Осенний взгляд человека

В пасмурный день высунувшись с орбит,
Он с тяжестью провожает туфли
Случайных прохожих. Осенняя грязь
Подначивает его вдолбить
Листья под ногами, что уже пожухли,
В землю, которая затряслась

От взрыва вдалеке. Он видит: пролетает пух
От только что лопнувшей в небе птицы –
Дети кричат, что это пришла зима.
Помедлив ещё секунду, слух
Исчезает с резким теплом в ключице
В охладевшие щели ума.

Взгляд понимает, что он один на один
Остаётся с глухонемыми ртами,
Глотающими воздух. Как крепкий орех,
Тогда он отскакивает от ложбин
Чужих следов, чтобы уже над зонтами
Наконец-то посмотреть наверх.

Над зонтами – потому что правдивый взор,
Отторгнутый от человека нагоняем,
Превращается в субъект вины,
В отдельно мыслящий вовне узор,
Ибо всё, что мы отдаляем,
Обладает взглядом со стороны.

Обернувшись, он ещё долго смотрит вниз
На толпу под дождём, где в центре,
С открытыми глазами думая о том,
Что там выше, уже не он, а кто-то из
Прихожан этой новой церкви –
Храма одиночества под зонтом.

И сделав последнее усилие над
Человеком, разнявшем свои ресницы,
Взгляд вылупляется из глазного яйца
В мир, существующий не как ад,
А пустота, что больше единицы,
Начала или конца.

Он понимает, что внизу остаётся тот
Без него, чья жалкая слепая точка –
Серый прохожий на своей волне
С вытянутым лицом, видимо, от
Вечного изумления, точно
Вида в зеркале на стене.

Взгляд вопрошает себя – почему,
Будучи души и тела малой частью,
Только ему до реальности дело есть?
Дождь подгонял силуэты во тьму.
И видно по трясущемуся запястью –
Не за что зацепиться здесь.

Когда не на чём удержаться глазу, наш
Взгляд наполняется, как шар, газом
Отсутствия – вакуумом, легчайшим из масс,
В котором растворяется карандаш,
Лицо убийцы, сосуд, линза, но за глазом
Уже нет никого из нас.

И тогда он поднимается над собой.
Теряя из виду восьмигранный купол
Как единственный ориентир,
Взгляд уже занят цветной толпой
Нитями дождя управляемых кукол,
Ненавидящих этот мир.

Но его всё же тянет выше. Со всех сторон
Полуголой и промокшей рутины
Заблудившихся переулков, где
В гнёздах домов – лишь стаи ворон,
Подобием подсвеченной паутины
Множились города везде.

Сплетения их, сверкающие в росе огней,
Что напоминали ястребу бисер,
Для глаза – холодность вершин
С точки зрения времени, апогей
Миниатюры, что от детства зависим,
Когда всё ещё было большим.

С точки зрения памяти, как высоты
Невозможного обратного спуска,
Взгляд наблюдает уменьшение форм
В отпадении их от полноты,
Точно раковины от моллюска,
Природы от прежних норм.

Для убывающей зоркости мелкий пейзаж,
Срезанный отмершей волной света,
Ещё пытается в облысевшем лесу,
Куда приземлился бы экипаж
Или нацелилась бы ракета,
Прорубить посадочную полосу.

Но свидетельств цивилизации уже
Не различить. Разреженный, синий
Воздух обтекал окружность на
Удивительном рубеже
Жизни и отсутствия прямых линий,
Которыми жизнь полна.

Именно здесь ястреба и разорвало.
По волнам эха и трудности вдоха
Взгляд различает сквозь пух и жмых
Треснувшее под собой стекло,
В котором проступает эпоха
Перемигивания глухонемых.

Знает он, что ещё можно повернуть назад
От границ языка или веры. Но сложность
В том, что в полёте теряя нить
С человеком внизу, как бы сказать,
Точку зрения на его ничтожность
Взгляду на части не разделить.

И он летит дальше ястреба. Прямая ось
Наклоняется так, что впервые
Он видит что-то похожее на себя –
Продетый веками шар насквозь,
Где мёртвые стоят и живые,
Реки текут, растут хлеба,

Кратеры, содрогаясь в движении плит,
Засевают склоны проклятием молний,
Под которыми пепел или бельмо
Возвращают верование в неолит,
Слово – в звериный крик, что не помним,
Хотя страшно уже давно.

Он ждёт хоть какой-то последний знак
Снизу: вспышку, хлопок, шифр с орбиты
Пролетающих спутников гуськом,
Капсулу, где прорастает злак,
Золотые пластины, что набиты
Информацией ни о чём

Из того, что вмещало его глазное дно.
Но последнего знака нет. И теряя лопасть,
Будто дрон, или хуже – удаляя чат,
Взгляд, ничего так и не взяв, в одно
Мгновение воспаряет в пропасть,
Где по обе стороны молчат.

Казалось, это молчание впредь
Обязывает инопланетным базам
Передать привет и держать востро
Свой орган, умеющий лишь смотреть,
Что значит – он не обязан
Помнить, что есть вещество,

Как какой-нибудь дорогой телескоп.
Взгляд – это такая попытка взрыва
Собственного мирка на авось
Бомбой времени, брошенной в окоп
Бесконечности без перерыва
На обед, когда всё сбылось,

При котором он неизвестностью так раздут,
Что даже краски его не сузили
В обрезанное радугой колесо,
Скорее, в полый продукт
Непрерывности иллюзии,
В коей бессмысленно всё.

Уже капли созвездий из жёлтых облаков
Гонит на него невесомый ветер.
Мера не верит своим весам,
А взгляд, вырвавшись из оков,
Наконец-то радуется, что встретил
Таких же, каков он сам.

Чудо места, где он не одинок,
Его завораживает, будто с башен
Закостенелого атеиста звон,
Когда исчезает страх, как черенок
Слетает с лопаты среди пашен
Бескрайних слепых зон.

Со светом в разные стороны мечась,
Его что-то подхватывает на потоке
Белой пыли, его – вчерашнего поводыря,
Чья дорога – всего лишь часть
Какого-то плана, где в истоке –
Бурлит сияющая дыра,

Сжимающая его до предела в то,
Что упрётся в точку – тело,
Набитое видениями лет
С превращённого в прах плато
Настолько, что время уже загустело,
Оставляя на звёздах след.

Взгляд окунается в себя. И тогда
Происходит взрыв. При таком салюте
Должна быть поднята голова.
Но льющаяся сверху вода
До сих пор мешает. Да, и люди,
Различающие, где молва,

Уже вычислили расстояние в уме.
Осенний взгляд, в грязи ничего не корча,
Смотрит на прохожего без интриг,
Примеряя его пальто к зиме.
Кто-то споткнулся. Остальные молча
Проводили и этот миг.