крым-68
*****************
КРЫМ
Вступил в Крыму в зеркальную прохладу,\ Под градом желудей оркестр любовь играл.\ И, точно призраки, со всех концов Союза\ Стояли зрители и слушали Кармен. Константин Вагинов 1933 Вступил в Крыму в зеркальную прохладу,
Вся страна хотела Крыма, чьи душа и поводок\Словно пойманная рыба, воздух путали с водой.\Как Овидию в неволе снился парусник босой,\Через горло часовое пересыпался песок. Николай Звягинцев Из сборника ?КРЫМ НЗ? 2001 Митридат поймал лемура, сел на кончике хвоста.
Феликс Чечик
Не что иное
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2012
А ПОМНИШЬ…
2.
А помнишь, как в Крыму
цикады не давали
уснуть, и потому
мы до обеда спали
с тобой, и наши сны
брели поодиночке
до будущей весны
и до рожденья дочки,
когда сольются вдруг
в один два сновиденья,
как радости испуг
и страх грехопаденья.
Марина Саввиных Золотое затишье
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2018
НИНЕ ЯГОДИНЦЕВОЙ
Как встречаемся редко и бегло мы:
Словно кто-то срывает стоп-кран, —
Вздох… минутка… и — черным по белому
Снова шьется поспешное дело нам…
Кувыркается путь по буграм.
Пусть минутка — да наша. Доверимся
Ублажающим нас домовым…
Расцветает беседа — как деревце —
Теплым словом — родным и живым.
Вечеряем. За окнами — сумерки.
На столе — что Господь ниспослал.
Так, наверное, празднуют в кубрике
Моряки завершенный аврал…
Только снится покой, но короткое
Золотое затишье — для нас
Словно общими предками соткано
В драгоценный провидческий час,
Чтоб держалась цепочка заветная.
Знаем, что предстоит нам, — сиречь
Завтра — вновь суета предрассветная.
Но теперь — только вечер и речь.
Осеним наше прошлое светское
Троеперстием, едким, как дым…
И покажется детство советское —
Фантастическим сном золотым…
А бывало… а помнишь… поверишь ли?
Чуть колышется времени сеть.
Торжествуй, наше вечное, вешнее!
Мы ведь выбрали — быть, не иметь!
Пусть чувствительность нынче не в моде, но —
Не сдержать набежавшей слезы…
Так поднимем за милую родину
По стаканчику ?Крымской лозы!?
Символ веры
(стихотворение Георгия Иванова ?Свободен путь под Фермопилами?)
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2015
III. ?Конечно, умер и за них?
Стихотворение ?Свободен путь под Фермопилами? было опубликовано в ?Новом Журнале? в 1957 году. По словам Кирилла Померанцева, оно существовало уже к 1955 году.
Свободен путь под Фермопилами
На все четыре стороны.
И Греция цветет могилами,
Как будто не было войны.
А мы – Леонтьева и Тютчева
Сумбурные ученики –
Мы никогда не знали лучшего,
Чем праздной жизни пустяки.
Мы тешимся самообманами,
И нам потворствует весна,
Пройдя меж трезвыми и пьяными,
Она садится у окна.
?Дыша духами и туманами,
Она садится у окна?.
Ей за морями-океанами
Видна блаженная страна:
Стоят рождественские елочки,
Скрывая снежную тюрьму.
И голубые комсомолочки,
Визжа, купаются в Крыму.
Они ныряют над могилами,
С одной – стихи, с другой – жених…
…И Леонид под Фермопилами,
Конечно, умер и за них.
ДМИТРИЙ БЫКОВ
Сумерки империи
Назавтра мы идем в кино —
Кажется, на Фосса. И перед сеансом
В фойе пустынно и темно.
И. Богушевская
Мы застали сумерки империи,
Дряхлость, осыпанье стиля вамп.
Вот откуда наше недоверие
К мертвенности слишком ярких ламп,
К честности, способной душу вытрясти,
К ясности открытого лица,
Незашторенности, неприкрытости,
Договоренности до конца.
Ненавидя подниматься затемно,
В душный класс по холоду скользя,
То любил я, что необязательно,
А не то, что можно и нельзя:
Легкий хмель, курение под лестницей,
Фонарей качание в окне,
Кинозалы, где с моей ровесницей
Я сидел почти наедине.
Я любил тогда театры-студии
С их пристрастьем к шпагам и плащам,
С ощущеньем подступа, прелюдии
К будущим неслыханным вещам;
Все тогда гляделось предварением,
Сдваивалось, пряталось, вилось,
Предосенним умиротворением
Старческим пронизано насквозь.
Я люблю район метро ‘Спортивная’,
Те дома конца сороковых.
Где Москва, еще малоквартирная,
Расселяла маршалов живых.
Тех строений вид богооставленный,
Тех страстей артиллерийский лом,
Милосердным временем расплавленный
До умильной грусти о былом.
Я вообще люблю, когда кончается
Что-нибудь. И можно не спеша
Разойтись, покуда размягчается
Временно свободная душа.
Мы не знали бурного отчаянья —
Родина казалась нам тогда
Темной школой после окончания
Всех уроков. Даже и труда.
Помню — еду в Крым, сижу ли в школе я,
Сны ли вижу, с другом ли треплюсь —
Все на свете было чем-то более
Видимого: как бы вещью плюс.
Все застыло в призрачной готовности
Стать болотом, пустошью, рекой,
Кое-как еще блюдя условности,
Но уже махнув на все рукой.
Я не свой ни белому, ни черному,
И напора, бьющего ключом,
Не терплю. Не верю изреченному
И не признаюсь себе ни в чем.
С той поры меня подспудно радуют
Переходы, паузы в судьбе.
А и Б с трубы камнями падают.
Только И бессменно на трубе.
Это время с нынешним, расколотым,
С этим мертвым светом без теней,
Так же не сравнится, как pre-coitum
И post-coitum; или верней,
Как отплытье в Индию — с прибытием,
Или, если правду предпочесть,
Как соборование — со вскрытием:
Грубо, но зато уж так и есть.
Близость смерти, как она ни тягостна,
Больше смерти. Смерть всегда черства.
Я и сам однажды видел таинство
Умирания как торжества.
Я лежал тогда в больнице в Кунцево,
Ждал повестки, справки собирал.
Под покровом одеяла куцего
В коридоре старец умирал.
Было даже некое величие
В том, как важно он лежал в углу.
Капельницу сняли (‘Это лишнее’)
И из вены вынули иглу.
Помню, я смотрел в благоговении,
Как он там хрипел, еще живой.
Ангелы невидимые веяли
Над его плешивой головой.
Но как жалок был он утром следующим.
В час, когда, как кучу барахла,
Побранившись с яростным заведующим,
В морг его сестра отволокла!
Родственников вызвали заранее.
С неба лился серый полусвет.
Таинство — не смерть, а умирание.
Смерть есть плоскость. В смерти тайны нет.
Вот она лежит, располосованная,
Безнадежно мертвая страна —
Жалкой похабенью изрисованная
Железобетонная стена,
Ствол, источенный до основания,
Груда лома, съеденная ржой,
Сушь во рту и стыд неузнавания
Серым утром в комнате чужой.
Это бездна, внятная, измеренная
В глубину, длину и ширину.
Мелкий снег и тишина растерянная.
Как я знаю эту тишину!
Лужа замерзает, арка скалится,
Клонятся фонарные столбы,
Тень от птицы по снегу пластается,
Словно И, упавшее с трубы.
1999
Евгений Евтушенко (1932-2017) Кн ?Окно выходит в белые деревья…? 2007
АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА РЕВУЦКАЯ
Не позабыл пионерские клятвы еще,
все же немножечко поумнев.
Что за тоска меня тянет на кладбище,
русское кладбище Сен-Женевьев?
Я обожал Кочубея, Чапаева.
Есть ли моя перед ними вина,
если сейчас, как родные, читаю я
белогвардейские имена?
Я, у Совдепии — красной кормилицы —
поздно оторванный от груди,
разве повинен, дроздовцы, корниловцы,
в крови, засохшей давно позади?
У барельефа красавца деникинца,
если уж пившего — только до дна,
что-то терзает меня — ну хоть выкинься
в ночь из гостиничного окна.
Где-то на тропке, струящейся ровненько,
вдруг за рукав зацепила меня
в розочках белых колючка шиповника,
остановиться безмолвно моля.
Это сквозь войны и революции,
сквозь исторический перегной
Анастасия Петровна Ревуцкая
заговорить попыталась со мной.
Я не узнал, где ни спрашивал, — кто она.
Не из писательниц, не из актрис.
Скрыв, что ей было судьбой уготовано,
молча над нею шиповник навис.
Из Петербурга, а может, Саратова;
Может, дворянка, а может быть, нет…
Но почему она веткой царапнула,
будто на что-то ждала мой ответ?
Анастасия Петровна Ревуцкая
вот что спросила, так мягко казня:
?Что ж вы воюете, русские с русскими,
будто Гражданской войне нет конца?
Что ж вы деретесь, как малые дети,
как за игрушки, за деньги, за власть?
Что ж вы Россию все делите, делите —
так вообще она может пропасть…?
Анастасия Петровна Ревуцкая,
чувствую, каменно отяжелев,
что-то сиротское, что-то приютское
здесь, над могилами Сен-Женевьев.
Что я стою с головою повинною,
если была до меня та война?
Но из себя все могилы не выну я.
Может быть даже невинной вина.
Если бы белые красных пожизненно
вышвырнули из Крыма в Стамбул,
вдруг бы на кладбище это парижское
Врангеля внук заглянул и вздохнул.
Напоминая взаимозлодейские
кровопролития, ненависть, гнев,
тлели бы звездочки красноармейские
здесь, на надгробиях Сен-Женевьев.
Но расстреляли, наверное, ангелов,
тех, чьи застенчивые персты
тщетно пытались и красных, и Врангеля,
их примирив, для России спасти.
И над моими надеждами детскими
вдруг пролетел молодой-молодой
ангел с погонами белогвардейскими,
с красноармейской, родной мне звездой.
Анастасия Петровна Ревуцкая.
Шепот шиповника — крик тишины:
?Где же вы, ангелы, ангелы русские, —
Боже мой, как вы сегодня нужны!?
Сентябрь 2002
Елена БУЕВИЧ НЕВА 2019
Сколько ни гони, старость проберется свернется жилеткой в шкафу между столетними веничками лаванды из Крыма, бывшего нашим жилетка это так удобно
А то подсунет корвалол: пусть стоит на полочке, рядом с медовым Герленом чтобы не ходить на кухню откроешь дверцу накапаешь в рюмочку и спать
Ты еще против грозишь устроить пробежку вот сейчас, только давление станет нормальным или сделать планку активировать обруч выбросить старую хэбэшку спать в шелку и на шелках
Обнимать во сне несуществующего мужа а не сворачиваться в страхе сейчас убьют глухо шарахнут по сердцу взорвут сосуды или незаметно остановят дыхание
Спасибо
здесь было тяжело горько но иногда красиво особенно вначале а теперь откройте зачем
** *
Марина МАТВЕЕВА НЕВА 2019
Вечор отсырелою крымской зимцою не вьюга нам выла по виктору цою, не хлопья пуржили лепехами в лик, а просто прожили мы с Лехою миг.
А просто прожили, а просто поржали, а просто кого-то в себе испужали, как павка корчагин — не стыдно ему бесцельно прожи то тому, то тому.
А после прожилки мгновение это куда-то свалило из нас как предмета. Видать, укатило, как леди с сумой, набитою яствами, к мужу домой
на самом переднем бушприте маршлодки, там, там, где в водителя тыкалось локтем, в рычаг скоростей на спонтанной волне, с ночнеющим городом наедине.
И вот мы стоим, как удоды, без мига.
И нам не поможет ни умная книга, ни дима билан, ни армен григорян, ни санта лючия, ни небо славян.
И вот мы стоим, как лохи, без мгновенья. И нас не спасет ни церковное пенье, ни пиво, ни водка, ни млеко козлищ — там, там, где сияет и вьюга нам свищ...
И вот просоленною крымской зимищей мы, два капитана, сокровище ищем.
Но нет у нас карты. И компас не тот.
И штормля. И вновь продолжается год.
Александр Твардовский (1910-1971) ?Стихотворения. Поэмы? БВЛ
О родине
Родиться бы мне по заказу
У теплого моря в Крыму,
А нет, — побережьем Кавказа
Ходить, как в родимом дому.
И славить бы море и сушу
В привычном соседстве простом,
И видеть и слышать их душу
Врожденным сыновним чутьем…
Родиться бы, что ли, на Волге,
Своими считать Жигули,
И домик в рыбачьем поселке,
Что с палубы видишь вдали…
Родиться бы в сердце Урала,
Чья слава доныне скрытна,
Чтоб в песне моей прозвучала
С нежданною силой она.
В Сибири, на Дальнем Востоке,
В краю молодых городов,
На некоей там новостройке,—
Везде я с охотой готов
Родиться.
Одно не годится:
Что, где ни случилось бы мне,
Тогда бы не смог я родиться
В родимой моей стороне —
В недальней, отцами обжитой
И дедами с давних времен,
Совсем не такой знаменитой,
В одной из негромких сторон;
Где нет ни жары парниковой,
Ни знатных зимой холодов,
Ни моря вблизи никакого,
Ни горных, конечно, хребтов;
Ни рек полноты величавой,
А реки такие подряд,
Что мельницу на два постава,
Из сил выбиваясь, вертят.
Ничем сторона не богата,
А мне уже тем хороша,
Что там наудачу когда-то
Моя народилась душа.
Что в дальней дали зарубежной,
О многом забыв на войне,
С тоской и тревогою нежной
Я думал о той стороне:
Где счастью великой, единой,
Священной, как правды закон,
Где таинству речи родимой
На собственный лад приобщен.
И с нею — из той незавидной
По многим статьям стороны,
Мне всю мою родину видно,
Как город с кремлевской стены.
Леса, ее горы, столицы,
На рейде ее корабли…
И всюду готов я родиться
Под знаменем этой земли.
А только и прежде и ныне
Милей мне моя сторона —
По той по одной лишь причине,
Что жизнь достается одна.
1946
Ника Батхен журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Чётки чужих городов. Стихи
ШТОРМОВОЕ
На пороге осени – обернись,
Солнце надрывается задарма,
На границе Ниццы тускнеет синь,
А навстречу Крыму спешат шторма.
Шторки заоконные – в клочья, влёт.
Сучья тополиные – в треск и хруст.
На стене барометр снова врёт,
В этой части суши усталых уст
Не целуют жадные рыбаки,
Им важнее, скоро ль придёт кефаль.
Рыбаки работают на долги.
Перетрут в кафе, кто кого кохал
И опять за сети – богат улов.
Если шторм отправит свечой на дно,
Шапку пустят в море без лишних слов –
Так у них от греков заведено.
И опять – Петруха, крути мотор,
На охвостье мыса веди баркас!
А вокруг кипящий земной простор,
Злые скалы скалятся напоказ,
Бьёт дождём по рожам, по седине,
Хлещет вдоль по борту, срывая снасть,
Эта жизнь, бродяга, – она по мне.
Эта смерть, приятель – она для нас!
Кто отведал моря солёный сок,
Тот в Крыму не пасынок, не чужой.
Бескозырку выбросит не в песок –
На колючий яшмовый пляж Орджо.
…Ты себя, хороший, не береги,
Разве много счастья на берегу?
Видишь – возвращаются рыбаки.
Я навстречу с пристани побегу.
Сергей Сутулов-Катеринич журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2015
Сорокоградусный народ. Стихи
ИЗ ДЕКАБРЯ В ДЕКАБРЬ: ВЕЧОР, ПОЗАВЧЕРА…
Моим друзьям –
Вячеславу Лобачёву,
Юрию Орлову,
Ирине и Александру Андреевым
Кочуя за кордон, пардон, за кадр страны,
За камерный размер условного холста, –
Мечтаю посмотреть на нас со стороны
Луны – со стороны, что якобы пуста.
Весёлый холодок гуляет вдоль спины –
Почую: проскочил знакомые места…
Четвёртый час лечу, не сплю вторую ночь.
Соврёт автопилот: налево – Анкара,
Направо – Бухарест… В затылок смотрит дочь:
Опять по небесам гуляет бравый Ра!
Дремотная пора… Попытка превозмочь
Предутренний рефрен: вечор, позавчера…
Дробинки декабря – проделки сатаны?!
(Прописан в Астане, морозит Тёплый Стан).
Звоню друзьям: ?Ага! Снега? – на полстраны…? –
?Не виделись, увы, лет десять…? – ?Нет, полста!..? –
?Позвольте поглазеть на вас со стороны
Москвы…? – ?Со стороны?..? – ?…и Крымского моста!?
Азартная зима! Распластанную твердь
И сне?ги, и снега? бинтуют на Тверской.
В мобильнике смешок: ?Быстрее через Тверь!? –
?Мы пёхом от метро…? – ?Согрелись в мастерской?..?
Авральный автобан открыжит круговерть –
Гирлянда красных глаз мерцает над рекой…
Кочуя за кордон – динь-дон! – за край страны,
Черчу в черновиках архаику морей:
От Каспия до Белого, от Волги до Двины;
До Красного течёт речушка журавлей…
Престранный парафраз пространной старины –
На кончике пера: ?Декабрь-брадобрей…?
Девятый час лечу, не сплю сороковой…
Из минус десять – в плюс: на траверсе – жара!
Озябшая жена кивает головой:
Подвыпивший индус похож на Бога Ра.
Сакральная Аккра в зарнице грозовой.
Прокуренный рефрен: вечор, позавчера…
Агния Барто (1906-1981) Т. 2 из 4 Стихи и поэмы М., 1981.АНЮТА
Каждый день, в двенадцать тридцать,
Слышен гром в тиши лесной,—
Это мчится, мчится, мчится
Дальний поезд скоростной.
А куда бежит Анюта?
Так торопится, как будто
Ей минута дорога.
Через лес бежит Анюта,
Через поле, где стога.
Поезд мчится, мчится мимо,
Он людей везёт из Крыма,
На разъезде, возле будки,
Не стоит он ни минутки.
Так зачем бежит Анюта
Через поле, где стога?
Так торопится, как будто
Ей минута дорога!
Как зачем?! А кто с откоса
Машет поезду рукой?
Всё сильней стучат колёса,
Грохот, гром стоит такой,
И в ответ ей машет кто-то
Из вагонного окна…
Каждый день, как на работу,
На разъезд бежит она.
1964
Василий Каменский (1884-1961)
Стихотворения и поэмы БП, 1966
Я весь в Крыму*
М. П. Чеховой
Я весь в Крыму,
В горах у моря.
Я весь в лучистых даленя;х.
Я весь к нему –
К раздолью гор я –
В цветисто-звонких зеленях.
Я – избалованный ребенок,
Кричу, смеюсь и трепещу,
Как на поляне жеребенок,
Я сам не знаю, что ищу.
Мой вольный бег,
Мой путь привольный, –
Где солнце и где май.
Вчера – Казбек,
Сегодня – волны,
У моря Черного мой рай.
Я весь в Крыму,
В горах расцвета,
Я весь к нему –
К привету лета –
Солнцекачающий Поэт.
<1916>
КРЫМ
Вступил в Крыму в зеркальную прохладу,\ Под градом желудей оркестр любовь играл.\ И, точно призраки, со всех концов Союза\ Стояли зрители и слушали Кармен. Константин Вагинов 1933 Вступил в Крыму в зеркальную прохладу,
Вся страна хотела Крыма, чьи душа и поводок\Словно пойманная рыба, воздух путали с водой.\Как Овидию в неволе снился парусник босой,\Через горло часовое пересыпался песок. Николай Звягинцев Из сборника ?КРЫМ НЗ? 2001 Митридат поймал лемура, сел на кончике хвоста.
Феликс Чечик
Не что иное
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2012
А ПОМНИШЬ…
2.
А помнишь, как в Крыму
цикады не давали
уснуть, и потому
мы до обеда спали
с тобой, и наши сны
брели поодиночке
до будущей весны
и до рожденья дочки,
когда сольются вдруг
в один два сновиденья,
как радости испуг
и страх грехопаденья.
Марина Саввиных Золотое затишье
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2018
НИНЕ ЯГОДИНЦЕВОЙ
Как встречаемся редко и бегло мы:
Словно кто-то срывает стоп-кран, —
Вздох… минутка… и — черным по белому
Снова шьется поспешное дело нам…
Кувыркается путь по буграм.
Пусть минутка — да наша. Доверимся
Ублажающим нас домовым…
Расцветает беседа — как деревце —
Теплым словом — родным и живым.
Вечеряем. За окнами — сумерки.
На столе — что Господь ниспослал.
Так, наверное, празднуют в кубрике
Моряки завершенный аврал…
Только снится покой, но короткое
Золотое затишье — для нас
Словно общими предками соткано
В драгоценный провидческий час,
Чтоб держалась цепочка заветная.
Знаем, что предстоит нам, — сиречь
Завтра — вновь суета предрассветная.
Но теперь — только вечер и речь.
Осеним наше прошлое светское
Троеперстием, едким, как дым…
И покажется детство советское —
Фантастическим сном золотым…
А бывало… а помнишь… поверишь ли?
Чуть колышется времени сеть.
Торжествуй, наше вечное, вешнее!
Мы ведь выбрали — быть, не иметь!
Пусть чувствительность нынче не в моде, но —
Не сдержать набежавшей слезы…
Так поднимем за милую родину
По стаканчику ?Крымской лозы!?
Символ веры
(стихотворение Георгия Иванова ?Свободен путь под Фермопилами?)
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 3, 2015
III. ?Конечно, умер и за них?
Стихотворение ?Свободен путь под Фермопилами? было опубликовано в ?Новом Журнале? в 1957 году. По словам Кирилла Померанцева, оно существовало уже к 1955 году.
Свободен путь под Фермопилами
На все четыре стороны.
И Греция цветет могилами,
Как будто не было войны.
А мы – Леонтьева и Тютчева
Сумбурные ученики –
Мы никогда не знали лучшего,
Чем праздной жизни пустяки.
Мы тешимся самообманами,
И нам потворствует весна,
Пройдя меж трезвыми и пьяными,
Она садится у окна.
?Дыша духами и туманами,
Она садится у окна?.
Ей за морями-океанами
Видна блаженная страна:
Стоят рождественские елочки,
Скрывая снежную тюрьму.
И голубые комсомолочки,
Визжа, купаются в Крыму.
Они ныряют над могилами,
С одной – стихи, с другой – жених…
…И Леонид под Фермопилами,
Конечно, умер и за них.
ДМИТРИЙ БЫКОВ
Сумерки империи
Назавтра мы идем в кино —
Кажется, на Фосса. И перед сеансом
В фойе пустынно и темно.
И. Богушевская
Мы застали сумерки империи,
Дряхлость, осыпанье стиля вамп.
Вот откуда наше недоверие
К мертвенности слишком ярких ламп,
К честности, способной душу вытрясти,
К ясности открытого лица,
Незашторенности, неприкрытости,
Договоренности до конца.
Ненавидя подниматься затемно,
В душный класс по холоду скользя,
То любил я, что необязательно,
А не то, что можно и нельзя:
Легкий хмель, курение под лестницей,
Фонарей качание в окне,
Кинозалы, где с моей ровесницей
Я сидел почти наедине.
Я любил тогда театры-студии
С их пристрастьем к шпагам и плащам,
С ощущеньем подступа, прелюдии
К будущим неслыханным вещам;
Все тогда гляделось предварением,
Сдваивалось, пряталось, вилось,
Предосенним умиротворением
Старческим пронизано насквозь.
Я люблю район метро ‘Спортивная’,
Те дома конца сороковых.
Где Москва, еще малоквартирная,
Расселяла маршалов живых.
Тех строений вид богооставленный,
Тех страстей артиллерийский лом,
Милосердным временем расплавленный
До умильной грусти о былом.
Я вообще люблю, когда кончается
Что-нибудь. И можно не спеша
Разойтись, покуда размягчается
Временно свободная душа.
Мы не знали бурного отчаянья —
Родина казалась нам тогда
Темной школой после окончания
Всех уроков. Даже и труда.
Помню — еду в Крым, сижу ли в школе я,
Сны ли вижу, с другом ли треплюсь —
Все на свете было чем-то более
Видимого: как бы вещью плюс.
Все застыло в призрачной готовности
Стать болотом, пустошью, рекой,
Кое-как еще блюдя условности,
Но уже махнув на все рукой.
Я не свой ни белому, ни черному,
И напора, бьющего ключом,
Не терплю. Не верю изреченному
И не признаюсь себе ни в чем.
С той поры меня подспудно радуют
Переходы, паузы в судьбе.
А и Б с трубы камнями падают.
Только И бессменно на трубе.
Это время с нынешним, расколотым,
С этим мертвым светом без теней,
Так же не сравнится, как pre-coitum
И post-coitum; или верней,
Как отплытье в Индию — с прибытием,
Или, если правду предпочесть,
Как соборование — со вскрытием:
Грубо, но зато уж так и есть.
Близость смерти, как она ни тягостна,
Больше смерти. Смерть всегда черства.
Я и сам однажды видел таинство
Умирания как торжества.
Я лежал тогда в больнице в Кунцево,
Ждал повестки, справки собирал.
Под покровом одеяла куцего
В коридоре старец умирал.
Было даже некое величие
В том, как важно он лежал в углу.
Капельницу сняли (‘Это лишнее’)
И из вены вынули иглу.
Помню, я смотрел в благоговении,
Как он там хрипел, еще живой.
Ангелы невидимые веяли
Над его плешивой головой.
Но как жалок был он утром следующим.
В час, когда, как кучу барахла,
Побранившись с яростным заведующим,
В морг его сестра отволокла!
Родственников вызвали заранее.
С неба лился серый полусвет.
Таинство — не смерть, а умирание.
Смерть есть плоскость. В смерти тайны нет.
Вот она лежит, располосованная,
Безнадежно мертвая страна —
Жалкой похабенью изрисованная
Железобетонная стена,
Ствол, источенный до основания,
Груда лома, съеденная ржой,
Сушь во рту и стыд неузнавания
Серым утром в комнате чужой.
Это бездна, внятная, измеренная
В глубину, длину и ширину.
Мелкий снег и тишина растерянная.
Как я знаю эту тишину!
Лужа замерзает, арка скалится,
Клонятся фонарные столбы,
Тень от птицы по снегу пластается,
Словно И, упавшее с трубы.
1999
Евгений Евтушенко (1932-2017) Кн ?Окно выходит в белые деревья…? 2007
АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА РЕВУЦКАЯ
Не позабыл пионерские клятвы еще,
все же немножечко поумнев.
Что за тоска меня тянет на кладбище,
русское кладбище Сен-Женевьев?
Я обожал Кочубея, Чапаева.
Есть ли моя перед ними вина,
если сейчас, как родные, читаю я
белогвардейские имена?
Я, у Совдепии — красной кормилицы —
поздно оторванный от груди,
разве повинен, дроздовцы, корниловцы,
в крови, засохшей давно позади?
У барельефа красавца деникинца,
если уж пившего — только до дна,
что-то терзает меня — ну хоть выкинься
в ночь из гостиничного окна.
Где-то на тропке, струящейся ровненько,
вдруг за рукав зацепила меня
в розочках белых колючка шиповника,
остановиться безмолвно моля.
Это сквозь войны и революции,
сквозь исторический перегной
Анастасия Петровна Ревуцкая
заговорить попыталась со мной.
Я не узнал, где ни спрашивал, — кто она.
Не из писательниц, не из актрис.
Скрыв, что ей было судьбой уготовано,
молча над нею шиповник навис.
Из Петербурга, а может, Саратова;
Может, дворянка, а может быть, нет…
Но почему она веткой царапнула,
будто на что-то ждала мой ответ?
Анастасия Петровна Ревуцкая
вот что спросила, так мягко казня:
?Что ж вы воюете, русские с русскими,
будто Гражданской войне нет конца?
Что ж вы деретесь, как малые дети,
как за игрушки, за деньги, за власть?
Что ж вы Россию все делите, делите —
так вообще она может пропасть…?
Анастасия Петровна Ревуцкая,
чувствую, каменно отяжелев,
что-то сиротское, что-то приютское
здесь, над могилами Сен-Женевьев.
Что я стою с головою повинною,
если была до меня та война?
Но из себя все могилы не выну я.
Может быть даже невинной вина.
Если бы белые красных пожизненно
вышвырнули из Крыма в Стамбул,
вдруг бы на кладбище это парижское
Врангеля внук заглянул и вздохнул.
Напоминая взаимозлодейские
кровопролития, ненависть, гнев,
тлели бы звездочки красноармейские
здесь, на надгробиях Сен-Женевьев.
Но расстреляли, наверное, ангелов,
тех, чьи застенчивые персты
тщетно пытались и красных, и Врангеля,
их примирив, для России спасти.
И над моими надеждами детскими
вдруг пролетел молодой-молодой
ангел с погонами белогвардейскими,
с красноармейской, родной мне звездой.
Анастасия Петровна Ревуцкая.
Шепот шиповника — крик тишины:
?Где же вы, ангелы, ангелы русские, —
Боже мой, как вы сегодня нужны!?
Сентябрь 2002
Елена БУЕВИЧ НЕВА 2019
Сколько ни гони, старость проберется свернется жилеткой в шкафу между столетними веничками лаванды из Крыма, бывшего нашим жилетка это так удобно
А то подсунет корвалол: пусть стоит на полочке, рядом с медовым Герленом чтобы не ходить на кухню откроешь дверцу накапаешь в рюмочку и спать
Ты еще против грозишь устроить пробежку вот сейчас, только давление станет нормальным или сделать планку активировать обруч выбросить старую хэбэшку спать в шелку и на шелках
Обнимать во сне несуществующего мужа а не сворачиваться в страхе сейчас убьют глухо шарахнут по сердцу взорвут сосуды или незаметно остановят дыхание
Спасибо
здесь было тяжело горько но иногда красиво особенно вначале а теперь откройте зачем
** *
Марина МАТВЕЕВА НЕВА 2019
Вечор отсырелою крымской зимцою не вьюга нам выла по виктору цою, не хлопья пуржили лепехами в лик, а просто прожили мы с Лехою миг.
А просто прожили, а просто поржали, а просто кого-то в себе испужали, как павка корчагин — не стыдно ему бесцельно прожи то тому, то тому.
А после прожилки мгновение это куда-то свалило из нас как предмета. Видать, укатило, как леди с сумой, набитою яствами, к мужу домой
на самом переднем бушприте маршлодки, там, там, где в водителя тыкалось локтем, в рычаг скоростей на спонтанной волне, с ночнеющим городом наедине.
И вот мы стоим, как удоды, без мига.
И нам не поможет ни умная книга, ни дима билан, ни армен григорян, ни санта лючия, ни небо славян.
И вот мы стоим, как лохи, без мгновенья. И нас не спасет ни церковное пенье, ни пиво, ни водка, ни млеко козлищ — там, там, где сияет и вьюга нам свищ...
И вот просоленною крымской зимищей мы, два капитана, сокровище ищем.
Но нет у нас карты. И компас не тот.
И штормля. И вновь продолжается год.
Александр Твардовский (1910-1971) ?Стихотворения. Поэмы? БВЛ
О родине
Родиться бы мне по заказу
У теплого моря в Крыму,
А нет, — побережьем Кавказа
Ходить, как в родимом дому.
И славить бы море и сушу
В привычном соседстве простом,
И видеть и слышать их душу
Врожденным сыновним чутьем…
Родиться бы, что ли, на Волге,
Своими считать Жигули,
И домик в рыбачьем поселке,
Что с палубы видишь вдали…
Родиться бы в сердце Урала,
Чья слава доныне скрытна,
Чтоб в песне моей прозвучала
С нежданною силой она.
В Сибири, на Дальнем Востоке,
В краю молодых городов,
На некоей там новостройке,—
Везде я с охотой готов
Родиться.
Одно не годится:
Что, где ни случилось бы мне,
Тогда бы не смог я родиться
В родимой моей стороне —
В недальней, отцами обжитой
И дедами с давних времен,
Совсем не такой знаменитой,
В одной из негромких сторон;
Где нет ни жары парниковой,
Ни знатных зимой холодов,
Ни моря вблизи никакого,
Ни горных, конечно, хребтов;
Ни рек полноты величавой,
А реки такие подряд,
Что мельницу на два постава,
Из сил выбиваясь, вертят.
Ничем сторона не богата,
А мне уже тем хороша,
Что там наудачу когда-то
Моя народилась душа.
Что в дальней дали зарубежной,
О многом забыв на войне,
С тоской и тревогою нежной
Я думал о той стороне:
Где счастью великой, единой,
Священной, как правды закон,
Где таинству речи родимой
На собственный лад приобщен.
И с нею — из той незавидной
По многим статьям стороны,
Мне всю мою родину видно,
Как город с кремлевской стены.
Леса, ее горы, столицы,
На рейде ее корабли…
И всюду готов я родиться
Под знаменем этой земли.
А только и прежде и ныне
Милей мне моя сторона —
По той по одной лишь причине,
Что жизнь достается одна.
1946
Ника Батхен журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2014
Чётки чужих городов. Стихи
ШТОРМОВОЕ
На пороге осени – обернись,
Солнце надрывается задарма,
На границе Ниццы тускнеет синь,
А навстречу Крыму спешат шторма.
Шторки заоконные – в клочья, влёт.
Сучья тополиные – в треск и хруст.
На стене барометр снова врёт,
В этой части суши усталых уст
Не целуют жадные рыбаки,
Им важнее, скоро ль придёт кефаль.
Рыбаки работают на долги.
Перетрут в кафе, кто кого кохал
И опять за сети – богат улов.
Если шторм отправит свечой на дно,
Шапку пустят в море без лишних слов –
Так у них от греков заведено.
И опять – Петруха, крути мотор,
На охвостье мыса веди баркас!
А вокруг кипящий земной простор,
Злые скалы скалятся напоказ,
Бьёт дождём по рожам, по седине,
Хлещет вдоль по борту, срывая снасть,
Эта жизнь, бродяга, – она по мне.
Эта смерть, приятель – она для нас!
Кто отведал моря солёный сок,
Тот в Крыму не пасынок, не чужой.
Бескозырку выбросит не в песок –
На колючий яшмовый пляж Орджо.
…Ты себя, хороший, не береги,
Разве много счастья на берегу?
Видишь – возвращаются рыбаки.
Я навстречу с пристани побегу.
Сергей Сутулов-Катеринич журнал ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2015
Сорокоградусный народ. Стихи
ИЗ ДЕКАБРЯ В ДЕКАБРЬ: ВЕЧОР, ПОЗАВЧЕРА…
Моим друзьям –
Вячеславу Лобачёву,
Юрию Орлову,
Ирине и Александру Андреевым
Кочуя за кордон, пардон, за кадр страны,
За камерный размер условного холста, –
Мечтаю посмотреть на нас со стороны
Луны – со стороны, что якобы пуста.
Весёлый холодок гуляет вдоль спины –
Почую: проскочил знакомые места…
Четвёртый час лечу, не сплю вторую ночь.
Соврёт автопилот: налево – Анкара,
Направо – Бухарест… В затылок смотрит дочь:
Опять по небесам гуляет бравый Ра!
Дремотная пора… Попытка превозмочь
Предутренний рефрен: вечор, позавчера…
Дробинки декабря – проделки сатаны?!
(Прописан в Астане, морозит Тёплый Стан).
Звоню друзьям: ?Ага! Снега? – на полстраны…? –
?Не виделись, увы, лет десять…? – ?Нет, полста!..? –
?Позвольте поглазеть на вас со стороны
Москвы…? – ?Со стороны?..? – ?…и Крымского моста!?
Азартная зима! Распластанную твердь
И сне?ги, и снега? бинтуют на Тверской.
В мобильнике смешок: ?Быстрее через Тверь!? –
?Мы пёхом от метро…? – ?Согрелись в мастерской?..?
Авральный автобан открыжит круговерть –
Гирлянда красных глаз мерцает над рекой…
Кочуя за кордон – динь-дон! – за край страны,
Черчу в черновиках архаику морей:
От Каспия до Белого, от Волги до Двины;
До Красного течёт речушка журавлей…
Престранный парафраз пространной старины –
На кончике пера: ?Декабрь-брадобрей…?
Девятый час лечу, не сплю сороковой…
Из минус десять – в плюс: на траверсе – жара!
Озябшая жена кивает головой:
Подвыпивший индус похож на Бога Ра.
Сакральная Аккра в зарнице грозовой.
Прокуренный рефрен: вечор, позавчера…
Агния Барто (1906-1981) Т. 2 из 4 Стихи и поэмы М., 1981.АНЮТА
Каждый день, в двенадцать тридцать,
Слышен гром в тиши лесной,—
Это мчится, мчится, мчится
Дальний поезд скоростной.
А куда бежит Анюта?
Так торопится, как будто
Ей минута дорога.
Через лес бежит Анюта,
Через поле, где стога.
Поезд мчится, мчится мимо,
Он людей везёт из Крыма,
На разъезде, возле будки,
Не стоит он ни минутки.
Так зачем бежит Анюта
Через поле, где стога?
Так торопится, как будто
Ей минута дорога!
Как зачем?! А кто с откоса
Машет поезду рукой?
Всё сильней стучат колёса,
Грохот, гром стоит такой,
И в ответ ей машет кто-то
Из вагонного окна…
Каждый день, как на работу,
На разъезд бежит она.
1964
Василий Каменский (1884-1961)
Стихотворения и поэмы БП, 1966
Я весь в Крыму*
М. П. Чеховой
Я весь в Крыму,
В горах у моря.
Я весь в лучистых даленя;х.
Я весь к нему –
К раздолью гор я –
В цветисто-звонких зеленях.
Я – избалованный ребенок,
Кричу, смеюсь и трепещу,
Как на поляне жеребенок,
Я сам не знаю, что ищу.
Мой вольный бег,
Мой путь привольный, –
Где солнце и где май.
Вчера – Казбек,
Сегодня – волны,
У моря Черного мой рай.
Я весь в Крыму,
В горах расцвета,
Я весь к нему –
К привету лета –
Солнцекачающий Поэт.
<1916>
Метки:
