Гауди степи
Нежность камня
Рождения свершилось таинство,
Перехватило горло. Созерцание:
Вертеп. Семья Святая вьёт гнездо.
Мария проверяет колыбель,
Задача ясной простоты полна:
Она тепла должна быть и суха.
Иосиф не посмел коснуться,
Причастен он лишь как отец,
Но не Отец он, а любви младенец.
Витает в облаках Сиянья Благость,
Не божеством, а лепетом царит:
Незнанье в истинность растит.
Благое то не праздно любопытство,
А просто любят детство небеса,
Земное полно знать и ведать чудеса.
Пряники города
У дверей такого дома
Будет всё мне незнакомо,
Зонтик к входу прислонён,
Позабыт перед дождём,
Щёлкнул тумбою замком -
Развернулась крыша в нём.
Освящённым куличом,
Дом с изюмчиком окон,
Мальтой награждён крестом,
Исподлобья ветераном
Смотрит рыцарем-слоном
И блистает сахарком.
Не глазурью его кроем –
Клеткою, шотландским пледом.
Жить в нём можно только бардам
И идальго бакенбардам.
Деревья-цветы
Листами камня дышит храм чудес,
Ласкает опахалом сводов высь,
Зубцом вращает шестерни планет
Герберы лепесток, уложенный в сонет.
Гадает свет, где литься, где упасть свободно,
Волной нахлынуть, иль проникнуть скромно
В истому глубины на тьму, сочась по капле,
Беззвучно падать в полумрак, звеня на кладке.
Смешав восхода негу с трепетом заката,
Гордится яркий день сияньем витражей,
Нет миражей, всё может сбиться с такта,
Над сотами дворца леса нависли пряжей.
В лесах из камня
Пусть встреча не станет обычной.
Знакомое место и час:
У третьего ряда в пасти драконовой
Ромбический есть третий глаз.
Иди по тропинке уложенной лесенкой
До самого верха – там лаз.
Ключик, лежит под плетёной корзинкой,
Постой! Может, ключика два-с?
Выберешь правый, с тяжёлой бородкой,
Но это неважно как раз.
Немецкий петух запоёт селезёнкой:
WAS? WAS IST DAS?
Ему ты ответишь, но речью спокойной:
Лети на восток, покушай колбас.
Ветер поднимется очень большой,
Перья и хвост твой указ.
С высотой не шути, не крути головой
Увидишь огромный маис.
Узнаешь, как просто встречаться с любимой,
Ведь я же не Эхо, а ты не Нарцисс.
Гиперболоид Пана-Гауди
Что думал козлоногий Пан,
Когда в тростник был загнан
Любовным зноем колдовским.
Влекло его слепое чувство
И сам, полуднем ослеплён,
Не думал он, что так влюблён
Ему уже не снились долы,
Что свежестью до краю полны
Дикорастущей красоты.
Волненье радостной охоты
В полёт стрелы преображало
Волшебное движенье в горы.
Но вдруг исчезло утешенье,
Нет гонки без желанной цели,
Пустых стволов уснувших чары.
Храм тишины шуршит лесами,
Свет музыки застывшей нимфы
Предстал пред синими очами.
Не пели камня ломкие суставы,
Молчали окна в капельках резьбы,
Свирель в опорах лишена услады.
Звёздам вход разрешён
Шаги не слышны, убегают
В витийства пальмовых колонн
И цепи люстр вдруг оживают,
Взяв свет окружностью в полон.
Под куполом сцепили руки
В упругий переплёт замков
Витки времён – для смерти узки,
Для плит лишь восковой налёт.
Размечен день - часов черта
На четверти его разбила,
Но роза призрачного ветра
Живой звездою свет свела.
Цепкие арки
Орган из камня служит мессу,
Петлёй любовною теней задушен.
Расслышан зов святых отцов -
Кресту рябой кирпич послушен,
Но светом жизнерадостных основ
К колоннам белым прикреплён,
Надёжней арок равнодушья,
Двойной полёт любви колонн,
На вечность обречён любовью.
Больной дом
На спину дома приложу ладони -
Пусть банка окон втягивает лето,
И в полумрак холодной глухомани
Внесёт животворящее тепло.
Оставит жар души больной
Для улиц мнящихся в развилках,
А нам представит свет родной
Не потерять в объятьях пылких.
Но лишь поблёкнет день в стекле,
Умоется в купели переулков,
Ты выйди на балкон к мечте -
Разбито сердце в шесть осколков.
Дневник и луч
Дневник…,
Забытый на столе,
Разглажен полусном луча,
В раствор ничтожной полыньи
Поплыл, растопленной ночной свечой.
Что в дневнике он прочитал,
Когда б не смог понять узор мороза,
Не знает молчаливый друг мечты ночной
Ни ломоты суставной рук, ни призрака страданья.
Проистекает в тишине, на круг земли не глядя,
Подругою ему луна в прозрачном пеньюаре,
Колючая толпа снежинок вьёт на синем паланкине яти.
Недолог путь из тишины скрипучей,
Упала льдинка, звон утра к суете кипучей.
Окно… достать чернил и реветь
Пусть зал укрыт голубоватой тьмой,
Но краски севера уже не милы,
Они лишь в сердце, а душой
Я здесь, мне солнце дарит силы.
Российский юг, просторы моря,
Но степь кругом и водам малым
Никак не миновать седого Дона,
Как вальса грусти с нелюбимым.
Часы пробили, бал так близок,
Но ещё хочется проститься
Со степью, окружившей замок,
С окном преградой тьме родиться.
Последний взгляд во двор,
Вуалью непонятной грусти
Прикрыть печаль и разговор
Забыть пред приглашением на тур.
Тень у моря
Свёрнуты и унесёны тенты,
Тень пришла сама – она вольна
Приходить, когда захочет солнце
Спрятаться от собственных лучей,
Скрыть свои расплавленные пятна,
Причесать лохматые лучи
И планетам промолчать о счастье.
Вот и ты, пожалуйста, молчи.
Влага поднимается на небо,
Лестница важнейшей тишины,
Тень пришла, зато не стало ветра,
Он ушёл искать в Ливане кедры.
Девушка-трость
Шоколадный крем на пальме,
Шоколад - молочный пляж,
Люди бродят в шоколаде,
Танцы школ восточных,
Не научат ничему, лишь любви,
Пяток звонкие шлепки,
И оранжевые юбки
Поласкают ветер моря,
Чтоб не думалось о горе,
Может только раз в году
На солёном, на ветру.
SOS
Воздвигнута лицом к пучине моря сторожевая башня бывших землемеров.
От латифундий плодородных пляжей больший прок, чем от земли наделов.
Пусть топнут тут приезжие туристы,
Не всем же им кричать: осталависта!
Нахмурится порой лазури небо, откроется простор безглавых волн,
Я посижу, подумаю о вечном, в обнимку со стальным своим конём.
Я много мог бы рассказать в охотку, как юнгой всю освоил мореходку,
Как труден путь в морях безбрежных, под шум ветров и визг маховика.
Но седина вцепилась мне в бородку,
Теперь мечтаю выловить пловца.
Шуршание
Плоские и полукруглые
камни прибрежные.
Шепчут у моря друг дружке
неверные комплименты.
Явно приберегают
гром слов до шторма.
И пьяными штурманами
ругают маму тумана.
Тихо уже обложили
и тягуны и штили.
Но прибегают к мысли
о сущности вечно.
Надо шуршать бесконечно
Пока ещё ты не песок.
Фонтан или месса…
Голая звонница Эйфелю пара
К мессе призыв пропустила:
?Агнец Божий, мира взяв грех…?,
- еле дождалась усталая паства,
Наспех крест, - ?Аминь?, - сотворён,
?Успеем, закончить сиесту вдвоём?.
Синего неба углём оплавлена месса,
Мы во грехе родились и умрём,
Знает об этом каждый в Валенсии:
?Тихо, подруга, пришёл шум не морем,
То повозка стучит, везёт старые кости?.
Капли на ложе сосновое лягут покровом,
Не мирроточением - влагой фонтана,
Синим оплавлены улицы жаром,
Небо ждёт гром и ему эта кара.
Снова чисты от народа гульбища,
Лишь лики святых осеняют игрища.
Полыхала война, гражданская
Обливает солнце край земли
Щедро отуманивает душу,
Может зря, рубили окна мы,
Западу рассвет предпочитая.
Не горело бы ты яркое светило,
Опускаясь в чёрные затоны,
Казакам бездонная равнина,
Словно Дону небо под собою.
Горным пасынком степная круговерть,
Меж холмов уснуть пригоже казаку,
Обнимая грудь земли не страшно,
Саблею по горлу полоснуть.
В сторожке ветра
То не курьи ножки у избушки,
Ветер не пробьётся через щели,
Здесь соломка стелена заранее
В золотых лучах на полу степи.
В замок бы попасть до темноты,
Нет и получаса принять баню,
Глянула на дивные часы,
Сторож-циферблат опутал башню.
В раме стога рассмотрю парсуну,
Взор на запад разгоревшийся направлю,
Буду вспоминать ветров сторожку
Времени счастливого приюта.
Дорога вымеленная
Вот оно поле в той самой стране,
Приготовь золотые мальчонка,
Не стучи по ноге букварём -
Входить в разум так сложно и долго.
Ты возьми пример с нас -
Обнялись и стоим на честном пути -
Кот-Лиса – лиха взял сколько снёс
И унес от слепца свои верные ноги.
Солнце скоро зайдёт
Это время любви и тревоги
Приготовь свой упорный совок
Будём ямку мы рыть при дороге.
Только утром придём -
Надо быть терпеливым и сильным,
Чтобы пыль дураков позади не глотать,
А всегда впереди золотые рвать листья.
Окрыльцованы танцами
Я помню в саду радиолу,
Газета Вечорка стучала в окно,
Ты только три ступени вниз сбегала -
Тогда моей мечте всё было близко.
Боюсь случайно раму выбить каблуком,
Зелёное стекло от близости земли темно,
Иду к тебе не в сад, не к милым танцам,
Свернулось наше в трубочку руно.
Но продолжаются весёлые походы,
Качаются перилла и скрипят ступени -
По вечерам сбегают со второго в сад соседи,
Им всё теперь дано, что так легко от нас ушло.
Серенада проходного двора
Колокольня кофейных мелков
Шапкой укрылась ферзя.
Жёлтый кокос светофоров,
Мигом глаза на пальмы кося,
Ожигает фигуру сеньоры.
Серенады хоронит эхо двора,
Каблуками тревожит стены,
То не камень, а дуба кора
В половину деки гитары.
Резкость ленивых линий
Слипаются веки от яркого солнца.
Вся ярость сиесты в нежности сна.
Слепой геометр сражается с тенью,
Пальмою согнут под линии властью.
Валенсия древняя, и опыт актрисы
Душу не делит углом биссектрисы,
Только прямой будет ложь и укоры,
Ей нужно всё – долой компромиссы.
В бельма небес приподняты взоры,
Жара любви не удержат заборы.
Стук от копыт и треск кастаньет
Вечности вызов лениво бросает.
Песнь донца
Дон Иванович слёг, рукава простёр,
Саблю с бока снял, упредил меня,
А ведь лих как был, а теперь мутён,
Мутен так как я и душой черён,
Ты вскормил волка, а не кречета,
Ясноглазого сгубил саблей острою,
И печаль мне дал в путь за морями,
Дома ждут меня не с добычею,
А живого здравия с конём пашенным,
Не в обычае казацком сохой землю сечь,
Лучше в землю сыру мне холодным лечь,
Солнца круглый щит с землёй нянчится,
Путь далёк лежит, пулей лёгкою переплавится.
Отцвели… давно
Не японская циновка на полу,
Небо здесь в паркетную доску,
Глушит свет забытую тоску
По иным балам, комедий театру.
Блеск свечей, вращенья декольте
Скрашивали бури и ненастье,
Замер свет проклятьем родовым,
Сумеречный требует калым.
Осветил лишь сам себя куском,
Не хватило сил на серп и молот,
Вздыбился игрушечным конём,
Щит прозрачный надвое расколот.
Всё же не подвал и есть окно,
Но родня ипатьевскому дому,
Ехать можно и презрев начало,
Дав коню кнутом желанья тягу.
Только бы не спрыгнуть с передка,
Когда пулями щербит надгробье предка.
Просторище
Полустепи, полугоры,
Меловые и зелёные,
Вы на вечность обречёны,
С ручейками обручённые.
Вдаль уносится стрела,
Оперением бела,
Вдруг покажется невеста,
Конь закусит удила.
И железный путь дугою
Обрамляет мою гору,
Он отрезал край у поля,
Отделил косую долю.
Только храм из вести белой
Станет мне женою верной.
Кот вороний сват
Посмотри на меня, кота:
Шерсть гладка, вид ухожен,
А ты подруга так лохмата,
Кто дал на чай стилисту, тот блажен.
Хоть маникюр когтей твой ярок,
Но так он страшен, неопрятен,
Давай тебе мы купим выводитель пятен.
Глядишь, и чернота с тебя сойдёт,
Ведь белое так в моде нынче
И за невесту ты сойдёшь,
В приданое кусочек сыра обретёшь,
А на него все женихи сбегутся.
Поманишь пальчиком с колечком,
А я уж обойдусь крылечком.
Рождения свершилось таинство,
Перехватило горло. Созерцание:
Вертеп. Семья Святая вьёт гнездо.
Мария проверяет колыбель,
Задача ясной простоты полна:
Она тепла должна быть и суха.
Иосиф не посмел коснуться,
Причастен он лишь как отец,
Но не Отец он, а любви младенец.
Витает в облаках Сиянья Благость,
Не божеством, а лепетом царит:
Незнанье в истинность растит.
Благое то не праздно любопытство,
А просто любят детство небеса,
Земное полно знать и ведать чудеса.
Пряники города
У дверей такого дома
Будет всё мне незнакомо,
Зонтик к входу прислонён,
Позабыт перед дождём,
Щёлкнул тумбою замком -
Развернулась крыша в нём.
Освящённым куличом,
Дом с изюмчиком окон,
Мальтой награждён крестом,
Исподлобья ветераном
Смотрит рыцарем-слоном
И блистает сахарком.
Не глазурью его кроем –
Клеткою, шотландским пледом.
Жить в нём можно только бардам
И идальго бакенбардам.
Деревья-цветы
Листами камня дышит храм чудес,
Ласкает опахалом сводов высь,
Зубцом вращает шестерни планет
Герберы лепесток, уложенный в сонет.
Гадает свет, где литься, где упасть свободно,
Волной нахлынуть, иль проникнуть скромно
В истому глубины на тьму, сочась по капле,
Беззвучно падать в полумрак, звеня на кладке.
Смешав восхода негу с трепетом заката,
Гордится яркий день сияньем витражей,
Нет миражей, всё может сбиться с такта,
Над сотами дворца леса нависли пряжей.
В лесах из камня
Пусть встреча не станет обычной.
Знакомое место и час:
У третьего ряда в пасти драконовой
Ромбический есть третий глаз.
Иди по тропинке уложенной лесенкой
До самого верха – там лаз.
Ключик, лежит под плетёной корзинкой,
Постой! Может, ключика два-с?
Выберешь правый, с тяжёлой бородкой,
Но это неважно как раз.
Немецкий петух запоёт селезёнкой:
WAS? WAS IST DAS?
Ему ты ответишь, но речью спокойной:
Лети на восток, покушай колбас.
Ветер поднимется очень большой,
Перья и хвост твой указ.
С высотой не шути, не крути головой
Увидишь огромный маис.
Узнаешь, как просто встречаться с любимой,
Ведь я же не Эхо, а ты не Нарцисс.
Гиперболоид Пана-Гауди
Что думал козлоногий Пан,
Когда в тростник был загнан
Любовным зноем колдовским.
Влекло его слепое чувство
И сам, полуднем ослеплён,
Не думал он, что так влюблён
Ему уже не снились долы,
Что свежестью до краю полны
Дикорастущей красоты.
Волненье радостной охоты
В полёт стрелы преображало
Волшебное движенье в горы.
Но вдруг исчезло утешенье,
Нет гонки без желанной цели,
Пустых стволов уснувших чары.
Храм тишины шуршит лесами,
Свет музыки застывшей нимфы
Предстал пред синими очами.
Не пели камня ломкие суставы,
Молчали окна в капельках резьбы,
Свирель в опорах лишена услады.
Звёздам вход разрешён
Шаги не слышны, убегают
В витийства пальмовых колонн
И цепи люстр вдруг оживают,
Взяв свет окружностью в полон.
Под куполом сцепили руки
В упругий переплёт замков
Витки времён – для смерти узки,
Для плит лишь восковой налёт.
Размечен день - часов черта
На четверти его разбила,
Но роза призрачного ветра
Живой звездою свет свела.
Цепкие арки
Орган из камня служит мессу,
Петлёй любовною теней задушен.
Расслышан зов святых отцов -
Кресту рябой кирпич послушен,
Но светом жизнерадостных основ
К колоннам белым прикреплён,
Надёжней арок равнодушья,
Двойной полёт любви колонн,
На вечность обречён любовью.
Больной дом
На спину дома приложу ладони -
Пусть банка окон втягивает лето,
И в полумрак холодной глухомани
Внесёт животворящее тепло.
Оставит жар души больной
Для улиц мнящихся в развилках,
А нам представит свет родной
Не потерять в объятьях пылких.
Но лишь поблёкнет день в стекле,
Умоется в купели переулков,
Ты выйди на балкон к мечте -
Разбито сердце в шесть осколков.
Дневник и луч
Дневник…,
Забытый на столе,
Разглажен полусном луча,
В раствор ничтожной полыньи
Поплыл, растопленной ночной свечой.
Что в дневнике он прочитал,
Когда б не смог понять узор мороза,
Не знает молчаливый друг мечты ночной
Ни ломоты суставной рук, ни призрака страданья.
Проистекает в тишине, на круг земли не глядя,
Подругою ему луна в прозрачном пеньюаре,
Колючая толпа снежинок вьёт на синем паланкине яти.
Недолог путь из тишины скрипучей,
Упала льдинка, звон утра к суете кипучей.
Окно… достать чернил и реветь
Пусть зал укрыт голубоватой тьмой,
Но краски севера уже не милы,
Они лишь в сердце, а душой
Я здесь, мне солнце дарит силы.
Российский юг, просторы моря,
Но степь кругом и водам малым
Никак не миновать седого Дона,
Как вальса грусти с нелюбимым.
Часы пробили, бал так близок,
Но ещё хочется проститься
Со степью, окружившей замок,
С окном преградой тьме родиться.
Последний взгляд во двор,
Вуалью непонятной грусти
Прикрыть печаль и разговор
Забыть пред приглашением на тур.
Тень у моря
Свёрнуты и унесёны тенты,
Тень пришла сама – она вольна
Приходить, когда захочет солнце
Спрятаться от собственных лучей,
Скрыть свои расплавленные пятна,
Причесать лохматые лучи
И планетам промолчать о счастье.
Вот и ты, пожалуйста, молчи.
Влага поднимается на небо,
Лестница важнейшей тишины,
Тень пришла, зато не стало ветра,
Он ушёл искать в Ливане кедры.
Девушка-трость
Шоколадный крем на пальме,
Шоколад - молочный пляж,
Люди бродят в шоколаде,
Танцы школ восточных,
Не научат ничему, лишь любви,
Пяток звонкие шлепки,
И оранжевые юбки
Поласкают ветер моря,
Чтоб не думалось о горе,
Может только раз в году
На солёном, на ветру.
SOS
Воздвигнута лицом к пучине моря сторожевая башня бывших землемеров.
От латифундий плодородных пляжей больший прок, чем от земли наделов.
Пусть топнут тут приезжие туристы,
Не всем же им кричать: осталависта!
Нахмурится порой лазури небо, откроется простор безглавых волн,
Я посижу, подумаю о вечном, в обнимку со стальным своим конём.
Я много мог бы рассказать в охотку, как юнгой всю освоил мореходку,
Как труден путь в морях безбрежных, под шум ветров и визг маховика.
Но седина вцепилась мне в бородку,
Теперь мечтаю выловить пловца.
Шуршание
Плоские и полукруглые
камни прибрежные.
Шепчут у моря друг дружке
неверные комплименты.
Явно приберегают
гром слов до шторма.
И пьяными штурманами
ругают маму тумана.
Тихо уже обложили
и тягуны и штили.
Но прибегают к мысли
о сущности вечно.
Надо шуршать бесконечно
Пока ещё ты не песок.
Фонтан или месса…
Голая звонница Эйфелю пара
К мессе призыв пропустила:
?Агнец Божий, мира взяв грех…?,
- еле дождалась усталая паства,
Наспех крест, - ?Аминь?, - сотворён,
?Успеем, закончить сиесту вдвоём?.
Синего неба углём оплавлена месса,
Мы во грехе родились и умрём,
Знает об этом каждый в Валенсии:
?Тихо, подруга, пришёл шум не морем,
То повозка стучит, везёт старые кости?.
Капли на ложе сосновое лягут покровом,
Не мирроточением - влагой фонтана,
Синим оплавлены улицы жаром,
Небо ждёт гром и ему эта кара.
Снова чисты от народа гульбища,
Лишь лики святых осеняют игрища.
Полыхала война, гражданская
Обливает солнце край земли
Щедро отуманивает душу,
Может зря, рубили окна мы,
Западу рассвет предпочитая.
Не горело бы ты яркое светило,
Опускаясь в чёрные затоны,
Казакам бездонная равнина,
Словно Дону небо под собою.
Горным пасынком степная круговерть,
Меж холмов уснуть пригоже казаку,
Обнимая грудь земли не страшно,
Саблею по горлу полоснуть.
В сторожке ветра
То не курьи ножки у избушки,
Ветер не пробьётся через щели,
Здесь соломка стелена заранее
В золотых лучах на полу степи.
В замок бы попасть до темноты,
Нет и получаса принять баню,
Глянула на дивные часы,
Сторож-циферблат опутал башню.
В раме стога рассмотрю парсуну,
Взор на запад разгоревшийся направлю,
Буду вспоминать ветров сторожку
Времени счастливого приюта.
Дорога вымеленная
Вот оно поле в той самой стране,
Приготовь золотые мальчонка,
Не стучи по ноге букварём -
Входить в разум так сложно и долго.
Ты возьми пример с нас -
Обнялись и стоим на честном пути -
Кот-Лиса – лиха взял сколько снёс
И унес от слепца свои верные ноги.
Солнце скоро зайдёт
Это время любви и тревоги
Приготовь свой упорный совок
Будём ямку мы рыть при дороге.
Только утром придём -
Надо быть терпеливым и сильным,
Чтобы пыль дураков позади не глотать,
А всегда впереди золотые рвать листья.
Окрыльцованы танцами
Я помню в саду радиолу,
Газета Вечорка стучала в окно,
Ты только три ступени вниз сбегала -
Тогда моей мечте всё было близко.
Боюсь случайно раму выбить каблуком,
Зелёное стекло от близости земли темно,
Иду к тебе не в сад, не к милым танцам,
Свернулось наше в трубочку руно.
Но продолжаются весёлые походы,
Качаются перилла и скрипят ступени -
По вечерам сбегают со второго в сад соседи,
Им всё теперь дано, что так легко от нас ушло.
Серенада проходного двора
Колокольня кофейных мелков
Шапкой укрылась ферзя.
Жёлтый кокос светофоров,
Мигом глаза на пальмы кося,
Ожигает фигуру сеньоры.
Серенады хоронит эхо двора,
Каблуками тревожит стены,
То не камень, а дуба кора
В половину деки гитары.
Резкость ленивых линий
Слипаются веки от яркого солнца.
Вся ярость сиесты в нежности сна.
Слепой геометр сражается с тенью,
Пальмою согнут под линии властью.
Валенсия древняя, и опыт актрисы
Душу не делит углом биссектрисы,
Только прямой будет ложь и укоры,
Ей нужно всё – долой компромиссы.
В бельма небес приподняты взоры,
Жара любви не удержат заборы.
Стук от копыт и треск кастаньет
Вечности вызов лениво бросает.
Песнь донца
Дон Иванович слёг, рукава простёр,
Саблю с бока снял, упредил меня,
А ведь лих как был, а теперь мутён,
Мутен так как я и душой черён,
Ты вскормил волка, а не кречета,
Ясноглазого сгубил саблей острою,
И печаль мне дал в путь за морями,
Дома ждут меня не с добычею,
А живого здравия с конём пашенным,
Не в обычае казацком сохой землю сечь,
Лучше в землю сыру мне холодным лечь,
Солнца круглый щит с землёй нянчится,
Путь далёк лежит, пулей лёгкою переплавится.
Отцвели… давно
Не японская циновка на полу,
Небо здесь в паркетную доску,
Глушит свет забытую тоску
По иным балам, комедий театру.
Блеск свечей, вращенья декольте
Скрашивали бури и ненастье,
Замер свет проклятьем родовым,
Сумеречный требует калым.
Осветил лишь сам себя куском,
Не хватило сил на серп и молот,
Вздыбился игрушечным конём,
Щит прозрачный надвое расколот.
Всё же не подвал и есть окно,
Но родня ипатьевскому дому,
Ехать можно и презрев начало,
Дав коню кнутом желанья тягу.
Только бы не спрыгнуть с передка,
Когда пулями щербит надгробье предка.
Просторище
Полустепи, полугоры,
Меловые и зелёные,
Вы на вечность обречёны,
С ручейками обручённые.
Вдаль уносится стрела,
Оперением бела,
Вдруг покажется невеста,
Конь закусит удила.
И железный путь дугою
Обрамляет мою гору,
Он отрезал край у поля,
Отделил косую долю.
Только храм из вести белой
Станет мне женою верной.
Кот вороний сват
Посмотри на меня, кота:
Шерсть гладка, вид ухожен,
А ты подруга так лохмата,
Кто дал на чай стилисту, тот блажен.
Хоть маникюр когтей твой ярок,
Но так он страшен, неопрятен,
Давай тебе мы купим выводитель пятен.
Глядишь, и чернота с тебя сойдёт,
Ведь белое так в моде нынче
И за невесту ты сойдёшь,
В приданое кусочек сыра обретёшь,
А на него все женихи сбегутся.
Поманишь пальчиком с колечком,
А я уж обойдусь крылечком.
Метки:
