они

Он вычислял её по запаху среди серых пресных лиц. Она была особенная и они оба это знали. Несколько недель проведённых в одной кровати сделали её неразрывно, по больному, родной для него. И где – то, тихо, за рёбрами, пульсировал живой комочек его к ней ?нечто?, которому он так и не мог определить название, но понимал, что это что-то важное, пропитанное её сладко звучащим именем . Она могла с этим не согласиться. Она могла даже сделать вид, что вовсе этого не замечает. Но это всё равно, ровным счётом, ничего не меняло.

Зима, в которой они прятались под одним большим одеялом, грели руки в ладонях друг – друга, целовались в метро, целовались на остановках, в маршрутках, в кафе, в клубах, чаще дома: на кухне, в гостиной смотря телевизор, в спальне… Эта их зима закончилась. Закончилась выкинутым в окно на ста двадцати, подаренным ею накануне Нового Года, кольцом. Её изменой и его раздробленным на мелкие части душевным равновесием. Закончилась как – то быстро и даже слегка неожиданно для него.
Теперь ему уже было не так холодно, если он вдруг засыпал без неё…
А теперь он засыпал без неё почти всегда.

Знала ли она его? Нет.
Выискивая в нём слабости она злилась, так часто злилась на него показывая за его спиной приставленные к горлу два пальца, мол достал уже, сил нет. Злилась за то, что он так не совпадал с его, ею любимым, портретом. Злилась..
А он совпадал. В действительности он всегда совпадал с ним. В сущности даже до мелочей. Совпадал для тех, на кого ему было плевать. И в этот раз совпал бы. Но как мальчишка обнажился и растелился у неё на ладони, боясь казаться лучше.

После она иногда звала его, иногда приходила сама.
Когда много людей, когда шум, когда улица, когда кафе, когда клубы, … когда он не был готов… когда она хотела.
Подкрадываясь сзади, обхватывал его шею руками. Они всегда были немного холодные. Длинные пальцы ложились на его учащённый пульс. Он вздрагивал, а потом целовал её в запястье.

Она садилась напротив.
Она садилась поодаль.
Она садилась рядом.
Она не смотрела на него.
Она не дотрагивалась.
Она кидала искры.
Она слегка прикасаясь своей коленкой к его.
Она держала его руку.
Она…

Иногда они меняли пастели.
Иногда они меняли людей в своих пастелях.
Иногда они снова просыпались в одной.
Иногда она путала его с кем – то.
Не то в серьёз, не то, стараясь что-то в нём пробудить. Что – то, что, в общем-то, в нём так никогда и не остывало.

Он же не путал её никогда и не скем…

Всё что касалось его, для неё было хаотичным, импульсивным и порывисто внезапным.

Всё что касалось неё, для него было размеренным, болезненным, родным.

Иногда она как будто брала реванш за всё, что он так и не сделал.
За то, что не сделал ей больно.
За то, что не заставил чувствовать острее.
За отсутствие скандалов.
За отсутствие битых тарелок.
За невозможность существования пресловутого и утопичного МЫ.

Иногда ему казалось что он может сказать ей НЕТ.
Иногда ему казалось что он готов состариться рядом с ней.
Иногда ему казалось…

Его руки впитали её запах и так часто предательски нервно дрожали захлёбываясь нежностью и нерешительностью , как только он к ней прикасался .


И в общем - то в этой истории нет финала.
В этой истории нет завязки, развязки кульминации и прочей положенной атрибутики. В этой истории как таковой вообще нет сюжета. В ней есть тысяча мелочей и странностей.
В ней есть ОН и есть ОНА, ставшая для него, уже по больному неразрывно родной, после всего нескольких зимних недель проведённых в одной кровати.


Метки:
Предыдущий: Игрушки любят, когда с ними играют...
Следующий: Первый шаг к пропасти