Гаудеамус спиритус

Буратино

Рубанок на фанере женит и в стружках плавает верстак,
а я был молод неужели, и оборудован весь так,
закусывая горьким луком, последнюю просыпал соль -
и обменял свою базуку на фантик с надписью контроль,

в объятьях театральной клаки, резвился в праздничной стране,
где хлопали цветные флаги, как стометровка на спине,
сорвавшись с огненной рессоры, протискиваясь выйти вон,
на лапу наступил Азору, а взвыл позорник Артемон,

каблук шузы моей не роза, перегорел под кожей чип -
и нет спасенья от занозы которой хвостик не торчит,
живу картинкой в букваре я и, одновременно, извне,
не убивайся, дай скорее, Азор, на счастье лапу мне,

не обращай, что деревянный, мне, за красивые гроши,
полиция накрыть поляну с поличным вряд ли разрешит,
на сцену выходя с повинной, прошу присяжных всей душой
голосовать за чай с Мальвиной, и доли лобной небольшой.







Гаудеамус спиритус

Земных существ изучив повадки,
пора готовиться в новый путь,
ступая мягко, как мышь по ватке,
в сухое горло бутылки дуть,

мотать по ветру отросшей гривой,
не удивляясь, когда друзья
хоть узнают, но проходят мимо,
как будто им тормозить нельзя,

наверно, взгляд чересчур напорист,
не те цветочки в зрачках цветут,
подковы гнёт непреклонный возраст,
валяет аньку в кустах цикут,

настало быть игуан гуманней
растить в селе кочаны капуст,
а ты, как ванька, валяешь аню -
в кустах цикуты терновый хруст,

из бездны космоса смотрит строго
звезда, внезапная, как инсульт,
идут волхвы в полосатых тогах
и бесконечную чушь несут.






Заполярье 1990

Кого-то на травку тянет, кого-то на авокадо,
другой в Нарьян-Мар и Сыню мотался на отдых трижды,
где в тундре совсем житья нет и почвы для адвоката,
одни лишь грибы босые, и голос конвоя: ?слышь, ты?,

постижное скоро лето подёрнуто пухом козьим,
кислят сигареты ?Вега?, осока сечёт колени,
стучит вертолёт-калека, и азбукой веди морзе
от мошек спасают веки и так никакое зренье,

последний комар-зануда заходит по ветру справа,
морошки ведро врачу я - горит от укусов кожа,
а где-то пасёт верблюдов саудовская орава,
а где-то Москва ночует, на тлеющий пень похожа,

набит вертолёт бичами - их пьяный базар тревожный,
в Печоре муксун и нельма, скрипит свежим лыком лапоть,
а втянешь живот с харчами - с хребта потрошит таможня,
мешает работать сдельно, к горе Росомахе драпать,

не выйдет догнать подранка - вдруг с севера дунет-плюнет,
по весям скользит никчёмным сияний полярных шёпот,
а мне, отложив берданку, поскольку ни звёзд, ни лун нет -
дыру во Вселенной чёрной на голой коленке штопать.

Метки:
Предыдущий: Смерть изящного века. Три взгляда времени
Следующий: Грустный клоун