Мила
Ее звали Мила, и она была младшей из трех сестер – последним подарком от еще одной неудавшейся любви ее матери поэтессы и алкоголички Ольги.
Наверное, именно из-за этого, девушка и ненавидела так свое детство. Ссоры, ограничения, постоянные упреки и унижения, бедность на грани нищеты и постоянное ожидание свободы и это, причем, еще не все из того, что можно было бы дописать в школьном сочинении на тему ?Моя родня?.
Не то, чтобы Милина семья была неблагополучна – хуже, она была ужасна: четыре особы женского пола на территории в тридцать квадратных метров с общим санузлом и окнами выходящими на автостраду, что тут можно добавить… Девушка, получавшая порцию каши без масла и оплеухи от сестер день за днем, жила там, скорее, в роли козла отпущения, нежели желанного и любимого дитя.
- Обуза, - кричала мать, тыча желтыми от сигарет пальцами в грудь Милы, - Иди спать!
А потом начинались стихи, скрип кровати и пролитое на полу вино – колыбельная, под которую было так хорошо уснуть.
Тянулись годы. Снега покрывали землю и таяли, наступали новые дни и навсегда уходили в историю. Время шло… И вот однажды, проснувшись утром, Мила явственно поняла, что навсегда покидает отчий дом. Нет, это не было каким-то пафосным поступком - все тихо и просто, без лишних слов и ни кому не нужных высказываний. Сумка с вещами – щелчок дверного замка. Точка.
Ее уходу, как в принципе и ее существованию никто из сестер так и не придал особого значения. Мать, было, и задалась вопросом, куда могла деться ее ?непутевая? дочь, но вскоре, даже забыла ее имя, запивая очередное стихотворение чем-то жгучим и сорокоградусным.
А Мила продолжала жить.
Она сожгла все фотографии из детства, стала ненавидеть литературу и поставила табу на все воспоминания связанные с прошлым. Теперь она была, как минимум сиротой, пусть только и для себя. Ластик пренебрежения стер все то, что хоть когда-либо напоминал ей о том времени, когда она была еще той маленькой девочкой в поношенных джинсах на вырост с синяками на ногах.
Мила научилась дружить, готовить, экономить и обманывать, но самым важным ее навыком стало ограничение памяти. Жизнь начиналась с 18 лет. И это был факт, для всех, как в принципе и для нее.
Ей исполнялось девятнадцать, двадцать, двадцать один… А в двадцать два она и встретила Мактуба.
Он был иранец. Красивый такой и рослый араб с широкой и, как казалось, искусственной улыбкой из идеальных белых зубов. Мила не то что бы сразу влюбилась в него, большую роль тут играли предубеждения в начале, но все же очарование в конце концов сыграло свою роль… Не прошло и недели, как их стали видеть вместе.
Кафе, рестораны, кинотеатры… Казалось, нет ни единственного места где бы не были они рядом. Всегда такие тихие, скрытные и, как сказала однажды одна из кассирш бистро – показательные. Черный парень и белая девушка – хороший повод для сплетен, но в их случае больше для зависти.
В очередную осень, сидя на набережной, залитой последним, казалось уже искусственным, солнцем, Мактуб сказал:
- Ты же единственная, кто дорог мне тут. Я ненавижу эту стану, эту учеба, этих людей, эти устои и правила… Я тут, потому, что ты здесь… - он закрыл глаза и, положив свою голову на плечо Милы, всем своим видам дал понять, что не ждет никаких слов взамен.
Мила вздрогнула. Впервые за много лет кто-то думал и чувствовал этот мир, так же как и ее душа. В первые, кому-то она была дорога. Была чем-то большим – нежели просто тряпичной куклой со слабым голосом и отсутствием мнения. Девушка осознала свою нужность, а это было главное.
Вечером этого же дня они стали по-настоящему близки друг другу. И в этом не было никакой пошлости, алкоголя или поэзии.
Они стали жить вместе. В первый же день она выкинула телевизор и все книги из дома – теперь они были никому не нужны. Их молодость, чувства и желание заполняли все время. И пусть все в подъезде и считали Милу русской шлюхой, отдавшей свое тело за деньги, девушке было все равно – в ее жизни появился мир размером с однокомнатную квартиру, где все крутилось только вокруг них, и этого было достаточно.
Шли дни. Мила теряла им счет, просыпаясь каждое утро на плече у Мактуба, - осень окончилась, пришла зима – менялся лишь пейзаж за окном, но ничего в нутрии каждого из них. В конце концов, девушка избавилась и от календаря, хотя ее мужчина и протестовал этому.
- Я слишком много сил потратила на подсчеты дней. То, что я искала – я нашла. И если всходит солнце – значит, пришло утро и какая, в сущности, разница какой у него номер! – девушка хлопала руками о стол, чеканя каждое слово как монету, - Ты можешь и интересоваться этим, лично мне безразлично!
И он прощал ее. На самом деле Мактуб закрывал глаза на многие странности Милы: ее манеру говорить, одеваться, вести образ жизни и зарабатывать деньги – она была его женщиной, а для него это многое значило.
И они продолжали жить.
В один из майских вечеров, когда солнце уже по-летнему разогревает землю, из-за чего приходится открывать окна, впуская свежий восточный ветер наполненный запахами далекого моря и пряностей, Мактуб пришел домой с цветами.
Мила сразу поняла, что что-то будет не так. Она всегда чувствовала опасности, как кошка, но только с одной жизнью в комплекте.
Мужчина долго стоял около девушки, не прикасаясь и ничего не говоря ей. Прошли минуты, но как для него показалось часы пока он, преодолев весь страх накопившийся в нем, произнес:
- Ты знаешь, сегодня я окончил университет. Все… Пять лет на этой холодной и грубой земле прошли. Пора возвращаться домой. Я не видел своей матери так долго, что боюсь, уже забыл ее запах… Мила, мы разные люди – в наших жилах течет разная кровь, наши тела зерна разных народов и поколений… - он облизал губы сухим языком и, взглянув в саму душу девушки, продолжил, - Но, я люблю тебя. И я хочу забрать тебя с собой. Будь моей женой. Будь моей… У меня на родине уже есть жены. Их две… Но это не то… Это все традиции. Будь моей третей женой. Любимой и…
Мактуб продолжал говорить, но девушка отвернувшись от него и, посмотрев за окно, уже не слышала ничего. В ее голове вдруг вновь возник скрип кровати и запах вина разлитого по полу на кухне.
Ее звали Мила, и она была младшей из трех сестер …
Наверное, именно из-за этого, девушка и ненавидела так свое детство. Ссоры, ограничения, постоянные упреки и унижения, бедность на грани нищеты и постоянное ожидание свободы и это, причем, еще не все из того, что можно было бы дописать в школьном сочинении на тему ?Моя родня?.
Не то, чтобы Милина семья была неблагополучна – хуже, она была ужасна: четыре особы женского пола на территории в тридцать квадратных метров с общим санузлом и окнами выходящими на автостраду, что тут можно добавить… Девушка, получавшая порцию каши без масла и оплеухи от сестер день за днем, жила там, скорее, в роли козла отпущения, нежели желанного и любимого дитя.
- Обуза, - кричала мать, тыча желтыми от сигарет пальцами в грудь Милы, - Иди спать!
А потом начинались стихи, скрип кровати и пролитое на полу вино – колыбельная, под которую было так хорошо уснуть.
Тянулись годы. Снега покрывали землю и таяли, наступали новые дни и навсегда уходили в историю. Время шло… И вот однажды, проснувшись утром, Мила явственно поняла, что навсегда покидает отчий дом. Нет, это не было каким-то пафосным поступком - все тихо и просто, без лишних слов и ни кому не нужных высказываний. Сумка с вещами – щелчок дверного замка. Точка.
Ее уходу, как в принципе и ее существованию никто из сестер так и не придал особого значения. Мать, было, и задалась вопросом, куда могла деться ее ?непутевая? дочь, но вскоре, даже забыла ее имя, запивая очередное стихотворение чем-то жгучим и сорокоградусным.
А Мила продолжала жить.
Она сожгла все фотографии из детства, стала ненавидеть литературу и поставила табу на все воспоминания связанные с прошлым. Теперь она была, как минимум сиротой, пусть только и для себя. Ластик пренебрежения стер все то, что хоть когда-либо напоминал ей о том времени, когда она была еще той маленькой девочкой в поношенных джинсах на вырост с синяками на ногах.
Мила научилась дружить, готовить, экономить и обманывать, но самым важным ее навыком стало ограничение памяти. Жизнь начиналась с 18 лет. И это был факт, для всех, как в принципе и для нее.
Ей исполнялось девятнадцать, двадцать, двадцать один… А в двадцать два она и встретила Мактуба.
Он был иранец. Красивый такой и рослый араб с широкой и, как казалось, искусственной улыбкой из идеальных белых зубов. Мила не то что бы сразу влюбилась в него, большую роль тут играли предубеждения в начале, но все же очарование в конце концов сыграло свою роль… Не прошло и недели, как их стали видеть вместе.
Кафе, рестораны, кинотеатры… Казалось, нет ни единственного места где бы не были они рядом. Всегда такие тихие, скрытные и, как сказала однажды одна из кассирш бистро – показательные. Черный парень и белая девушка – хороший повод для сплетен, но в их случае больше для зависти.
В очередную осень, сидя на набережной, залитой последним, казалось уже искусственным, солнцем, Мактуб сказал:
- Ты же единственная, кто дорог мне тут. Я ненавижу эту стану, эту учеба, этих людей, эти устои и правила… Я тут, потому, что ты здесь… - он закрыл глаза и, положив свою голову на плечо Милы, всем своим видам дал понять, что не ждет никаких слов взамен.
Мила вздрогнула. Впервые за много лет кто-то думал и чувствовал этот мир, так же как и ее душа. В первые, кому-то она была дорога. Была чем-то большим – нежели просто тряпичной куклой со слабым голосом и отсутствием мнения. Девушка осознала свою нужность, а это было главное.
Вечером этого же дня они стали по-настоящему близки друг другу. И в этом не было никакой пошлости, алкоголя или поэзии.
Они стали жить вместе. В первый же день она выкинула телевизор и все книги из дома – теперь они были никому не нужны. Их молодость, чувства и желание заполняли все время. И пусть все в подъезде и считали Милу русской шлюхой, отдавшей свое тело за деньги, девушке было все равно – в ее жизни появился мир размером с однокомнатную квартиру, где все крутилось только вокруг них, и этого было достаточно.
Шли дни. Мила теряла им счет, просыпаясь каждое утро на плече у Мактуба, - осень окончилась, пришла зима – менялся лишь пейзаж за окном, но ничего в нутрии каждого из них. В конце концов, девушка избавилась и от календаря, хотя ее мужчина и протестовал этому.
- Я слишком много сил потратила на подсчеты дней. То, что я искала – я нашла. И если всходит солнце – значит, пришло утро и какая, в сущности, разница какой у него номер! – девушка хлопала руками о стол, чеканя каждое слово как монету, - Ты можешь и интересоваться этим, лично мне безразлично!
И он прощал ее. На самом деле Мактуб закрывал глаза на многие странности Милы: ее манеру говорить, одеваться, вести образ жизни и зарабатывать деньги – она была его женщиной, а для него это многое значило.
И они продолжали жить.
В один из майских вечеров, когда солнце уже по-летнему разогревает землю, из-за чего приходится открывать окна, впуская свежий восточный ветер наполненный запахами далекого моря и пряностей, Мактуб пришел домой с цветами.
Мила сразу поняла, что что-то будет не так. Она всегда чувствовала опасности, как кошка, но только с одной жизнью в комплекте.
Мужчина долго стоял около девушки, не прикасаясь и ничего не говоря ей. Прошли минуты, но как для него показалось часы пока он, преодолев весь страх накопившийся в нем, произнес:
- Ты знаешь, сегодня я окончил университет. Все… Пять лет на этой холодной и грубой земле прошли. Пора возвращаться домой. Я не видел своей матери так долго, что боюсь, уже забыл ее запах… Мила, мы разные люди – в наших жилах течет разная кровь, наши тела зерна разных народов и поколений… - он облизал губы сухим языком и, взглянув в саму душу девушки, продолжил, - Но, я люблю тебя. И я хочу забрать тебя с собой. Будь моей женой. Будь моей… У меня на родине уже есть жены. Их две… Но это не то… Это все традиции. Будь моей третей женой. Любимой и…
Мактуб продолжал говорить, но девушка отвернувшись от него и, посмотрев за окно, уже не слышала ничего. В ее голове вдруг вновь возник скрип кровати и запах вина разлитого по полу на кухне.
Ее звали Мила, и она была младшей из трех сестер …
Метки:
