Змиевы дети
Глава 1
На кладбище крематория у Даниловского рынка хоронили Семена Сермягина. Хоронили без оркестра, просто вынесли гроб из заводского автобуса,поставили перед входом в зал для кремации, и теперь человек десять кучкой стояли у Семенова изголовья. Было яркое и холодное январьское утро.Слепящее солнце, казалось, не согревало, а замораживало Москву, даже дымок из роковой трубы виделся каким-то зябким.
В такую погоду провожающие, думая о дороге домой в заиндевевшем автобусе,невольно завидуют покойнику, ожидающему огненного погребения.
Стоя за кустами, Степан постукивал нога об ногу, дышал на руки и замечал как кое-кто у гроба уже украдкой натягивает шапку. Там же суетился и Мартын Мозгокрутов, поправляя зачем-то цветы и отгоняя редкие снежинки.
Степан увидел как жена Сермягина в черном пальто с обсыпающимся каракулевым воротником говорит что-то двум мужикам, указывая на Мартына. Мужики кивнули, направились к нему, и один толкнул Мартына в плечо. Мозгокрутов вскинулся было, и Степан услышал:
- Чаво, эта?
- Давай! Иди отсюда...
- Как эта? А? Друг я, эта...
- Иди, иди, дружбан.
- Чаво? Попрощаться-та!..
- Ппашел, тебе говорят, чмо болотное!
Мартын покорно посеменил в сторону, увидел Степана и подрулил к кустам.
- Видал, Степанчик, а? Гонють, а? Вот так вота и с корешком попрощаться не дали.- проныл Мартын и добавил деловито- На хвост не сел. А ведь с утра надежа была!
-Ладно, пошли, помянем.- повернулся к выходу Степан.
Мозгокрутов заспешил вслед, тараторя:" А то! Помянуть оно эта, того...Я, Степанчик, нынче... пустой я , ладно, а? Я, эта, отдам... Помянуть. конечно...
Глава 2
Семен Сермягин, Степан Шнурков и Мартын Мозгокрутов были тройкой. Причем первой. Их так и прозвали завсегдатаи гастронома №19: "Первая Тройка". И если Мозгокрутов по утрам готов был пить с кем угодно и что угодно, хоть касторку, только чтоб с градусами и на халяву, то Семен со Степаном, в отличие от Мартына, работали, пили с пяти, составу не изменяя.
Капитаном этой тройки был все же Мартын. Он занимал очередь, углядывал что есть, чего нет, но будет, если сдать посуду по 15 копеек вместо 20-ти. Партнеры не уважали его, но в этих вопросах доверялись как более опытному.
Да! Вот еще! по вторникам Степан с компанией почему-то не пил, говорил что дела, а наутро в среду приходил на завод все равно с запахом. Эту странность ему молчаливо прощали.
Налили по второй.
- Ты понял, Степанчик, а?- глазки у Мартына блестели, и румянец проглядывал сквозь щетину небритых щек- Она мне говорит, от алкоголизма помер! Я говорю, нет такой болезни! И все! Ек мотылек!- Мартын махнул рукой,поскользнулся и уехал под скамейку. Оттуда донеслось- Болезнь, это когда микроб, понял? Ек мотылек! Или бактерия. Слышь, Степанчик, а микроб и бактерия это, как оно, разница есть, а?
- Да не знаю я, отстань...
- Я, ты эта, слышь, думаю; микроб - это мужик, а бактерия - баба. А? Сам допер!
Степан пил без удовольствия. Во-первых, Семен, как ни крути, а все же помер. Мертвецов Степан не любил, но Сермягина было жалко. Во-вторых, был сегодня вторник, и пить Шнуркову следовало вовсе не здесь, а совсем в другом месте." Обстоятельства,"- тоскливо вздыхал он про себя.
Это был секрет. По вторникам Степан пил дома. Но не один, у него была еще одна, не известная никому тройка, и капитаном тут был он сам. Жил Шнурков один. Жена от него безвременно ушла. Он так и говорил всем: " Жена безвременно ушла к бухгалтеру." Быт сложился холостяцкий. По чистоте квартира Шнуркова, честно говоря, мало походила на операционную. По стенам и по полу хозяйски шмыгали крепкие рыжие тараканы.
Как-то раз, приболев, Степа поправлялся портвешком, рассеянно наблюдая их замысловатые перемещения. Внимание его вдруг привлек один, грызущий корку хлеба, упавшую на пол. Пруссак был в пределах досягаемости, и Степан уже вознамерился отправить его в лучший тараканий мир, но настроение было нерабочее, праздничное, и, в порыве щедрости, сухая корка была обильно сдобрена портвейном "Агдам". Поначалу рыжий запаниковал, бросился наутек, однако вскоре перешел на шаг, а потом и вовсе повернул назад.
Пережевывая портвейную корку, таракан задумчиво, казалось Шнуркову, глядел на него. " Есть контакт,"- удовлетворенно подумал Степан, и червячек внутренней неловкости, точащий любого, кто пьет в одиночку по утрам, тихо куда-то уполз.
Назавтра контактер заявился с двумя дружками. " Э, не, мужики - перебор!"- обиделся Степан и безжалостно отщелкнул одного ногтем. Оставшиеся особо не возражали. Шнурков Уже признавал вчерашнего по надломанному усу, а новенький был потемнее и немного смущался.
Так вот и появилась секретная Шнурковская тройка, в которой он капитанил уже полгода. Не то чтобы Степан стыдился своей новой компании, но сводить их с Сермягиным и Мозгокрутовым он не хотел. да и характерами могли не сойтись. Например, немногословному Степану частенько надоедала болтовня Мартына, а грубый Сермягин в каком-нибудь завязавшемся споре мог запросто придавить новых знакомцев.
Рефлексы второй тройки закрепились с обеих сторон, вторник был день игры.
Глава 3
Днем потеплело, но потом снова подморозило. Подтаявшие тротуары заледенели, и домой Степан добрался уже под вечер. Его ждали, поглядывая укоризненно.
- Ладно, поехали - буркнул Шнурков, решивший не оправдываться, и разлил. Себе он плеснул немного, просто за компанию.
Партнеры направились к лиловой лужице и приступили. Они уже привыкли обходиться без корки и пили не закусывая. Вдруг один, тот первый с усом, задрожал, как-то нелепо, боком, отбежал в сторону, судорожно подпрыгнул несколько раз, а потом прямо в воздухе перевернулся на спину, скрючил лапки и замер.
- Э! Э! - встревожился Степан. Он встал на четвереньки, подул на таракана, попытался пальцем его перевернуть, но смерть сделала того уже жестким и сухим.
Во сне были похороны. Пруссак лежал во дворике крематория, а здоровенные тараканы, стоящие вокруг гроба, брыкали Шнуркова черными шипастыми ногами:
? П-пашел, алкоголик! Чмо двуногое!" Степан отпихивался и все пытался заглянуть внутрь. В гробу оказался друг Мартын! А в голову тому лезло что-то мерзкое и членистоногое, как мокрица!
- Видал, Степанчик, а? - тараторил Мозгокрутов - Микроб же! Бактерия, она с живота жрет, а этот сразу в башку! Я ж говорил,ну? Болезнь - значит, эта, микроб! Давай со мной! Я им тута на хвост сел!
Проснувшись еще затемно Степан утер пот со лба и тут же снова вспотел, вспомнив снившееся. Спасибо, что хоть звал его к себе Мозгокрутов, пока живой. А все остальное, включая две давешние смерти, было страшно и тоскливо. Еще все звучало в мозгу эхо из гроба:" Болезнь - микроб! Микроб- болезнь!"
И когда рассвело, Степан Шнурков окончательно понял, что сегодня же сойдет с ума, если не начнет Великую Битву со страшным противником - микробом алкоголизма!
Глава 4
Врага первым делом следовало отыскать и узнать в лицо. Денег у Шнуркова было всего-ничего, и он решил сообразить микроскоп своими руками.
Заводик на Пятницкой выпускал диапроекторы и дверные глазки. Детали к проекторам, как пригодные к выносу, принимались и сдавались под расписку на втором этаже в царстве всемогущей начальницы цеха сборки Политухиной. А на первом тара с копеечной пластмассовой арматурой для глазков стояла несчитанная. " У нас только и унесешь, что дырку от двери!",- возмущались рабочие, хотя глазки и потягивали, просто, руки занять. Тут же в проходах стояли и ящички с линзами, маленькими, мутноватыми, с неровно обрезанными краями. Начальник ремонтной службы, патлатый Толик, утверждал, что линзы добывают из хрусталиков мертвых алкашей, поэтому они такие мутные. Образованные слесаря ржали и матерились, но старушки-штамповщицы верили, скорбели и тайком крестили глаза. Крестили они и штампы перед началом каждой смены.
С этими стекляшками была еще история. Посреди заводского дворика стояла под ржавым навесом длинная скамейка для перекуров. В погожие дни мужики-курильщики развлекались выжиганием через линзы. Скамейка покрывалась одним и тем же словом, которое, видно, легче всего ложится в России на дерево.
Как-то, прибыв на встречу с трудовым коллективом, один маститый поэт увидел курилку и обогатил заводчан свежей метафорой:" Что ж вы, братцы, так скамейку-то ох...чили?"
Такой вот был заводишко, и работал тут Степан Шнурков дежурным слесарем.
Следующим утром, зачерпнув по пути жменю линз, Степан высыпал их себе на верстак. Дело не клеилось. Через две линзы не то, что не виделось в два раза лучше, а вообще ничего не виделось. Или все к черту переворачивалось и опять пропадало. Не хватало знаний, и Степа пошел к начальнику. Патлатый Толик трудовую деятельность ненавидел, от одного слова "работа" зверел, но теорию, как молодой специалист, знал хорошо. Он объяснил Шнуркову про фокусные расстояния и дифракцию. Под конец, правда, огорчил:" Да такими линзами только нашей Поллитрухиной на ж...е знак качества выжигать!"
Разъяренное шипение было ему ответом! Багровая от злости, забив собой весь дверной проем, в кабинет влезала сама начальница второго этажа.
- Слесаря мне! Дежурного!
- Занят,- отрезал Толик.
- Занят!- заорала Политухина - Чем занят?!!
- Новый глазок конструирует.
- Какой еще глазок?!!
- Который щуриться будет, когда тебя, заразу толстую, увидит!
Тут началось такое, что Степан от греха выбрался через другую
дверь. На верстаке все так же лежала сиротливо горстка линз. Степан закурил, покурил малька, а потом решительно придвинул " Книгу дежурств по цеху" и зачирикал по обложке замызганым каранданшом.
Глава 5
Тут бывает как? Или сразу получится, или, хоть год сиди, дела не выйдет. Идею Степан поймал. он досадливо щурился от дыма, переворачивал "Книгу" так и сяк в поисках чистых углов и вычерчивал всякой формы кривые, а между ними пунктирил под разными углами. При этом он бормотал в усы песню "Ягода малина", которую любил за мотив и еще потому, что она напоминала ему "плодово-ягодное" за 2.20 с посудой.
Работалось Шнуркову безошибочно. С ним был паучий инстинкт всех алконавтов-слесарей, которые в жизнь не смогут станок или утюг, но шутя в пять минут, не за стакан даже, а за "на слабо", подкуют блоху, а после, не задумываясь, щелкнут ее между ногтями в шмазь.
К обеду были уже даны чертежи токарям. Шлифовальщик Витек поначалу заворчал, что, мол,план валит, но Степан сказал веско: "Домой делаю!" Это на заводе было как пароль. Для дома делалось сразу и лучше чем в Японии.
Кстати, о Витьке. Был он лет сорока, носил темные дымчатые очки, бархатный берет и был обширно лыс. Даже в спецовке он здорово напоминал великобританского шпиона.
Витек озабоченно почесал грудь: " Допуска-то, блин, микронные захерачил, как проститутка...После работы куда? В девятнадцатый? Я с тобой пойду."
И все. Будто и не было сроду Семена Сермягина. Как в строю место его занял уже другой боец. Даже не футбольная замена с объявлением, а вроде через бортик по-хоккейному и вперед!
Глава 6
На сборку и подгонку ушло три дня. Перед Шнурковым на верстаке стояло нечто, в чем микроскоп и не угадывался. Штуковина была уродливой,потому что Степан о форме не думал. Мало того, жуткое качество дверных линз не позволяло глядеть сверху вниз. Окулярные трубки подходили с правого бока, и микроскоп смотрелся как левая фига с недовставленным пальцем.
Испытания Шнурков наметил дома вечером, но не утерпел и открылся Мартыну и Витьку в 19-м уже после первой. Мартын засыпал восторженной скороговоркой, а Витек, покрякивая, вникал и,разбираясь, весело материл Степана вместе с микроскопом.
- Ну, Степанчик, ну давай, включай!- бормотал Мозгокрутов, нависая носом над Шнурковским плечом. Усмехнувшись этому "включай", Степан протер об штаны кусок оконного стекла, забрал стакан у Витька, который пил сегодня первым, и слил на стекло остатки. Солнце уже садилось за гастроном, но и последних его лучей хватило Степану на первую попытку. Он выдохнул коротко, как перед глотком, и прильнул к окуляру...
Тут надо сказать: вообще-то странно, почему в голову никому не приходило, что смотреть сбоку - совсем не то, что глядеть сверху. И если бы не помоечные линзы... Хотя, наверное, и у Архимеда просто ванна была мелкая, вот и потекло через край.
Впрочем, не знаю как Архимед, а Степан "Эврика" не закричал, а только медленно выдохнул: " Вот они, бля, гады!"
В капле желтовато- прозрачной имбирной настойки, в среде, где и камень-то растворится-то в полчаса, весело хороводилась стайка микробов. Тут же и объяснялась их, роковая для всех, незаметность. Они были такими плоскими, что, повертываясь на виражах, просто исчезали из виду. Конечно, Степану повезло, так ведь и Архимеду...
Потом на гадов смотрел Мартын, смотрел молча и, когда оторвался от окуляра, то выглядел испуганным.
- Зеленые! Степанчик, они там, эта, размножаются! Ты, давай, эта, вторым пей, я пропускаю.
Случай был для Мозгокрутова небывалый, но Степан не успел удивиться, потому что Витек с криком: " Размножаются?! А ну-ка, дай!"- завладел микроскопом.
Сексуально активен был Витек необыкновенно. Он возбуждался даже от газетного слова "волеизъявление". Оно так напоминало ему "семяизвержение", что Витек внимательно прочитывал все первые полосы.
Уж непонятно, что сексуального можно увидеть в делении бактерий, но Витек засопел и, не отрываясь от процесса, огорошил Степана: " Дай на вечерок!"
Шнурков отобрал микроскоп у Витька, выпил свою треть.
- Так, видали? Теперь думать надо, как этих змеенышей давить!
- Да ты чего!- заверещал все еще напуганный Мартын - Их там видел сколько? Миллион! Ой, сколько ж я их заглотил-то за столько лет, а? Они ж там, внутри - он поглядел на свои руки - ползают! Все, мужики, я к врачу пошел!
- Во-во, иди! - заржал Витек - Расскажи, мол, микробов зеленых видал. Тебя в ЛТП прямо оттуда загребут. Ты глянь! - стукнул он себя по лбу - Зеленые и как змеи! вот откуда "Зеленый Змий" и взялся!
- Может и так - согласился Степан - но нам-то делать что?
- Дак травить их надо! - загорелся вдруг Мозгокрутов - Может дустом засыпать или еще чем?
- Ты чего, сдурел? Тебе же этот дуст самому жрать! Соображаешь?
- Вот что - твердо сказал Степан - есть идея! Ко мне пошли.
Такой уверенностью повеяло от Степана, что даже Мартын расхрабрился и принял свою долю, оставив, правда, на дне "для опытов", как сказал Степан.
Глава 7
Дело в том, что бывшая Шнурковская жена, ну та, которая "ушла безвременно", работала на аптечной базе.Понятно, что кладовка, куда после развода и не совался еще бесхозяйственный Степан, может и уступала по запасам Кремлевке, но уж районную-то аптеку могла бы обеспечить на год. Сам Шнурков пользовался только аспирином от простуды, а остальное, с мудреными названьями и не помогающее от нечастых запоев, пылилось без нужды. Вот этот арсенал и мобилизовывался на борьбу с Микробом.
Притихшие друганы только головами остолбенело вертели, а Степан уже очистил стол, закрепил на хлебнице свой микроскоп и достал первый пузырек с неразборчивой надписью от руки.
" Ли-ва...Ле-во...А, один хрен!" Итак, первым к имбирной был подбавлен "раствор левомицетина спиртовой 1%-ный". И результата он не дал.
За ним пошли еще с десяток капель, мазей, примочек, порошков и размельченных таблеток. Микроб вольно плавал в разноцветных озерцах, плоско исчезая на поворотах, а время от времени бесстыдно размножаясь делением.
Уже на второй вечер шапкозакидательский задор увял. Витек и Мартын готовили новые порции отравы молча и сосредоточенно, подносили их Степану как боеприпасы на передовой. Новые залпы беззвучно уходили на цель. И все мимо,мимо...
Днем Степан с Витьком работали, а Мозгокрутов все так же крутился у гастронома. Вечерние страхи его исчезали к утру, кроме того, он уже не чувствовал себя беззащитным мирным населением, наоборот, залезал в винный отдел как Штирлиц под колпак Мюллера.
Позже подходили и работяги-партнеры. Подключение Витька сразу дало ощутимые выгоды. Теперь Степан и Мартын сами в очередь не лезли, а запускали новенького. Сочетание интеллигентного вида с бронебойным Витьковским лексиконом давало совершенно ошеломляющие результаты. Толпа немела и становилась податливой как масло уже после стартовой его тирады, где не матерными были только первое грозное слово " У! ", восьмое " ОТПОЛЗАЙ! " и последнее двадцать четвертое " СУСЛИКИ! "
С добычей не располагались в скверике как все, а шли к Шнуркову домой.
Выпивали теперь как-то солиднее, из трех стаканов, не из одного. На остаток для опытов никто не жадничал, только бы получилось! Шнурковские запасы в чулане таяли на глазах, а результат был все тот же.
На пятый день Мартын огорошил:
- Ек мотылек, да если б лекарство какое помогало, небось давным-давно уж доктора знали бы! А, Степанчик?
- Верно! - взбунтовался за ним Витек - Херню лепим, Шнурок!
" Точно! - охнуло у Степана где-то внутри - Херню порем, чернуху лепим, прав Мартын, другое нужно!"
Обреченно, по-привычке он глянул в окуляр... закаменел на секунду и каким-то фальцетом объявил оторвавшись: " Конец!!! "
Потом были танцы! Мартын чебучил, вихляясь, гопака; Витек, зажав в зубах вилку с огурцом, ударил лезгинку; Шнурков просто бил себя кулаками в грудь и топал, ухая не в такт. Только Микроб в капле был неподвижен и безнадежно подрыгивал хвостом.
Счастливый пузырек с порошком был со следами клея вместо этикетки, лишь на крышке от руки непонятно нацарапанно по-латыни.
- Я первый, Степанчик! - Мартын вцепился Шнуркову в локоть - Я нашел, мне и пить! Ладненько, а?
- Да погоди ты! Неизвестно что пить не будем!
Витек удивленно заморгал:
- Дак ведь лекарство, Шнурок! Чего там. Два раза в день после стакана, гы!
- Лекарства тоже на собаках проверяют
- Нештяк!- напирал Витек - Давай, Мартын, глотай! Где мы тут собаку возьмем.
Степан сыпанул, на глаз, порошка, взболтал и протянул стакан Мозгокрутову.
Вдруг, вспомнив кое-что, он сел на корточки и отлил смесь на пол.
- Ты чего, Степанчик?
- Есть тут у нас одна собака! Шестиногая. Вторник сегодня, я и забыл!
А у стенки уже нетерпеливо переминался постоянный партнер. Подошел, выдохнул так,что взлетели усики, и присосался.
- Ну, Шнурок, блин, - Дуров! Мертвого пить заставит!
- Не, мертвого не могу - погрустнел Степан, вспомнив двоих выбывших из игры.
- Во, побежал, побежал! - обрадовался за таракана Мартын - Здоров как...
Слово " лошадь " застряло у него в горле, потому что пруссак вдруг встал на дыбы, замотал передними лапками, а дальше, совсем не по-лошадиному, завалился на спину. И кончился.
Молчали долго, итог подвел Витек:
- Здоровее видали... Ты, Мозгокрутов, ему знаешь чего целовать должен?
Мартын не ответил. Он мелко, пупырчато дрожал.
Глава 8
Наутро Витек и Степан взяли страшный порошoк показать начальнику. Патлатый Толик только ойкнул, взглянув на закорючки на крышке, про-бормотал: " Дуракам счастье!" и затребовал банку себе. Дело в том, что война с начальницей цеха сборки вступила в решающую стадию и требо вала уже оружия массового уничтожения.
- По отгулу и бутылка.- предложил он деловито.
Но Степан, узнав, чем он чуть не угостил Мартына, чего-то заробел:
- Не, Толян, стремно. Мышьяк же, не аскорбинка!
- Ладно, мироеды, держите! - Толян выдвинул ящик стола - Патология беременности. С иллюстрациями!
Витек задвигался и затолкал Степана в спину.
- Погоди, а узнают, тогда что?
- Не узнают! Я в столовой в котел с супом сыпану и все дела!
- Да ты чего! Ведь ползавода угробишь!
- А мне на хорошее дело ничего не жалко! Я бы не ползавода - полмосквы положил, только б она кверху брюхом всплыла!
- Дак, я понимаю - тянул Степан - дело, конечно, святое...А, может, пургена возьмешь? У меня его там с килограмм.
- Да уж, пургена...- затуманился Толян - Пробовал уже. По три пачки на стакан чая. Так она даже... Тут он красочно объяснил слесарям, что Политухиной следовало после пургена делать, и как она нагло это игнорировала. Закончил, правда, оптимистично:
- Ну и хрен с вами! Завтра новый пресс испытываем. Я из нее дверных глазков на год вперед наштампую! Так, ну чего стоите! Включайтесь в этот, мать его, в трудовой процесс! Десять утра, а вы еще на стакан не наработали!
И покатился рабочий день.
Глава 9
- Думали Мозгокрутов - дурак, да? - Мартын раздулся от гордости и как мог выпятил впалую грудь. Хвалить себя он предпочитал в третьем лице .
- А Мозгокрутов-то, урю-рю! Он фишку унькает! Да я этих зеленых за ухи мотал!
Дело происходило на Степановой кухне. Мартын, самовыхваляясь, прохаживался гусем у окна. Завистливый Витек сидел на табурете и смотрел на Мартына, как Сальери на Моцарта, Шнурков все глядел в микроскоп, где во-второй за время опытов раз уныло обвис поверженный Микроб. Но тут уж все было путем, без всяких дустов и мышьяков.
- Я сразу-то подумал! Когда тебе легчает, ему, гаду, хуже должно быть, так? А легчает оно от чего, дак от рассолу же!
- Конечно, народ - он знает .- попытался поддеть Мартына Витек.
- Народ-то может и знает,- отпарировал неуязвимый Мартын, - а на Микроба капнуть, это тоже мозгой крутить надо! А вот Мозгокрутов, он...
Мартын долго еще щебетал, окуривая себя за неимением фимиама шершавым дымом Беломора.
Степан уже давно отставил микроскоп. Никчемность Мартынова открытия была очевидной. Ну похмеляются испокон веку рассолом. Ну помогает, конечно. Ну и что? А вот кто после него от белой горячки ушел, а? То-то!
Ничего этого Степан Мартыну не сказал, мол, пусть порадуется малька, но тот и сам, заметив Шнурковскую ироничную молчаливость, встревожился и прильнул к окуляру. Подняв голову, он затравленно глянул на Степана, на Витька, опять на Степана и вдруг тонко, безнадежно... завыл! Он сполз на пол,вытянул шею, закатил глаза и ВЫ-Ы-ЫЛ!!! Без слез и оттого еще страшнее.
- Молчи, сука! - завизжал Витек, опрокинувший табурет и вжавшийся в стену, - Сволочь! Гад! Убью!!!
Витек визжал, Мартын выл и это было так жутко и невыносимо, что Степан не выдержал, рухнул на четвереньки и стал биться головой о ножку стола.
Глава 10
Стук в дверь разбудил скорчившегося на диване Степана за пять минут до будильника. На пороге стоял Мартын.
- Ты чего? - ошалело со сна просипел Шнурков.
- Степанчик, ты извини, я так, может тебе помочь тут надо?
- Чего?
- Ну там, прибрать, может? Мы тута вчера рассыпали...
Бормоча, Мартын кинул быстрый взгляд на кухонный стол. То-есть, ему показалось, что быстрый, а на самом деле даже полусонный Степан увидел,как остановились Мозгокрутовские глазки на том самом, чуть не похоронившем коллектив завода "Штатив" роковом пузырьке. А Мартын, суетливо увлекая Шнуркова на кухню, все так же продолжал бессвязно лопотать про какую-то уборку и потерянный где-то тут вчера "Ну вот тута прямо!" значок с выставки. Наконец, он подобрался к пузырьку, попытался незаметно накрыть его шапкой, но тут-то и был настигнут бдительным хозяином.
- А ну стоять! - объявил Степан голосом похмельного пограничника Карацюпы - Говори, сука, зачем мышьяк!
- Степанчик! - в голос завопил Мартын - Дай! Не могу больше! Я ж чувствую, как они меня жрут! Спасенья нету, Степушка! Христом Богом прошу, дай самому успеть! Ну, на коленях, Шнурочек! Ползком!!!
Мартын обхватил Степановы голые ноги.
- Вставай,дружок. - Степан погладил Мартына по голове, помог ему подняться, но обессиленный Мозгокрутов и стоять-то не мог.
Шнурков обнял его и прижал к себе:
- Держись, кореш, ну ты чего, а? Мы еще побултыхаемся! Ты чего... Все путем, ну!
- Степанчик, возьми меня с собой.
- Куда?
- На работу, ладно?
- А давай, пошли!
- Точно! Ты не думай - воскрес Мартын - у меня знаешь какой разряд! У, такой разрядище! Шестой!
- Какой?
- Ну... третий. Не, ну честно! Ежели чего привернуть, отвернуть, да я...
- Да ладно, не звезди, дай одеться да рожу смочить...
Жизнь на заводе била ключом.
Даже для Витька вчерашняя неудача не прошла бесследно, и он заявился в слесарку такой смурной, что патлатый Толян заперся с ним в кабинете, приводить в меридиан. Тему для восстановительной беседы он избрал самую, на хмурое утро, подходящую: " Сексуальные излишества народов Ближнего и Дальнего Востока". Красочные описания интимной жизни мелкой знати Коканда и Бухары вернули Витьку глубокое дыхание, а когда разговор через Жанну д*Арк логично свернул на лесбиянок, то излеченный настолько возгорелся, что пожелал немедленно вступить в их ряды!
- Нет проблем,- обнадежил Толян - Заявление и все дела!
Поспорили о шапке. Витек хотел писать в профком, а Толян настаивал на Политбюро ЦК. Сошлись на райкоме с копией в "Правду". Дело в том, что Витек был членом партии и , в соответствии со своими сексуальными убеждениями, членом активным.
" Всвязи с моей испепеляющей любовью к женскому полу..."
Толян слово " испепеляющей" посчитал отдающим левым экстремизмом и потребовал выкинуть из текста, но Витек уперся, уж больно оно возбуждало, и согласился только обнаружив, что пишется " испепе..." а не "из пи-пи..."
" Всвязи с моей пламенной (тоже неплохо!) любовью к женскому полу
прошу считать меня Лесбияном." Точка, число, подпись,
- Печать в парткоме поставь,- посоветовал заботливый Толян - Прямо сейчас дуй.
Секретарем парткома была нач. цеха Политухина, и, получи она на подпись это заявление, заводик встал бы на пару смен. Уж очень Толяну не хотелось работать. Но тут притопали Степан с Мартыном, то се,да и обед подоспел.
Глава 11
Степан кипел:
-Шутник, твою мать! Ну ладно Витек, у него извилина одна и та - сперматозоид! Ты-то сообразить должен, в какой гадюшник лезете!
Толян угрюмо молчал, играя сам с собой в буру. В углу каптерки потерянно примостился Мартын.
После обеда к слесарям нагрянула Политухина, но еще до обычного скандала Витек поспел со своим искрометным заявлением, а когда за ним пришли из парткома, Толян лопухнулся и отпустил борца за сексуальную вседозволенность одного. Теперь шел уже второй час заседания, Витька не выпускали, смена давно закончилась, и в слесарке царило уныние.
- Исключат они его, - горько промолвил Степан - и все из-за тебя.
- Да брось, может обойдется, так, погрызут малость.
- Обойдется,- передразнил Степан - Они давно до него добирались! Политухина, сука, шпионила!
- Тоже мне, нашел Мату Хари.
- Ну да! Она же без мата двух слов не свяжет! И харя у нее сам знаешь какая!
- Нет, исключить не исключат,- подал голос Мозгокрутов - они его эта...
И он непонятно двинул рукой.
- Чего?
- Ну... кастрируют, вот.
- Сдурел?! - вспылил Шнурков- Как это кастрируют? Кто им разрешит-то?
- Да сами себе и разрешат,- шмыгнул носом Мартын, - У них там просто: "слушали, постановили". Я же видел, туда докторша побежала.
Степан вскочил:" Да я их всех!.."
Дверь распахнулась, и влетел распаренный Витек.
- Целый?- выдохнули все.
-Срезали! - выдохнул Витек в ответ.
- Как! Совсем?
- А вы думали? Полностью! 100 процентов!
- Уй-юй-юй! - запричитал Мартын, а Шнурков хрястнул кулаком по стене.
- Так ты про премию, что-ли? - догадался Толян.
- Ну! Главное, за что? Подумаешь, нежная какая, зар-раза! В обморок упала!
- Кто? Когда? Толком расскажи!
- Да докторша, ети ее... Зашел вчера в кабинет, она мне:" Ложитесь." Ну я ей и отвечаю...
- Погоди,- спохватился Толян - А с заявлением как?
- Подписал.- Витек достал из кармана смятый листок- Теперь чего делать?
- Лесбиянь! - разрешил Толян.
Глава 12
Смесь, которая все-таки задавила гадину, была пестрой. Туда входили на равных лимонад, тетрациклин, паста из синих стержней и много чего другого. Но пить было можно, Степан сам пробовал и остался жив, а вот Микроб не сдюжил и откинул ложноножки.
Всю ночь забывший о сне Шнурков пытался улучшить смесь, но она, как и положено лекарству, оставалась гадкой на вкус и даже на ощупь. Лишь под утро, вспомнив Мартына, Степан догадался долить рассол и возликовал! Дело было сделано!
Была Суббота. Степан с чистой душой отсыпался за ночь, а Мозгокрутов, узнав о победе, полетел в 19-тый.
Кто кинет в него камень? Да! Он грелся в лучах славы, разнеженно подставляя бока. Он не торопясь принимал почетные дозы, пил, давая понять, что просто не желает обидеть восторженных слушателей, и не то, чтобы подчеркивал, просто не забывал упомянуть, кабы не его идея, чем микроб отличается от бактерии, не было бы ни, ек мотылек, микроскопа, ни лекарства, ни даже, может, Микроба, а один сплошной алкоголизм!
А под вечер он заявился к Степану, но не один.
- Степанчик, глянь чего? - и поставил на стол две бутылки - Видал, ну? " Посольская", Шнурочек! От них вот, чтоб на тебя посмотреть.
И он показал на стоявших за спиной. А было их двое: Высокий в очках и Толстый со щеками, выталкивающими вперед и вверх короткие усики бобриком.
Высокий немедленно отставил ногу и начал:
- Многоуважаемый товарищ Шнурков! От лица потрясенного человечества позвольте выразить безграничное восхищение Вашим феноменальным, можно, если позволите, сказать, эпохальным открытием и заверить...
- Да ладно, е! - отмахнулся Толстый - По-простому! Слышь, мужик, ну ваааще! Понял, да? Сука буду, е!
Степан с интересом и удивлением смотрел на вошедших. Никогда еще в жизни им так не восхищались. Ему вдруг представилась огромная, во- весь мир, очередь из толстых и высоких, низких и худых; все выражали безграничное восхищение и говорили " е"! Тут же и пионерки в галстуках, но с формами, многообещающе отдавали ему салюты... Шнурков загляделся на эти веселые картинки и до него не сразу дошло, что Толстый пытается завернуть вокруг него большой полиэтиленовый пакет.
- Ну да ладно, чего уж так...- слабо запротестовал Степан.
- Чтоб не запачкать.
- Не запачкать?- опешил Степан.
- Уважаемый Вы наш - терпеливо повторил Длинный, ставший вдруг похожим на писателя Чехова. - Повторяю, открытие гениально, но, к сожалению, очень преждевременно.
- Рано, понял? - донеслось снизу, где Толстый шуршал полиэтилленом вокруг Шнурковских коленей.- Если б вовремя, тогда - герой, а так... Тебе как удобнее: лежа или сидя? Если хочешь, я и стоя могу.- И он достал откуда-то из под спины широкий и плоский нож.
- Ты кого привел, Мартын?! - Степан никак не мог оторвать взгляд от завораживающего блеска ножа.
- Дак ить, Степанчик, дак я... две "Посольской..." - шептал белый Мозгокрутов - ... посмотреть, говорят... Мужики, вы чего?
- Ты, главное, не волнуйся - наставлял Толстый - вот здесь еще запахнись и подержи. Он поднес тесак к сонной артерии заиндивевшего Шнуркова, но нажать не успел.
В квартиру ввалился запоздавший Витек. Уставясь на "Посольскую", он простонал свои заветные слова: " Коммунизм, бля!"
Но тут оказавшийся за его спиной Длинный взмахнул рукой, и вокруг Витьковской шеи три раза обернулась тонкая злая нить. Глаза Витька удивленно распахнулись, лицо засинело закупоренной кровью, не донеся до горла руки он выдохнул странно: " Ш-Ш-ШИТ!" и опустился на пол.
Прямо так, за веревку, как игрушечную машинку, Длинный утянул Витька в коридор.
- Видал? - бормотал Толстый примериваясь - Высший класс, а ты говоришь.
Но Степан, разумеется, ничего не говорил, он даже и думать от ужаса не мог. И вдруг слабый Мозгокрутов совершил свой первый в жизни героический поступок! Он сказал: " Стой!"
Все и даже Степан недоуменно посмотрели на него. Мартын и сам оторопел. Он хотел добавить еще что-нибудь грозное, вроде " Кто идет!? или " Руки вверх!", но придумалось только одно:
- А последнее желание?
- Какое еще желание ?- насупился Толстый.
- Так вот же! - и Мартын показал на бутылку.
- Слушай, не отвлекай!
- А что? - вдруг поддержал Мозгокрутова Длинный - Хороший давний обычай. Даже как-то символично!
- Да черт с вами! - обиделся Толстый - Делайте как хотите. Бардак какой-то!
Воодушевленный Мартын подскочил к Степану, распаковал его как смог и почти бесчувственного усадил за стол. Винтовая пробка не заняла секунды, и прозрачная змейка сверкнула в стаканы.
Тут Мозгокрутов совершил свой второй героический поступок. Он повернулся к пришедшим и дерзко заявил: " Вас не приглашаем!" А они не нашлись что ответить!
Глава 13
Степан пришел в себя только к концу первой бутылки. Он оторвал, наконец, глаза от стола, оглядел комнату и оторопел! Был здесь Мартын и "Посольская" была, вон еще одна стоит, да над заветной банкой с лекарством невесомо взлетали семечки от рассола. И ВСЕ!
Тут и Мартын огляделся, а потом они долго смотрели друг на друга.
- Никого? - на всякий случай уточнил Степан.
- Никого. - ответил Мартын.
- И не было? - настаивал Степан.
- Может и не было...
- А в коридоре?
- Чего?
- Ну, сам знаешь...- Шнуркову было невыносимо назвать имя Витька.
Мозгокрутов медленно подошел к дверям и, не выходя, выглянул из-за угла в коридор. Витек лежал поперек, и на шее его багровел удавочный след.
И тогда Мозгокрутов совершил свой третий, последний в жизни, героический поступок. Не оглядываясь, чтобы не выдали глаза, он крикнул за спину: " Пусто, Степанчик!"
Степан разлил остатки, но не выпил сразу, а вдруг захотел сказать Мартыну что-то очень важное:
- Ты не бойся, друг. Это просто Змей пугает. Чует, что хана ему и злится! А ты не бойся и все! Да только представь, завтра сколько наших станет совсем здоро-доро-до...
Белая пена хлынула у него изо рта! Он утерся, удивленно посмотрел на руку, сплюнул, но пена все шла и шла, заливая рубашку и стол, заполняя мир. Степану пришлось нырнуть в нее и уходить все глубже, пока солнце не стало черным.
Мартын все сразу понял: и куда делись те двое, и почему, и что ему нет спасения. На последней секунде жизни он еще хотел вылить отраву из второй бутылки, но смог лишь сбросить ее на пол и накрыть собой как гранату без чеки.
Еще неделю они лежали в квартире. Павшие от руки Зла, значит воевавшие за Добро. А что еще?
Они пили долго и счастливо и умерли в один день.
Майами
Июль-август, 1995г.
На кладбище крематория у Даниловского рынка хоронили Семена Сермягина. Хоронили без оркестра, просто вынесли гроб из заводского автобуса,поставили перед входом в зал для кремации, и теперь человек десять кучкой стояли у Семенова изголовья. Было яркое и холодное январьское утро.Слепящее солнце, казалось, не согревало, а замораживало Москву, даже дымок из роковой трубы виделся каким-то зябким.
В такую погоду провожающие, думая о дороге домой в заиндевевшем автобусе,невольно завидуют покойнику, ожидающему огненного погребения.
Стоя за кустами, Степан постукивал нога об ногу, дышал на руки и замечал как кое-кто у гроба уже украдкой натягивает шапку. Там же суетился и Мартын Мозгокрутов, поправляя зачем-то цветы и отгоняя редкие снежинки.
Степан увидел как жена Сермягина в черном пальто с обсыпающимся каракулевым воротником говорит что-то двум мужикам, указывая на Мартына. Мужики кивнули, направились к нему, и один толкнул Мартына в плечо. Мозгокрутов вскинулся было, и Степан услышал:
- Чаво, эта?
- Давай! Иди отсюда...
- Как эта? А? Друг я, эта...
- Иди, иди, дружбан.
- Чаво? Попрощаться-та!..
- Ппашел, тебе говорят, чмо болотное!
Мартын покорно посеменил в сторону, увидел Степана и подрулил к кустам.
- Видал, Степанчик, а? Гонють, а? Вот так вота и с корешком попрощаться не дали.- проныл Мартын и добавил деловито- На хвост не сел. А ведь с утра надежа была!
-Ладно, пошли, помянем.- повернулся к выходу Степан.
Мозгокрутов заспешил вслед, тараторя:" А то! Помянуть оно эта, того...Я, Степанчик, нынче... пустой я , ладно, а? Я, эта, отдам... Помянуть. конечно...
Глава 2
Семен Сермягин, Степан Шнурков и Мартын Мозгокрутов были тройкой. Причем первой. Их так и прозвали завсегдатаи гастронома №19: "Первая Тройка". И если Мозгокрутов по утрам готов был пить с кем угодно и что угодно, хоть касторку, только чтоб с градусами и на халяву, то Семен со Степаном, в отличие от Мартына, работали, пили с пяти, составу не изменяя.
Капитаном этой тройки был все же Мартын. Он занимал очередь, углядывал что есть, чего нет, но будет, если сдать посуду по 15 копеек вместо 20-ти. Партнеры не уважали его, но в этих вопросах доверялись как более опытному.
Да! Вот еще! по вторникам Степан с компанией почему-то не пил, говорил что дела, а наутро в среду приходил на завод все равно с запахом. Эту странность ему молчаливо прощали.
Налили по второй.
- Ты понял, Степанчик, а?- глазки у Мартына блестели, и румянец проглядывал сквозь щетину небритых щек- Она мне говорит, от алкоголизма помер! Я говорю, нет такой болезни! И все! Ек мотылек!- Мартын махнул рукой,поскользнулся и уехал под скамейку. Оттуда донеслось- Болезнь, это когда микроб, понял? Ек мотылек! Или бактерия. Слышь, Степанчик, а микроб и бактерия это, как оно, разница есть, а?
- Да не знаю я, отстань...
- Я, ты эта, слышь, думаю; микроб - это мужик, а бактерия - баба. А? Сам допер!
Степан пил без удовольствия. Во-первых, Семен, как ни крути, а все же помер. Мертвецов Степан не любил, но Сермягина было жалко. Во-вторых, был сегодня вторник, и пить Шнуркову следовало вовсе не здесь, а совсем в другом месте." Обстоятельства,"- тоскливо вздыхал он про себя.
Это был секрет. По вторникам Степан пил дома. Но не один, у него была еще одна, не известная никому тройка, и капитаном тут был он сам. Жил Шнурков один. Жена от него безвременно ушла. Он так и говорил всем: " Жена безвременно ушла к бухгалтеру." Быт сложился холостяцкий. По чистоте квартира Шнуркова, честно говоря, мало походила на операционную. По стенам и по полу хозяйски шмыгали крепкие рыжие тараканы.
Как-то раз, приболев, Степа поправлялся портвешком, рассеянно наблюдая их замысловатые перемещения. Внимание его вдруг привлек один, грызущий корку хлеба, упавшую на пол. Пруссак был в пределах досягаемости, и Степан уже вознамерился отправить его в лучший тараканий мир, но настроение было нерабочее, праздничное, и, в порыве щедрости, сухая корка была обильно сдобрена портвейном "Агдам". Поначалу рыжий запаниковал, бросился наутек, однако вскоре перешел на шаг, а потом и вовсе повернул назад.
Пережевывая портвейную корку, таракан задумчиво, казалось Шнуркову, глядел на него. " Есть контакт,"- удовлетворенно подумал Степан, и червячек внутренней неловкости, точащий любого, кто пьет в одиночку по утрам, тихо куда-то уполз.
Назавтра контактер заявился с двумя дружками. " Э, не, мужики - перебор!"- обиделся Степан и безжалостно отщелкнул одного ногтем. Оставшиеся особо не возражали. Шнурков Уже признавал вчерашнего по надломанному усу, а новенький был потемнее и немного смущался.
Так вот и появилась секретная Шнурковская тройка, в которой он капитанил уже полгода. Не то чтобы Степан стыдился своей новой компании, но сводить их с Сермягиным и Мозгокрутовым он не хотел. да и характерами могли не сойтись. Например, немногословному Степану частенько надоедала болтовня Мартына, а грубый Сермягин в каком-нибудь завязавшемся споре мог запросто придавить новых знакомцев.
Рефлексы второй тройки закрепились с обеих сторон, вторник был день игры.
Глава 3
Днем потеплело, но потом снова подморозило. Подтаявшие тротуары заледенели, и домой Степан добрался уже под вечер. Его ждали, поглядывая укоризненно.
- Ладно, поехали - буркнул Шнурков, решивший не оправдываться, и разлил. Себе он плеснул немного, просто за компанию.
Партнеры направились к лиловой лужице и приступили. Они уже привыкли обходиться без корки и пили не закусывая. Вдруг один, тот первый с усом, задрожал, как-то нелепо, боком, отбежал в сторону, судорожно подпрыгнул несколько раз, а потом прямо в воздухе перевернулся на спину, скрючил лапки и замер.
- Э! Э! - встревожился Степан. Он встал на четвереньки, подул на таракана, попытался пальцем его перевернуть, но смерть сделала того уже жестким и сухим.
Во сне были похороны. Пруссак лежал во дворике крематория, а здоровенные тараканы, стоящие вокруг гроба, брыкали Шнуркова черными шипастыми ногами:
? П-пашел, алкоголик! Чмо двуногое!" Степан отпихивался и все пытался заглянуть внутрь. В гробу оказался друг Мартын! А в голову тому лезло что-то мерзкое и членистоногое, как мокрица!
- Видал, Степанчик, а? - тараторил Мозгокрутов - Микроб же! Бактерия, она с живота жрет, а этот сразу в башку! Я ж говорил,ну? Болезнь - значит, эта, микроб! Давай со мной! Я им тута на хвост сел!
Проснувшись еще затемно Степан утер пот со лба и тут же снова вспотел, вспомнив снившееся. Спасибо, что хоть звал его к себе Мозгокрутов, пока живой. А все остальное, включая две давешние смерти, было страшно и тоскливо. Еще все звучало в мозгу эхо из гроба:" Болезнь - микроб! Микроб- болезнь!"
И когда рассвело, Степан Шнурков окончательно понял, что сегодня же сойдет с ума, если не начнет Великую Битву со страшным противником - микробом алкоголизма!
Глава 4
Врага первым делом следовало отыскать и узнать в лицо. Денег у Шнуркова было всего-ничего, и он решил сообразить микроскоп своими руками.
Заводик на Пятницкой выпускал диапроекторы и дверные глазки. Детали к проекторам, как пригодные к выносу, принимались и сдавались под расписку на втором этаже в царстве всемогущей начальницы цеха сборки Политухиной. А на первом тара с копеечной пластмассовой арматурой для глазков стояла несчитанная. " У нас только и унесешь, что дырку от двери!",- возмущались рабочие, хотя глазки и потягивали, просто, руки занять. Тут же в проходах стояли и ящички с линзами, маленькими, мутноватыми, с неровно обрезанными краями. Начальник ремонтной службы, патлатый Толик, утверждал, что линзы добывают из хрусталиков мертвых алкашей, поэтому они такие мутные. Образованные слесаря ржали и матерились, но старушки-штамповщицы верили, скорбели и тайком крестили глаза. Крестили они и штампы перед началом каждой смены.
С этими стекляшками была еще история. Посреди заводского дворика стояла под ржавым навесом длинная скамейка для перекуров. В погожие дни мужики-курильщики развлекались выжиганием через линзы. Скамейка покрывалась одним и тем же словом, которое, видно, легче всего ложится в России на дерево.
Как-то, прибыв на встречу с трудовым коллективом, один маститый поэт увидел курилку и обогатил заводчан свежей метафорой:" Что ж вы, братцы, так скамейку-то ох...чили?"
Такой вот был заводишко, и работал тут Степан Шнурков дежурным слесарем.
Следующим утром, зачерпнув по пути жменю линз, Степан высыпал их себе на верстак. Дело не клеилось. Через две линзы не то, что не виделось в два раза лучше, а вообще ничего не виделось. Или все к черту переворачивалось и опять пропадало. Не хватало знаний, и Степа пошел к начальнику. Патлатый Толик трудовую деятельность ненавидел, от одного слова "работа" зверел, но теорию, как молодой специалист, знал хорошо. Он объяснил Шнуркову про фокусные расстояния и дифракцию. Под конец, правда, огорчил:" Да такими линзами только нашей Поллитрухиной на ж...е знак качества выжигать!"
Разъяренное шипение было ему ответом! Багровая от злости, забив собой весь дверной проем, в кабинет влезала сама начальница второго этажа.
- Слесаря мне! Дежурного!
- Занят,- отрезал Толик.
- Занят!- заорала Политухина - Чем занят?!!
- Новый глазок конструирует.
- Какой еще глазок?!!
- Который щуриться будет, когда тебя, заразу толстую, увидит!
Тут началось такое, что Степан от греха выбрался через другую
дверь. На верстаке все так же лежала сиротливо горстка линз. Степан закурил, покурил малька, а потом решительно придвинул " Книгу дежурств по цеху" и зачирикал по обложке замызганым каранданшом.
Глава 5
Тут бывает как? Или сразу получится, или, хоть год сиди, дела не выйдет. Идею Степан поймал. он досадливо щурился от дыма, переворачивал "Книгу" так и сяк в поисках чистых углов и вычерчивал всякой формы кривые, а между ними пунктирил под разными углами. При этом он бормотал в усы песню "Ягода малина", которую любил за мотив и еще потому, что она напоминала ему "плодово-ягодное" за 2.20 с посудой.
Работалось Шнуркову безошибочно. С ним был паучий инстинкт всех алконавтов-слесарей, которые в жизнь не смогут станок или утюг, но шутя в пять минут, не за стакан даже, а за "на слабо", подкуют блоху, а после, не задумываясь, щелкнут ее между ногтями в шмазь.
К обеду были уже даны чертежи токарям. Шлифовальщик Витек поначалу заворчал, что, мол,план валит, но Степан сказал веско: "Домой делаю!" Это на заводе было как пароль. Для дома делалось сразу и лучше чем в Японии.
Кстати, о Витьке. Был он лет сорока, носил темные дымчатые очки, бархатный берет и был обширно лыс. Даже в спецовке он здорово напоминал великобританского шпиона.
Витек озабоченно почесал грудь: " Допуска-то, блин, микронные захерачил, как проститутка...После работы куда? В девятнадцатый? Я с тобой пойду."
И все. Будто и не было сроду Семена Сермягина. Как в строю место его занял уже другой боец. Даже не футбольная замена с объявлением, а вроде через бортик по-хоккейному и вперед!
Глава 6
На сборку и подгонку ушло три дня. Перед Шнурковым на верстаке стояло нечто, в чем микроскоп и не угадывался. Штуковина была уродливой,потому что Степан о форме не думал. Мало того, жуткое качество дверных линз не позволяло глядеть сверху вниз. Окулярные трубки подходили с правого бока, и микроскоп смотрелся как левая фига с недовставленным пальцем.
Испытания Шнурков наметил дома вечером, но не утерпел и открылся Мартыну и Витьку в 19-м уже после первой. Мартын засыпал восторженной скороговоркой, а Витек, покрякивая, вникал и,разбираясь, весело материл Степана вместе с микроскопом.
- Ну, Степанчик, ну давай, включай!- бормотал Мозгокрутов, нависая носом над Шнурковским плечом. Усмехнувшись этому "включай", Степан протер об штаны кусок оконного стекла, забрал стакан у Витька, который пил сегодня первым, и слил на стекло остатки. Солнце уже садилось за гастроном, но и последних его лучей хватило Степану на первую попытку. Он выдохнул коротко, как перед глотком, и прильнул к окуляру...
Тут надо сказать: вообще-то странно, почему в голову никому не приходило, что смотреть сбоку - совсем не то, что глядеть сверху. И если бы не помоечные линзы... Хотя, наверное, и у Архимеда просто ванна была мелкая, вот и потекло через край.
Впрочем, не знаю как Архимед, а Степан "Эврика" не закричал, а только медленно выдохнул: " Вот они, бля, гады!"
В капле желтовато- прозрачной имбирной настойки, в среде, где и камень-то растворится-то в полчаса, весело хороводилась стайка микробов. Тут же и объяснялась их, роковая для всех, незаметность. Они были такими плоскими, что, повертываясь на виражах, просто исчезали из виду. Конечно, Степану повезло, так ведь и Архимеду...
Потом на гадов смотрел Мартын, смотрел молча и, когда оторвался от окуляра, то выглядел испуганным.
- Зеленые! Степанчик, они там, эта, размножаются! Ты, давай, эта, вторым пей, я пропускаю.
Случай был для Мозгокрутова небывалый, но Степан не успел удивиться, потому что Витек с криком: " Размножаются?! А ну-ка, дай!"- завладел микроскопом.
Сексуально активен был Витек необыкновенно. Он возбуждался даже от газетного слова "волеизъявление". Оно так напоминало ему "семяизвержение", что Витек внимательно прочитывал все первые полосы.
Уж непонятно, что сексуального можно увидеть в делении бактерий, но Витек засопел и, не отрываясь от процесса, огорошил Степана: " Дай на вечерок!"
Шнурков отобрал микроскоп у Витька, выпил свою треть.
- Так, видали? Теперь думать надо, как этих змеенышей давить!
- Да ты чего!- заверещал все еще напуганный Мартын - Их там видел сколько? Миллион! Ой, сколько ж я их заглотил-то за столько лет, а? Они ж там, внутри - он поглядел на свои руки - ползают! Все, мужики, я к врачу пошел!
- Во-во, иди! - заржал Витек - Расскажи, мол, микробов зеленых видал. Тебя в ЛТП прямо оттуда загребут. Ты глянь! - стукнул он себя по лбу - Зеленые и как змеи! вот откуда "Зеленый Змий" и взялся!
- Может и так - согласился Степан - но нам-то делать что?
- Дак травить их надо! - загорелся вдруг Мозгокрутов - Может дустом засыпать или еще чем?
- Ты чего, сдурел? Тебе же этот дуст самому жрать! Соображаешь?
- Вот что - твердо сказал Степан - есть идея! Ко мне пошли.
Такой уверенностью повеяло от Степана, что даже Мартын расхрабрился и принял свою долю, оставив, правда, на дне "для опытов", как сказал Степан.
Глава 7
Дело в том, что бывшая Шнурковская жена, ну та, которая "ушла безвременно", работала на аптечной базе.Понятно, что кладовка, куда после развода и не совался еще бесхозяйственный Степан, может и уступала по запасам Кремлевке, но уж районную-то аптеку могла бы обеспечить на год. Сам Шнурков пользовался только аспирином от простуды, а остальное, с мудреными названьями и не помогающее от нечастых запоев, пылилось без нужды. Вот этот арсенал и мобилизовывался на борьбу с Микробом.
Притихшие друганы только головами остолбенело вертели, а Степан уже очистил стол, закрепил на хлебнице свой микроскоп и достал первый пузырек с неразборчивой надписью от руки.
" Ли-ва...Ле-во...А, один хрен!" Итак, первым к имбирной был подбавлен "раствор левомицетина спиртовой 1%-ный". И результата он не дал.
За ним пошли еще с десяток капель, мазей, примочек, порошков и размельченных таблеток. Микроб вольно плавал в разноцветных озерцах, плоско исчезая на поворотах, а время от времени бесстыдно размножаясь делением.
Уже на второй вечер шапкозакидательский задор увял. Витек и Мартын готовили новые порции отравы молча и сосредоточенно, подносили их Степану как боеприпасы на передовой. Новые залпы беззвучно уходили на цель. И все мимо,мимо...
Днем Степан с Витьком работали, а Мозгокрутов все так же крутился у гастронома. Вечерние страхи его исчезали к утру, кроме того, он уже не чувствовал себя беззащитным мирным населением, наоборот, залезал в винный отдел как Штирлиц под колпак Мюллера.
Позже подходили и работяги-партнеры. Подключение Витька сразу дало ощутимые выгоды. Теперь Степан и Мартын сами в очередь не лезли, а запускали новенького. Сочетание интеллигентного вида с бронебойным Витьковским лексиконом давало совершенно ошеломляющие результаты. Толпа немела и становилась податливой как масло уже после стартовой его тирады, где не матерными были только первое грозное слово " У! ", восьмое " ОТПОЛЗАЙ! " и последнее двадцать четвертое " СУСЛИКИ! "
С добычей не располагались в скверике как все, а шли к Шнуркову домой.
Выпивали теперь как-то солиднее, из трех стаканов, не из одного. На остаток для опытов никто не жадничал, только бы получилось! Шнурковские запасы в чулане таяли на глазах, а результат был все тот же.
На пятый день Мартын огорошил:
- Ек мотылек, да если б лекарство какое помогало, небось давным-давно уж доктора знали бы! А, Степанчик?
- Верно! - взбунтовался за ним Витек - Херню лепим, Шнурок!
" Точно! - охнуло у Степана где-то внутри - Херню порем, чернуху лепим, прав Мартын, другое нужно!"
Обреченно, по-привычке он глянул в окуляр... закаменел на секунду и каким-то фальцетом объявил оторвавшись: " Конец!!! "
Потом были танцы! Мартын чебучил, вихляясь, гопака; Витек, зажав в зубах вилку с огурцом, ударил лезгинку; Шнурков просто бил себя кулаками в грудь и топал, ухая не в такт. Только Микроб в капле был неподвижен и безнадежно подрыгивал хвостом.
Счастливый пузырек с порошком был со следами клея вместо этикетки, лишь на крышке от руки непонятно нацарапанно по-латыни.
- Я первый, Степанчик! - Мартын вцепился Шнуркову в локоть - Я нашел, мне и пить! Ладненько, а?
- Да погоди ты! Неизвестно что пить не будем!
Витек удивленно заморгал:
- Дак ведь лекарство, Шнурок! Чего там. Два раза в день после стакана, гы!
- Лекарства тоже на собаках проверяют
- Нештяк!- напирал Витек - Давай, Мартын, глотай! Где мы тут собаку возьмем.
Степан сыпанул, на глаз, порошка, взболтал и протянул стакан Мозгокрутову.
Вдруг, вспомнив кое-что, он сел на корточки и отлил смесь на пол.
- Ты чего, Степанчик?
- Есть тут у нас одна собака! Шестиногая. Вторник сегодня, я и забыл!
А у стенки уже нетерпеливо переминался постоянный партнер. Подошел, выдохнул так,что взлетели усики, и присосался.
- Ну, Шнурок, блин, - Дуров! Мертвого пить заставит!
- Не, мертвого не могу - погрустнел Степан, вспомнив двоих выбывших из игры.
- Во, побежал, побежал! - обрадовался за таракана Мартын - Здоров как...
Слово " лошадь " застряло у него в горле, потому что пруссак вдруг встал на дыбы, замотал передними лапками, а дальше, совсем не по-лошадиному, завалился на спину. И кончился.
Молчали долго, итог подвел Витек:
- Здоровее видали... Ты, Мозгокрутов, ему знаешь чего целовать должен?
Мартын не ответил. Он мелко, пупырчато дрожал.
Глава 8
Наутро Витек и Степан взяли страшный порошoк показать начальнику. Патлатый Толик только ойкнул, взглянув на закорючки на крышке, про-бормотал: " Дуракам счастье!" и затребовал банку себе. Дело в том, что война с начальницей цеха сборки вступила в решающую стадию и требо вала уже оружия массового уничтожения.
- По отгулу и бутылка.- предложил он деловито.
Но Степан, узнав, чем он чуть не угостил Мартына, чего-то заробел:
- Не, Толян, стремно. Мышьяк же, не аскорбинка!
- Ладно, мироеды, держите! - Толян выдвинул ящик стола - Патология беременности. С иллюстрациями!
Витек задвигался и затолкал Степана в спину.
- Погоди, а узнают, тогда что?
- Не узнают! Я в столовой в котел с супом сыпану и все дела!
- Да ты чего! Ведь ползавода угробишь!
- А мне на хорошее дело ничего не жалко! Я бы не ползавода - полмосквы положил, только б она кверху брюхом всплыла!
- Дак, я понимаю - тянул Степан - дело, конечно, святое...А, может, пургена возьмешь? У меня его там с килограмм.
- Да уж, пургена...- затуманился Толян - Пробовал уже. По три пачки на стакан чая. Так она даже... Тут он красочно объяснил слесарям, что Политухиной следовало после пургена делать, и как она нагло это игнорировала. Закончил, правда, оптимистично:
- Ну и хрен с вами! Завтра новый пресс испытываем. Я из нее дверных глазков на год вперед наштампую! Так, ну чего стоите! Включайтесь в этот, мать его, в трудовой процесс! Десять утра, а вы еще на стакан не наработали!
И покатился рабочий день.
Глава 9
- Думали Мозгокрутов - дурак, да? - Мартын раздулся от гордости и как мог выпятил впалую грудь. Хвалить себя он предпочитал в третьем лице .
- А Мозгокрутов-то, урю-рю! Он фишку унькает! Да я этих зеленых за ухи мотал!
Дело происходило на Степановой кухне. Мартын, самовыхваляясь, прохаживался гусем у окна. Завистливый Витек сидел на табурете и смотрел на Мартына, как Сальери на Моцарта, Шнурков все глядел в микроскоп, где во-второй за время опытов раз уныло обвис поверженный Микроб. Но тут уж все было путем, без всяких дустов и мышьяков.
- Я сразу-то подумал! Когда тебе легчает, ему, гаду, хуже должно быть, так? А легчает оно от чего, дак от рассолу же!
- Конечно, народ - он знает .- попытался поддеть Мартына Витек.
- Народ-то может и знает,- отпарировал неуязвимый Мартын, - а на Микроба капнуть, это тоже мозгой крутить надо! А вот Мозгокрутов, он...
Мартын долго еще щебетал, окуривая себя за неимением фимиама шершавым дымом Беломора.
Степан уже давно отставил микроскоп. Никчемность Мартынова открытия была очевидной. Ну похмеляются испокон веку рассолом. Ну помогает, конечно. Ну и что? А вот кто после него от белой горячки ушел, а? То-то!
Ничего этого Степан Мартыну не сказал, мол, пусть порадуется малька, но тот и сам, заметив Шнурковскую ироничную молчаливость, встревожился и прильнул к окуляру. Подняв голову, он затравленно глянул на Степана, на Витька, опять на Степана и вдруг тонко, безнадежно... завыл! Он сполз на пол,вытянул шею, закатил глаза и ВЫ-Ы-ЫЛ!!! Без слез и оттого еще страшнее.
- Молчи, сука! - завизжал Витек, опрокинувший табурет и вжавшийся в стену, - Сволочь! Гад! Убью!!!
Витек визжал, Мартын выл и это было так жутко и невыносимо, что Степан не выдержал, рухнул на четвереньки и стал биться головой о ножку стола.
Глава 10
Стук в дверь разбудил скорчившегося на диване Степана за пять минут до будильника. На пороге стоял Мартын.
- Ты чего? - ошалело со сна просипел Шнурков.
- Степанчик, ты извини, я так, может тебе помочь тут надо?
- Чего?
- Ну там, прибрать, может? Мы тута вчера рассыпали...
Бормоча, Мартын кинул быстрый взгляд на кухонный стол. То-есть, ему показалось, что быстрый, а на самом деле даже полусонный Степан увидел,как остановились Мозгокрутовские глазки на том самом, чуть не похоронившем коллектив завода "Штатив" роковом пузырьке. А Мартын, суетливо увлекая Шнуркова на кухню, все так же продолжал бессвязно лопотать про какую-то уборку и потерянный где-то тут вчера "Ну вот тута прямо!" значок с выставки. Наконец, он подобрался к пузырьку, попытался незаметно накрыть его шапкой, но тут-то и был настигнут бдительным хозяином.
- А ну стоять! - объявил Степан голосом похмельного пограничника Карацюпы - Говори, сука, зачем мышьяк!
- Степанчик! - в голос завопил Мартын - Дай! Не могу больше! Я ж чувствую, как они меня жрут! Спасенья нету, Степушка! Христом Богом прошу, дай самому успеть! Ну, на коленях, Шнурочек! Ползком!!!
Мартын обхватил Степановы голые ноги.
- Вставай,дружок. - Степан погладил Мартына по голове, помог ему подняться, но обессиленный Мозгокрутов и стоять-то не мог.
Шнурков обнял его и прижал к себе:
- Держись, кореш, ну ты чего, а? Мы еще побултыхаемся! Ты чего... Все путем, ну!
- Степанчик, возьми меня с собой.
- Куда?
- На работу, ладно?
- А давай, пошли!
- Точно! Ты не думай - воскрес Мартын - у меня знаешь какой разряд! У, такой разрядище! Шестой!
- Какой?
- Ну... третий. Не, ну честно! Ежели чего привернуть, отвернуть, да я...
- Да ладно, не звезди, дай одеться да рожу смочить...
Жизнь на заводе била ключом.
Даже для Витька вчерашняя неудача не прошла бесследно, и он заявился в слесарку такой смурной, что патлатый Толян заперся с ним в кабинете, приводить в меридиан. Тему для восстановительной беседы он избрал самую, на хмурое утро, подходящую: " Сексуальные излишества народов Ближнего и Дальнего Востока". Красочные описания интимной жизни мелкой знати Коканда и Бухары вернули Витьку глубокое дыхание, а когда разговор через Жанну д*Арк логично свернул на лесбиянок, то излеченный настолько возгорелся, что пожелал немедленно вступить в их ряды!
- Нет проблем,- обнадежил Толян - Заявление и все дела!
Поспорили о шапке. Витек хотел писать в профком, а Толян настаивал на Политбюро ЦК. Сошлись на райкоме с копией в "Правду". Дело в том, что Витек был членом партии и , в соответствии со своими сексуальными убеждениями, членом активным.
" Всвязи с моей испепеляющей любовью к женскому полу..."
Толян слово " испепеляющей" посчитал отдающим левым экстремизмом и потребовал выкинуть из текста, но Витек уперся, уж больно оно возбуждало, и согласился только обнаружив, что пишется " испепе..." а не "из пи-пи..."
" Всвязи с моей пламенной (тоже неплохо!) любовью к женскому полу
прошу считать меня Лесбияном." Точка, число, подпись,
- Печать в парткоме поставь,- посоветовал заботливый Толян - Прямо сейчас дуй.
Секретарем парткома была нач. цеха Политухина, и, получи она на подпись это заявление, заводик встал бы на пару смен. Уж очень Толяну не хотелось работать. Но тут притопали Степан с Мартыном, то се,да и обед подоспел.
Глава 11
Степан кипел:
-Шутник, твою мать! Ну ладно Витек, у него извилина одна и та - сперматозоид! Ты-то сообразить должен, в какой гадюшник лезете!
Толян угрюмо молчал, играя сам с собой в буру. В углу каптерки потерянно примостился Мартын.
После обеда к слесарям нагрянула Политухина, но еще до обычного скандала Витек поспел со своим искрометным заявлением, а когда за ним пришли из парткома, Толян лопухнулся и отпустил борца за сексуальную вседозволенность одного. Теперь шел уже второй час заседания, Витька не выпускали, смена давно закончилась, и в слесарке царило уныние.
- Исключат они его, - горько промолвил Степан - и все из-за тебя.
- Да брось, может обойдется, так, погрызут малость.
- Обойдется,- передразнил Степан - Они давно до него добирались! Политухина, сука, шпионила!
- Тоже мне, нашел Мату Хари.
- Ну да! Она же без мата двух слов не свяжет! И харя у нее сам знаешь какая!
- Нет, исключить не исключат,- подал голос Мозгокрутов - они его эта...
И он непонятно двинул рукой.
- Чего?
- Ну... кастрируют, вот.
- Сдурел?! - вспылил Шнурков- Как это кастрируют? Кто им разрешит-то?
- Да сами себе и разрешат,- шмыгнул носом Мартын, - У них там просто: "слушали, постановили". Я же видел, туда докторша побежала.
Степан вскочил:" Да я их всех!.."
Дверь распахнулась, и влетел распаренный Витек.
- Целый?- выдохнули все.
-Срезали! - выдохнул Витек в ответ.
- Как! Совсем?
- А вы думали? Полностью! 100 процентов!
- Уй-юй-юй! - запричитал Мартын, а Шнурков хрястнул кулаком по стене.
- Так ты про премию, что-ли? - догадался Толян.
- Ну! Главное, за что? Подумаешь, нежная какая, зар-раза! В обморок упала!
- Кто? Когда? Толком расскажи!
- Да докторша, ети ее... Зашел вчера в кабинет, она мне:" Ложитесь." Ну я ей и отвечаю...
- Погоди,- спохватился Толян - А с заявлением как?
- Подписал.- Витек достал из кармана смятый листок- Теперь чего делать?
- Лесбиянь! - разрешил Толян.
Глава 12
Смесь, которая все-таки задавила гадину, была пестрой. Туда входили на равных лимонад, тетрациклин, паста из синих стержней и много чего другого. Но пить было можно, Степан сам пробовал и остался жив, а вот Микроб не сдюжил и откинул ложноножки.
Всю ночь забывший о сне Шнурков пытался улучшить смесь, но она, как и положено лекарству, оставалась гадкой на вкус и даже на ощупь. Лишь под утро, вспомнив Мартына, Степан догадался долить рассол и возликовал! Дело было сделано!
Была Суббота. Степан с чистой душой отсыпался за ночь, а Мозгокрутов, узнав о победе, полетел в 19-тый.
Кто кинет в него камень? Да! Он грелся в лучах славы, разнеженно подставляя бока. Он не торопясь принимал почетные дозы, пил, давая понять, что просто не желает обидеть восторженных слушателей, и не то, чтобы подчеркивал, просто не забывал упомянуть, кабы не его идея, чем микроб отличается от бактерии, не было бы ни, ек мотылек, микроскопа, ни лекарства, ни даже, может, Микроба, а один сплошной алкоголизм!
А под вечер он заявился к Степану, но не один.
- Степанчик, глянь чего? - и поставил на стол две бутылки - Видал, ну? " Посольская", Шнурочек! От них вот, чтоб на тебя посмотреть.
И он показал на стоявших за спиной. А было их двое: Высокий в очках и Толстый со щеками, выталкивающими вперед и вверх короткие усики бобриком.
Высокий немедленно отставил ногу и начал:
- Многоуважаемый товарищ Шнурков! От лица потрясенного человечества позвольте выразить безграничное восхищение Вашим феноменальным, можно, если позволите, сказать, эпохальным открытием и заверить...
- Да ладно, е! - отмахнулся Толстый - По-простому! Слышь, мужик, ну ваааще! Понял, да? Сука буду, е!
Степан с интересом и удивлением смотрел на вошедших. Никогда еще в жизни им так не восхищались. Ему вдруг представилась огромная, во- весь мир, очередь из толстых и высоких, низких и худых; все выражали безграничное восхищение и говорили " е"! Тут же и пионерки в галстуках, но с формами, многообещающе отдавали ему салюты... Шнурков загляделся на эти веселые картинки и до него не сразу дошло, что Толстый пытается завернуть вокруг него большой полиэтиленовый пакет.
- Ну да ладно, чего уж так...- слабо запротестовал Степан.
- Чтоб не запачкать.
- Не запачкать?- опешил Степан.
- Уважаемый Вы наш - терпеливо повторил Длинный, ставший вдруг похожим на писателя Чехова. - Повторяю, открытие гениально, но, к сожалению, очень преждевременно.
- Рано, понял? - донеслось снизу, где Толстый шуршал полиэтилленом вокруг Шнурковских коленей.- Если б вовремя, тогда - герой, а так... Тебе как удобнее: лежа или сидя? Если хочешь, я и стоя могу.- И он достал откуда-то из под спины широкий и плоский нож.
- Ты кого привел, Мартын?! - Степан никак не мог оторвать взгляд от завораживающего блеска ножа.
- Дак ить, Степанчик, дак я... две "Посольской..." - шептал белый Мозгокрутов - ... посмотреть, говорят... Мужики, вы чего?
- Ты, главное, не волнуйся - наставлял Толстый - вот здесь еще запахнись и подержи. Он поднес тесак к сонной артерии заиндивевшего Шнуркова, но нажать не успел.
В квартиру ввалился запоздавший Витек. Уставясь на "Посольскую", он простонал свои заветные слова: " Коммунизм, бля!"
Но тут оказавшийся за его спиной Длинный взмахнул рукой, и вокруг Витьковской шеи три раза обернулась тонкая злая нить. Глаза Витька удивленно распахнулись, лицо засинело закупоренной кровью, не донеся до горла руки он выдохнул странно: " Ш-Ш-ШИТ!" и опустился на пол.
Прямо так, за веревку, как игрушечную машинку, Длинный утянул Витька в коридор.
- Видал? - бормотал Толстый примериваясь - Высший класс, а ты говоришь.
Но Степан, разумеется, ничего не говорил, он даже и думать от ужаса не мог. И вдруг слабый Мозгокрутов совершил свой первый в жизни героический поступок! Он сказал: " Стой!"
Все и даже Степан недоуменно посмотрели на него. Мартын и сам оторопел. Он хотел добавить еще что-нибудь грозное, вроде " Кто идет!? или " Руки вверх!", но придумалось только одно:
- А последнее желание?
- Какое еще желание ?- насупился Толстый.
- Так вот же! - и Мартын показал на бутылку.
- Слушай, не отвлекай!
- А что? - вдруг поддержал Мозгокрутова Длинный - Хороший давний обычай. Даже как-то символично!
- Да черт с вами! - обиделся Толстый - Делайте как хотите. Бардак какой-то!
Воодушевленный Мартын подскочил к Степану, распаковал его как смог и почти бесчувственного усадил за стол. Винтовая пробка не заняла секунды, и прозрачная змейка сверкнула в стаканы.
Тут Мозгокрутов совершил свой второй героический поступок. Он повернулся к пришедшим и дерзко заявил: " Вас не приглашаем!" А они не нашлись что ответить!
Глава 13
Степан пришел в себя только к концу первой бутылки. Он оторвал, наконец, глаза от стола, оглядел комнату и оторопел! Был здесь Мартын и "Посольская" была, вон еще одна стоит, да над заветной банкой с лекарством невесомо взлетали семечки от рассола. И ВСЕ!
Тут и Мартын огляделся, а потом они долго смотрели друг на друга.
- Никого? - на всякий случай уточнил Степан.
- Никого. - ответил Мартын.
- И не было? - настаивал Степан.
- Может и не было...
- А в коридоре?
- Чего?
- Ну, сам знаешь...- Шнуркову было невыносимо назвать имя Витька.
Мозгокрутов медленно подошел к дверям и, не выходя, выглянул из-за угла в коридор. Витек лежал поперек, и на шее его багровел удавочный след.
И тогда Мозгокрутов совершил свой третий, последний в жизни, героический поступок. Не оглядываясь, чтобы не выдали глаза, он крикнул за спину: " Пусто, Степанчик!"
Степан разлил остатки, но не выпил сразу, а вдруг захотел сказать Мартыну что-то очень важное:
- Ты не бойся, друг. Это просто Змей пугает. Чует, что хана ему и злится! А ты не бойся и все! Да только представь, завтра сколько наших станет совсем здоро-доро-до...
Белая пена хлынула у него изо рта! Он утерся, удивленно посмотрел на руку, сплюнул, но пена все шла и шла, заливая рубашку и стол, заполняя мир. Степану пришлось нырнуть в нее и уходить все глубже, пока солнце не стало черным.
Мартын все сразу понял: и куда делись те двое, и почему, и что ему нет спасения. На последней секунде жизни он еще хотел вылить отраву из второй бутылки, но смог лишь сбросить ее на пол и накрыть собой как гранату без чеки.
Еще неделю они лежали в квартире. Павшие от руки Зла, значит воевавшие за Добро. А что еще?
Они пили долго и счастливо и умерли в один день.
Майами
Июль-август, 1995г.
Метки:
