Зомбификация

I

Уж сумерки рождаются из пепла,
Хунган все порошок крошит,
Что для прекрасного обряда,
В котором лютый страх кишит.
Жреца покинуло сознанье,
Проклятье, предзнаменованье,
Что малый добрый ангел послал,
Из измерения зеркал.
И осознал священник вновь себя,
Он понял истину, увидел свет,
Благая честь – сдержать обет,
Забытый, низошедший на тебя.
Зомбификация – рождение второе,
Да протечет опять твое учение благое!


II

Зомби порошок – основа ритуала,
Яд Фугу – главный компонент,
Решимость Хунгана так воспалена,
Что яд будет готов в момент.
Учеников навалом, в том-то ясность,
А добыча объекта обряда – гложет,
Когда как одним гарантируют зрячесть,
Иным церемонно обесчещенье ложат.
И так разъяснил наш мудрый жрец,
Священник и маг воплоти,
Повелит свой жребий тянуть идти,
И гордо узреть свой конец.
И пусть, кто желает на зов подойти,
Рок чтоб изволил снесть.


III

Условности обряда – преграда сознания,
Механичность движений, Незнание,
И защита, и косность, и смысл притязания,
Отгоняет все рацио, недомогание,
Что сводит к закату всё их понимание,
Дозволяя узреть никчемное их осознание.
Как ни долго и дерзко учили, желая понять,
Не дозволено человеку сие воспринять.
Как ни сильно, ни строго смотрел жрец в себя,
Но не видел он дальше природы врача,
Что умеет исполнить, не поняв искусства,
Что дрожит каждый раз, в процессе, кипя.
Лишь Джа – осознание знанья сего,
И только она, и больше – ничто!


IV

Сухих забав истома вековая,
Явилася сквозь сад, через овраг,
Вот верных череда бескрайняя,
Вот знак, что сладостен и благ.
На каждого избранника – три зомби,
И брошен жребий был, но нету скорби,
Ведь даже дезертиров не водилось,
Такая отреченность ведь им только мила.
На каждого мага – четыре избранника,
Им одним предначертано яд изготовить,
И только лишь маги впредь вырастят саннников,
С грядущими будет их связь узаконена.
А Коннен (так называл себя бывший Хунган),
Пророком он стал, являя свой жизни экран.


V

Вуду – конгломерат различных культов,
Так возмутительно раздроблен,
Что в зависти лишь на свежение дуют,
Раздавлен, от веры в них – только облик.
Давно уж лживые привратники судьбы,
Жрецы без посоха, разврат ворожбы,
Противостоят перерожденью фуги,
Какая сласть, неэффективны их потуги.
Коннен рожден, чтоб вдохновлять,
Восстанут из пепла веры обряды,
Что, уверяю, лишь новы отчасти;
Ниспосланный культ готов удивлять.
Оврагу братство уже проявило решимость,
Уж скоро с ворот можно вскрикнуть: ?свершилось!?


VI

И вот его давят и отравляют,
Втирая в тело порошок,
Ученики во время восхваляют,
Транс его, собрата рок.
Коннен, возносясь котом на амбар,
Сквозь крик нанося триединый удар:
Удар порошком, напоследок, – poudre,
Воздушный, что с чарами – l’aire,
Удар по душе, по ангелу, – n’ame.
Сомнения нет в глазах в свет плывущего,
Он сражен, он в коконе грядущего,
Ужас, гримаса, застывшая в спазме.
Похороны. Священное кредо восстало!
Вудуистского права воззрений начало!


VII

Порывом вырывая узника из гроба,
Заключая вторженье в лоа успешным,
Не слышна была зомби мольба,
Никому не казался обряд поспешным.
И слышны были удары,
И кормили его дурманом,
Проклиная, кричали: ?Зомби!?,
Но молчанье только, и вздохи,
Возвращались героям, Коннену.
Взгляд смотрел серый, убогий,
Растворяясь в пейзаже строгом,
Возвышая в союзниках негу.
И создало религию чудная явь,
Ведь религия – это связь!


IIX

За одним пришла череда,
И это было лишь трамплином,
Коленопреклонная звезда,
Пролила ясность всем херувимам.
И власть, и признанье, восхваленье,
Не снежили холодные чресла,
Учение осталось все тем же,
Не переняли глупость колеса,
Не позабыли они Незнание,
Неизучая и непонимая,
Ты можешь низвергнуть хоть прошлое,
И сами увидите вы чудеса.
И только великое начало довелось вам сейчас узреть,
Наш! теперь пришел черед смотреть.