Волк
Присущий волку взгляд колючий,
ершится на загривке шерсть,-
иным манерам не обучит
столь щедрый на коварство лес.
Там полумрак таит опасность,
и каждый миг,- как на войне.
Коль зиму пережил,- за счастье,
а если стаей,- то вдвойне.
Его учили,- он ведь помнит,-
сурово чтить лесной закон.
И то, что волка ноги кормят,
с младых когтей усвоил он.
Ещё он понял,- коль тревога,
не жмись, а рви через флажки,-
ведь нет ни дьявола, ни бога,
есть - только когти и клыки.
А так порой хотелось ласки,
что по ночам – на звёзды выл,
когда ещё не злые глазки
смотрели в этот странный мир.
Но наступало превращение,
движенья делались быстрей,
менялось взгляда выражение
и крепла сила челюстей.
Он из волчонка вырос в зверя,
одним из первых в стае стал,
с удачей каждой матерея,
клыками он добычу рвал.
Но - как-то в чащу от поляны
рванув,- услышал стали лязг!
И… лапа хрустнула в капкане,-
аж искры брызнули из глаз!..
…Его впихнули в крепкий ящик,
ревущий, страшный серый ком,-
он, непокорный и рычащий,
был в зоосад определён…
Три дня служители смотрели,
как он метался взаперти,-
так, что кусками шерсть летела,
о прутья клацали клыки…
Потом он лёг в углу вольера,
как будто умер. А с утра
баланду стал хлебать без меры
и пить из ржавого ведра…
Нет, это не было изменой,
и вряд ли серый виноват.
Но стал он, – ?волк обыкновенный?,-
в ?живом? музее экспонат…
Из года в год, зимой и летом,
поспоривши на интерес,
ему кидали,- то конфету,
то сахар, то засохший кекс.
Он на подачки не кидался,-
обычно днём случался сон,-
а ночью мясом наедался,
тем, что входило в рацион.
И жизнь текла,- не то, чтоб слишком,
но как-то в общем-то жилось.
Всё хорошо… Но вот мальчишка
вложил в конфету острый гвоздь…
Потом конфету в клетку бросил,-
такой кудрявый неформал…
Волк видел всё. И чуял носом
холодный масляный металл.
Там, в этой маленькой конфете,-
опять, поди, на интерес!-
блестела смерть. А может это
не смерть,- а путь обратно в лес?
Прыжок через флажки, сквозь клетку,-
в тот страшный сладкий волчий мир!
И волк, подкинув ту конфетку,
её в полёте проглотил!
…Крутило, резало, кидало
то в забытье, то в страшный жар!..
Был бывший хищник персоналом
переведён в стационар.
Когтями он бетон царапал,
а ближе к ночи – перестал,
лишь мелкой дрожью било лапы,
и взгляд как будто затухал…
К утру глаза его застыли.
Ну, а недельки через три
два дюжих дядьки на машине
другого волка привезли…
Но то – история иная,
а что же в нашей,- где резон?
Какому смыслу потакая,
пример нам этот приведён?
Здесь нет стенаний о свободе
и заунывных марсельез…
Но если при любых невзгодах
ты ищешь шанс, то шанс тот – есть!
А воля наша, как известно,
В преодолении сладка!
Тогда о ней слагают песни
Из уст в уста – через века…
1985-2013, февраль
ершится на загривке шерсть,-
иным манерам не обучит
столь щедрый на коварство лес.
Там полумрак таит опасность,
и каждый миг,- как на войне.
Коль зиму пережил,- за счастье,
а если стаей,- то вдвойне.
Его учили,- он ведь помнит,-
сурово чтить лесной закон.
И то, что волка ноги кормят,
с младых когтей усвоил он.
Ещё он понял,- коль тревога,
не жмись, а рви через флажки,-
ведь нет ни дьявола, ни бога,
есть - только когти и клыки.
А так порой хотелось ласки,
что по ночам – на звёзды выл,
когда ещё не злые глазки
смотрели в этот странный мир.
Но наступало превращение,
движенья делались быстрей,
менялось взгляда выражение
и крепла сила челюстей.
Он из волчонка вырос в зверя,
одним из первых в стае стал,
с удачей каждой матерея,
клыками он добычу рвал.
Но - как-то в чащу от поляны
рванув,- услышал стали лязг!
И… лапа хрустнула в капкане,-
аж искры брызнули из глаз!..
…Его впихнули в крепкий ящик,
ревущий, страшный серый ком,-
он, непокорный и рычащий,
был в зоосад определён…
Три дня служители смотрели,
как он метался взаперти,-
так, что кусками шерсть летела,
о прутья клацали клыки…
Потом он лёг в углу вольера,
как будто умер. А с утра
баланду стал хлебать без меры
и пить из ржавого ведра…
Нет, это не было изменой,
и вряд ли серый виноват.
Но стал он, – ?волк обыкновенный?,-
в ?живом? музее экспонат…
Из года в год, зимой и летом,
поспоривши на интерес,
ему кидали,- то конфету,
то сахар, то засохший кекс.
Он на подачки не кидался,-
обычно днём случался сон,-
а ночью мясом наедался,
тем, что входило в рацион.
И жизнь текла,- не то, чтоб слишком,
но как-то в общем-то жилось.
Всё хорошо… Но вот мальчишка
вложил в конфету острый гвоздь…
Потом конфету в клетку бросил,-
такой кудрявый неформал…
Волк видел всё. И чуял носом
холодный масляный металл.
Там, в этой маленькой конфете,-
опять, поди, на интерес!-
блестела смерть. А может это
не смерть,- а путь обратно в лес?
Прыжок через флажки, сквозь клетку,-
в тот страшный сладкий волчий мир!
И волк, подкинув ту конфетку,
её в полёте проглотил!
…Крутило, резало, кидало
то в забытье, то в страшный жар!..
Был бывший хищник персоналом
переведён в стационар.
Когтями он бетон царапал,
а ближе к ночи – перестал,
лишь мелкой дрожью било лапы,
и взгляд как будто затухал…
К утру глаза его застыли.
Ну, а недельки через три
два дюжих дядьки на машине
другого волка привезли…
Но то – история иная,
а что же в нашей,- где резон?
Какому смыслу потакая,
пример нам этот приведён?
Здесь нет стенаний о свободе
и заунывных марсельез…
Но если при любых невзгодах
ты ищешь шанс, то шанс тот – есть!
А воля наша, как известно,
В преодолении сладка!
Тогда о ней слагают песни
Из уст в уста – через века…
1985-2013, февраль
Метки: