.
Крым
Я еду, мне четырнадцать лет,
Возле каменных утёсов, поросших лесом, и между арок,
Эй, обезьяны, у меня есть билет,
Я не какой-то придурок.
Степь да степь кругом, в ней девушка смотрит из-под руки,
У неё плуг, у неё чашки и ложки, у неё холодильник,
А мне ещё далеко до тёмных станиц, до тускнеющей в камышах реки,
Я в Гусь-Хрустальном покупаю хрустальный светильник.
Я в городе Кирове покупаю плюшевую игрушку для никого,
Просто есть ощущение, что всё должно измениться в конце дороги, занудной
и длинной.
Восходящее солнце освещает на столике ядовито-жёлтого льва,
И бескрайнее поле подсолнухов, и Сашу, заболевшего от холодного пива фолликулярной ангиной.
А ночью в купейном вагоне идут по коврам рэкетиры,
В туалете железном звякает заслонка, крутится сам по себе рулон,
Тёплые слёзы струятся сквозь нежные поры,
Свистящий дождь прилетает со всех космически нереальных сторон.
Я еду, мне четырнадцать лет,
Звёзды становятся больше, и вот уже не помещаются между грязных оконных
шторок,
Эй, обезьяны, у меня есть билет,
Я не какой-то придурок. Ф.К ЗНАМЯ 2010 ЦИКЛ Стихотворения В. Мааса
КОНСТАНТИН ВАГИНОВ
Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины...
Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины
И веллингтонию, как деву, колебал.
Ступеньки лестниц, словно пелерины,
К плечам пришиты были скал.
По берегу подземному блуждая,
Я встретил соловья, он подражал
И статую из солнечного края
Он голосом своим напоминал.
Я вышел на балкон подземного жилища,
Шел редкий снег и плавала луна,
И ветер бил студеным кнутовищем,
Цветы и травы истязал.
Я понял, что попал в Элизиум кристальный,
Где нет печали, нет любви,
Где отраженьем ледяным и дальним
Качаются беззвучно соловьи.
1933, Крым
ИРИНА ВЕДИНОВА
Крымский мост
Природа часто нам не уступает.
Но смел, настойчив русский человек.
В руках рабочих миссия святая -
Соединить сердца людей навек.
Когда-то на пароме километры
Плыть, прямо скажем, было не легко.
Теперь летишь в машине ты под ветром;
Построен мост, и Крым недалеко.
Минут пятнадцать, - ты в объятьях моря
С гостеприимной крымскою землей.
Здесь все Российское, с чем не поспоришь.
Сияет Крымский - радужной зарей!
И радуемся мы певучей лире,
Скандируем Победный клич "Ура"!
Чем славится Россия в целом мире?
Возводит для людей мосты добра.
НИКОЛАЙ МИНСКИЙ
Херсонес
Печальней никогда не видал я руин;
Разрытые дома сияют, как могилы,
На пыльных насыпях растет бурьян унылый
И с ветром плачущим беседует один.
Ютится мох на дне разрушенной цистерны,
Низринут мавзолей и спит, как страж неверный.
И тихо меж руин бродил я как больной;
Холодный страх в душе сменялся скорбью жгучей,
И наконец я стал над каменистой кручей,
Откуда моря даль открылась предо мной.
Жемчужные валы к подножью припадали
И, неутешные, метались и рыдали…
Меж тем закат разлил кровавые ручьи
На море зыбкое, – и тучек вереницы
Поднялись в глубь небес, как огненные птицы,
И день им посылал последние лучи.
Проснулся колокол в беззвучном отдаленьи
И слил с рыданьем волн торжественное пенье.
Но вскоре отблеск роз на жемчуге волны
Стал быстро угасать; кой-где огни блеснули,
Раскрылись небеса – и берега заснули.
Лишь пенистый прибой рыдал средь тишины,
Да у меня в душе молитвенно звучали
Аккорды нужные восторга и печали.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Баллада листопада
Нас носит ветром, нас бьет о стекла, нас тянет в воду,
Таких прозрачных, таких осенних, бронзовокожих…
Мы были листья, а стали пятна на старом фото.
Святой сентябрь, спаси случайных твоих прохожих.
Столы асфальта накрыты щедро – бери и царствуй,
Дожди проходят своей дорогой – подставь ладони
Во тьме, казалось, что асфодели – простые астры,
Запахнет горьким, заплачет светлым, вода утонет.
Молчу ночами – а вдруг услышишь мое дыханье,
Придешь к постели, разбудишь сонных ресниц затишье,
Кареты Крыма везут рассветы. В открытой тайне
Скажу – все просто, мы были листья, мы стали выше.
Вдали от дома я кану в небо, оденусь дымом.
Мои законы – моря и реки, пути и трассы.
Таранить стекла, врезаться в воду, писать любимым:
Мы были осень, а стали листья… Кленовый, здравствуй!
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Баллада климата
?…Запад есть запад, Восток есть восток
И с места они не сойдут…?
Р. Киплинг
Стук полустанков: Питер, Одесса, Ревель.
Блеск саквояжьей кожи, тряпичный тюк…
Если в глазах свинцом застывает север,
Памятью моря в душу стучится юг.
Строгость и стройность, линии и границы,
Стянут стежком фрегата балтийский плат.
Лед подворотни. Булочная. Синицы.
Маленький кофе в чашке. И шоколад.
Вдоль осевых проспектов метаться птицей,
Биться о стекла, тщетно искать приют…
Голодом гордых город готов гордиться.
Любят – счастливых. Нищим – не подают.
И на морозе солью себя посеяв,
Милый, оставь надежду взойти весной.
В каждом осколок холода. Это север.
Здесь не умеют знать, что такое зной.
Как горячо ложится песок под ноги,
Как истекает соком раздавленный апельсин.
Как танцевать под солнцем – одной для многих,
Щедро и без оглядки – лишь бы хватило сил,
Как покупать на рынке вино и сливы,
Как убивать на ложе чужой жены,
Как зачинать младенцев, любить счастливых,
Как отдаваться силе морской волны.
Оттиск камней по коже – печать ночлега.
Горсточка слов на память – арык, урюк.
Здесь не умеют жить, дожидаясь снега.
Здесь умирают полностью. Это юг.
Правда вагонной двери. Откуда деться?
Чьих бесприютных примет пустой вокзал?
Северный ветер снегом стучится в сердце.
Южное солнце вычернило глаза.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Баллада метронома
Когда время остановилось – стало мягким как мед и сладким,
Все на свете колеса разом перестали крутить метраж,
Самолеты в поля спустились словно птицы, большие птицы
Из бумаги тетрадной, тонкой, листик в клеточку, два штриха.
Дым заводов свернулся в нити, раскатился клубками шерсти,
Подбирай и вяжи дорогу, свитер, сказку, второй носок.
Зло заводов изгнило в домнах, у домов провалились крыши,
Люди в форме навек забыли – как стрелять и в кого стрелять.
Мы достали из банки деньги – горсти пестрой цветной бумаги,
Подобрали четыре спички и сожгли золотой запас.
Мы не били автомобили, но из них проросла крапива.
Мы не пили, но опьянели, наши мели попутал хмель,
Наши рамы снесло штормами, наши думы сложили в трюмы,
Наши души спасутся сами, их не надо пасти, Отец!
Если время остановилось – значит можно не торопиться,
Притвориться творцом и тварью, красной глиной, тугим снежком,
Ни на йоту не повториться – карамель, киноварь, корица,
Скоростная моя столица – сколько зим намотал мотор?
Сколько стоит стоять в подъезде, старой книгой стоять в подъезде,
Ветхой книгой на пыльной полке, никуда не спеша вовек?
Я раскрою тебя – страницу заложу неумелым пальцем
И прочту по строке, по букве – как сегодня тебя зовут?
Ангел-Смерти-уже-не будет, повелитель базарных блюзов,
King of lizards, мой подорожник – прилагаю, не дорожу.
Переплет пропитался потом, правота обернулась прахом,
Счастье смирно стоит у двери, непременно ведущей в рай.
Вру и я – немотой, ненастьем. Я не Настенька, славно, сладко.
Точка кома. Рубец ответа. Дао да против ноты нет.
Если время остановилось, наши раны никто не вскроет,
Наши руки сплетет веселый, вездесущий лесной вьюнок,
Ты откроешь мою страницу и на имя приманишь имя.
– Кто там?
– Кто-то.
– Тип-топ?
…Тик-так.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Чайное стихотворение
Примета осени – живое упорно тянется к теплу
Коричным плюшкам в сладкой корке, такой коричневой на вид
Молочным плошкам, мягким кошкам, шарфам и шалям шерстяным,
Верблюжьим пледам, берегущим полупустынную жару.
Старухи лезут в кладовые, будить меха унылых шуб.
На книжной полке царский Диккенс ворча смыкает переплет.
В пруду скандал у стаи уток – одни спешат к чужой стране,
Другие щиплют эмигранток, патриотически шипя.
У ос и бабочек затишье, у малышни сезон потерь,
А бабы-дуры манят лето на огурцы и конфитюр —
Несут тропой из магазина отяжелевшие кульки
И чешут ложками о днища больших прадедовских тазов.
Коты ложатся на капоты, а псы на трубы теплотрасс.
В негромком солнце искупаться любой прохожий норовит.
Худые дворники сгребают обронзовелую листву
И тщетно жгут – в аллеях парков гуляет только горький дым.
…Так славно – греть о чашку руки, дышать редеющим паркОм
Китайских маленьких жасминов, июльской липовой жары,
Потом прижать к щеке пустую фарфоровую синеву
И кожей снять тепло до капли, чтоб ничего не упустить.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
?Пахнет яблоками и лето улетает на ЮБК…?
Пахнет яблоками и лето улетает на ЮБК
Мы с тобою остались где-то, в царстве кофе и коньяка,
В янтаре, в голубой глазури, в тени – контуры обведи,
На палитре кармин и сурик, дремлет бабочка на груди,
Дремлет девочка на скамейке, в телефоне дрожит привет,
По фонтану звенят копейки, от музея плывет корвет.
Словно шкурка от мандарина солнце падает за причал
Мы сегодня читали Грина, мы читали, а он молчал.
Мы гуляли по Корабельной, колокольный внушая звон,
Мне почудилось – колыбельный, коктебельный прекрасный сон,
А тебе не приснилось чудо, ни колечка ни лоскутка.
Только память о том как чутко дышат волны на ЮБК.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
?Сказка проходит мимо, платье едва шуршит…?
Сказка проходит мимо, платье едва шуршит.
Ракушка пилигрима, найденная в глуши,
Шепчет мне: Палестина, Яффа, Салахаддин…
Или руби скотину или живи один.
Или пиши, не чая, или вообще молчи,
Флага не различая, спрятав в подвал мечи.
Кто тебе, рыцарь гордый, нынче на свете рад?
Конь с поседелой мордой, ключ от ничейных врат.
Стены давно упали, двери ещё стоят.
Старый монах в Непале варит любовный яд.
Белый цветок хранится в ветхом плену страниц.
Стерта моя граница, свергнут король ресниц.
Пала моя твердыня, не простояв и дня.
Гнула меня гордыня, сдавливала броня.
Все оставляю ныне, в бухте на берегу,
Вслед за волною синей мальчиком убегу…
Сохнет скорлупкой глина, мокнет небесный шелк.
Ракушка пилигрима помнит, куда я шел.
ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО
ОДИНОЧЕСТВО
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе жевать,
краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное…
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты…
Разнообразны формы суеты!
То та,
то эта шумная компания…
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты впереди, пустынная
свобода…
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты?
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу…
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой ёлкой с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней…
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И как больная, глядя так невнятно,
поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
?Уходи…
Не надо…
Я вижу —
ты не мой,
а ты-ее…?
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
?Мой маленький!
Мой маленький!?
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
?Ты не мой!
Не мой!?
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их ?прощай!? —
не ?до свиданья!?,
за то,
что, в лживости так царственно-горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
1959
Легендарная Таврия снится, \ Представляется, как наяву. \ Слава Богу, уже не влюбиться \ В сердоликовых бухт синеву. Игорь Жданов
Объемля осиянный солнцем Крым,\Великий Понт катит куда-то волны;\Вздымает ветер их, сырой и солный,\И вдаль несётся, прям, неотвратим. Иван Пузанов 1932 Крым Венок сонетов Объемля осиянный солнцем Крым,
Дмитрий Быков Сб. ?Пятое действие? 2020
?Душа под счастьем спит, как спит земля…?
Если шторм меня разбудит –
Я не здесь проснусь.
Я. Полонский
Душа под счастьем спит, как спит земля под снегом.
Ей снится дождь в Москве или весна в Крыму.
Пускает пузыри и предается негам,
Не помня ни о чем, глухая ко всему.
Душа под счастьем спит. И как под рев метельный
Ребенку снится сон про радужный прибой, –
Так ей легко сейчас весь этот ад бесцельный
Принять за райский сад под твердью голубой.
В закушенных губах ей видится улыбка,
Повсюду лед и смерть – ей блазнится уют.
Гуляют сквозняки и воют в шахте лифта –
Ей кажется, что рай и ангелы поют.
Пока метался я ночами по квартире,
Пока ходил в ярме угрюмого труда,
Пока я был один – я больше знал о мире.
Несчастному видней. Я больше знал тогда.
Я больше знал о тех, что нищи и убоги.
Я больше знал о тех, кого нельзя спасти.
Я больше знал о зле – и, может быть, о Боге
Я тоже больше знал, Господь меня прости.
Теперь я все забыл. Измученным и сирым
К лицу всезнание, любви же не к лицу.
Как снегом скрыт асфальт, так я окутан миром.
Мне в холоде его тепло, как мертвецу.
…Земля под снегом спит, как спит душа под счастьем.
Туманный диск горит негреющим огнем.
Кругом белым-бело, и мы друг другу застим
Весь свет, не стоящий того, чтоб знать о нем.
Блажен, кто все забыл, кто ничего не строит,
Не знает, не хранит, не видит наяву.
Ни нота, ни строка, ни статуя не стоит
Того, чем я живу, – хоть я и не живу.
Когда-нибудь потом я вспомню запах ада,
Всю эту бестолочь, всю эту гнусь и взвесь, –
Когда-нибудь потом я вспомню все, что надо.
Потом, когда проснусь. Но я проснусь не здесь.
ТАМАРА СЕЛЕЗНЕВА
Отпуск, море, настроенье...
Прилетела в Крым, восторг!
Но такое невезенье:
Пёс не ест, грустит дружок.
Предан, брошен он однажды
Прежнею хозяйкой был
И предательство вновь, дважды?
Невозможно, свыше сил!
Грусть, тоска в глазах собачьих
Третий день не ест, не пьёт
Не играет с палкой, в мячик...
Всё лежит и верно ждёт
Как тут быть, спешить до дому?
Отпуск, море... всё не в прок.
Попрошу по телефону:
- Майк, мой пёсик, съешь кусок!
Услыхал и встрепенулся,
Повернул к тарелке нос.
Чуточку поел, встряхнулся
Пусть хоть так поест, барбос.
Так и кормим, по Whats Appu.
Каждый день звоню, спешу.
Тянет он к экрану лапу.
- Приезжай скорей, прошу!
Крым, сентябрь 2019.
ИВАН БУНИН
На поднебесном утесе, где бури...
На поднебесном утесе, где бури
Свищут в слепящей лазури, -
Дикий, зловонный орлиный приют.
Пью, как студеную воду,
Горную бурю, свободу,
Вечность, летящую тут.
1889, Крым
Ника Батхен журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Чётки чужих городов. Стихи
БЫЧЬЯ ПЕСНЯ
Тавро Тавриды вбито под ребро,
Оно неразличимо чужаками.
Следы быков заполнены жуками,
Следы полков царапает перо.
На летописи глины и воды,
На каменной ухмылке византийца
История смолкает – не проститься,
Лишь посмотреть – кто новый поводырь.
Сюда приходят тысячей путей –
Небесный шёлк, турецкая галера,
Ухмылка площадного кавалера,
Хаммам для хама – прибыл так потей.
Без пота не взойдёт ни виноград,
Ни минарет, ни стены мавзолея.
Чумной закат румянится, алея.
Дрожи, космополит и технократ!
Когда музон беснуется в кафе,
На плоскость охреневшего танцпола
Выходит босоножка тавропола
Зовёт быков на аутодафе.
Гора рогов, протяжный злобный рёв,
Один удар священного кинжала…
Бил человек. Земля воображала.
Такого не видал и рабби Лёв.
Такого не слыхал и караим,
Припав к прохладной вечности Завета.
Все были пришлецами. И за это
Мы сним о Нём. И в разноверье – с Ним.
Не тавры мы. Не азиаты. Не
Понтийцы с подведёнными глазами.
Не толмачи. Но каждый сдал экзамен
И расписался шагом на стране.
Таро ворот. Тавро для дураков,
Для бывших – чей, оставшихся ничьими.
Возьму себе таврическое имя.
Нарву руками
Зелень
Для быков.
ВИКТОР КЛИМЕНКО
Переселенцы
К нам дошли с древних времён, манускрипты, мифы,
Крым впервые заселили, тавры, потом скифы.
Греки-эллины, сарматы, римляне, аланы,
Это были города, но, ещё не страны.
Готы также побывали, гунны, киммерийцы,
Крым хазары захватили - дикие убийцы.
Приходили печенеги, половцы, команы,
Набивали серебром, золотом карманы.
Генуэзцы даже жили, и венецианцы,
А теперь они для нас, просто иностранцы.
Византийцы здесь гуляли, турки и ордынцы,
Весь народ – это рука, а люди мизинцы.
Покорила полуостров Русская империя,
Отдыхал здесь в Ялте Сталин, и товарищ Берия.
Украинец, белорус, Форос и Артек,
Жил у моря и в горах, всегда человек.
А ещё в Крыму живут, крымчаки, татары,
А евреи и армяне, здесь имеют бары.
Поселились в этот край, поляки и немцы,
Коренных народов нет, все переселенцы.
Андрей Мединский журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Перспектива жить с фантомной болью. Стихи
ЗВЕЗДОПАД
Был август, море, крымский звездопад,
я был другой – зелёный, тонкокожий –
и многое казалось невозможным,
что после стало в жизни наступать.
Теперь, когда ?забыться? и ?забыть?
отличны только на литраж и градус,
придёшь в себя и, памяти на радость,
считаешь полустанки и столбы.
И вспоминаешь: много лет назад
у девочки, которая любила,
была собака, старший брат, и было
ночное море, август, звездопад.
ВЛАДИМИР ГАРБАРУК
О-о! даль морская — бриз вечерний,
Ты моя жизнь и остров верный.
Как много вместе мы свершали,
Росли в трудах и понимали.
Что мы творцы своей судьбы
И нелегки в трудах те дни,
Что мы боролись и творили,
И изучали, и любили;
Все испытанья, жизни трудной!
В судьбе лишь миг её минутный.
Но мы прошли и ближе стали,
И много нового познали.
Да! много взлётов и падений,
Но мы трудились, в мире бдений,
Огонь радений — возгорался
И в наших душах пробуждался.
Чтоб мы любили край родной,
Он ?Злато место?, он такой.
Для всех он двери отворяет
И кто влюблён, он награждает;
Своим прохладным бризом с моря
И солнцем жарким, днём от поля,
Духмяным запахом степей,
Для сердца верного — Елей!
Крым наш! И всех, кто его любит,
Он царство музы: Кто забудет?!
Его величие — рассвет!
Крым для писателей — есть Свет!
ДМИТРИЙ МЕРЕЖКОВСКИЙ
На южном берегу Крыма
Немая вилла спит под пенье волн мятежных…
Здесь грустью дышит все, и небо, и земля,
И сень плакучих ив, и маргариток нежных
Безмолвные поля.
Сквозь сон журчать струи в тени кустов лавровых.
И стаи пчел гудят в заросших цветниках,
И острый кипарис над кущей роз пунцовых
Чернеет в небесах…
За то, незримые, цветут пышнее розы,
Таинственнее льет фонтан в тени ветвей,
Невидимые слезы,
И плачет соловей…
Его уже давно, давно никто не слышит,
И окна ставнями закрыты много лет…
Меж тем как все кругом глубоким счастьем
дышит, —
Счастливых нет!
За то в тени аллей живет воспоминанье
И сладостная грусть умчавшихся годов, —
Как чайной розы теплое дыханье,
Как музыка валов…
Мисхор. 1889 г.
Елена Боришполец журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Тишина катается, как гвоздь во рту. Стихи
КОВШ
А медведица всё рожала,
То поэта, то пилигрима,
А под нею луна бежала
От Покровских ворот до Крыма.
А под ней растекались реки,
Надевала Елена лапти,
Зина жарила чебуреки
У холодной своей кровати.
А в медведице жили стрелы
И кусали под сердцем блохи,
А она – себе знай – горела
Над блокадой своей эпохи.
У медведицы гнили лапы
Ей не слало гусей спасенье.
В море чёрном шептались крабы,
Раки пили за новоселье.
И дракон собирал конклавы,
И по-братски дышал ей в спину.
Пирожков захотела Клава,
Ковш катила по магазину.
И ждала её дома Гала,
Марсельеза, счета и сало,
А медведица всё рожала
На небесное покрывало.
Владимир Захаров
Опубликовано в журнале Арион, номер 4, 2007
Бето на своем драндулете
отвез крысенка в пустыню,
там кактусы, злые колючки,
наконечники стрел древних индейцев,
хозяева — сволочные койоты
пробираются ночью в город,
плачут под окнами как малые дети.
Конечно, они крысенка
тут же и съели.
Суровые протестанты учат:
каждый неверный поступок
порождает
раздувающееся как пузырь зло.
Не приди я в тот вечер
в восторженное состояние —
был бы крысенок
жив и здоров.
А так пошел он, меня проклиная,
в мрачный Орк за воробьем Катулла,
тем древним,
киммерийским,
докембрийским путем,
через зимний ночной Крым туманный,
минуя Артек, Аюдаг,
в косых лучах луны, протянувшихся от кустов дрока,
по этой дороге ползут
членистоногие со времен каменноугольного периода,
и идут люди по три человека в секунду,
изредка, сохраняя достоинство,
прошествует лев иль медведь.
Знаю, хитрый крысенок,
ты там спрячешься, меня поджидая,
своего злодея,
благо ждать осталось недолго,
в нужный момент кинешься и укусишь.
Только что толку?
Тени не больно,
когда ее кусает
другая тень.
Дмитрий Быков Сб. ?Пятое действие? 2020
Из цикла ?Декларация независимости?
2. Компенсация
Закрылось все, где я когда-то
Не счастлив, нет, но жив бывал:
Закрылся книжный возле МХАТа
И на Остоженке ?Привал?,
Закрылись ?Общая?, ?Столица?,
?Литва? в Москве, ?Кристалл? в Крыму,
Чтоб ни во что не превратиться
И не достаться никому,
Закрылись ?Сити?, ?Пилорама?,
Аптека, улица, страна.
Открылся глаз. Открылась рана.
Открылась бездна, звезд полна.
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Н. Минский
На высоте
Я бросил повода, я волю дал коню,
Я настежь распахнул души своей темницу
На встречу теплому безоблачному дню,
Холмам, в осеннюю одетым багряницу.
Какая даль кругом!.. Объята тишиной
Желтеющая степь, распаханные нивы,
Салгира синего веселые извивы
И скалы, ставшие угрюмою стеной.
А там за их стеной, я чую близость моря:
Оттуда с ласковым дыханьем ветерка
Сребристые плывут к утесам облака —
Небесные мечты среди земного горя…
Нет, этот светлый день бесследно не пройдет!
Когда я возвращусь на север наш тоскливый
И вновь почувствую зловещих мыслей гнет,
Я вспомню эту степь, холмы, леса и нивы…
Тогда на эту высь я вновь мечтать приду,
Приду, но не один, а силой вдохновенья
Я и тебя, мой друг, с собою приведу,
Как я, тоскующий и жаждущий забвенья.
Под музыку стихов замрет в душе тоска,
Пред тайной красоты смирится ум усталый.
Холмы обступят нас… Змеей сверкнет река
И тучки поплывут лобзать седые скалы.
Ирина Евса Синий стеклянный шарик
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2021В кафе
Соломону Волкову
Кашляющий, чихающий визави
(краше, сказал он, — в гроб):
?Видишь ли, — просипел — на холмах любви
нет безопасных троп.
Ветка глумлива, камень непрочно вжат
в глину. Шипы, сучки.
Там, где рубин мерещился или жад, —
хлипкие черепки.
С тропки свернёшь — спихнуть норовит за край
хмурая хтонь в плаще.
Это — навряд ли ад и едва ли — рай.
Это — чистилище?.
Высморкался в салфетку. ?Уж лучше я,
чувствуя под стопой
плоскость невыносимого бытия,
буду болтать с тобой
о разномастных бабочках здешних мест,
ныть, утоляя зуд,
как безрассуден Ост, благодушен Вест
и неразборчив Зюйд?.
Я, допивая кофе, смотрела вниз,
чтобы не замечать,
как черепашьей шее неловко из
воротника торчать,
как, повторяя: ?каждый несёт свой гроб,
ибо таков устав?,
он черепашьей лапкою мелочь сгрёб,
дважды пересчитав.
Словно не мы бессмертный мололи вздор,
млечно светясь в тепле
кухни его — с газетами, вместо штор,
на голубом стекле,
где, то обидой мучаясь, то виной,
?Приму? свою куря,
я упиралась в строки о посевной
в крымском селе ?Заря?.
Крым
Я еду, мне четырнадцать лет,
Возле каменных утёсов, поросших лесом, и между арок,
Эй, обезьяны, у меня есть билет,
Я не какой-то придурок.
Степь да степь кругом, в ней девушка смотрит из-под руки,
У неё плуг, у неё чашки и ложки, у неё холодильник,
А мне ещё далеко до тёмных станиц, до тускнеющей в камышах реки,
Я в Гусь-Хрустальном покупаю хрустальный светильник.
Я в городе Кирове покупаю плюшевую игрушку для никого,
Просто есть ощущение, что всё должно измениться в конце дороги, занудной
и длинной.
Восходящее солнце освещает на столике ядовито-жёлтого льва,
И бескрайнее поле подсолнухов, и Сашу, заболевшего от холодного пива фолликулярной ангиной.
А ночью в купейном вагоне идут по коврам рэкетиры,
В туалете железном звякает заслонка, крутится сам по себе рулон,
Тёплые слёзы струятся сквозь нежные поры,
Свистящий дождь прилетает со всех космически нереальных сторон.
Я еду, мне четырнадцать лет,
Звёзды становятся больше, и вот уже не помещаются между грязных оконных
шторок,
Эй, обезьяны, у меня есть билет,
Я не какой-то придурок. Ф.К ЗНАМЯ 2010 ЦИКЛ Стихотворения В. Мааса
КОНСТАНТИН ВАГИНОВ
Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины...
Норд-ост гнул пальмы, мушмулу, маслины
И веллингтонию, как деву, колебал.
Ступеньки лестниц, словно пелерины,
К плечам пришиты были скал.
По берегу подземному блуждая,
Я встретил соловья, он подражал
И статую из солнечного края
Он голосом своим напоминал.
Я вышел на балкон подземного жилища,
Шел редкий снег и плавала луна,
И ветер бил студеным кнутовищем,
Цветы и травы истязал.
Я понял, что попал в Элизиум кристальный,
Где нет печали, нет любви,
Где отраженьем ледяным и дальним
Качаются беззвучно соловьи.
1933, Крым
ИРИНА ВЕДИНОВА
Крымский мост
Природа часто нам не уступает.
Но смел, настойчив русский человек.
В руках рабочих миссия святая -
Соединить сердца людей навек.
Когда-то на пароме километры
Плыть, прямо скажем, было не легко.
Теперь летишь в машине ты под ветром;
Построен мост, и Крым недалеко.
Минут пятнадцать, - ты в объятьях моря
С гостеприимной крымскою землей.
Здесь все Российское, с чем не поспоришь.
Сияет Крымский - радужной зарей!
И радуемся мы певучей лире,
Скандируем Победный клич "Ура"!
Чем славится Россия в целом мире?
Возводит для людей мосты добра.
НИКОЛАЙ МИНСКИЙ
Херсонес
Печальней никогда не видал я руин;
Разрытые дома сияют, как могилы,
На пыльных насыпях растет бурьян унылый
И с ветром плачущим беседует один.
Ютится мох на дне разрушенной цистерны,
Низринут мавзолей и спит, как страж неверный.
И тихо меж руин бродил я как больной;
Холодный страх в душе сменялся скорбью жгучей,
И наконец я стал над каменистой кручей,
Откуда моря даль открылась предо мной.
Жемчужные валы к подножью припадали
И, неутешные, метались и рыдали…
Меж тем закат разлил кровавые ручьи
На море зыбкое, – и тучек вереницы
Поднялись в глубь небес, как огненные птицы,
И день им посылал последние лучи.
Проснулся колокол в беззвучном отдаленьи
И слил с рыданьем волн торжественное пенье.
Но вскоре отблеск роз на жемчуге волны
Стал быстро угасать; кой-где огни блеснули,
Раскрылись небеса – и берега заснули.
Лишь пенистый прибой рыдал средь тишины,
Да у меня в душе молитвенно звучали
Аккорды нужные восторга и печали.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Баллада листопада
Нас носит ветром, нас бьет о стекла, нас тянет в воду,
Таких прозрачных, таких осенних, бронзовокожих…
Мы были листья, а стали пятна на старом фото.
Святой сентябрь, спаси случайных твоих прохожих.
Столы асфальта накрыты щедро – бери и царствуй,
Дожди проходят своей дорогой – подставь ладони
Во тьме, казалось, что асфодели – простые астры,
Запахнет горьким, заплачет светлым, вода утонет.
Молчу ночами – а вдруг услышишь мое дыханье,
Придешь к постели, разбудишь сонных ресниц затишье,
Кареты Крыма везут рассветы. В открытой тайне
Скажу – все просто, мы были листья, мы стали выше.
Вдали от дома я кану в небо, оденусь дымом.
Мои законы – моря и реки, пути и трассы.
Таранить стекла, врезаться в воду, писать любимым:
Мы были осень, а стали листья… Кленовый, здравствуй!
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Баллада климата
?…Запад есть запад, Восток есть восток
И с места они не сойдут…?
Р. Киплинг
Стук полустанков: Питер, Одесса, Ревель.
Блеск саквояжьей кожи, тряпичный тюк…
Если в глазах свинцом застывает север,
Памятью моря в душу стучится юг.
Строгость и стройность, линии и границы,
Стянут стежком фрегата балтийский плат.
Лед подворотни. Булочная. Синицы.
Маленький кофе в чашке. И шоколад.
Вдоль осевых проспектов метаться птицей,
Биться о стекла, тщетно искать приют…
Голодом гордых город готов гордиться.
Любят – счастливых. Нищим – не подают.
И на морозе солью себя посеяв,
Милый, оставь надежду взойти весной.
В каждом осколок холода. Это север.
Здесь не умеют знать, что такое зной.
Как горячо ложится песок под ноги,
Как истекает соком раздавленный апельсин.
Как танцевать под солнцем – одной для многих,
Щедро и без оглядки – лишь бы хватило сил,
Как покупать на рынке вино и сливы,
Как убивать на ложе чужой жены,
Как зачинать младенцев, любить счастливых,
Как отдаваться силе морской волны.
Оттиск камней по коже – печать ночлега.
Горсточка слов на память – арык, урюк.
Здесь не умеют жить, дожидаясь снега.
Здесь умирают полностью. Это юг.
Правда вагонной двери. Откуда деться?
Чьих бесприютных примет пустой вокзал?
Северный ветер снегом стучится в сердце.
Южное солнце вычернило глаза.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Баллада метронома
Когда время остановилось – стало мягким как мед и сладким,
Все на свете колеса разом перестали крутить метраж,
Самолеты в поля спустились словно птицы, большие птицы
Из бумаги тетрадной, тонкой, листик в клеточку, два штриха.
Дым заводов свернулся в нити, раскатился клубками шерсти,
Подбирай и вяжи дорогу, свитер, сказку, второй носок.
Зло заводов изгнило в домнах, у домов провалились крыши,
Люди в форме навек забыли – как стрелять и в кого стрелять.
Мы достали из банки деньги – горсти пестрой цветной бумаги,
Подобрали четыре спички и сожгли золотой запас.
Мы не били автомобили, но из них проросла крапива.
Мы не пили, но опьянели, наши мели попутал хмель,
Наши рамы снесло штормами, наши думы сложили в трюмы,
Наши души спасутся сами, их не надо пасти, Отец!
Если время остановилось – значит можно не торопиться,
Притвориться творцом и тварью, красной глиной, тугим снежком,
Ни на йоту не повториться – карамель, киноварь, корица,
Скоростная моя столица – сколько зим намотал мотор?
Сколько стоит стоять в подъезде, старой книгой стоять в подъезде,
Ветхой книгой на пыльной полке, никуда не спеша вовек?
Я раскрою тебя – страницу заложу неумелым пальцем
И прочту по строке, по букве – как сегодня тебя зовут?
Ангел-Смерти-уже-не будет, повелитель базарных блюзов,
King of lizards, мой подорожник – прилагаю, не дорожу.
Переплет пропитался потом, правота обернулась прахом,
Счастье смирно стоит у двери, непременно ведущей в рай.
Вру и я – немотой, ненастьем. Я не Настенька, славно, сладко.
Точка кома. Рубец ответа. Дао да против ноты нет.
Если время остановилось, наши раны никто не вскроет,
Наши руки сплетет веселый, вездесущий лесной вьюнок,
Ты откроешь мою страницу и на имя приманишь имя.
– Кто там?
– Кто-то.
– Тип-топ?
…Тик-так.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
Чайное стихотворение
Примета осени – живое упорно тянется к теплу
Коричным плюшкам в сладкой корке, такой коричневой на вид
Молочным плошкам, мягким кошкам, шарфам и шалям шерстяным,
Верблюжьим пледам, берегущим полупустынную жару.
Старухи лезут в кладовые, будить меха унылых шуб.
На книжной полке царский Диккенс ворча смыкает переплет.
В пруду скандал у стаи уток – одни спешат к чужой стране,
Другие щиплют эмигранток, патриотически шипя.
У ос и бабочек затишье, у малышни сезон потерь,
А бабы-дуры манят лето на огурцы и конфитюр —
Несут тропой из магазина отяжелевшие кульки
И чешут ложками о днища больших прадедовских тазов.
Коты ложатся на капоты, а псы на трубы теплотрасс.
В негромком солнце искупаться любой прохожий норовит.
Худые дворники сгребают обронзовелую листву
И тщетно жгут – в аллеях парков гуляет только горький дым.
…Так славно – греть о чашку руки, дышать редеющим паркОм
Китайских маленьких жасминов, июльской липовой жары,
Потом прижать к щеке пустую фарфоровую синеву
И кожей снять тепло до капли, чтоб ничего не упустить.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
?Пахнет яблоками и лето улетает на ЮБК…?
Пахнет яблоками и лето улетает на ЮБК
Мы с тобою остались где-то, в царстве кофе и коньяка,
В янтаре, в голубой глазури, в тени – контуры обведи,
На палитре кармин и сурик, дремлет бабочка на груди,
Дремлет девочка на скамейке, в телефоне дрожит привет,
По фонтану звенят копейки, от музея плывет корвет.
Словно шкурка от мандарина солнце падает за причал
Мы сегодня читали Грина, мы читали, а он молчал.
Мы гуляли по Корабельной, колокольный внушая звон,
Мне почудилось – колыбельный, коктебельный прекрасный сон,
А тебе не приснилось чудо, ни колечка ни лоскутка.
Только память о том как чутко дышат волны на ЮБК.
ВЕРОНИКА БАТХЕН Сб. ?ГАЕЧНЫЙ КЛЮЧ? 2016 Крымские стихи
Ника Батхен
?Сказка проходит мимо, платье едва шуршит…?
Сказка проходит мимо, платье едва шуршит.
Ракушка пилигрима, найденная в глуши,
Шепчет мне: Палестина, Яффа, Салахаддин…
Или руби скотину или живи один.
Или пиши, не чая, или вообще молчи,
Флага не различая, спрятав в подвал мечи.
Кто тебе, рыцарь гордый, нынче на свете рад?
Конь с поседелой мордой, ключ от ничейных врат.
Стены давно упали, двери ещё стоят.
Старый монах в Непале варит любовный яд.
Белый цветок хранится в ветхом плену страниц.
Стерта моя граница, свергнут король ресниц.
Пала моя твердыня, не простояв и дня.
Гнула меня гордыня, сдавливала броня.
Все оставляю ныне, в бухте на берегу,
Вслед за волною синей мальчиком убегу…
Сохнет скорлупкой глина, мокнет небесный шелк.
Ракушка пилигрима помнит, куда я шел.
ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО
ОДИНОЧЕСТВО
Как стыдно одному ходить в кинотеатры
без друга, без подруги, без жены,
где так сеансы все коротковаты
и так их ожидания длинны!
Как стыдно —
в нервной замкнутой войне
с насмешливостью парочек в фойе жевать,
краснея, в уголке пирожное,
как будто что-то в этом есть порочное…
Мы,
одиночества стесняясь,
от тоски
бросаемся в какие-то компании,
и дружб никчемных обязательства кабальные
преследуют до гробовой доски.
Компании нелепо образуются —
в одних все пьют да пьют,
не образумятся.
В других все заняты лишь тряпками и девками,
а в третьих —
вроде спорами идейными,
но приглядишься —
те же в них черты…
Разнообразны формы суеты!
То та,
то эта шумная компания…
Из скольких я успел удрать —
не счесть!
Уже как будто в новом был капкане я,
но вырвался,
на нем оставив шерсть.
Я вырвался!
Ты впереди, пустынная
свобода…
А на черта ты нужна!
Ты милая,
но ты же и постылая,
как нелюбимая и верная жена.
А ты, любимая?
Как поживаешь ты?
Избавилась ли ты от суеты?
И чьи сейчас глаза твои раскосые
и плечи твои белые роскошные?
Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
что я сейчас в такси куда-то мчу,
но если я и мчу,
то где мне высадиться?
Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
Со мною женщины в себя уходят,
чувствуя,
что мне они сейчас такие чуждые.
На их коленях головой лежу,
но я не им —
тебе принадлежу…
А вот недавно был я у одной
в невзрачном домике на улице Сенной.
Пальто повесил я на жалкие рога.
Под однобокой ёлкой с лампочками тускленькими,
посвечивая беленькими туфельками,
сидела женщина
как девочка, строга.
Мне было так легко разрешено
приехать,
что я был самоуверен
и слишком упоенно современен —
я не цветы привез ей,
а вино.
Но оказалось все —
куда сложней…
Она молчала,
и совсем сиротски
две капельки прозрачных —
две сережки
мерцали в мочках розовых у ней.
И как больная, глядя так невнятно,
поднявши тело детское свое,
сказала глухо:
?Уходи…
Не надо…
Я вижу —
ты не мой,
а ты-ее…?
Меня любила девочка одна
с повадками мальчишескими дикими,
с летящей челкой
и глазами-льдинками,
от страха
и от нежности бледна.
В Крыму мы были.
Ночью шла гроза,
и девочка
под молниею магнийной
шептала мне:
?Мой маленький!
Мой маленький!?
ладонью закрывая мне глаза.
Вокруг все было жутко
и торжественно,
и гром,
и моря стон глухонемой,
и вдруг она,
полна прозренья женского,
мне закричала:
?Ты не мой!
Не мой!?
Прощай, любимая!
Я твой
угрюмо,
верно,
и одиночество —
всех верностей верней.
Пусть на губах моих не тает вечно
прощальный снег от варежки твоей.
Спасибо женщинам,
прекрасным и неверным,
за то,
что это было все мгновенным,
за то,
что их ?прощай!? —
не ?до свиданья!?,
за то,
что, в лживости так царственно-горды,
даруют нам блаженные страданья
и одиночества прекрасные плоды.
1959
Метки:
