Баллада о бездарном поэте
История эта простая, правдивая – может быть, слишком…
Я тоненький сборник листаю, знакомую старую книжку.
На память она мне осталась от дядьки, ушедшего к Богу.
Профессия в нём сочеталась с любовью к высокому слогу.
И не было страсти милее!
– Мы, – втайне шептал он, – поэты…
Озвучивал все юбилеи, расписывал все стенгазеты.
Экспромты и здравицы дядя творил в надлежащие сроки.
В особых же – главных! – тетрадях хранились высокие строки.
Был пафос его озабочен проблемой всеобщего мира.
Пейзаж удавался не очень, зато удавалась сатира,
И в лозунгах полный порядок – про космос и плавку металла.
Потом для листков и тетрадок комода уже не хватало...
Тут выросли дети и внуки, приблизился возраст преклонный,
И хлеб от высокой науки сменился на хлеб пенсионный.
Тогда он – поэзии ради! – пошёл по большим кабинетам…
И книжечка вышла! И дядя в ней дважды был назван поэтом!
Да! Яков Абрамович Зускин в суждении критика веском
Художником был очень русским, но главное – очень советским!
О скромности там говорилось, о долгой научной карьере
И чтоб, значит, юность училась на дядькином славном примере.
А сам именинник по спискам слал книги друзьям и подругам,
А также далёким и близким, очерченным родственным кругом.
Он книги дарил с посвященьем, украшенным рифмой задорной.
Их принял народ с восхищеньем и крупной слезой непритворной.
И было чему удивиться: оставил он людям и веку
На семьдесят первой странице две строчки – про осень и реку.
Там кто-то стоит у причала, сам дядька покойный, быть может:
?Река в октябре замолчала, а осень шуршит и тревожит…?
_________________________________________________
Я тоненький сборник листаю, знакомую старую книжку.
На память она мне осталась от дядьки, ушедшего к Богу.
Профессия в нём сочеталась с любовью к высокому слогу.
И не было страсти милее!
– Мы, – втайне шептал он, – поэты…
Озвучивал все юбилеи, расписывал все стенгазеты.
Экспромты и здравицы дядя творил в надлежащие сроки.
В особых же – главных! – тетрадях хранились высокие строки.
Был пафос его озабочен проблемой всеобщего мира.
Пейзаж удавался не очень, зато удавалась сатира,
И в лозунгах полный порядок – про космос и плавку металла.
Потом для листков и тетрадок комода уже не хватало...
Тут выросли дети и внуки, приблизился возраст преклонный,
И хлеб от высокой науки сменился на хлеб пенсионный.
Тогда он – поэзии ради! – пошёл по большим кабинетам…
И книжечка вышла! И дядя в ней дважды был назван поэтом!
Да! Яков Абрамович Зускин в суждении критика веском
Художником был очень русским, но главное – очень советским!
О скромности там говорилось, о долгой научной карьере
И чтоб, значит, юность училась на дядькином славном примере.
А сам именинник по спискам слал книги друзьям и подругам,
А также далёким и близким, очерченным родственным кругом.
Он книги дарил с посвященьем, украшенным рифмой задорной.
Их принял народ с восхищеньем и крупной слезой непритворной.
И было чему удивиться: оставил он людям и веку
На семьдесят первой странице две строчки – про осень и реку.
Там кто-то стоит у причала, сам дядька покойный, быть может:
?Река в октябре замолчала, а осень шуршит и тревожит…?
_________________________________________________
Метки: