Жанна д Арк
Раз, два, три, раз.. рассчитались на голос ветра в моей голове.
Снова картинка, как перед причастьем: плавлюсь я в ярком огне.
Небо украдкой лизнет по ладошке, палкой поддав по ногам,
Ты, как и прежде, стоишь в бездорожье, мне же заказан Руан.
Чтобы я делала, если б на миг слабость сорвалась с цепей,
Боже хранитель, не верую, знаешь, лезу, куда горячей.
И – откричавшись, встряхнув, воскресив, всех, кому должно идти,
Я возвращаюсь в пустую квартиру, меня от себя не спасти…
Ты же не видел, не слышал, как бьются слезы на шелке знамен,
Как я молчу, запечатав уста, ведь имя тебе легион.
Снова весна, в Домреми потеплело, сбросить бы белый наряд.
?Дева же эта верно из стали? - так про меня говорят.
Легкой походкой ступать по костям, в святость поверить самой.
Жиль, больше я не вернусь, понимаешь? Не нужно, не нужно за мной.
Вечером хлеб зачерствеет и водка горькою станет росой,
Милый мой Карл, я почти что всесильна, ставши людскою молвой.
Детские страхи живучи, как твари, страшней, чем тюремный конвой,
Но Францию все же когда-то поздравят с новой, безгрешной святой.
Трубы гремят на разрывах души, прочно впечатанной в медь.
Я на судьбе своей ставлю кресты, за право в огне не сгореть.
Ты же не примешь меня, понимаю, по горло в своей я крови.
Но до конца шепчу, заклинаю:
Тот, кто любит меня – живи.
Снова картинка, как перед причастьем: плавлюсь я в ярком огне.
Небо украдкой лизнет по ладошке, палкой поддав по ногам,
Ты, как и прежде, стоишь в бездорожье, мне же заказан Руан.
Чтобы я делала, если б на миг слабость сорвалась с цепей,
Боже хранитель, не верую, знаешь, лезу, куда горячей.
И – откричавшись, встряхнув, воскресив, всех, кому должно идти,
Я возвращаюсь в пустую квартиру, меня от себя не спасти…
Ты же не видел, не слышал, как бьются слезы на шелке знамен,
Как я молчу, запечатав уста, ведь имя тебе легион.
Снова весна, в Домреми потеплело, сбросить бы белый наряд.
?Дева же эта верно из стали? - так про меня говорят.
Легкой походкой ступать по костям, в святость поверить самой.
Жиль, больше я не вернусь, понимаешь? Не нужно, не нужно за мной.
Вечером хлеб зачерствеет и водка горькою станет росой,
Милый мой Карл, я почти что всесильна, ставши людскою молвой.
Детские страхи живучи, как твари, страшней, чем тюремный конвой,
Но Францию все же когда-то поздравят с новой, безгрешной святой.
Трубы гремят на разрывах души, прочно впечатанной в медь.
Я на судьбе своей ставлю кресты, за право в огне не сгореть.
Ты же не примешь меня, понимаю, по горло в своей я крови.
Но до конца шепчу, заклинаю:
Тот, кто любит меня – живи.
Метки: