2005
1. Коллегам по цеху
?Предчувствия меня не обманули?:
Лишь август окунул в багрянец кисть –
Гудит литинтернет, что аццкий улей,
Народ несёт ?Лыхны?, ?Напареули?,
?Фетяску?, ?Солнцедар?… вот это жысь!
По осени квохчливая наседка
Считает неуклюжий свой приплод:
Мокра от детских слёз ея жилетка,
Но, в то же время, планы пятилетки
Готовы пасть к ногам под новый год.
А там и до весны, гля, недалече,
Взбурлит, куды он денется, гормон.
Кто доживёт, кого и так залечат,
Кого зелёный змий задолбит в печень,
Но будет цвесть лирический бомонд.
Потом по отпускам, за вдохновеньем
Разъедутся творцы по деревням,
К селянкам, к самогонке и варенью,
К природе, в общем, к умиротворенью,
Пытаясь необъятное объять…
И нет такой известной миру силы,
Чтоб этот хоровод остановить:
Поэту без родной природы – вилы,
А без поэтов мрут библиофилы,
А без библиофилов нам не жить.
2. Пятиэтажки идут на снос
Пятиэтажки идут на снос,
Старинный друг встретил новых двух.
Автоответчик на твой вопрос
Планетой, вырвавшейся из рук,
Взорвется: ?Вот он, каков итог!?
Обдаст шрапнелью шальной фальцет.
Другие – живы, а ты не смог:
И кто-то шарит в твоем ларце.
…а в Лукоморье под Новый Год
Совсем неплохо идут дела:
Цветным металлом барыжит кот,
Русалка давеча родила…
Но это в сказке, а наяву
Одна надежда – скупой прогноз.
По слову слово спешит на звук,
Пятиэтажки идут на снос.
3. *** (какая ночь)
Какая ночь… Безлюдна и тиха,
То взвоет волком в дальнем подреберье,
То запоет в трубе, то скрипнет дверью,
То вдруг прорвется линией стиха.
Какая ночь.… Того гляди, помрешь,
Так околдует, так захороводит,
Что захлебнёшься в снежном половодье
И перейдешь в морозчатый чертеж.
Какая ночь.…
Какая ночь была,
Другой такой на целый свет – едва ли.
Такая ночь, что в ней замерз бы ад,
Но – оглянись: мы перезимовали.
4. Метатель одноразовых ножей
Метатель одноразовых ножей,
Скажи, какую ночь тебе не спится?
Наутро разомнёшься коньячком,
И выйдешь, зябко ёжась, на бульвар.
Вон дерево, а вон – мужик. И пар
Из клюва у вороны* будет виться,
Покуда день за стёклами очков
Яснеет и приглаживает шерсть.
Щелчок в затылке. Потеплеет взгляд,
Привычно распахнёшь худой этюдник.
Слетятся, словно стая воробьёв,
Купюры с замерзающих осин.
Сгребёшь небрежно, и пойдёшь один
Привычно, обречённо, словом – в люди.
Не выйдёшь. Канешь в зимний водоём,
Лишь эхо удивлённо вскрикнет: "...!"
* - ? Т.Соболева
5. Где мой адресат
"...в доме, где судьба меня ждёт" (с)
Знаю точно, где мой адресат: деревенька на карте
При масштабе один к миллиону всего миллиметр –
Я запомнил её, словно Родину-мать на плакате,
Я забыл её, словно лицо без особых примет.
Знаю точно, где мой адресат: на окраине мира
Курит вечную трубку и смотрит на вечный покой –
Я запомнил его, как звонки в коммунальной квартире,
Я забыл его, как забывают морзянку гудков.
Знаю точно, где мой адресат: покосилась оградка,
Деревянным крестом подпирает жилец небеса.
Подойду, постою, и конвертик разглажу украдкой,
Прочитаю, пойму: знаю точно, где мой адресат.
6. Остаться в июле
Остаться в июле, в распахнутом настежь июле,
Где звон тишины позволяет забыть о продажах
В тревожной столице, гудящей прогневанным ульем,
А в клубе – кино или танцы, что, в общем, не важно.
Остаться в июле – босым, запылённым, беспечным,
Рыбалка, грибы, сенокос, продавщица в сельмаге,
И – воздух! Такие простые и вечные вещи,
Как водка и хлеб на промасленой сельдью бумаге.
Остаться в июле, гонять по лугам шоколадниц,
Сиеста в стогу, а потом – за фольклором к пейзанам.
Припомнишь Москву с изобилием пьяниц и задниц,
Постылые версты с тележкой по универсамам,
Возьмёшь – и останешься в этом июле навеки,
Войдёшь по колено сначала, чуть позже – по пояс,
В итоге погрузишься весь в полноводную реку,
И вниз по теченью отбудешь в бескрайнем покое.
…а где-то в районе Садового за монитором
появится юный стажер с непросохшим дипломом,
который однажды подумает, как это здорово,
остаться в июле (ну, или, как минимум, дома)
7. Натоплена печка
Натоплена печка, накормлен-напоен сверчок,
Уставшая вьюга вальяжно легла за порогом.
И вяжется лыко, причём, по возможности - в строку.
Кукушка не спит, отмеряя количество строк.
В забытой ВГТРК и людьми стороне
Размеренность жизни сродни медитации йогов.
Нет веских причин без конца тиражировать Бога,
Поскольку он есть в каждом сердце. И выбора нет.
И выборов нет, есть хозяйство, семья, урожай,
Работы не много, но пыльная. Плата - натурой.
Начнут, помолясь, только в ставенки стукнется утро,
И к вечеру катится солнечный день не спеша
Сезон за сезоном. Вивальди, поди невдомёк,
Что ложки с пилой да баян выразительней скрипок.
А эти крестьяне не в курсе куриного гриппа.
Живут как живут...
...и не близок тот край, ни далёк...
...натоплена печка, накормлен-напоен сверчок.
Уставшая вьюга вальяжно лежит за порогом.
Намаявшись за день, кукушка уснула до срока,
И кончилось время, издав еле слышный щелчок.
8. Дарвинистическая трагедия
?Ничего-то нам не светит –
Искры гаснут на ветру…?
Тщетно мельбурнские дети
Дрессируют кенгуру.
?Затянулись бы хоть разик,
Или даже не взатяг –
Это точно был бы праздник!?
Но зверушки не хотят.
Чужды прелести прогресса
Длинноногим кенгурам –
Мышцы сумчатого пресса
Закаляют по утрам.
Не до курева жывотным,
Молодцы, прыгучий скот.
Против матери-природы
Разве кто-нибудь пойдёт?
Ешь траву и размножайся,
Пей водичку да плодись.
На людей не обижайся,
На туристов не сердись.
Тренируй прыжок, дружище,
И тогда, поверь, не вру,
Будет день и будет пища
На планете кенгуру.
"Рано-рано поутру
Пастушок туруруру",
Но никто не отзовётся,
Кроме стада кенгуру.
9. *** (если птице)
если птице неймётся в неволе,
запечатай глаголом уста,
обходи по периметру поле,
да живи, умирая, до ста.
сторожи урожай корнеплодов.
буде совесть кристально чиста,
примет Родина крест недорода,
примешь ты неизбежность креста.
а покуда неймётся пичуге,
сторожам никогда не устать
упражняться в стрельбе (друг на друге)
и устав караульный листать.
10. Ю.Г.
Все проблемы и беды, летатель ты мой, не в том,
Что тебя запустили в космос в недобрый час:
Увернулся б от яблока ловкий мужик Невтон,
Так и не было б крыльев у шустрых его внучат.
Да и не было б мысли, улыбчивый мой, о том,
Чтоб оставить Землю за-ради холодных звёзд
И смотреть свысока, как внизу проплывает дом,
Весь в тумане молочном неведомо чьих желёз.
Разве дело, Лексеич, из тюбиков есть да пить?
Разве дело незнамо куда да как ходить?
Возвращайся, смотри, развязался опять шнурок
На казённом ботинке. Давай, не балуй, Юрок.
11. Так чисто и спокойно спится в дождь
Как чисто и спокойно спится в дождь,
На белом фоне капельного шума…
Так спит в Теночтитлане Монтесума,
Так спит природа в зелени садов,
Так спит на лавке в парке старый бомж,
Так спит, суха, теория Эйнштейна,
Так спит, обняв Луну, рабочий сцены,
Об край небес постукиваясь лбом.
А жизнь идёт нехитрым чередом,
Где места нет любительскому чуду.
Так чисто и спокойно спится в дождь,
Что даже сердце бьётся раз в минуту.
12. О природном равновесии
Мой младший сын, наивный дурачок,
Пустить стрелу – казалось бы, что проще?
Но пуст колчан, зато силён расчёт,
И выбран путь изящней и короче:
Приказ, и вот народец ко дворцу
Со всех концов страны несёт лягушек.
О, горе мне… Я слышал этот звук,
Где в каждом ?ква? – ?спасите наши души?.
Приёмный зал. Призывный жест руки –
И начался тот земноводный кастинг.
Одним – финал, смерть от ножа – другим.
Поди, пойми, каким бывает счастье.
…а той порой плодилось комарьё –
Лягушек нет: ура, гуляй, рванина!
Вампирский полк рванул с болот вперёд:
На города, леса, поля, равнины…
Что в сказке – ложь, что – плутовской намёк?
Мой дурачок, он понял слишком поздно…
С толпой принцесс закрывшись на замок,
Он до поры отвёл от них угрозу…
…и счастья нет, и королевства – нет…
Он понимал, что будет только хуже,
Но – пировал, топя вину в вине,
И целовал, и целовал лягушек.
13. На секунду зажмуришь глаза
В потаённом лесном уголке
отголосок мирской паранойи:
на секунду зажмуришь глаза
и покажется, будто застыл
перед выстрелом крохотный мир –
кто-то сзади буравит затылок;
обернёшься – и нет никого,
только снег опадает с ветвей.
Эта жизнь разделилась на две,
и в одной – укрепление тыла,
восхитительный пойманный миг,
и надёжный товарищ Авось;
а в другой – разводные мосты,
лошадиная тяга к спиртному,
да Юнона во всех голосах
под фальшиво звучащий оркестр.
С приговором в последней строке
и полтинником лет за плечами,
торопился предстать молодым,
но в больнице не встретил Его;
обманул санитаров, врача,
и махнул напрямки по сугробам,
под собою не чуя ни ног,
ни земли, ни чего-то ещё.
… и летел наугад мужичок,
лихорадочно путались тропы,
всё на миг прояснялось и вновь
погружалось в потёмки на час.
отвернулся небесный конвой, -
заключённый, без долгих прощаний,
убежал, и, запутав следы,
затерялся в бескрайней тайге.
В потаённом лесном уголке
отголосок мирской паранойи:
на секунду зажмуришь глаза
и покажется, будто застыл
перед выстрелом крохотный мир –
кто-то сзади буравит затылок;
обернёшься – и нет никого,
только снег опадает с ветвей.
14. Лица (А.К.)
?Выпив дважды по двести у буфетчицы Лены,
Я гляжу в поднебесье, сидя в душной пельменной.
Я леплю тёмный шарик из орловского хлеба,
Я хочу быть как солнце, но не серым как небо?.
?Пельменная? (А.Крупнов)
Лица тех, кто уходит, стираются. Рано ли, поздно,
Поколение next перейдёт в поколение last,
И гламурные девочки-мальчики-пупсики-звёзды
Будут стоить не больше, чем баночка клея для ласт.
Будут новые песни, альбомы, награды, парады,
Суета-маета, череда обезличенных лиц*.
И найдётся один, тот, кто выйдет за рамки квадрата…
…выпив дважды по двести в пельменной за краем Земли*.
*
?…над шеренгой пустых обезличенных лиц? – ?Болезнь? (А.Крупнов)
?…готов всегда идти на край земли, за край земли…? – ?Седьмая песня? (А.Крупнов)
светлой памяти Анатолия Крупнова
24/03/1965 – 27/02/1997
15. Мертв, как таковой
Пу Эр, влюблённый в Туо Ча…
Вскрой жестом грацию Востока:
Остёр глаголом, делом тонок,
Пришёл, увидел - в тот же час
Разоружил зелёный чай
Посредством сахара и сливок,
И выпил жадно, суетливо,
Потея, скалясь и урча.
Китаец знает – твой покой
В скобе таится спусковой.
При жизни нет тебе покоя,
И жизни нет, как таковой.
***
…и когда наступает день
молодого вина и сыра,
кто-то гладит животик мира
и прописанных в нём людей.
а во всех уголках Земли
распускаются
сопли, слюни…
так, согретый теплом июня,
сладко спит китайчонок Ли.
***
НЕ ПРОСПИ! Набивай суставы,
Совершествуй кунг-фу шоп-туров,
И на запад пойдут составы
Контратакой твоей культуры!
***
Кто знает, может быть покой
В скобе хранится спусковой?
Кто знает, тот не отвечает,
Поскольку мёртв, как таковой.
16. Я, наверное
Я, наверное, тоже когда-нибудь… Нет, не сейчас.
Не сегодня, и точно не завтра (футбол, дорогая!).
Не боясь ничего, не рыдая и не догорая,
А с разбегу, с размаху, с бедра, с разворота, с плеча.
Я, наверное, тоже когда-нибудь… Нет, недосуг.
Недосуг занимать свою голову планом кончины.
И мой смех – не всегда точный признак. Но мне, дурачине,
Очень нравится этот волшебный целительный звук.
Я, наверное, тоже когда-нибудь… Впрочем, зачем?
Никогда. Никогда я не выйду на шведском граните.
Я, наверное… Нет,
Я уверен: мой ангел-хранитель
Никогда не уснёт на широком и крепком плече.
17. Неотпущенный здесь
пьёшь коньяк, доедаешь киш-миш,
сибаритствуешь неторопливо,
отступает по капле болезнь,
наступает на пятки ноябрь.
тихо тикает юность твоя,
укрываема шерстью прилива.
ты ещё не отпущен, ты здесь,
но уже еле слышимо спишь.
входит в окна вселенская тишь,
входит в легкие мягкий и добрый
восхитительно нежный зефир,
навевая дождящие сны.
а на чистой странице стены
отраженный сигнал светофора
маячком разделенной любви
загорится, погаснет.
киш-миш
и коньяк, лет, наверное, ста,
говорливый сверчок в батарее,
еле слышимый ты в темноте,
пролетающий тающий век.
рассмотрю в неподвижности век,
что там снится, пока я старею.
и на цыпочках в солнечный день
удалюсь под разбитый хрусталь.
18. Мимолетная жалость
Не уйдешь. Мимолетная жалость
Ждущих новых гостей номеров.
Обмани пустоту интервалов
Между гулкими звуками строф.
Насели колоритным народцем
Увядающий шаткий приют,
И тотчас тишина отзовется
Звонким цоканьем шустрых минут.
И тотчас деловым и проворным
Воцарится за стойкой портье.
Закружится вальяжно и гордо
Шумный шелест шикарных одежд.
Заснуют перед пышным швейцаром
Лимузины заморских держав.
В ресторане поспеют омары,
В казино разгорится игра…
Не надейся, мин херц, не надейся:
Сколь ни виться веревочке дней,
Между гулкими звуками сердца
Пустота каждый час холодней.
?Предчувствия меня не обманули?:
Лишь август окунул в багрянец кисть –
Гудит литинтернет, что аццкий улей,
Народ несёт ?Лыхны?, ?Напареули?,
?Фетяску?, ?Солнцедар?… вот это жысь!
По осени квохчливая наседка
Считает неуклюжий свой приплод:
Мокра от детских слёз ея жилетка,
Но, в то же время, планы пятилетки
Готовы пасть к ногам под новый год.
А там и до весны, гля, недалече,
Взбурлит, куды он денется, гормон.
Кто доживёт, кого и так залечат,
Кого зелёный змий задолбит в печень,
Но будет цвесть лирический бомонд.
Потом по отпускам, за вдохновеньем
Разъедутся творцы по деревням,
К селянкам, к самогонке и варенью,
К природе, в общем, к умиротворенью,
Пытаясь необъятное объять…
И нет такой известной миру силы,
Чтоб этот хоровод остановить:
Поэту без родной природы – вилы,
А без поэтов мрут библиофилы,
А без библиофилов нам не жить.
2. Пятиэтажки идут на снос
Пятиэтажки идут на снос,
Старинный друг встретил новых двух.
Автоответчик на твой вопрос
Планетой, вырвавшейся из рук,
Взорвется: ?Вот он, каков итог!?
Обдаст шрапнелью шальной фальцет.
Другие – живы, а ты не смог:
И кто-то шарит в твоем ларце.
…а в Лукоморье под Новый Год
Совсем неплохо идут дела:
Цветным металлом барыжит кот,
Русалка давеча родила…
Но это в сказке, а наяву
Одна надежда – скупой прогноз.
По слову слово спешит на звук,
Пятиэтажки идут на снос.
3. *** (какая ночь)
Какая ночь… Безлюдна и тиха,
То взвоет волком в дальнем подреберье,
То запоет в трубе, то скрипнет дверью,
То вдруг прорвется линией стиха.
Какая ночь.… Того гляди, помрешь,
Так околдует, так захороводит,
Что захлебнёшься в снежном половодье
И перейдешь в морозчатый чертеж.
Какая ночь.…
Какая ночь была,
Другой такой на целый свет – едва ли.
Такая ночь, что в ней замерз бы ад,
Но – оглянись: мы перезимовали.
4. Метатель одноразовых ножей
Метатель одноразовых ножей,
Скажи, какую ночь тебе не спится?
Наутро разомнёшься коньячком,
И выйдешь, зябко ёжась, на бульвар.
Вон дерево, а вон – мужик. И пар
Из клюва у вороны* будет виться,
Покуда день за стёклами очков
Яснеет и приглаживает шерсть.
Щелчок в затылке. Потеплеет взгляд,
Привычно распахнёшь худой этюдник.
Слетятся, словно стая воробьёв,
Купюры с замерзающих осин.
Сгребёшь небрежно, и пойдёшь один
Привычно, обречённо, словом – в люди.
Не выйдёшь. Канешь в зимний водоём,
Лишь эхо удивлённо вскрикнет: "...!"
* - ? Т.Соболева
5. Где мой адресат
"...в доме, где судьба меня ждёт" (с)
Знаю точно, где мой адресат: деревенька на карте
При масштабе один к миллиону всего миллиметр –
Я запомнил её, словно Родину-мать на плакате,
Я забыл её, словно лицо без особых примет.
Знаю точно, где мой адресат: на окраине мира
Курит вечную трубку и смотрит на вечный покой –
Я запомнил его, как звонки в коммунальной квартире,
Я забыл его, как забывают морзянку гудков.
Знаю точно, где мой адресат: покосилась оградка,
Деревянным крестом подпирает жилец небеса.
Подойду, постою, и конвертик разглажу украдкой,
Прочитаю, пойму: знаю точно, где мой адресат.
6. Остаться в июле
Остаться в июле, в распахнутом настежь июле,
Где звон тишины позволяет забыть о продажах
В тревожной столице, гудящей прогневанным ульем,
А в клубе – кино или танцы, что, в общем, не важно.
Остаться в июле – босым, запылённым, беспечным,
Рыбалка, грибы, сенокос, продавщица в сельмаге,
И – воздух! Такие простые и вечные вещи,
Как водка и хлеб на промасленой сельдью бумаге.
Остаться в июле, гонять по лугам шоколадниц,
Сиеста в стогу, а потом – за фольклором к пейзанам.
Припомнишь Москву с изобилием пьяниц и задниц,
Постылые версты с тележкой по универсамам,
Возьмёшь – и останешься в этом июле навеки,
Войдёшь по колено сначала, чуть позже – по пояс,
В итоге погрузишься весь в полноводную реку,
И вниз по теченью отбудешь в бескрайнем покое.
…а где-то в районе Садового за монитором
появится юный стажер с непросохшим дипломом,
который однажды подумает, как это здорово,
остаться в июле (ну, или, как минимум, дома)
7. Натоплена печка
Натоплена печка, накормлен-напоен сверчок,
Уставшая вьюга вальяжно легла за порогом.
И вяжется лыко, причём, по возможности - в строку.
Кукушка не спит, отмеряя количество строк.
В забытой ВГТРК и людьми стороне
Размеренность жизни сродни медитации йогов.
Нет веских причин без конца тиражировать Бога,
Поскольку он есть в каждом сердце. И выбора нет.
И выборов нет, есть хозяйство, семья, урожай,
Работы не много, но пыльная. Плата - натурой.
Начнут, помолясь, только в ставенки стукнется утро,
И к вечеру катится солнечный день не спеша
Сезон за сезоном. Вивальди, поди невдомёк,
Что ложки с пилой да баян выразительней скрипок.
А эти крестьяне не в курсе куриного гриппа.
Живут как живут...
...и не близок тот край, ни далёк...
...натоплена печка, накормлен-напоен сверчок.
Уставшая вьюга вальяжно лежит за порогом.
Намаявшись за день, кукушка уснула до срока,
И кончилось время, издав еле слышный щелчок.
8. Дарвинистическая трагедия
?Ничего-то нам не светит –
Искры гаснут на ветру…?
Тщетно мельбурнские дети
Дрессируют кенгуру.
?Затянулись бы хоть разик,
Или даже не взатяг –
Это точно был бы праздник!?
Но зверушки не хотят.
Чужды прелести прогресса
Длинноногим кенгурам –
Мышцы сумчатого пресса
Закаляют по утрам.
Не до курева жывотным,
Молодцы, прыгучий скот.
Против матери-природы
Разве кто-нибудь пойдёт?
Ешь траву и размножайся,
Пей водичку да плодись.
На людей не обижайся,
На туристов не сердись.
Тренируй прыжок, дружище,
И тогда, поверь, не вру,
Будет день и будет пища
На планете кенгуру.
"Рано-рано поутру
Пастушок туруруру",
Но никто не отзовётся,
Кроме стада кенгуру.
9. *** (если птице)
если птице неймётся в неволе,
запечатай глаголом уста,
обходи по периметру поле,
да живи, умирая, до ста.
сторожи урожай корнеплодов.
буде совесть кристально чиста,
примет Родина крест недорода,
примешь ты неизбежность креста.
а покуда неймётся пичуге,
сторожам никогда не устать
упражняться в стрельбе (друг на друге)
и устав караульный листать.
10. Ю.Г.
Все проблемы и беды, летатель ты мой, не в том,
Что тебя запустили в космос в недобрый час:
Увернулся б от яблока ловкий мужик Невтон,
Так и не было б крыльев у шустрых его внучат.
Да и не было б мысли, улыбчивый мой, о том,
Чтоб оставить Землю за-ради холодных звёзд
И смотреть свысока, как внизу проплывает дом,
Весь в тумане молочном неведомо чьих желёз.
Разве дело, Лексеич, из тюбиков есть да пить?
Разве дело незнамо куда да как ходить?
Возвращайся, смотри, развязался опять шнурок
На казённом ботинке. Давай, не балуй, Юрок.
11. Так чисто и спокойно спится в дождь
Как чисто и спокойно спится в дождь,
На белом фоне капельного шума…
Так спит в Теночтитлане Монтесума,
Так спит природа в зелени садов,
Так спит на лавке в парке старый бомж,
Так спит, суха, теория Эйнштейна,
Так спит, обняв Луну, рабочий сцены,
Об край небес постукиваясь лбом.
А жизнь идёт нехитрым чередом,
Где места нет любительскому чуду.
Так чисто и спокойно спится в дождь,
Что даже сердце бьётся раз в минуту.
12. О природном равновесии
Мой младший сын, наивный дурачок,
Пустить стрелу – казалось бы, что проще?
Но пуст колчан, зато силён расчёт,
И выбран путь изящней и короче:
Приказ, и вот народец ко дворцу
Со всех концов страны несёт лягушек.
О, горе мне… Я слышал этот звук,
Где в каждом ?ква? – ?спасите наши души?.
Приёмный зал. Призывный жест руки –
И начался тот земноводный кастинг.
Одним – финал, смерть от ножа – другим.
Поди, пойми, каким бывает счастье.
…а той порой плодилось комарьё –
Лягушек нет: ура, гуляй, рванина!
Вампирский полк рванул с болот вперёд:
На города, леса, поля, равнины…
Что в сказке – ложь, что – плутовской намёк?
Мой дурачок, он понял слишком поздно…
С толпой принцесс закрывшись на замок,
Он до поры отвёл от них угрозу…
…и счастья нет, и королевства – нет…
Он понимал, что будет только хуже,
Но – пировал, топя вину в вине,
И целовал, и целовал лягушек.
13. На секунду зажмуришь глаза
В потаённом лесном уголке
отголосок мирской паранойи:
на секунду зажмуришь глаза
и покажется, будто застыл
перед выстрелом крохотный мир –
кто-то сзади буравит затылок;
обернёшься – и нет никого,
только снег опадает с ветвей.
Эта жизнь разделилась на две,
и в одной – укрепление тыла,
восхитительный пойманный миг,
и надёжный товарищ Авось;
а в другой – разводные мосты,
лошадиная тяга к спиртному,
да Юнона во всех голосах
под фальшиво звучащий оркестр.
С приговором в последней строке
и полтинником лет за плечами,
торопился предстать молодым,
но в больнице не встретил Его;
обманул санитаров, врача,
и махнул напрямки по сугробам,
под собою не чуя ни ног,
ни земли, ни чего-то ещё.
… и летел наугад мужичок,
лихорадочно путались тропы,
всё на миг прояснялось и вновь
погружалось в потёмки на час.
отвернулся небесный конвой, -
заключённый, без долгих прощаний,
убежал, и, запутав следы,
затерялся в бескрайней тайге.
В потаённом лесном уголке
отголосок мирской паранойи:
на секунду зажмуришь глаза
и покажется, будто застыл
перед выстрелом крохотный мир –
кто-то сзади буравит затылок;
обернёшься – и нет никого,
только снег опадает с ветвей.
14. Лица (А.К.)
?Выпив дважды по двести у буфетчицы Лены,
Я гляжу в поднебесье, сидя в душной пельменной.
Я леплю тёмный шарик из орловского хлеба,
Я хочу быть как солнце, но не серым как небо?.
?Пельменная? (А.Крупнов)
Лица тех, кто уходит, стираются. Рано ли, поздно,
Поколение next перейдёт в поколение last,
И гламурные девочки-мальчики-пупсики-звёзды
Будут стоить не больше, чем баночка клея для ласт.
Будут новые песни, альбомы, награды, парады,
Суета-маета, череда обезличенных лиц*.
И найдётся один, тот, кто выйдет за рамки квадрата…
…выпив дважды по двести в пельменной за краем Земли*.
*
?…над шеренгой пустых обезличенных лиц? – ?Болезнь? (А.Крупнов)
?…готов всегда идти на край земли, за край земли…? – ?Седьмая песня? (А.Крупнов)
светлой памяти Анатолия Крупнова
24/03/1965 – 27/02/1997
15. Мертв, как таковой
Пу Эр, влюблённый в Туо Ча…
Вскрой жестом грацию Востока:
Остёр глаголом, делом тонок,
Пришёл, увидел - в тот же час
Разоружил зелёный чай
Посредством сахара и сливок,
И выпил жадно, суетливо,
Потея, скалясь и урча.
Китаец знает – твой покой
В скобе таится спусковой.
При жизни нет тебе покоя,
И жизни нет, как таковой.
***
…и когда наступает день
молодого вина и сыра,
кто-то гладит животик мира
и прописанных в нём людей.
а во всех уголках Земли
распускаются
сопли, слюни…
так, согретый теплом июня,
сладко спит китайчонок Ли.
***
НЕ ПРОСПИ! Набивай суставы,
Совершествуй кунг-фу шоп-туров,
И на запад пойдут составы
Контратакой твоей культуры!
***
Кто знает, может быть покой
В скобе хранится спусковой?
Кто знает, тот не отвечает,
Поскольку мёртв, как таковой.
16. Я, наверное
Я, наверное, тоже когда-нибудь… Нет, не сейчас.
Не сегодня, и точно не завтра (футбол, дорогая!).
Не боясь ничего, не рыдая и не догорая,
А с разбегу, с размаху, с бедра, с разворота, с плеча.
Я, наверное, тоже когда-нибудь… Нет, недосуг.
Недосуг занимать свою голову планом кончины.
И мой смех – не всегда точный признак. Но мне, дурачине,
Очень нравится этот волшебный целительный звук.
Я, наверное, тоже когда-нибудь… Впрочем, зачем?
Никогда. Никогда я не выйду на шведском граните.
Я, наверное… Нет,
Я уверен: мой ангел-хранитель
Никогда не уснёт на широком и крепком плече.
17. Неотпущенный здесь
пьёшь коньяк, доедаешь киш-миш,
сибаритствуешь неторопливо,
отступает по капле болезнь,
наступает на пятки ноябрь.
тихо тикает юность твоя,
укрываема шерстью прилива.
ты ещё не отпущен, ты здесь,
но уже еле слышимо спишь.
входит в окна вселенская тишь,
входит в легкие мягкий и добрый
восхитительно нежный зефир,
навевая дождящие сны.
а на чистой странице стены
отраженный сигнал светофора
маячком разделенной любви
загорится, погаснет.
киш-миш
и коньяк, лет, наверное, ста,
говорливый сверчок в батарее,
еле слышимый ты в темноте,
пролетающий тающий век.
рассмотрю в неподвижности век,
что там снится, пока я старею.
и на цыпочках в солнечный день
удалюсь под разбитый хрусталь.
18. Мимолетная жалость
Не уйдешь. Мимолетная жалость
Ждущих новых гостей номеров.
Обмани пустоту интервалов
Между гулкими звуками строф.
Насели колоритным народцем
Увядающий шаткий приют,
И тотчас тишина отзовется
Звонким цоканьем шустрых минут.
И тотчас деловым и проворным
Воцарится за стойкой портье.
Закружится вальяжно и гордо
Шумный шелест шикарных одежд.
Заснуют перед пышным швейцаром
Лимузины заморских держав.
В ресторане поспеют омары,
В казино разгорится игра…
Не надейся, мин херц, не надейся:
Сколь ни виться веревочке дней,
Между гулкими звуками сердца
Пустота каждый час холодней.
Метки:
