Мон Салаи
Салай был так красив, как только
может быть Венера, как миф
далёких стран, как падшая звезда.
Его рисуют больше чем Христа,
он знаменитость Ренессанса...
И не жалеют мастера пигмента,
жжётся кость, рогов, копыт,
чтоб передать прозрачно белым
чувствительную Салаино бледность…
Ах, знали бы слоны, смертельный свой
последний испуская вой, что будут они
плоть и светотень Салая, что
оживает под руками мастеров, как магов.
Вот-вот и заблестит солёный пот,
который выделяет эйфория, догорая
в крови Салая, когда тот кончает
очередной любви поход.
Строгали драгоценный лазурит
афганский, самый красивый камень в мире,
чтобы покрыть юнца ультрамарином,
как окрещённого волной царя,
как избалованного красотой чрезмерно
любимого природного дитя.
Да Корреджи, Луини, Бертоллини,
сколько ночей бессонных положили
великие творцы кумиров…
А сколько гениев свела в могилу тайна
и к ней прикосновение. Салай
хмельной бесшумными шагами
тихонько пробирается по мастерской…
Опять сбежал, юнец шальной…
Харизмой одарён в излишестве,
когда Салай желает, он пахнет
белой жжёной вишней, когда
Салай владеет кем-то, то источает
аромат инжира и чернослива.
Его улыбка - приглашение к страсти,
мигнёт, так разорвёт на части
юные сердца, он ещё тот развратник
он совратил даже святую у креста…
Способен дьяволёнок сладкий ещё
и не на такую подлость.
И растворяется в крови
и стыд и смелость и набожность,
когда Салай заходит в помещение,
вкушают его губы угощения;
даже у самых строгих начинает
щекотать воображение…
Салай на охоте славный всадник.
Он как созвездие Ориона
среди обычных воинов, косят глаза
графини и графы, и даже конь;
секретно нравится, как лупит
плетью его зад он. С каждым ударом
возбужденно и распутно воздыхают дамы,
похоже на рефлекс воспоминаний…
Шалит у всех нижняя чарка,
когда Салай закусывает губы мягко;
сияют зубы как жемчужины,
и все хотят побыть животным
под его прицелом. Хотят играть
в охоту дома ночью и с бокалом белого.
А как ему красиво лук и стрелы
за спиной, он как Стрелец,
как внеземной пришелец!
О, Немезида, пощади меня
за мою страсть и уязвимость
к Салая скулам и ключицам,
и к томным прядям золотистым…
Ведь нет в природе аналогий!
Ах, Салаино! Как ты бесподобен!
Сложно объяснить любовь художника
к великолепию формы,
эта нужда коснуться хаоса,
что кто-то как-то обернул в порядок,
погладить монстра спящего
в оковах мироздания…
Только слепые устояли перед властью
красоты лекала Дьявола -
он самый лучший мастер!
Его рука черпает бермейон
из пасти черного дракона,
и раздаёт по атомам,
чтоб сделать кровь
воспламеняющейся красной.
Салай любит безбожно, страстно,
неуместно, в его огромном щедром
сердце всем хватает места…
Подлец или святой?
Для Салаино нету слова ?мой?,
он знает: в этом мире всё от Бога в долг.
Он любит сладости, вино и карты,
а как он обожает пьянство
в полночь под Луной и под любовь;
влюблённый в лакомую плоть,
что мелкой дрожью рассыпается
в его объятьях, какой чудесный стон
тревожит сон деревьев и цветов;
это Салай кому-то шепчет заклинания
из пошлых запрещённых слов.
И языки, готовые ещё
вчера его облизывать всего,
сегодня поливают грязью,
брызжа слюной. Ах, люд пустой,
заточен под буржуазный строй,
всё хочет запихнуть себе в карман
даже иллюзии обладания обман.
Друг друга все перетравили
в запатентованном Борджия стиле.
Из ревности зарезали, от зависти
прогнили! Какое же они болото!
И утонула в похоти любовь,
в которой клялся кто-то во веки веков
сутра любимой, а ночью жадно
с Салаино целовался…
Гуляй по их постелям и столам
и отделяй от плевел семена,
божью работу делает Салай
руками Дьявола…
Он свёл с ума наимудрейших
загадкой обольстительной симметрии,
той красоты, что так порочна,
что в шаге от зловещей,
знаешь погубит точно,
а всё равно побочно хочешь…
Все его жесты неприлично манят
в мыслях, как под снотворным
ходят жертвы Салаино взглядов,
одержимые желанием о том
как овладеть им. Проклятый Исполин,
дитя самой развратной нимфы Олимпа
от всех красивейших мужчин,
зачатый ритуальным блудом,
как намагниченный сосуд Салай,
чтоб устоять перед сечением его тела,
надо быть сделанным из сена.
Загадка века, головная боль поэтов,
проклятье мастеров остаться навсегда
под меткой старого растлителя,
а дьяволёнка, переодетого в Спасителя
намаливают больше чем Христа.
Но раз ты есть, значит так надо нам!
Да будет воля, Салаино,
вся твоя. Аминь
(эти стихи есть в видео формате на моём Ютуб канале)
может быть Венера, как миф
далёких стран, как падшая звезда.
Его рисуют больше чем Христа,
он знаменитость Ренессанса...
И не жалеют мастера пигмента,
жжётся кость, рогов, копыт,
чтоб передать прозрачно белым
чувствительную Салаино бледность…
Ах, знали бы слоны, смертельный свой
последний испуская вой, что будут они
плоть и светотень Салая, что
оживает под руками мастеров, как магов.
Вот-вот и заблестит солёный пот,
который выделяет эйфория, догорая
в крови Салая, когда тот кончает
очередной любви поход.
Строгали драгоценный лазурит
афганский, самый красивый камень в мире,
чтобы покрыть юнца ультрамарином,
как окрещённого волной царя,
как избалованного красотой чрезмерно
любимого природного дитя.
Да Корреджи, Луини, Бертоллини,
сколько ночей бессонных положили
великие творцы кумиров…
А сколько гениев свела в могилу тайна
и к ней прикосновение. Салай
хмельной бесшумными шагами
тихонько пробирается по мастерской…
Опять сбежал, юнец шальной…
Харизмой одарён в излишестве,
когда Салай желает, он пахнет
белой жжёной вишней, когда
Салай владеет кем-то, то источает
аромат инжира и чернослива.
Его улыбка - приглашение к страсти,
мигнёт, так разорвёт на части
юные сердца, он ещё тот развратник
он совратил даже святую у креста…
Способен дьяволёнок сладкий ещё
и не на такую подлость.
И растворяется в крови
и стыд и смелость и набожность,
когда Салай заходит в помещение,
вкушают его губы угощения;
даже у самых строгих начинает
щекотать воображение…
Салай на охоте славный всадник.
Он как созвездие Ориона
среди обычных воинов, косят глаза
графини и графы, и даже конь;
секретно нравится, как лупит
плетью его зад он. С каждым ударом
возбужденно и распутно воздыхают дамы,
похоже на рефлекс воспоминаний…
Шалит у всех нижняя чарка,
когда Салай закусывает губы мягко;
сияют зубы как жемчужины,
и все хотят побыть животным
под его прицелом. Хотят играть
в охоту дома ночью и с бокалом белого.
А как ему красиво лук и стрелы
за спиной, он как Стрелец,
как внеземной пришелец!
О, Немезида, пощади меня
за мою страсть и уязвимость
к Салая скулам и ключицам,
и к томным прядям золотистым…
Ведь нет в природе аналогий!
Ах, Салаино! Как ты бесподобен!
Сложно объяснить любовь художника
к великолепию формы,
эта нужда коснуться хаоса,
что кто-то как-то обернул в порядок,
погладить монстра спящего
в оковах мироздания…
Только слепые устояли перед властью
красоты лекала Дьявола -
он самый лучший мастер!
Его рука черпает бермейон
из пасти черного дракона,
и раздаёт по атомам,
чтоб сделать кровь
воспламеняющейся красной.
Салай любит безбожно, страстно,
неуместно, в его огромном щедром
сердце всем хватает места…
Подлец или святой?
Для Салаино нету слова ?мой?,
он знает: в этом мире всё от Бога в долг.
Он любит сладости, вино и карты,
а как он обожает пьянство
в полночь под Луной и под любовь;
влюблённый в лакомую плоть,
что мелкой дрожью рассыпается
в его объятьях, какой чудесный стон
тревожит сон деревьев и цветов;
это Салай кому-то шепчет заклинания
из пошлых запрещённых слов.
И языки, готовые ещё
вчера его облизывать всего,
сегодня поливают грязью,
брызжа слюной. Ах, люд пустой,
заточен под буржуазный строй,
всё хочет запихнуть себе в карман
даже иллюзии обладания обман.
Друг друга все перетравили
в запатентованном Борджия стиле.
Из ревности зарезали, от зависти
прогнили! Какое же они болото!
И утонула в похоти любовь,
в которой клялся кто-то во веки веков
сутра любимой, а ночью жадно
с Салаино целовался…
Гуляй по их постелям и столам
и отделяй от плевел семена,
божью работу делает Салай
руками Дьявола…
Он свёл с ума наимудрейших
загадкой обольстительной симметрии,
той красоты, что так порочна,
что в шаге от зловещей,
знаешь погубит точно,
а всё равно побочно хочешь…
Все его жесты неприлично манят
в мыслях, как под снотворным
ходят жертвы Салаино взглядов,
одержимые желанием о том
как овладеть им. Проклятый Исполин,
дитя самой развратной нимфы Олимпа
от всех красивейших мужчин,
зачатый ритуальным блудом,
как намагниченный сосуд Салай,
чтоб устоять перед сечением его тела,
надо быть сделанным из сена.
Загадка века, головная боль поэтов,
проклятье мастеров остаться навсегда
под меткой старого растлителя,
а дьяволёнка, переодетого в Спасителя
намаливают больше чем Христа.
Но раз ты есть, значит так надо нам!
Да будет воля, Салаино,
вся твоя. Аминь
(эти стихи есть в видео формате на моём Ютуб канале)
Метки: