Стихийное, 2015
Только всё это блажь, и накручено долгим лиманом...
А. Парщиков
1.
Твой образ при мне неотлучно, как ангел-хранитель,
и перья из крыльев его — как незримые нити,
которые крепят изнанку вселенной стежками,
порой выбиваясь наружу смешными стишками.
Их бережно чертят прожилками листьев бумаги
послушные зову халдеи, факиры и маги,
чьи медные стопы с упорством седой Данаиды
века напролет измеряют углы пирамиды.
И там, где ты есть, листья в рост устремляются дружно,
там небо всегда золотое и нежность — жемчужна.
Ее собирают девчонки под кожу и платья,
ныряя отважно в прозрачную толщу объятья.
Под вечер роса серебрится, и ангел тумана,
смеясь, накрывает крылами пространство лимана:
ни словом, ни сном передать невозможно, какое
искрит и сверкает в росинках блаженство покоя...
2.
У лесного пруда, утомленного ряской и тиной,
настоящее дремлет, свиваясь седой паутиной,
словно кружево или пружинно приплюснутый локон,
словно двое спелёнутых в теплый сияющий кокон.
Скоро словом взойдет их вечерний младенческий лепет.
Это слово умрет, порождая тревогу и трепет,
иссушая цветущую, влажную, нежную кожу,
сотрясая грядущее злой вулканической дрожью.
Где недели и годы так щедро удобрены пеплом,
где застывшая лава похожа на сброшенный пеплум,
там, под сенью каштанов, с лихвой утолится однажды
вечный спазм бытия, пароксизм упоительной жажды,
чтобы в юном покое, точеном, как профиль камеи,
снова свиться клубочком, зевая, мечтая и млея,
и когда-нибудь стать с бытием наравне говорящим,
драгоценным, дразнящим, слепящим глаза настоящим.
3.
Пухло-весомы, как том примечаний к ?Улиссу?,
бархатно-мягки, как ломкие складки кулисы,
свиты узлами со стильной небрежностью шарфа,
думы твои — колдовская эолова арфа,
полная звучных, причудливо-точных метафор.
В полночь уходит их пестро разряженный табор,
суть бытия за собой укрывая линялым,
в пятнах заката и дырах от звёзд одеялом.
В ими навеянном сне одинаково серы
звонкие шпоры гусара, котурны гетеры —
только во мраке особенно сладостны узы
музыки плачущих муз и театра иллюзий.
Тайные струны души мелодично ероша,
словно леса волосков на обветренной коже,
в утренних мыслях твоих с методичным стараньем
ласково путаюсь лёгким прохладным дыханьем.
А. Парщиков
1.
Твой образ при мне неотлучно, как ангел-хранитель,
и перья из крыльев его — как незримые нити,
которые крепят изнанку вселенной стежками,
порой выбиваясь наружу смешными стишками.
Их бережно чертят прожилками листьев бумаги
послушные зову халдеи, факиры и маги,
чьи медные стопы с упорством седой Данаиды
века напролет измеряют углы пирамиды.
И там, где ты есть, листья в рост устремляются дружно,
там небо всегда золотое и нежность — жемчужна.
Ее собирают девчонки под кожу и платья,
ныряя отважно в прозрачную толщу объятья.
Под вечер роса серебрится, и ангел тумана,
смеясь, накрывает крылами пространство лимана:
ни словом, ни сном передать невозможно, какое
искрит и сверкает в росинках блаженство покоя...
2.
У лесного пруда, утомленного ряской и тиной,
настоящее дремлет, свиваясь седой паутиной,
словно кружево или пружинно приплюснутый локон,
словно двое спелёнутых в теплый сияющий кокон.
Скоро словом взойдет их вечерний младенческий лепет.
Это слово умрет, порождая тревогу и трепет,
иссушая цветущую, влажную, нежную кожу,
сотрясая грядущее злой вулканической дрожью.
Где недели и годы так щедро удобрены пеплом,
где застывшая лава похожа на сброшенный пеплум,
там, под сенью каштанов, с лихвой утолится однажды
вечный спазм бытия, пароксизм упоительной жажды,
чтобы в юном покое, точеном, как профиль камеи,
снова свиться клубочком, зевая, мечтая и млея,
и когда-нибудь стать с бытием наравне говорящим,
драгоценным, дразнящим, слепящим глаза настоящим.
3.
Пухло-весомы, как том примечаний к ?Улиссу?,
бархатно-мягки, как ломкие складки кулисы,
свиты узлами со стильной небрежностью шарфа,
думы твои — колдовская эолова арфа,
полная звучных, причудливо-точных метафор.
В полночь уходит их пестро разряженный табор,
суть бытия за собой укрывая линялым,
в пятнах заката и дырах от звёзд одеялом.
В ими навеянном сне одинаково серы
звонкие шпоры гусара, котурны гетеры —
только во мраке особенно сладостны узы
музыки плачущих муз и театра иллюзий.
Тайные струны души мелодично ероша,
словно леса волосков на обветренной коже,
в утренних мыслях твоих с методичным стараньем
ласково путаюсь лёгким прохладным дыханьем.
Метки: