Гиём Рендотэ. г. 2

Те текстуры которые узнавались знахарями ВАршавы принадлежали польским рудиментам класицызма и народ говорил системмами сотни дворцов.Гауди рассматривал рожу апостола как первое заклятье инака-со-со.Хор Аристотеля руководил нейтральными полотнами сватьбы.Кол и шабаш грели записки Цвейга.
Станицы на которых рубили досточки фрау-ан.,грабились привокзальными учителями армии Ауц.Фашисты грешили/ Сталинскиq зашифровfk dfujyyjtвагонное Депо и Гауди рикошетил онакнартику вечности-ноль.
Жора сравнивал катерлесы Элизабетты с вагонами из Севастополя.
Колдовство не получалось когда Цвейг присовокупил к Вечности редиску.
Касты садамистов риверсальными точками рассматривали Столыпина как Георга Фландрии и темы рицессий скондировали нулизм работы Пикассо.Храмы нуждались в деспотах науручки.СЦвейг говорил по английски доспехами Петра и храмы и тексты щетощ-пилимайен как желание стать матерью принадлежало выдрам столицы тристадвадцатьвосьмой порчи и танк переехал жизнь папе.
Стены дочитывали мысли поэта и на шкафах были красивые газеты смерти.
Мтрош Дали сентябрями Арамиса вещало цэнтралику солнца и двери были открыты для смелых,но ночь спала диктантами образования тюльпана.

Тюльпаны Дороти как снежные лавины Днепропетровска говорили ценностями Света и риски умножались коллективами почётности.
Вера была в колготках и Дин красил собаку в чёрный цвет!
Пошлость ему не нравилась.
Ненравилось и Безобразие танца смерти.
Валет стал козырем в руках Девушки-вамп.
Босния старели церьквями.

Конец.г.2.