Мой небесный друг

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эстетика творящего воображения – авторское изложение духовной концепции даосов, как способ развития экстатического сознания и интенсивного созидания в любом творчестве, где источником является сердце, соперничающее в своей деятельности с творчеством Создателя Вселенной и дополняющее его. Как говорили даосы: "Искусство не должно становиться заменителем жизни, а для этого жизнь нам нужно превратить в изощрённое искусство. Только тогда границы реального и нереального размываются, и оба мира меняются местами, словно мироздание – всего лишь проделки Праздного Дракона. Лицо мира постоянно меняется, и человек, как микрокосмос, отвечает на эти метаморфозы, словно эхо, то скрывая под маской-личиной свою истинную суть, то приоткрывая свой одухотворённый лик". Эта книга рассказывает о возможностях нашего преображения через духовное совершенствование и через наше волшебство изменять этот мир, делать его прекраснее, при этом, сохраняя его целостность и естественность.


МОЙ НЕБЕСНЫЙ ДРУГ

В друзьях есть у меня художник, необыкновенный,
Который уж давным-давно на небе обитает,
Он как-то в храме образ свой запечатлел, нетленный,
Так как земные и небесные секреты знает,
И сразу после этого на небо удалился.
А жил тогда в одной далёкой он стране, восточной,
Всю жизнь свою лишь рисовал, богам же не молился.
Но рисовал искусно, воспроизводя всё точно.
И после его кисти вещи словно оживали,
В существ с картин все образы вдруг перевоплощались,
Деревья, травы и цветы ожившими вставали,
А люди в двойников иль близнецов их превращались.
Увидев раз драконов, на стене изображённых,
В одном из храмов (те, задумавшись, вместе сидели),
По паре глаз пририсовал им, одухотворённых,
Они, разрушив стены храма, в небо улетели.
Но были и картины, что им тоже создавались,
Как ?Облака на небе?, и такие как ?Путь Млечный?,
Когда на них смотрели долго, то в них растворялись,
На небо улетали, в путь пускаясь, бесконечный;
Иль ?Ветер севера? картина сердце холодила,
Смотрел кто долго на неё, в ледышку превращался,
И если лёгким был, то его ветром уносило
Так далеко, что он домой уже не возвращался.
Когда я спрашивал, как ему это удаётся,
Что оживает всё, в ответ он только улыбался,
Но как-то он сказал мне: ?Чтобы новый свет рождался,
Должны ценить мы всё, что в сердце остаётся.
Ведь мы всегда, когда садимся в тихом кабинете,
И в медитацию уходим в мудром вдохновенье,
То видим только то, то ценно нам на этом свете,
Оно как б вновь рождается для нас в нашем виденье.
В основе же видений всех лежит наша природа,
Где истина, естественная, сердце заполняет,
А разум наш понять ?существенное? всё мешает,
Нам не схватить суть, если нет от разума ухода.
Лишь сердцем мудрое мы обретаем вдохновенье,
Когда внутри себя свою природу наблюдаем,
Но не копируем её, и ей не подражаем,
Лишь в этом случае способны создавать творенья.
Овладевая в сердце совершенством, запредельным,
Высокой одухотворённости мы достигаем,
В себе меняясь, новым качеством овладеваем –
Творить всё материальное в пространстве, беспредельном.
Мы как бы сами для себя становимся богами,
Способными создать мир через наше вдохновенье,
Творим мы материальное умом, а не руками,
И создаём всё, что рисует в нас воображенье.
Ведь что такое мир, как не иллюзии текучесть?
Где время в мире всё творит и тут же разрушает,
И тот из нас, кто этим временем овладевает,
Способен формы создавать, вдыхая в них живучесть.
Ведь если мы внимательно рассмотрим все творенья,
Что в мире возникает, иль откуда-то берётся, -
Всё то – спонтанности лишь, изначальной, воплощенье,
Как свыше дар нам кем-то в обладание даётся.
Так почему не можем в мире мы творить всё сами,
Все существа и вещи, нужные нам, создавая?
Мы ж можем, овладев искусством, сделаться богами,
Своё пространство с временем на всё распространяя?.
– ?Но что тогда со всей огромною Вселенной станет? –
Спросил его я, – и во что мир этот превратится,
Когда творить начнём все мы? Конец мира настанет,
От столкновений наших всё движенье прекратится?.
Услышав слова эти, друг небесный рассмеялся,
Сказав затем: ?Не знал, что можешь быть таким наивным,
Ведь этот мир давно обжит, хоть кажется и дивным,
И заселён богами весь, когда он создавался,
Ведь всё, что происходит в мире, раньше замышлялось,
Все судьбы ваши, как рассказы, боги записали
В своих твореньях и другим богам всё рассказали,
И то, что ими сказано, с тех пор осуществлялось.
Вам только кажется, что сами делаете что-то,
Но фабула уже сокрыта в вашем поведенье,
С рожденья и до окончанье жизни – их творенье,
Так как руководит из вас на небе каждым кто-то.
Вы – куклы иль игрушки в их руках, всегда послушны,
И всё, что нужно сделать, вы безвольно совершите,
И всё свершится так, хотите вы иль не хотите,
Так как вы, смертные, наивные и простодушны?.
– ?Но ведь свободу выбора ещё не отменили
Для нас, – я возразил ему, бунт, внутренний, скрывая, -
Так как, дав сердце, боги нам возможности открыли
Бороться с трудностями и стихией, побеждая.
Ведь если мы, в себе имея целеустремлённость,
Способны с миром и судьбой, как и с собой, бороться,
То знать заранее хотим судьбы определённость
И понимать, как вам вершин достигнуть удаётся?.
– ?Тогда тебе необходимы знанья пробужденья –
Сказал мой друг, с улыбкой хитрой на меня взирая, -
Лишь с ними в Небо совершить ты сможешь восхожденье,
Стать богом среди нас, в своём ашраме восседая?.
– ?Но как ашрам построить мне?? – спросил я с изумленьем.
– ?Очистись, – он сказал, – и медитации придайся.
После чего в душе начнёшь ашрама построенье,
Отринь всю скверну от себя, стать чистым постарайся.
Когда семь чакр своих очистишь, в небесах проснёшься,
Ещё среди богов три чакры обретёшь святого,
Как три оружия, когда на небо вознесёшься,
С их помощью ты беса сможешь одолеть любого.
Получишь чакру ты возмездия, как воздаянье,
С ней сможешь узнавать все слабые места в сраженье,
Чтоб нанести врагу в открытой схватке пораженье,
Который понесёт заслуженное наказанье.
Другую чакру кармы ты получишь, непростую,
Которая тебе даст полное освобожденье.
С ней сможешь изменять судьбу свою, как и иную,
Сумеешь выйти сам из колеса перерожденья.
И чакра третья времени – прыжок как в бесконечность,
С ней будет продлеваться жизнь, излечиваться рана,
Она позволит обрести бессмертие и вечность –
Оружие, каким владели Рама и Лакшмана.
Став богом в небесах, ты на земле можешь остаться,
Творить и пользу приносить другим, всех исправляя,
Ты будешь изменять весь мир и сам преображаться.
Людей всех делать добрыми, жизнь на земле спасая.
Ты сможем знанья им давать, что им необходимы,
Чтоб родилось в их душах к улучшению стремленье,
Тогда и силы станут доброты непобедимы,
Так ты улучшишь мир свой, всех людей и окруженье?.
Так, после его речи я в безумца превратился,
Освободился от суетных и пустых познаний,
Избавился от тщетных на величье притязаний,
И в мысли об усовершенствовании погрузился.
Я чаще стал смотреть на небо, подниматься в горы,
Стремясь в окрестности достичь вершин всех пиков, здешних,
Стать мудрецом, свободным от всех обязательств внешних,
И больше не вступать с философами в разговоры.
Я понял многое во время этих восхождений,
Но главное – что квинтэссенция всего познанья
Сокрыта в тайнах духа лишь спонтанного блужданья,
Как свет во тьме, как сути Истины всей проявленье.
Когда суть Истины есть мироздания дыханье,
То эта Истина всегда нам сердце очищает,
Снимает пелену с глаз и виденье освежает,
Рождая в душе чувство всей Вселенной обладанья.
Я, может, через это чувство в бога превратился,
Так как способен во Вселенной сам вещить все вещи,
Возможно, это – только сон, но через сон сей, вещий
Сейчас в душе от страха смерти я освободился.



ВСТРЕЧА С МОНАХОМ ПО ПРОЗВИЩУ ГОРЬКАЯ ТЫКВА

Я как-то познакомился с художником даосским,
Носившим Тыква Горькая – Ку Гуа – одно названье,
Другое было Дао-цзи, скребком владел он, плоским,
Стирал то, что прав не имело на существованье.
Имел имён он тридцать восемь всех, замысловатых,
В зависимости от своих картин, менял их часто,
Он не любил художников ни бедных, ни богатых,
И тех, безрадостных, кто чувствовал себя несчастно.
Я познакомился во сне с ним, он ко мне явился,
Спросил меня, какое у меня воображенье,
Сказал, что он – Слепец Высокочтимый, поклонился,
И предложил совместно с ним создать одно творенье.
Затем сказал, что Ученик он Чистоты Великой,
А также Старец из Цзинсяна, вдохновенный,
И обладает в сердце Пустотой он Многоликой,
Ещё он Отрок Облаков Гор Снежных, Совершенный.
Устав уже от всех его имён перечисленья,
Спросил его я: ?А чему могу я поучиться??
– ?Могу вам преподать искусство всех вещей вещенья,
Когда у вас из ничего вещь может получиться?.
Спросил его я: ?Как освоить мне это искусство??
Сказал он: ?Просто, нужно взять то, что в вас находилось,
Необходимо вам на том сосредоточить чувство,
И постараться воссоздать то, что в уме родилось.
Обычно все так делают в своем воображенье,
Но если там вы не берёте, то вы создаёте
Из пустоты при помощи энергии творенья,
Вы как бы вещь осуществляете, её берёте.
Ведь создаётся всё при помощи небесной силы,
Когда из ничего Ваятелем творится что-то,
Чтобы понять загадочность золотоносной жилы,
Нам нужно научиться её видеть у кого-то.
Рождается ведь это от глубинного сознанья,
Кто, не взаимодействуя со всей этой средою,
Её как бы пронизывает светом и собою
И может повлиять на внутреннее содержанье.
Горька тыква Ку-гуа, когда кладут её с другими
Продуктами, но те от неё горечь не имеют,
Достоинствами обладает тыква та такими,
Какими Совершенномудрые только владеют.
Монах сказал, как суть узнать глубинного сознанья,
Как можно совершать глубинное проникновенье
Во внутрь мира, невидимого, обретая знанья.
В даоса добиваться своего перерожденья:


КАЛЛИГРАФИЯ ТВОРЯЩЕГО ВООБРАЖЕНИЯ

?Нам нужно, для того, чтобы искусствам всем учиться,
В начале самом, развивать своё воображенье,
Чтоб так воображаемый предмет мог получиться,
И из предметов складывать в уме всех положенья.
Картина всего мира состоит из всех деталей,
Единая Черта ведёт во всём разграниченье,
Где все в уме предметы на места свои бы встали,
Тогда только наступит правил общих выполненье.
А выполненье правил лежит в полном пониманье,
Заключено какое в правилами овладенье,
И лишь на этом нужно концентрировать вниманье,
Которое ведёт к вещенью в воображенье.
Что создаёт метаморфозы в глубине сознанья,
Где совершают в таинстве рожденье блаженства,
Которые становятся орудием познанья,
Приводят человека постепенно к совершенству.
Приход почтенья восприимчивости и познанья,
Рождает сам процесс неизъяснимого творенья.
Когда ум обостряет восприятие сознанья
Для творчества души и беспрерывного вещенья.
Когда кисть с тушью входят в царство одухотворенья,
И хаос вдруг рождает некую определённость,
В которое все черты определяются творенья,
И внутренность их оживляет одухотворённость.
И формы создаются от движения запястья
Своим движением оттачивая утончённость,
И отделяя свет от тьмы и ясность от ненастья,
Рождает из вещей всех материальность и сплочённость.
И так рождается пейзаж и живописность мира,
От метода борозд в сознании воображенья,
Скрепляются где связи тайн всех в области эфира,
Проводится граница в областях разграниченья.
Есть способы богов, дающие всему рождаться,
И тайны, что в себе времена года охраняют,
Когда леса, деревья, горы, могут проявляться,
И волны и моря пространство миру раскрывают.
Спадает пелена с глаз, наступает просветленье,
Незамутнённый ясный взор и жизнь вдали от пыли
Нас делает художниками в наших всех твореньях,
С талантом всё преображать, чем нас наделили.
И только так мы можем от вульгарности освободиться,
Улучшить в нас ту каллиграфию воображенья,
Которая способна в нас тогда лишь проявиться,
Когда избавимся от дел мы, бренных, ослепленья.
Тогда мы можем на себя взять качества природы,
И стать тем, чем мы есть, весь мир собою наполняя,
И недостатки в том, рождается что, справляя,
Рождая совершенный образец новой породы?.


ПЕРВАЯ ГЛАВА. ЕДИНА ЧЕРТА

В глубокой древности законов не было в природе,
И правил не было, ничто весь мир не разделяло,
И простота лишь всюду высшая существовала,
Как разделилось всё, всё стало чуждым в своём роде.
Установились правила на общем основанье,
Обрёл мир лик, основываясь на Черте Единой
Возникла разница между краями, серединой.
И закрепились общие от разделенья знанья.
Единая черта всё сущее объединила,
И корнем стала всех событий и явлений,
И действие её природы общий дух открыло
И в человеке заложило суть всех проявлений.
Но человек, вульгарный, этого не понимает,
Поэтому знать нужно правило Черты Единой,
Отсутствие всех правил это правило рождает,
Оно пронизывает волей всё, неодолимой.
Рождается вся живопись в глубинах души нашей,
Касается ли это линии гор, очертаний
Предметов всех, что возникают в наших мечтаньях,
От рек, людей, вещей, и от букашек малых даже.
Нельзя ни в первопринцип, общий, нам проникнуть,
Ни исчерпать бытья различные аспекты веры,
Если в себе не овладеть неизмеримой мерой –
Чертой Единой, без неё не может мир возникнуть.
Как далеко б ни шли, как высоко бы не взбирались,
Мы начинаем познавать мир с самого начала,
Черты, прежде всего, в сознанье нашем появлялись,
Всего того, что это в мире бы не означало.
Сознанье и реальность в общей связи находились,
Всё, что без правил было, вызывало удивленье.
С тех самых пор, как мы в реальном мире появились.
Но что такое мир, реальный? – Мы были в сомненье.
Воображенье некую картину рисовало,
Которую всегда мы принимали за реальность,
Но жизнь всё в изощрённое искусство превращала,
Она и открывала всех вещей нам актуальность.
Границы нереального с реальным совмещались,
И наконец, время пришло, они были размыты,
Когда на небеса дороги стали нам открыты
Всегда местами меж собой два мира в нас менялись,
Проделками Дракона Праздного став мирозданье,
Лицо мира своею непрестанностью меняло,
Так одухотворённым наше делало сознанье,
Искусство заменителем нам нашей жизни стало,
Дух одухотворённости стал проникать повсюду,
Причиной оживленья став предметов в мире, многих,
И жизненностью наполняя всё, подобно чуду,
И этому есть доказательство времён, далёких.


1. ЧЕТЫРЕ НОЧНЫХ ПОЭТОВ

В эпоху Тан в период ?Дорогого Возраженья?
Жил Янь Ву-ю, имевший благородные все свойства.
Однажды он весной пошёл гулять в пору цветенья
Один в окрестностях Вэйяна ради удовольствия.
Под вечер в поле шторм с дождём и ветром разразился,
Такой, что, переждать, решил Янь, было бы разумным.
Увидел дом, после войны заброшенный, укрылся,
Но вскоре стихло всё, и озарилось светом лунным.
Услышал вдруг он во дворе шум и шаги кого-то,
И, выглянув, увидел тени четверых прохожих,
Смотрелись странно четверо в одеждах, непохожих.
О говорили о стихах, о их сложенье что-то.
Один сказал: ?Как осенью – сегодня настроенье
Из-за луны, которая сияет ярким светом,
Быть может, сложит из нас каждый здесь стихотворенье,
О том, что в его жизни сделало его поэтом??
?О, да! – второй воскликнул, в белом одеянье, длинный, -
Слагаю тон, как из крупинок льда, я, тонкий, нежный,
С особой чистотой, как бы покров зимою, снежный?.
При этом он употребил поэтов стиль, старинный.
Весь в чёрном третий стал произносить вдруг в возбужденье:
– ?Когда все собираются друзья к кому-то в гости,
То радуются встречи, свечи жгут, играют в кости?.
И посмотрел, что скажут о его стихотворенье.
Четвёртый молвил романтично, в жёлтом одеянье:
– ?О, утренний источник как холоден и прозрачен,
Когда берут в нём воду, в жизни он так многозначен?!
И погрузил свой взгляд на небо в звёздное сиянье.
Тут первый, тоже в чёрном, произнёс, собравшись с духом:
– ?Когда, садясь на угли, жар всем телом ощущаешь,
Внутри бурлит всё, варится, от этого страдаешь?.
И со страданьем улыбнулся, почесав за ухом.
С рассветом, слов у Яня не было от удивленья:
Стоял подсвечник, ступка для толченья риса – рядом,
Ведро с водой, котёл с дырой сиял чёрным нарядом –
Все эти вещи ночью жили духом в превращенье.


ВХОД ЗА ГОРИЗОНТ

Единая черта охватывает все пределы,
С ней можно отдалённого всего в мире достигнуть,
И недоступное, что свойственно богам, постигнуть,
Проникнув в запредельные небесные уделы.
С ней ничего нет, что начало бы не завершило,
Нас на земле лишь горизонт от неба отделяет,
Шаг за черту проникновение определяет
В ту область, где она нас от богов всех отделила.
Контроль же за Чертой принадлежит лишь человеку,
С ней внешний вид и внутренняя сущность нам даётся,
Наверх мы путь прокладываем с ней от века к веку,
При помощи её, бессмертным стать нам удаётся
Мы с ней доходим до корней вещей, скрытых от глаза,
Мысль, несвободная, утрачивает вдохновенье,
И лёгкость исчезает, нет естественности, сразу,
Не сможем восхожденье мы свершить одним движеньем.
И чтоб у горизонта от черты той отстраниться,
Нам нужно восходящему движению поддаться,
Чтоб в пустоте умело телом организоваться,
И в тонкую материю попав, преобразиться.
Искусным нужно быть в своём преображенье,
И избегать потоков, восходяще-нисходящих,
Тогда любые в небе создавать можем творенья,
Используя земные формы вещей, преходящих.
Тогда за горизонтом можем мы лишь оказаться,
Когда поймём, что мир, текущий, правила имеет,
В нём как, вода, подвижная, вглубь можно опускаться,
И подниматься как огонь, когда вихрь снизу веет.
Должны мы знать, когда за горизонтом оказались,
Что только в небе следуя свободному движенью,
Вернуться можем мы назад, где раньше оставались,
Где есть у нас прибежище, след нашего творенья.
А это – наше сердце, чрез него мы всё свершаем,
Которое должно и в небе чистым оставаться,
С ним мы конечные творения пред-осуществляем.
То, что от нашей самости не может отделяться.
Даосы знают это правило и соблюдают
То, что им говорит Черта Единая, прямая,
Поэтому разрывов, как и смерти избегают,
Об этом говорит одна история простая:


2. МЫТЬЁ КУВШИНА С ВИНОМ, вывернутого нутром наружу

В провинции Гуансин жил Су, один мошенник, юный,
Однажды пьяный в драке своего убил соседа,
Боясь расплаты, он сразу сбежал той ночью, лунной,
Вестей не подавал, все думали, что умер где-то.
Пять лет прошло уже, его дяде случилось
В реке труп выловить, и им племянник оказался,
Его похоронил он, где село их находилось,
Прошло ещё пять лет, вдруг в двери стук раздался,
Племянник Су стоял в дверях, все очень удивились,
Все думали, что призрак он, сказал Су: ?Испугались?!
Убив, сбежал я в горы, где даосы находились,
Учился я у них, и годы быстро так промчались.
Один бессмертный научил, как можно разделиться
На много тел в теле одном, когда я научился,
Решил в одном из моих тел вниз по речке спуститься,
И дядя меня вытащил, когда там находился.
Боялся, что скучаете по мне вы, и решился
Вас посетить на родине и трупом обернулся,
Чтоб тело показать, что на покой я удалился,
Но дело есть незавершённое, и я вернулся?.
Женат он не был, и его племянница решила
Оставить у себя, Су с предложеньем согласился,
Раз по нужде в кувшин из-под вина он помочился,
Племянница, кувшин увидев, его отбранила.
Сказал он: ?Не беда, ведь это дела поправимо,
Я вымою его?. ?Как вымоешь? – она спросила, -
В него написал ты?. ?Всё в этом мире обратимо? –
Ответил тот. Племянницы тут дух перехватило.
Залез в кувшин он через горло, узкое, рукою
И наизнанку вывернул нутро, дно обнажая,
Затем омыл его чистой проточною водою,
На стол поставил, как обыденное совершая.
Затем взглянул на небо и шутливо рассмеялся,
Подпрыгнул верх, за облако рукою уцепился,
И оседлав его верхом в дали, небесной, скрылся,
Кувшин же с вывернутым дном в её семье остался.
Семья, где был сосед убит Су, как-то утром встала,
Решила: ?Не от Су ли возмещенье прилетело?.
Увидев, что сто слитков серебра в углу лежало,
Как, видно, то было ?незавершённое? Су дело.


ВТОРАЯ ГЛАВА. ВЫПОЛНЕНИЕ ПРАВИЛ

Чтобы создать в мире какое-то своё миро-творенье,
Нам надо собственное для себя освоить знанья,
Всегда придерживаться нужно правил выполненья,
И полное тогда всего родится пониманье.
Законов, как и правил, много есть, необъяснимых,
Которые умом своим мы вряд ли понимаем,
Понять чтоб, знаньем нужно нам владеть, необходимым,
Только когда наш совершенен ум, мы всё узнаем.
На свете много есть такого, что нам неизвестно,
И чтоб знать, нужно к небесной тайне прикоснуться,
Явление любое может чудом обернуться,
Обыденное всё вокруг нас станет интересным:


3. ДВЕ ИСТОРИИ О СОЖЖЁННЫХ ТЕЛАХ

За южными воротами Пингу селенья были
Могилы вырыты три, две из них всё пустовали,
А в третью гроб для погребенья, целый, положили,
Но что-то было с ним неладное, все это знали.
На ступе рядом с ним ещё табличка красовалась:
?В могиле этой даос Чжао похоронен, мирный?.
Скончавшись сорок лет назад, в гробу лежал он смирным,
К нему же с тех пор ни одна рука не прикасалась.
Его огню тогда придали, но он не менялся,
Нетронутыми тело, платье, обувь сохранились,
Таким же свежим и живым в гробу он оставался,
Что вызывало страх у всех, его все сторонились.
Носил он обувь в форме облаков, халат из шёлка,
Зелёный, шёлк был толстый как пятак из меди литый,
Поэтому и не истлел, цвет изменился только,
И гроб стоял в могиле с тех пор с крышкою, открытый.
В могилах, давно вырытых, что рядом с ним там были,
Покойников, в семьях умерших, положить боялись,
Поэтому в том месте никого не хоронили,
И время долгое они пустыми оставались,
Могильщик раз решил избавиться от того тела,
И ночью, вытащив его из гроба, в речку кинул,
Но труп не уплывал, и не тонул, круги лишь делал,
Могильщик струсил, из водоворота его вынул.
К тому же, призрак плакал, и деревня вся проснулась,
Испуганный, он увидал, что труп весь окровавлен,
Он быстро в гроб его вернул, где труп был и оставлен,
Когда зарыл гроб, то спокойствие к нему вернулось.
С тех пор даоса перестали в том селе бояться,
Могильщик Ма в живых остался после того дела,
Могилы рядом заняли вокруг даоса тела,
Но многим ещё сны в селе о том даосе сняться.
Жил некий Цзян в Пингу рядом с мостом Сяоси, восточным,
Он был крестьянин, с отцом всегда творил благодеянья,
И как-то раз, во время зимнего солнцестоянья,
Отец помер, его кремировать решил он срочно.
Когда открыл он гроб, отца труп выскочил наружу,
Его ударил Цзян мотыгой, тот не шевелился,
И тут увидел на земле под телом крови лужу,
Он сжёг туп, совершил обряд, прощальный, помолился.
А ночью, когда спал он, то отец ему приснился,
Сказав: ?Ты сжёг меня, доставив этим мне страданья,
Где ж твой сыновний долг? Напрасны мои упованья?!
В ту ночь Цзян умер, пред отцом так и не извинился.



(Продолжение следует)

(Читайте всё это произведение на ЛитРес самиздат)



Власов Владимир Фёдорович