эдем-50
ЭДЕМ
Эдемскую взрывая тишь. Зову: ?Меня ль любви лишишь? Ты к славе слав еще взлетишь, Коль страсть мою ты утолишь?. Аракел Сюнеци. Перевод М.Кузмина
Эдемскую кпрыкля тишь. Зону: ?Меня ль любви лишишь? Ты к славе слав еще взлетишь, Коль страсть мою ты утолишь?. АРАКЕЛ СЮНЕЦИ. Перевод М.Кузмина МОЛИТВА
* * *
Михаил Цетлин (псевд. Амари; 1882–1945) – поэт, прозаик, литературный критик, переводчик, издатель, редактор, меценат.
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 267, 2012
Что я унесу в своем сердце и с чем я уйду?
На что оглянусь на мгновенье в последнем бреду?
Насытившись всей красотою земною уйду,
Нетленной, священной ее красотою – уйду.
Со всем, что приснилося людям в блаженном чаду
Мечтавшим о чуде, о вечности в райском саду.
И с тем, что открылось нам, – знак побывавших в аду,
Ожог его пламени! – если теперь я уйду.
НЖ, № 3, 1942
Елена Кацюба Солнечный блик
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2017
ШАХМАТОВО
А. Блок —
солнечный блик
на Я.Блоке
райского сада
Татьяна РЕБРОВА И пуповина Млечного пути
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2017
ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Брошу в полночь стихотворений
Розу рыжую – ни холста, ни рам… –
И шатается по моим стихам
В маскарадных костюмах иных измерений
Ненаглядная душенька,
что фимиам
Не курила, не жгла приворотных корений
У финифтевых ножек воспетых мной дам.
Но пустила меня (передайте дедам)…
Всю! на ветер из Космоса стихотворений.
Кстати,
Рыжие розы не блещут по райским садам.
P.S.
Но! С твоею родинкой
Потайною флирт
Пальцев под молоденькой
Вспыхнувшей, как спирт
У гусар, луною
Ночью расписною
Кружево по краю
Вальса – без огня
Дым. И я сыграю,
Если мир лишь сцена,
Ветер у коня
В гриве…
для Родена.
Константин Кедров Новые стихи
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2013
Завтра мы встретим друг друга
В Райском саду за окном
Выйдем из Райского круга
В Райские кущи вдвоем
Завтра мы будем Богами
Боги они так легки
Боги окажутся нами
Нам быть Богами с руки
Соприкоснувшись друг другом
Мы улетим сквозь года
Выйдя из Райского круга
В Рай где мы будем всегда
Выйдем из Райского круга
Если опять захотим
Мы улетели друг в друга
И мы друг в друга летим
Владимир Салимон Мы всё вокруг давно зарифмовали
Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2017
Угол сада, освещенный солнцем,
осенью особенно хорош.
Слышал я, что некогда японцем
был разбит он,
это — глупость, ложь.
Это все она — сестра-хозяйка
райских кущ за каменной стеной,
где в руках у сторожа нагайка
рубит с мясом воздух ледяной.
Я когда-то, будучи мальчишкой,
лазал в этот соловьиный сад,
видел старика на лавке с книжкой,
на котором синий был халат.
Обернувшись, он сказал красотке,
рядом с ним сидевшей на скамье:
Маша, я хочу ужасно водки! —
словно бывши не в своем уме.
Доставала Маша из-под шубки
длинную и плоскую бутыль,
целовала старикашку в губки,
обдувая вековую пыль.
* * *
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН (1887-1941) Сочинения в пяти томах 1995 Том 1. Громокипящий кубок
Под впечатлением ?Обрыва?
Я прочитал ?Обрыв?, поэму Гончарова…
Согласна ль ты со мной, что Гончаров — поэт?
И чувств изобразить я не имею слова,
;;И, кажется, — слов нет.
Я полон женщиной, я полон милой Верой,
Я преклоняюся, я плачу, счастлив я!
Весна в душе моей! я слышу соловья, —
;;На улице ж — день серый.
И как не слышать мне любви певца ночного!
И как не чувствовать и солнце, и весну,
Когда прочел сейчас поэму Гончарова
;;И вспомнил юности волну!
А вместе с юностью свою я вспомнил ?Веру?,
Страданий Райского поэзию, обрыв.
Я вспомнил страсть свою, я вспомнил в счастье веру,
;;Идеи ощутив.
И я хочу борьбы за право наслажденья,
Победы я хочу над гордою душой,
Оберегающей так свято убежденья,
;;Не выдержавшей бой.
Велик свободный Марк, решительный, правдивый,
Заветы стариков не ставивший во грош;
Он сделал женщину на миг один счастливой,
;;Но как тот миг хорош!
Да знаете ли вы, вступающие в споры,
Вы, проповедники ?законности? в любви, —
Что счастье не в летах, а лишь в зарнице взора, —
;;Да, знаете ли вы?!..
И я, клянусь, отдам за дивное мгновенье,
Взаимность ощутив того, кого люблю, —
Идеи и мечты, желанья и волненья
;;И даже жизнь свою.
АННА БАРКОВА (1901-1976) Кн. ?Возвращение? 1995
Разноцветный куст
В голом звон, в груди свист,
А день октябрьский по-летнему ярок.
На колени мне пал золотой лист,—
Наверно, последний подарок.
Предо мной поет разноцветный куст
Райской птицей… на серых лапах.
Я не знаю, какой у золота вкус,
Но смертельный у золота запах.
И томит меня золотая печаль
Под шепоты райской птицы
И зовет в никому не известную даль,
Откуда нельзя воротиться.
3 октября 1973
ВАСИЛИЙ ЖУКОВСКИЙ
Библия
Кто сердца не питал, кто не был восхищен
Сей книгой, от небес евреем вдохновенной!
Ее божественным огнем воспламенен,
Полночный наш Давид на лире обновленной
Пророческую песнь псалтыри пробуждал, -
И север дивному певцу рукоплескал.
Так, там, где цвел Эдем, на бреге Иордана,
На гордых высотах сенистого Ливана
Живет восторг; туда, туда спеши, певец;
Там мир в младенчестве предстанет пред тобою
И мощный, мыслию сопутствуем одною,
В чудесном торжестве творения Творец…
И слова дивного прекрасное рожденье,
Се первый человек; вкусил минутный сон —
Подругу сладкое дарует пробужденье.
Уже с невинностью блаженство тратит он.
Повержен праведник — о грозный Бог!
О мщенье!
Потоки хлынули… земли преступной нет;
Один, путеводим предвечного очами,
Возносится ковчег над бурными валами,
И в нем с Надеждою таится юный свет.
Вы, пастыри, вожди племен благословенных,
Иаков, Авраам, восторженный мой взгляд
Вас любит обретать, могущих и смиренных,
В родительских шатрах, среди шумящих стад;
Сколь вашей простоты величие пленяет!
Сколь на востоке нам ваш славный след сияет!..
Не ты ли, тихий гроб Рахили, предо мной-.
Но сын ее зовет меня ко брегу Нила;
Напрасно злобы сеть невинному грозила;
Жив Бог — и он спасен. О! сладкие с тобой,
Прекрасный юноша, мы слезы проливали.
И нет тебя… увы! на чуждых берегах
Сыны Израиля в гонении, в цепях
Скорбят… Но небеса склонились к их печали:
Кто ты, спокойное дитя средь шумных волн -
Он, он, евреев щит, их плена разрушитель!
Спеши, о дочь царей, спасай чудесный челн;
Да не дерзнет к нему приблизиться губитель —
В сей колыбели скрыт Израиля предел.
Раздвинься, море… пой, Израиль, искупленье!
Синай, не ты ли день завета в страхе зрел -
Не на твою ль главу, дрожащую в смятенье,
Гремящим облаком Егова низлетел -
Скажу ль — и дивный столп в день мрачный,
В ночь горящий,
И изумленную пустыню от чудес,
И солнце, ставшее незапно средь небес,
И Руфь, и от руки Самсона храм дрожащий,
И деву юную, которая в слезах,
Среди младых подруг, на отческих горах,
О жизни сетуя, два месяца бродила-.
Но что- рука судей Израиль утомила;
Неблагодарным в казнь, царей послал Творец;
Саул помазан, пал — и пастырю венец;
От племени его народов Искупитель;
И воину — царю наследник царь-мудрец.
Где вы, левиты- Ждет божественный строитель;
Стеклись… о, торжество! храм вечный заложен.
Но что- уж десяти во граде нет колен!..
Падите, идолы! Рассыпьтесь в прах, божницы!
В блистанье Илия на небо воспарил!..
Иду под вашу сень, Товия, Рагуил…
Се мужи Промысла, предвечного зеницы;
Грядущие лета как прошлые для них —
И в час показанный народы исчезают.
Увы! Сидон, навек под пеплом ты утих!..
Какие вопли ток Евфрата возмущают -
Ты, плакавший в плену, на вражеских брегах,
Иуда, ободрись; восходит день спасенья!
Смотри: сия рука, разитель преступленья,
Тирану пишет казнь, другим тиранам в страх.
Сион, восторжествуй свиданье с племенами;
Се Эздра, Маккавей с могучими сынами;
И се младенец-Бог Мессия в пеленах.
4-5 октября 1814
Саша Черный Том 2 из 5 (Изд.1996) Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917–1932
Семь чудес И первое чудо — встреча с банкиром:
На тихой опушке, согнувши ляжки,
Пыхтел он, склонясь у своей машины,
И кротко срывал охапки ромашки,
Растущей кольцом у передней шины.
Второе чудо было послаще…
Кусты бузины зашипели налево
И вдруг из дремучей таинственной чащи
Ко мне подошла трехлетняя дева:
Шнурок у нее развязался на ножке,—
А мать уснула вдали на поляне.
Я так был тронут доверием крошки,
Что справился с ножкой не хуже няни…
Я третьего чуда не понял сначала…
О, запах знакомый — шербет и малага!
Раскинув кудрявым дождем опахала,
Акация буйно цвела у оврага.
И вот в душе распахнулась завеса:
Над морем город встал облаком тонким,
И вдруг я вспомнил, Одесса, Одесса,
Как эту акацию ел я ребенком.
Четвертое чудо меня умилило…
Под липой читал эмигрант ?Возрожденье?,
А рядом сосед, бородатый верзила,
Уставил в ?Последние новости? зренье.
Потом они мирно сложили газеты
И чокнулись дружно пунцовой вишневкой,
И ели, как добрые братья, котлеты,
И липа качала над ними головкой.
А пятое чудо, как факел из мрака,
Склонилось в лесу к моему изголовью:
Ко мне подбежала чужая собака
И долго меня изучала с любовью,—
Меня, — не мои бутерброды, конечно…
И вдруг меня в нос бескорыстно лизнула
И скрылась, тряхнувши ушами беспечно,
Как райская гостья, как пуля из дула…
Но чудо шестое — иного порядка,—
Не верил глазам я своим… Неужели?!
Под старой жестянкой лежали перчатки,—
Я здесь их посеял на прошлой неделе…
Перчатки! Прильнув к травянистому ложу,
Букашек и мусор с них счистил я палкой
И долго разглаживал смятую кожу,
Которая пахла гнилою русалкой.
Последнее чудо мелькнуло сквозь ветки
И, фыркая, стало, как лист, предо мною:
Знакомый наборщик на мотоциклетке
Пристроил меня за своею спиною…
И мчался в Париж я, счастливый и сонный,
Закатное солнце сверкало мечами,
И бешеный ветер, дурак беспардонный,
Мой шарф, словно крылья, трепал за плечами.
<1931>
Микола Бажан (1928-1983) Стихотворения и поэмы БП 1988
177–180. ЧЕТЫРЕ РАССКАЗА О НАДЕЖДЕ
Вариации на тему Р.-М. Рильке 1966
Перевод Д. Самойлова
Лезь сквозь неведенье,
тьму —
люто, босо, упрямо,—
лезь сквозь горе, жажду и злобу,
лезь, раздирая нутро, лезь, выдирая патлы,
поднимись и пади,
подкрадись и пади,
пресмыкаясь, ползком перемеряй простор,
до вершины горы доползи, добреди,
где обгрызенный крест грубо руки простер.
К тебе ползу я, мой боже,
за правдой и местью ползу,—
неужто ты глянуть не можешь
на черное горе внизу?
У райского стану порога,
тебе закричу в вышину,
кому расскажу, кроме бога,
безвинную нашу вину —
про голые жесткие доски,
убогую нашу постель?
Про роскошь имений баронских
на сто километров отсель?
Про дула его пистолетов,
нацеленных в нас, бедолаг,
когда он однажды летом
ввалился в батрацкий барак?
Про то, как мой муж за строптивца
с тех пор по округе прослыл?
Про то, как наемный убийца
в живот ему пулю пустил?
Я всё расскажу тебе, боже.
Всё. Всё. Всё.
Пусть землю, как брачное ложе,
ярость моя сотрясет
и перетряхнет, перенижет,
перевернет бытие.
Должно подняться и выжить
одно упорство мое…
Как утопленница, теченьем прибитая к пристани,
у столба, увитого тернием, возле рукастого
пала она и умолкла — раздета, расхристана,
молча лежала — не голосила, не плакала.
А вокруг нее — никого нет на тысячи, тысячи
верст, и годов, и дорог, и просторов, и пустошей,
только она, только крест, и бездонная высь еще,
и одиночество, и пустота стерегущая.
* * *
ЭМИЛИ ДИКИНСОН (1830-1886) БВЛ. СТИХОТВОРЕНИЯ
В переводе В. Марковой
Допустим — Земля коротка
Всем верховодит тоска —
И многие — в тисках —
Но что из того?
Допустим — каждый умрет
Крепок Жизни заряд —
Еще сильнее — Распад —
Но что из того?
Допустим — в райских селеньях
Все разрешит сомненья
Новое уравненье —
Но что из того?
ЭМИЛИ ДИКИНСОН (1830-1886) БВЛ. СТИХОТВОРЕНИЯ
В переводе В. Марковой
* * *
Друзей тенистых в знойный день
Найти не мудрено —
Но кто несет тебе тепло
В час Мысли ледяной?
Кисейная душа дрожит —
Чуть пробежит струя —
Но если твердое Сукно
Прочней — чем Кисея —
Кого винить? Прядильщика?
О — пряжи трудный жгут!
Ковры для райского села
Так неприметно ткут.
* * *
Мария Вега (1898-1980) Ночной корабль \Стихотворения и письма
ПОЛЫНЬ (Париж, 1933)
Я больше ничего от встречи не ищу,
И стала цель моя давно невероятной.
Охотник райских птиц, я уроню пращу,
И птицы полетят над тишиной закатной.
Ни к светлым волосам, ни к звездному плащу
Я рук не протяну в хвале тысячекратной,
Но только помолюсь и горестно прощу
Пустынные глаза и голос невозвратный.
И если ты ушла без ласкового слова
И сбросила меня безбольно и сурово,
Как лишнюю слезу с подкрашенных ресниц, –
То дай мне у конца твоей чужой дороги
Поклоном проводить к воротам вечным дроги
И знать, где ты лежишь, чтобы склониться ниц.
1931
ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН
Развалины
Вот здесь, на острове, Киприды
Великолепный храм стоял:
Столпы, подзоры, пирамиды
И купол золотом сиял.
Вот здесь, дубами осененна,
Резная дверь в него была,
Зеленым свесом покровенна,
Вовнутрь святилища вела.
Вот здесь хранилися кумиры,
Дымились жертвой алтари,
Сбирались на молитву миры
И били ей челом цари.
Вот тут была уединенной
Поутру каждый день с зарей,
Писала, как владеть вселенной
И как сердца пленить людей.
Тут поставлялася трапеза,
Круг юных дев и сонм жрецов;
Богатство разливалось Креза,
Сребро и злато средь столов.
Тут арфы звучные гремели
И повторял их хор певцов;
Особо тут сирены пели
И гласов сладостью, стихов
Сердца и ум обворожали.
Тут нектар из сосудов бил,
Курильницы благоухали,
Зной летний провевал зефир;
А тут крылатые служили
Полки прекрасных метких слуг
И от богининой носили
Руки амброзию вокруг.
Она, тут сидя, обращалась
И всех к себе влекла сердца;
Восставши, тихо поклонялась,
Блистая щедростью лица.
Здесь в полдень уходила в гроты,
Покоилась прохлад в тени;
А тут амуры и эроты
Уединялись с ней одни;
Тут был Эдем ее прелестный
Наполнен меж купин цветов,
Здесь тек под синий свод небесный
В купальню скрытый шум ручьев;
Здесь был театр, а тут качели,
Тут азиатских домик нег;
Тут на Парнасе музы пели,
Тут звери жили для утех.
Здесь в разны игры забавлялась,
А тут прекрасных нимф с полком
Под вечер красный собиралась
В прогулку с легким посошком;
Ходила по лугам, долинам,
По мягкой мураве близ вод,
По желтым среди роз тропинам;
А тут, затея хоровод,
Велела нимфам, купидонам
Играть, плясать между собой
По слышимым приятным тонам
Вдали музыки роговой.
Они, кружась, резвясь, летали,
Шумели, говорили вздор;
В зерцале вод себя казали,
Всем тешили богинин взор.
А тут, оставя хороводы,
Верхом скакали на коньках;
Иль в лодках, рассекая воды,
В жемчужных плавали струях.
Киприда тут средь мирт сидела,
Смеялась, глядя на детей,
На восклицающих смотрела
Поднявших крылья лебедей;
Иль на станицу сребробоких
Ей милых, сизых голубков;
Или на пестрых, краснооких
Ходящих рыб среди прудов;
Иль на собачек, ей любимых,
Хвосты несущих вверх кольцом,
Друг другом с лаяньем гонимых,
Мелькающих между леском.
А здесь, исполнясь важна вида,
На памятник своих побед
Она смотрела: на Алкида,
Как гидру палицей он бьет;
Как прочие ее герои,
По манию ее очес,
В ужасные вступали бои
И тьмы поделали чудес:
Приступом грады тверды брали,
Сжигали флоты средь морей,
Престолы, царствы покоряли
И в плен водили к ней царей.
Здесь в внутренни она чертоги
По лестнице отлогой шла,
Куда гостить ходили боги
И где она всегда стрегла
Тот пояс, в небе ей истканный,
На коем меж харит с ней жил
Тот хитрый гений, изваяичый,
Который счастье ей дарил,
Во всех ее делах успехи,
Трофеи мира и войны,
Здоровье, радости и смехи
И легкие приятны сны.
В сем тереме, Олимпу равном,
Из яшм прозрачных, перлов гнезд,
Художеством различным славном,
Горели ночью тучи звезд,
Красу богини умножали;
И так средь сих блаженных мест
Ее как солнце представляли.
Но здесь ее уж ныне нет,
Померк красот волшебных свет,
Все тьмой покрылось, запустело;
Все в прах упало, помертвело;
От ужаса вся стынет кровь, —
Лишь плачет сирая любовь.
1797
Эдемскую взрывая тишь. Зову: ?Меня ль любви лишишь? Ты к славе слав еще взлетишь, Коль страсть мою ты утолишь?. Аракел Сюнеци. Перевод М.Кузмина
Эдемскую кпрыкля тишь. Зону: ?Меня ль любви лишишь? Ты к славе слав еще взлетишь, Коль страсть мою ты утолишь?. АРАКЕЛ СЮНЕЦИ. Перевод М.Кузмина МОЛИТВА
* * *
Михаил Цетлин (псевд. Амари; 1882–1945) – поэт, прозаик, литературный критик, переводчик, издатель, редактор, меценат.
Опубликовано в журнале Новый Журнал, номер 267, 2012
Что я унесу в своем сердце и с чем я уйду?
На что оглянусь на мгновенье в последнем бреду?
Насытившись всей красотою земною уйду,
Нетленной, священной ее красотою – уйду.
Со всем, что приснилося людям в блаженном чаду
Мечтавшим о чуде, о вечности в райском саду.
И с тем, что открылось нам, – знак побывавших в аду,
Ожог его пламени! – если теперь я уйду.
НЖ, № 3, 1942
Елена Кацюба Солнечный блик
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2017
ШАХМАТОВО
А. Блок —
солнечный блик
на Я.Блоке
райского сада
Татьяна РЕБРОВА И пуповина Млечного пути
Опубликовано в журнале Крещатик, номер 4, 2017
ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Брошу в полночь стихотворений
Розу рыжую – ни холста, ни рам… –
И шатается по моим стихам
В маскарадных костюмах иных измерений
Ненаглядная душенька,
что фимиам
Не курила, не жгла приворотных корений
У финифтевых ножек воспетых мной дам.
Но пустила меня (передайте дедам)…
Всю! на ветер из Космоса стихотворений.
Кстати,
Рыжие розы не блещут по райским садам.
P.S.
Но! С твоею родинкой
Потайною флирт
Пальцев под молоденькой
Вспыхнувшей, как спирт
У гусар, луною
Ночью расписною
Кружево по краю
Вальса – без огня
Дым. И я сыграю,
Если мир лишь сцена,
Ветер у коня
В гриве…
для Родена.
Константин Кедров Новые стихи
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2013
Завтра мы встретим друг друга
В Райском саду за окном
Выйдем из Райского круга
В Райские кущи вдвоем
Завтра мы будем Богами
Боги они так легки
Боги окажутся нами
Нам быть Богами с руки
Соприкоснувшись друг другом
Мы улетим сквозь года
Выйдя из Райского круга
В Рай где мы будем всегда
Выйдем из Райского круга
Если опять захотим
Мы улетели друг в друга
И мы друг в друга летим
Владимир Салимон Мы всё вокруг давно зарифмовали
Опубликовано в журнале Арион, номер 1, 2017
Угол сада, освещенный солнцем,
осенью особенно хорош.
Слышал я, что некогда японцем
был разбит он,
это — глупость, ложь.
Это все она — сестра-хозяйка
райских кущ за каменной стеной,
где в руках у сторожа нагайка
рубит с мясом воздух ледяной.
Я когда-то, будучи мальчишкой,
лазал в этот соловьиный сад,
видел старика на лавке с книжкой,
на котором синий был халат.
Обернувшись, он сказал красотке,
рядом с ним сидевшей на скамье:
Маша, я хочу ужасно водки! —
словно бывши не в своем уме.
Доставала Маша из-под шубки
длинную и плоскую бутыль,
целовала старикашку в губки,
обдувая вековую пыль.
* * *
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН (1887-1941) Сочинения в пяти томах 1995 Том 1. Громокипящий кубок
Под впечатлением ?Обрыва?
Я прочитал ?Обрыв?, поэму Гончарова…
Согласна ль ты со мной, что Гончаров — поэт?
И чувств изобразить я не имею слова,
;;И, кажется, — слов нет.
Я полон женщиной, я полон милой Верой,
Я преклоняюся, я плачу, счастлив я!
Весна в душе моей! я слышу соловья, —
;;На улице ж — день серый.
И как не слышать мне любви певца ночного!
И как не чувствовать и солнце, и весну,
Когда прочел сейчас поэму Гончарова
;;И вспомнил юности волну!
А вместе с юностью свою я вспомнил ?Веру?,
Страданий Райского поэзию, обрыв.
Я вспомнил страсть свою, я вспомнил в счастье веру,
;;Идеи ощутив.
И я хочу борьбы за право наслажденья,
Победы я хочу над гордою душой,
Оберегающей так свято убежденья,
;;Не выдержавшей бой.
Велик свободный Марк, решительный, правдивый,
Заветы стариков не ставивший во грош;
Он сделал женщину на миг один счастливой,
;;Но как тот миг хорош!
Да знаете ли вы, вступающие в споры,
Вы, проповедники ?законности? в любви, —
Что счастье не в летах, а лишь в зарнице взора, —
;;Да, знаете ли вы?!..
И я, клянусь, отдам за дивное мгновенье,
Взаимность ощутив того, кого люблю, —
Идеи и мечты, желанья и волненья
;;И даже жизнь свою.
АННА БАРКОВА (1901-1976) Кн. ?Возвращение? 1995
Разноцветный куст
В голом звон, в груди свист,
А день октябрьский по-летнему ярок.
На колени мне пал золотой лист,—
Наверно, последний подарок.
Предо мной поет разноцветный куст
Райской птицей… на серых лапах.
Я не знаю, какой у золота вкус,
Но смертельный у золота запах.
И томит меня золотая печаль
Под шепоты райской птицы
И зовет в никому не известную даль,
Откуда нельзя воротиться.
3 октября 1973
ВАСИЛИЙ ЖУКОВСКИЙ
Библия
Кто сердца не питал, кто не был восхищен
Сей книгой, от небес евреем вдохновенной!
Ее божественным огнем воспламенен,
Полночный наш Давид на лире обновленной
Пророческую песнь псалтыри пробуждал, -
И север дивному певцу рукоплескал.
Так, там, где цвел Эдем, на бреге Иордана,
На гордых высотах сенистого Ливана
Живет восторг; туда, туда спеши, певец;
Там мир в младенчестве предстанет пред тобою
И мощный, мыслию сопутствуем одною,
В чудесном торжестве творения Творец…
И слова дивного прекрасное рожденье,
Се первый человек; вкусил минутный сон —
Подругу сладкое дарует пробужденье.
Уже с невинностью блаженство тратит он.
Повержен праведник — о грозный Бог!
О мщенье!
Потоки хлынули… земли преступной нет;
Один, путеводим предвечного очами,
Возносится ковчег над бурными валами,
И в нем с Надеждою таится юный свет.
Вы, пастыри, вожди племен благословенных,
Иаков, Авраам, восторженный мой взгляд
Вас любит обретать, могущих и смиренных,
В родительских шатрах, среди шумящих стад;
Сколь вашей простоты величие пленяет!
Сколь на востоке нам ваш славный след сияет!..
Не ты ли, тихий гроб Рахили, предо мной-.
Но сын ее зовет меня ко брегу Нила;
Напрасно злобы сеть невинному грозила;
Жив Бог — и он спасен. О! сладкие с тобой,
Прекрасный юноша, мы слезы проливали.
И нет тебя… увы! на чуждых берегах
Сыны Израиля в гонении, в цепях
Скорбят… Но небеса склонились к их печали:
Кто ты, спокойное дитя средь шумных волн -
Он, он, евреев щит, их плена разрушитель!
Спеши, о дочь царей, спасай чудесный челн;
Да не дерзнет к нему приблизиться губитель —
В сей колыбели скрыт Израиля предел.
Раздвинься, море… пой, Израиль, искупленье!
Синай, не ты ли день завета в страхе зрел -
Не на твою ль главу, дрожащую в смятенье,
Гремящим облаком Егова низлетел -
Скажу ль — и дивный столп в день мрачный,
В ночь горящий,
И изумленную пустыню от чудес,
И солнце, ставшее незапно средь небес,
И Руфь, и от руки Самсона храм дрожащий,
И деву юную, которая в слезах,
Среди младых подруг, на отческих горах,
О жизни сетуя, два месяца бродила-.
Но что- рука судей Израиль утомила;
Неблагодарным в казнь, царей послал Творец;
Саул помазан, пал — и пастырю венец;
От племени его народов Искупитель;
И воину — царю наследник царь-мудрец.
Где вы, левиты- Ждет божественный строитель;
Стеклись… о, торжество! храм вечный заложен.
Но что- уж десяти во граде нет колен!..
Падите, идолы! Рассыпьтесь в прах, божницы!
В блистанье Илия на небо воспарил!..
Иду под вашу сень, Товия, Рагуил…
Се мужи Промысла, предвечного зеницы;
Грядущие лета как прошлые для них —
И в час показанный народы исчезают.
Увы! Сидон, навек под пеплом ты утих!..
Какие вопли ток Евфрата возмущают -
Ты, плакавший в плену, на вражеских брегах,
Иуда, ободрись; восходит день спасенья!
Смотри: сия рука, разитель преступленья,
Тирану пишет казнь, другим тиранам в страх.
Сион, восторжествуй свиданье с племенами;
Се Эздра, Маккавей с могучими сынами;
И се младенец-Бог Мессия в пеленах.
4-5 октября 1814
Саша Черный Том 2 из 5 (Изд.1996) Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917–1932
Семь чудес И первое чудо — встреча с банкиром:
На тихой опушке, согнувши ляжки,
Пыхтел он, склонясь у своей машины,
И кротко срывал охапки ромашки,
Растущей кольцом у передней шины.
Второе чудо было послаще…
Кусты бузины зашипели налево
И вдруг из дремучей таинственной чащи
Ко мне подошла трехлетняя дева:
Шнурок у нее развязался на ножке,—
А мать уснула вдали на поляне.
Я так был тронут доверием крошки,
Что справился с ножкой не хуже няни…
Я третьего чуда не понял сначала…
О, запах знакомый — шербет и малага!
Раскинув кудрявым дождем опахала,
Акация буйно цвела у оврага.
И вот в душе распахнулась завеса:
Над морем город встал облаком тонким,
И вдруг я вспомнил, Одесса, Одесса,
Как эту акацию ел я ребенком.
Четвертое чудо меня умилило…
Под липой читал эмигрант ?Возрожденье?,
А рядом сосед, бородатый верзила,
Уставил в ?Последние новости? зренье.
Потом они мирно сложили газеты
И чокнулись дружно пунцовой вишневкой,
И ели, как добрые братья, котлеты,
И липа качала над ними головкой.
А пятое чудо, как факел из мрака,
Склонилось в лесу к моему изголовью:
Ко мне подбежала чужая собака
И долго меня изучала с любовью,—
Меня, — не мои бутерброды, конечно…
И вдруг меня в нос бескорыстно лизнула
И скрылась, тряхнувши ушами беспечно,
Как райская гостья, как пуля из дула…
Но чудо шестое — иного порядка,—
Не верил глазам я своим… Неужели?!
Под старой жестянкой лежали перчатки,—
Я здесь их посеял на прошлой неделе…
Перчатки! Прильнув к травянистому ложу,
Букашек и мусор с них счистил я палкой
И долго разглаживал смятую кожу,
Которая пахла гнилою русалкой.
Последнее чудо мелькнуло сквозь ветки
И, фыркая, стало, как лист, предо мною:
Знакомый наборщик на мотоциклетке
Пристроил меня за своею спиною…
И мчался в Париж я, счастливый и сонный,
Закатное солнце сверкало мечами,
И бешеный ветер, дурак беспардонный,
Мой шарф, словно крылья, трепал за плечами.
<1931>
Микола Бажан (1928-1983) Стихотворения и поэмы БП 1988
177–180. ЧЕТЫРЕ РАССКАЗА О НАДЕЖДЕ
Вариации на тему Р.-М. Рильке 1966
Перевод Д. Самойлова
Лезь сквозь неведенье,
тьму —
люто, босо, упрямо,—
лезь сквозь горе, жажду и злобу,
лезь, раздирая нутро, лезь, выдирая патлы,
поднимись и пади,
подкрадись и пади,
пресмыкаясь, ползком перемеряй простор,
до вершины горы доползи, добреди,
где обгрызенный крест грубо руки простер.
К тебе ползу я, мой боже,
за правдой и местью ползу,—
неужто ты глянуть не можешь
на черное горе внизу?
У райского стану порога,
тебе закричу в вышину,
кому расскажу, кроме бога,
безвинную нашу вину —
про голые жесткие доски,
убогую нашу постель?
Про роскошь имений баронских
на сто километров отсель?
Про дула его пистолетов,
нацеленных в нас, бедолаг,
когда он однажды летом
ввалился в батрацкий барак?
Про то, как мой муж за строптивца
с тех пор по округе прослыл?
Про то, как наемный убийца
в живот ему пулю пустил?
Я всё расскажу тебе, боже.
Всё. Всё. Всё.
Пусть землю, как брачное ложе,
ярость моя сотрясет
и перетряхнет, перенижет,
перевернет бытие.
Должно подняться и выжить
одно упорство мое…
Как утопленница, теченьем прибитая к пристани,
у столба, увитого тернием, возле рукастого
пала она и умолкла — раздета, расхристана,
молча лежала — не голосила, не плакала.
А вокруг нее — никого нет на тысячи, тысячи
верст, и годов, и дорог, и просторов, и пустошей,
только она, только крест, и бездонная высь еще,
и одиночество, и пустота стерегущая.
* * *
ЭМИЛИ ДИКИНСОН (1830-1886) БВЛ. СТИХОТВОРЕНИЯ
В переводе В. Марковой
Допустим — Земля коротка
Всем верховодит тоска —
И многие — в тисках —
Но что из того?
Допустим — каждый умрет
Крепок Жизни заряд —
Еще сильнее — Распад —
Но что из того?
Допустим — в райских селеньях
Все разрешит сомненья
Новое уравненье —
Но что из того?
ЭМИЛИ ДИКИНСОН (1830-1886) БВЛ. СТИХОТВОРЕНИЯ
В переводе В. Марковой
* * *
Друзей тенистых в знойный день
Найти не мудрено —
Но кто несет тебе тепло
В час Мысли ледяной?
Кисейная душа дрожит —
Чуть пробежит струя —
Но если твердое Сукно
Прочней — чем Кисея —
Кого винить? Прядильщика?
О — пряжи трудный жгут!
Ковры для райского села
Так неприметно ткут.
* * *
Мария Вега (1898-1980) Ночной корабль \Стихотворения и письма
ПОЛЫНЬ (Париж, 1933)
Я больше ничего от встречи не ищу,
И стала цель моя давно невероятной.
Охотник райских птиц, я уроню пращу,
И птицы полетят над тишиной закатной.
Ни к светлым волосам, ни к звездному плащу
Я рук не протяну в хвале тысячекратной,
Но только помолюсь и горестно прощу
Пустынные глаза и голос невозвратный.
И если ты ушла без ласкового слова
И сбросила меня безбольно и сурово,
Как лишнюю слезу с подкрашенных ресниц, –
То дай мне у конца твоей чужой дороги
Поклоном проводить к воротам вечным дроги
И знать, где ты лежишь, чтобы склониться ниц.
1931
ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН
Развалины
Вот здесь, на острове, Киприды
Великолепный храм стоял:
Столпы, подзоры, пирамиды
И купол золотом сиял.
Вот здесь, дубами осененна,
Резная дверь в него была,
Зеленым свесом покровенна,
Вовнутрь святилища вела.
Вот здесь хранилися кумиры,
Дымились жертвой алтари,
Сбирались на молитву миры
И били ей челом цари.
Вот тут была уединенной
Поутру каждый день с зарей,
Писала, как владеть вселенной
И как сердца пленить людей.
Тут поставлялася трапеза,
Круг юных дев и сонм жрецов;
Богатство разливалось Креза,
Сребро и злато средь столов.
Тут арфы звучные гремели
И повторял их хор певцов;
Особо тут сирены пели
И гласов сладостью, стихов
Сердца и ум обворожали.
Тут нектар из сосудов бил,
Курильницы благоухали,
Зной летний провевал зефир;
А тут крылатые служили
Полки прекрасных метких слуг
И от богининой носили
Руки амброзию вокруг.
Она, тут сидя, обращалась
И всех к себе влекла сердца;
Восставши, тихо поклонялась,
Блистая щедростью лица.
Здесь в полдень уходила в гроты,
Покоилась прохлад в тени;
А тут амуры и эроты
Уединялись с ней одни;
Тут был Эдем ее прелестный
Наполнен меж купин цветов,
Здесь тек под синий свод небесный
В купальню скрытый шум ручьев;
Здесь был театр, а тут качели,
Тут азиатских домик нег;
Тут на Парнасе музы пели,
Тут звери жили для утех.
Здесь в разны игры забавлялась,
А тут прекрасных нимф с полком
Под вечер красный собиралась
В прогулку с легким посошком;
Ходила по лугам, долинам,
По мягкой мураве близ вод,
По желтым среди роз тропинам;
А тут, затея хоровод,
Велела нимфам, купидонам
Играть, плясать между собой
По слышимым приятным тонам
Вдали музыки роговой.
Они, кружась, резвясь, летали,
Шумели, говорили вздор;
В зерцале вод себя казали,
Всем тешили богинин взор.
А тут, оставя хороводы,
Верхом скакали на коньках;
Иль в лодках, рассекая воды,
В жемчужных плавали струях.
Киприда тут средь мирт сидела,
Смеялась, глядя на детей,
На восклицающих смотрела
Поднявших крылья лебедей;
Иль на станицу сребробоких
Ей милых, сизых голубков;
Или на пестрых, краснооких
Ходящих рыб среди прудов;
Иль на собачек, ей любимых,
Хвосты несущих вверх кольцом,
Друг другом с лаяньем гонимых,
Мелькающих между леском.
А здесь, исполнясь важна вида,
На памятник своих побед
Она смотрела: на Алкида,
Как гидру палицей он бьет;
Как прочие ее герои,
По манию ее очес,
В ужасные вступали бои
И тьмы поделали чудес:
Приступом грады тверды брали,
Сжигали флоты средь морей,
Престолы, царствы покоряли
И в плен водили к ней царей.
Здесь в внутренни она чертоги
По лестнице отлогой шла,
Куда гостить ходили боги
И где она всегда стрегла
Тот пояс, в небе ей истканный,
На коем меж харит с ней жил
Тот хитрый гений, изваяичый,
Который счастье ей дарил,
Во всех ее делах успехи,
Трофеи мира и войны,
Здоровье, радости и смехи
И легкие приятны сны.
В сем тереме, Олимпу равном,
Из яшм прозрачных, перлов гнезд,
Художеством различным славном,
Горели ночью тучи звезд,
Красу богини умножали;
И так средь сих блаженных мест
Ее как солнце представляли.
Но здесь ее уж ныне нет,
Померк красот волшебных свет,
Все тьмой покрылось, запустело;
Все в прах упало, помертвело;
От ужаса вся стынет кровь, —
Лишь плачет сирая любовь.
1797
Метки:
