Идалия Палетка! Прости...

Что остается от богини? Мифы. Идалия Полетика в этом смысле оказалась классической. Кроме мифов от нее не осталось ничего, даже могилы, разве что несколько писем да шкатулка с гербом. Символичное наследие! Непризнанная графиня, она словно подбросила свою геральдику тем, кто будет говорить о ней и сто, и двести лет спустя. Внебрачная дочь — это навсегда. И неважно, что впоследствии ее дражайшие родители будут жить в счастливом, безмятежном супружестве. Тот, кто рожден от страсти, остается изгоем всю жизнь, как белый лебедь среди прочих крылатых.

Печаль ли ждёт, иль радость на пути,
Через века мы грустно улыбнемся.
Идалия Палетка! Прости,
Бесцеремонно имени коснемся,
И глаз необычайной красоты,
Движений рук прекрасных, что просты,
Естественны лучи, для многих, солнца.

Как цвет зари, что тает в синеве,
Как шепот листьев, звуки птичьих трелей,
Как локоны на детской голове,
Как ручейки, звенящие в апреле,
Иль росы, что рассыпаны в траве,
Иль страх, когда буран в степи ревел,
Иль белые снега в пушистых елях.

В стране ты трубодуров родилась,
Отец – романтик страстный, мать – испанка?
Их пагубная, для России, связь,
Любовница, к тому же – иностранка.
Но можно ль скрыть своих влюбленных глаз,
Любовь бывает в жизни только раз
Не только ведь для юного подранка.

Идалия де Обертей свежа,
Умна, красива и во всем прилежна,
Она, как роза, дивно хороша,
Цвет нежной кожи, прямо белоснежный.
Ранимая и чуткая душа,
С замужеством, увы, осталась прежней,
И не один мужчина ей отвержен,
Лишь муж ее достойно удержал,

Да дружба с Натали, с ее сестрой,
Её, любя, для балов наряжала,
Вставала за нее всегда горой,
И на прогулки в парк сопровождала,
И за неверность Пушкина, порой,
Что не казалось ей тогда игрой,
Нелестными словами называла.

Как больно было ей переносить
Обидные, нелепые измены.
Все чаще приходилось с ними жить,
И не было для счастья перемены,
Неугомонность дерзкую сносить,
Поэзию ведь с похотью не слить,
Хотелось мщенья даме непременно.

Простите нас, красавицы тех лет,
Наталья Гончарова – друг сердечный,
Вы затмевали дивный высший свет,
Оставшись в нашей памяти навечно,
Несли ли вы потоки бурных бед,
Давали ль целомудрию обет,
Любовь ли многим, дерзко и беспечно?

Зачем судить? Не ваша в том вина,
Когда сердца сгорали в пылкой страсти,
Была ль одна достойна и верна,
И не было ль в другой такой напасти,
А кем была подчас увлечена,
А, может быть, навек обречена,
Вдруг, подчинясь неукротимой власти.

Троюродные сестры столь умны,
Талантливы, с изысканнейшим вкусом,
По меркам иностранным ли, земным,
Одна богиня светло белоруса,
Другая темноброва, но нежны,
И были семьям преданно верны,
Но не любили выскочек и трусов.

Они не сожалели ни о чем,
И друг на друга время не жалели,
Мужчин манили трепетным плечом,
Губами, что безудержно аллели.
А что мужчину к женщине влечет,
Коль он, сгорает пламенной свечой,
А кто-то, без влеченья только тлеет?

Кого-то любят только за талант,
За красоту кого-то обожают,
Кому-то снится платья белый бант,
А разница в их чувствах не большая,
И пусть поэт влюблённый или франт,
И пусть он генерал, а не педант,
Любовь причудам и не возражает.

Пока сам бог не вступит в этот спор,
И не столкнутся разные стихии,
Дантес который год не сводит взор,
Хоть точно знает: замыслы плохие,
Вновь о любви заводит разговор,
И Пушкину читает приговор,
Всех, обрекая на года лихие.

И по салонам – сплетни растеклись,
Все серой краской вмиг перемешалось,
До срока потемнела неба высь,
И появлялась в сердце чистом жалость,
Поди-ка ты без бога разберись,
И почему мечтанья не сбылись,
А горечь, не спросясь, в сердца закралась.

Куда ведёт завистливое зло,
И бешеная ревность всех калечит,
Знакомо это многим ремесло,
Что падает всей тяжестью на плечи.
Кому души разгневанно не жгло,
До холода могил не довело,
А многих ль время нежностью залечит?

Что ищем мы, предав иль обманув,
Преследуем, какие в жизни цели?
Попав однажды в ложную страну,
Что, от обмана ближних, поимели?
И с кем разделим тяжкую вину,
Когда, не сняв завесы пелену,
Любовью никого не отогрели?!

Неверность властолюбца, как понять,
В желаниях незнающего меры,
До сердца достигает рукоять,
Когда забыты напрочь искры веры.
И женских слез вовеки не унять,
Какая уж для жизни благодать,
Не воскресить им прежние химеры.

Коль оскорбленье, вдруг, нанесено,
Неважно кем, хоть трижды он прославлен,
Иссушит душу непристойный зной,
И сам бесстыдством будешь обезглавлен.
Чем в человеке прорастет зерно?
Коварством было все предрешено!
И ненавистью будет всяк отравлен.

У домыслов и лжи своя стезя,
Но у плевков иное назначенье,
Гнев праведный остановить нельзя,
Как и талантом чьим-то – восхищенье,
Остерегайтесь, верные друзья,
Иначе жизнь промчится ваша зря,
Наполнив сердце непомерным мщеньем,
И уж не будет божьего прощенья!

И вот расплаты наступает срок,
Не возвратить ни слов, ни дел обратно,
Кто вынесет жестокости урок,
Пройдя тропой судьбы невероятной,
Но возведен беспечности курок,
И сам Господь к таким ревнивцам строг,
Коль недоверьем навсегда запятнан.

Ни почести, ни слава не спасут,
Все будет так, как сами вы хотели,
Кого-то в небо ангелы зовут,
Его совсем недавно уж отпели,
Над судьбами иных вознесся кнут,
Коль властью сапогами будешь пнут,
Под звуки несмолкающей свирели.

Идалия плюёт на лик певца
Её его регалии не мучат,
И жизнь, и смерть приходят от Творца,
И засуха, что оживляют тучи,
Спадет улыбка с гордого лица,
И мы не понимаем до конца,
Кто, для кого был в мире самым лучшим?

Униженно Идалия жила,
Не потому ль и честь хранила свято,
Пусть незаконной дочерью была,
Кем детство недостойностью распято?
Не победить непрошеного зла,
Любовь семейство беспощадно жгла
И Строгановых, да и иных когда-то…

Когда ты нищ, мечты твои не в счет,
Брак по расчету уж понятен многим,
На небесах ведётся свой учет,
Не жить в довольстве детям босоногим,
Хоть каждого мечта к себе влечет,
Но сторожит у врат корявый черт,
Оставив чьё-то счастье за порогом.