крым-67
КРЫМ
И в тяжелом бреду суховея,\В беспощадной колючей пыли\Продолжаю любить, не трезвея,\Каждый метр этой трудной земли —\Пусть угрюмой, пускай невоспетой,\Пусть такой необычной в Крыму.\А люблю я, как любят поэты:\Непонятно самой почему... Юлия Друнина Предгорье
И этот вихрь с порывом склочным — \ известно Богу одному,\ зачем он нам в Крыму Восточном,\ Восточном грозовом Крыму. Юрий Ряшенцев ?Арион? 2007, №4 С Эвксинским Понтом нету слада...
Казакуют вновь над Крымом,\Тешат силушку шторма.\А потом — неумолима —\Закуражится зима. Юлия Друнина Шторм
Вячеслав Шаповалов СОТЫ 2017
Мои бабушки
Украинская баллада
Памяти
Дмитрия Кузьмича Шаповалова
Вот гарцует на пригорке – девки, закрывайте шторки! –
дядя – Митька-егоза:
с детства доставалось порки, но усы всегда в махорке,
в серой ярости глаза!
Был он прасолом и волком, жизни вкус изведал с толком,
и не покидал седла,
пялились донцы-соседи: уродится ж чёрт на свете! –
на горячего хохла.
В прошлой жизни бесталанной был у деда конь буланый –
царский поезд обгонял:
дед нашёл себе шараду – двинул покорять Канаду,
сотнику коня загнал.
Переполошил округу сын-малец – украл зверюгу,
в гриву утыкая нос,
жеребца в степи запрятал, но – нашли, и он заплакал.
Так мой милый дядька рос…
Только вспомню слёз и смеха нескончаемое эхо –
всё, что рассказал отец –
ненависти или мести рад я больше, чем невесте,
хоть всему пришёл конец.
Под звездою скорпиона, поумерь-ка скорбь, Иона,
тормозни свово кита:
то ли ноет ретивое, то ли воет рулевое,
то ли силушка не та.
Голь, кацапы, тавричане, греки, персы, молокане –
накипь русского котла,
пахнет язвой моровою да войною мировою,
бьют сплеча и жгут дотла.
То сангвиник, то холерик, дядька не искал америк,
он другой рванул стоп-кран:
золотые вшил десятки в шубы старые заплатки,
молча канул в Туркестан.
Но до этого – собаки! – ранен был в нечестной драке,
отлежался на печи,
зиму бабушка лечила, от болезни отлучила,
но от мести – отучи!..
О, змеиная улыбка, шаповаловская сшибка:
сдохни, но сочтись во всём! –
кровью легкие заполнил, но дружка того запомнил
и всех прочих, кто при нём…
Наступило время свадеб – улицею меж усадеб
прёт обидчик, пьян слегка.
Дядька мой в бекеше длинной у ворот стоит с дубиной,
взором нежит облака.
Вот шеренга женихова, вот невестина обнова –
под веселую гармонь
тяжко хрустнула дубина, замертво упал вражина,
дядька же – побрёл домой.
Раз кого, уж вы поверьте, он убил (пусть не до смерти –
но потом не жизнь была),
дядьке каторга светила, но маленько подфартило:
революция пришла.
Кровью мытые закаты, краснозадые мандаты,
тиф, колхозы, голод, мрак…
Вспомнить – и опохмелиться, хоть он и поныне длится,
отчей пажити бардак.
И бегут от половодья – всё кулацкие отродья,
дед мой, родичей толпа:
от Медведицы и Дона, от поруганного дома,
век не кончится тропа –
за горами, за долами, за калмыцкими степями,
за печальной Сыр-Дарьёй,
где страшны и мохногруды прокажённые верблюды,
а душа полна зарёй...
Я там жил – какое диво, по усам текли мёд-пиво:
чашу там до дна испил.
Там отцу божился: ?Тату! Буду с краю ставить хату!?
Но поклялся – и забыл…
Так и дядька; хоть не ссыльный, жизнь свою рукою сильной
повернул – не ожидал,
с той поры, как бил дубиной, больше родины любимой
он до смерти не видал.
Прожил век, поторопился, и с родными не простился,
сжал обиду в кулаке –
отошёл в степи казахской, то ли гуннской, то ли сакской,
в собственном особняке.
Кончились его химеры: мне в глаза, на гребне эры
все, на фото вставши в ряд,
и укоры, и примеры – пламенные офицеры,
братья старшие глядят…
В топоры я не рубился – но у дядьки научился
не чураться всех голгоф,
как последняя паскуда. И – не умирать, покуда
всех не отплатил долгов!
Смертный миг и запах гари – всё вернул бы каждой твари:
видно, не дано простить.
Что ж, коли сложилось плохо, и твой враг – сама эпоха,
надо жить. И этим – мстить.
* * *
Сергей Сутулов-Катеринич …потакая небесной мимике
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2012
будут кстати (и — некстати!) расцветать гирлянды гроз.
станет трезвым дед Игнатий — на недельку. но — всерьез!
встречу батю на Арбате: возвращайся, лейтенант!
Богоматерь стелет скатерть… кстати: всем смертям — хана.
воскресают Миха, Игорь, Пашка, Жора, Николай…
ах, подруга, майским мигом кого хочешь… обнимай!
причащает брат: Крещатик! сестры, бабушки, дядья…
угощает теща щами — стоведерная бадья!
тетушка звонит из Крыма: не забыли про Кыштым?!
пилигримит прима Римма: принимай — поговорим.
Марс? Некстати. Маркес — кстати. Маркс некстати, прав Панас!
Богоматерь дарит батик: Веронезе, ренессанс…
от мартышки до матрешки, от пирата до триад —
слайды, салочки, сережки — воскресает все подряд!
кстати, майскими ночами и, некстати, поутру:
под печатями — печали: мол, нечаянно помру.
об одном прошу Праматерь: маму Люсю воскреси
до того, как я в халате вознесусь на небеси…
2012, 1–2 мая
Андрей Поляков
Стихи о Родине
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
Стихи о родине
А смотри через сердце: оно красным цветом болит —
или в зрении что-то не то? или Бог говорит?..
Напрасно я следил за облаком багряным…
Лишь солнце смутное несильный сеет свет
лишь почерк ласточки на золоте стеклянном —
стишки небесные, которых больше нет
Жестикулируя крылатыми ногами
взлетают ласковые леночки туда
и лёгких ласточек высокие стада
за ними движутся неровными кругами
И нет забвения и воскресенья нет!..
Психея-зеркальце в безумии двоится
как будто спрятала Элладу и Минет
под платье свитера девица
Подруг небесно-городских
певец, как пьяный, понимает
но птичьи пёрышки у них
не занимает —
напрасно ласточка летит
напрасно тополь шелестит!
Не восстановятся ни свет твоей невесты
ни в облаках кудрявые бока
ни мрамора, ни золота, ни хвои
придумавший такое —
Константин… Напрасно
я слежу за облаком багряным
лишь солнце тонкое чернеет на просвет
лишь почерк ласточки на воздухе стеклянном —
стихи о родине, которой больше нет…
Андрей Поляков
Стихи о Родине
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
Не очень первая печаль
Александру Барбуху
Мало света? Больше света! неба, облаков!
Больше солнца! Больше лета! музыки, стишков!
Больше, больше Полякова! бабочек, вина!
Больше Господа живого! больше света — на!!!
Он был на склонах Карадага
платаны там — крупицы ночи
дубы там — звёзды
клёны — влага
орех —
почтовая бумага
(орех — Введенскому ответ)
а тополя — как шеи дочек
и никого над ними нет
Нет, есть! Летают соловьи
летая вплавь над тополями —
они бывают журавлями
как невесёлые в любви
(то — чепухой, то — журавлями
а то — словами соловьи)
…Он видел: ангел Аронзона
над этим местом проходил
и всю Тавриду попросил
на сцену выйти для поклона
(аплодисменты, занавес)
Разноцветная читалка (указать число цветовшагов)
Кто в церковь с бородой —
кто к девушке за хлебом —
а я иду домой
под сине-крымским небом
Залезу в узел лета и тепла?..
Глазами к насекомому рисунку
поверю в тех, кто верит в виноград
в коровку божию, в пастушескую сумку
(любительские ангелы стыда
во мне скользят куда-то не туда)
Из девушек, травы и облаков
а что, друзья, не приподнять ли чаши
за родины, которые не наши
за светлый цвет рубашек и стишков?
В те ткани света или в те слова
Державина продета голова…
А я люблю глазами далеко
таврического воздуха лекарство —
в нём голубые княжества стрекоз
и ласточек летающее царство:
все ласточки записаны в блокнот
и кажется — засветятся вот-вот
На смерть друга
Не будет лестница скрипеть
ступеньками пустыми
и человек не будет петь
словами молодыми
А будет дымный жёлтый свет
и за окном — размытый снег
Зачем же я сюда пришёл
дорогою короткой?
Зачем стихи твои прочёл
над яблоком и водкой?
Не потому, что выпить рад
а потому, что умер брат
В твоём подъезде грязный свет
как нож, скребёт по коже…
Прощай! Ты был плохой поэт —
товарищ был хороший
Не раз мы пили здесь с тобой
качаясь общей головой
Когда увидимся с тобой
во внутренней Тавриде
как рассмеёмся, милый мой
на Бога не в обиде!
Как мы обнимемся тогда!
как стол накроем навсегда!
Каких студенток приведём
потом узнаем сами!
Какое золото найдём
у них под языками!
Какие ты стихи прочтёшь
ты сам, наверное, поймёшь!
А до тех пор в земном плену —
тебя я не забуду
Я верю сердцу своему
и воскресенья чуду
покуда водочка блестит
пока в стишок снежок летит
* * *
Илья Кормильцев (1959-2007)
Собрание сочинений. Том 1. Поэзия (2017)
Атлантида (1992–1996)
Ничего особенного
ты не Карпов, не Рокфеллер, не саудовский принц
ты можешь пойти в кино и не бояться убийц,
ты не торгуешь героином, не воруешь уран
ты даже побоишься угнать автокран
она не леди Диана и не мисс Италия,
не Раиса, не Лолита, не путана из ?Континенталя?
она работает в конторе и ходит в садик за сыном,
она давно разведена и бредит морем и Крымом
ничего особенного
ничего особенного
в некоторых людях нет
ничего особенного
ты приходил к ней с цветами, ты приходил к ней
с кольцом,
она сказала: ты не сможешь стать достойным отцом
и ты не можешь заснуть ни до трех, ни до пяти,
и тяжелый товарняк гремит, гремит в твоей груди
я стоял на остановке, когда ты выпрыгнул в окно
и смотрел, как санитары лили хлорку на пятно
каким будет утро, не представишь по снам
ни один из нас не тот, кем он кажется нам
ничего особенного…
не позднее 2000
Дарья СТАХАНОВА НЕВА 2018
ВОЗВРАЩЕНИЕ
А потом я вернусь. И найду вас старой, напуганной и во тьме.
И добуду вам наконец и моржовый клык, и китовый ус.
Между нами снова всего лишь стол — бесполезный дубовый метр. Между нами снова лишь воздух, нейтральный на цвет и вкус.
Я обрыскал весь мир, ожидая, что кем-нибудь увлекусь.
Но вернулся. В венке из оливы, в льняном пиджаке,
Повидавший все виды, приставший ко всем берегам.
Понимаете, в стае всегда есть нужда в вожаке —
И я был вожаком, беспощадным, гроза всем врагам.
Я сразил целый мир, беспрестанно тоскуя по вам.
Я вернулся. Я вырос в глупца из юнца.
Обо мне ходит слава, дурная, что крымский портвейн.
Я вернулся за правом стоять и курить у крыльца,
А наткнулся на камень в земле, двух ворон и пустой суховей.
И холодное майское солнце, садящееся меж ветвей.
НЕ
Если не веришь, спроси чумного. Времени не воротишь.
От Дамаска остались снимки, Непал в руинах.
Так что лучше трижды подумай на повороте —
Что-то придется выпустить и покинуть.
Не вернуть момента, не высечь искры, не скинуть скорость, Не взойти меж пшеницы, сквозь камень не просочиться. Все, что с нами не происходит, — это всего лишь поросль На фоне того, что уже и не думает приключиться.
ИГОРЬ ТЮЛЕНЕВ Наш современник 2017
КАК ПРИНЯТО — ЖИВЁМ, НЕ ТУЖИМ
—В России стих непобедим! —
Так я сказал жене.
—Смотри, к нам наш вернулся Крым, Как воин на коне.
“Когда мы возвратимся в Крым”, —
Я кровью написал.
Глагол не превратился в дым, Вернулся Крым — я знал!
Но как мой стих бесил врагов! Гундосил либерал,
Как чёрт, хотя и без рогов —
Давно рога сломал...
А Крыму что? Он снова наш,
И наш в Крыму народ!
Вновь аки посуху Сиваш Русь переходит вброд.
АЛЕКСАНДР КЕРДАН Наш современник 2017
КОГДА ЗАКОНЧАТСЯ МЕЧТЫ
** *
Летний зной уральских городков, Запах тополей и шашлыков Тесно спаян с запахом бензина. Контуры пологих синих гор По краям окраинных озёр Мне напоминают горы Крыма...
Вот такой загадочный пейзаж... Слава Богу, Крым обратно наш — Без войны, без боли, без неволи... Но и здесь, от выстрелов вдали, Медный дух исходит от земли — Твёрдой, словно пращуров мозоли.
Наталья Бельченко ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2011,1
Выращивать внутри себя спартанца… Стихотворения
ПОХОД
1.
Тяжёлый и лёгкий разом,
Взлетающий над тобой,
Пока ты к земле привязан
Горой и по ней ходьбой,
Где сердце гонимо в шею,
Но помнит про водопой.
И что я теперь посмею
Сквозь топот его слепой?
Да лучше ни сном ни духом
В кругу десяти друзей –
Быть камнем ли, корнем, дубом,
Заправской дорогой всей,
Чтоб море, за нас в ответе,
То спешно, а то врастяг
Прильнуло, одно на свете,
И стало тебе костяк.
2.
Всегдашней виною опознан,
Не назван, но не аноним,
Вдохнёшь то ли Крым, то ли воздух,
Чтоб выдохнуть бегством самим.
Легко ли бежится украдкой
В просвете татарских имён?
С хребтами и балками схваткой
Путь звездами определён.
Залепит под дых Междуречье1,
Как будто бы Тигр и Евфрат
Своею интимною встречей
Здесь вывели вавилонят.
Свернёт котелок-самобранку
Огонь, отзовётся родник,
Земля и ходьба спозаранку
По локоть войдут напрямик.
_ __
1 – село Междуречье в Судакском районе, ранее Ай-Серез
Валерий Гаевский Южное сияние 2016
Стихотворения
И ОТПУЩЕН Я БЫЛ
Я родился в Шотландии
под звуки искрящейся флейтою джиги.
Пуповиной придушен, как рыбина неводом, –
в этом лове едва не погиб.
Но с тех пор с моей памяти
словно бы сняли вериги,
И подняло меня в заозёрную странную жизнь
человечье-духовных разбуженных рыб.
Берег кельтской души
сторожил на холмах смоляные костры,
Звал в студёные фьорды
алохвостый мятежный лосось,
И волынщик пастух
трелью горных ручьёв
отпевал при дороге
чужие кресты…
Я на встречу ему
шёл спустя триста лет.
Наши тени обнялись…
Насквозь!
В трёх часах, где тропа –
в перекладинах гулких под шагом корней, –
Покачнулась как лестница,
и подтаявший склон Демерджи
Растворился…
Я родился в Крыму на излёте июньской грозы
на подлогах сарматских камней…
И отпущен я был
к голосам той моей приоткрывшейся жизни, –
К мифам снятой с запретов и едва уловимой межи…
***
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ
В стае диких гусей был второй...
В стае диких гусей был второй,
Он всегда вырывался вперед,
Гуси дико орали: ?Встань в строй! ?
И опять продолжали полет.
А однажды за Красной Горой,
Где тепло и уютно от тел,
Понял вдруг этот самый второй,
Что вторым больше быть не хотел:
Все равно — там и тут
Непременно убьют,
Потому что вторых узнают.
А кругом гоготали: ?Герой!
Всех нас выстрелы ждут вдалеке.
Да пойми ты, что каждый второй
Обречен в косяке! ?
Бой в Крыму: все в дыму, взят и Крым.
Дробь оставшихся не достает.
Каждый первый над каждым вторым
Непременные слезы прольет.
Мечут дробью стволы, как икрой,
Поубавилось сторожевых,
Пал вожак, только каждый второй
В этом деле остался в живых.
Это он, е-мое,
Стал на место свое,
Стал вперед, во главу, в острие.
Если счетом считать — сто на сто! —
И крои не крои — тот же крой:
?Каждый первый? не скажет никто,
Только — ?каждый второй?.
… Все мощнее машу: взмах — и крик
Начался и застыл в кадыке!
Там, внизу, всех нас — первых, вторых —
Злые псы подбирали в реке.
Может быть, оттого, пес побрал,
Я нарочно дразнил остальных
Что во ?первых? я с жизнью играл,
И летать не хотел во ?вторых?…
Впрочем, я — о гусях:
Гусь истек и иссяк —
Тот, который сбивал весь косяк.
И кого из себя ты не строй —
На спасение шансы малы:
Хоть он первый, хоть двадцать второй —
Попадет под стволы.
1980
Борис Пастернак (1890-1960) Стихотворения и поэмы (Изд.1993) Сестра моя – жизнь
На ранних поездах (1936 - 1944)
Путевые записки
1
Не чувствую красот
В Крыму и на Ривьере,
Люблю речной осот,
Чертополоху верю.
Бесславить бедный юг
Считает пошлость долгом,
Он ей, как роем мух,
Засижен и оболган.
А между тем и тут
Сырую прелесть мира
Не вынесли на суд
Для нашего блезира.
Екатерина СОКОЛОВА
Три стихотворения
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2016
*
проходи, эта жизнь, проходи –
мне не надо.
то ли мутный денек впереди,
то ли корпус пансионата,
то ли синий январский парк,
на косу выходящий,
то ли ад настоящий.
я приезжий в холодном Крыму.
где Смирновы? где Соня?
здесь все непривычно.
проходи, я тебя не пойму.
и подарки твои не приму –
чай пустой, хлеб простой, шаурму
в лаваше обычном.
Лариса Рубальская Плесните колдовства… (сборник) 2015
Мужчинам верить можно
Прошлой осенью в Крыму
Я поверила ему.
Помню, ночь тогда была звездная.
А потом зима пришла,
Все тогда я поняла,
Только жаль, все поняла поздно я.
Мужчинам верить можно,
Но очень осторожно.
А если даже веришь, то вид не подавать.
Ведь в этой жизни сложной
Легко обжечься можно.
А если раскалишься, так трудно остывать!
Сигаретка и дымок,
И по нервам легкий ток,
И дыханье губ его жаркое.
А потом перрон, вокзал,
Посторонние глаза
И мое ?не забывай? – жалкое.
Мужчинам верить можно,
Но очень осторожно.
А если даже веришь, то вид не подавать.
Ведь в этой жизни сложной
Легко обжечься можно.
А если раскалишься, так трудно остывать!
Две странички в дневнике,
Две слезинки на щеке,
И на карточке пейзаж с пальмами.
Время лечит, все пройдет,
Снегом память заметет,
И дорога уведет дальняя.
Борис Слуцкий (1919-1986) Лошади в океане ЭКСМО 2011
?Слышу шелест крыл судьбы…?
Слышу шелест крыл судьбы,
шелест крыл,
словно вешние сады
стелет Крым,
словно бабы бьют белье
на реке, —
так судьба крышами бьет
вдалеке.
ДАНА СИДЕРОС
Не в финале — в разгаре
Не в финале — в разгаре, посередине,
Острый гребень времени оседлав,
Весь свободный, словно рыбак на льдине,
Я плыву в темноту. Темнота тепла.
Темнота убаюкивает и плещет
Песню старую, тихую, без затей:
Раздари все альбомы, цветные вещи —
Ни к чему они в темноте.
Темноте всё равно, что внутри ты розов,
Нежен, ласков, красив, как осенний Крым.
В темноте только текст и вот эта поза:
Мол, смотрите дети, поэт открыт,
Что-то тихим голосом говорит нам,
Ждёт, когда этот ужас
Кончится.
Я пинком вышибаю подпорки ритма
И с улыбкой смотрю, как текст
Корчится.
Он уже не выглядит стройным,
Но пока
Даже так
Красивый,
Как встревоженный рой осиный.
Поэтому я начинаю
Лупить его
Что есть силы.
Пачкать рифмой в случайных местах —
Назовите теперь его
Белым.
Ломать — ни один сустав
Не останется целым,
Ни одно ребро
Во впалой его груди.
Черта с два этот стих свободный.
Я теперь ему господин.
Я, испортивший представление,
Разбивший для вас свой текст,
Может быть, последний,
Даже не думающий вытаскивать
Впившиеся буквы
Из ладоней, ступней и коленей.
Я, созвучие добывающий в горле,
Негромкое, жалкое, но живое.
Я стою и говорю лично с тобой,
Да,
Мы перешли на ?ты?,
Нас осталось двое.
И всё, чего я правда хочу —
Чтобы ты забыл,
Как вдыхать.
Только это имеет значение,
Если речь идёт о стихах.
Ты либо слышишь их,
Либо не слышишь их.
Остальное — формальности.
Для критиков
И глухих.
Русская весна. Антология поэзии 2015
Александр Ананичев. Наша правда
В который раз из нас творят врага
За то, что наша правда высока
И широко Отечество не в меру…
Что руку мы подняли на Бандеру.
Грозят войною – нам не привыкать.
Заливист лай заморских острословов,
Которых мы устали выручать
То от степных, то западных монголов.
Мы знаем их. Они – не знают нас:
Какие сны нам сладостные снятся,
Кто нас хранит и в прошлом, и сейчас.
Не знают нас – и потому боятся.
Им всё не так: и Сталинград, и Крым,
И русский снег, и правильная вера…
Жалеем их. И, может быть, простим —
Простим тогда, когда добьём Бандеру.
Евгений Степанов
Опубликовано в журнале Звезда, номер 10, 2019
Посмотри на дачный виноград —
Он растет, как речь, витиеват,
Вдоль быко`вской — северной — фазенды.
Посмотри — легко постигнешь дзен ты.
Виноград растет во всей красе,
Крыму шлет привет и Туапсе,
Посылает поцелуй Бургасу.
Виноград без боя взял террасу.
Отменяя суетливый ад,
Созревает дачный виноград.
Зычная удача и отрада —
Любоваться ладом винограда.
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Крымские сонеты А. Мицкевича Чатырдаг
Склоняюсь с трепетом к стопам твоей твердыни,
Великий Чатырдаг, могучий хан Яйлы!
О, мачта крымских гор! О, минарет Аллы!
До туч вознесся ты в лазурные пустыни.
И там стоишь себе у врат надзвездных стран,
Как грозный Гавриил у врат святого рая.
Зеленый лес – твой плащ, а тучи – твой тюрбан,
И молнии на нем узоры ткут, блистая
Печет ли солнце нас, плывет ли мгла, как дым,
Летит ли саранча иль жжет гяур селенья,—
Ты, Чатырдаг, всегда и нем, и недвижим.
Бесстрастный драгоман всемирного творенья,
Поправ весь дольний мир подножием своим,
Ты внемлешь лишь Творца предвечные веленья!
(Перев. И. Бунина)
Бахчисарай ночью
Темнеет. Из джами расходятся сунниты:
Умолк изана звук и гул людских речей;
Зарделись у зари рубинами ланиты;
Спешит к любовнице сребристый царь ночей.
Гаремы на небе огнями звезд залиты,
И тучка чистая плывет меж тех огней,
Как лебедь, дремлющий на озере: у ней
Обводы золотом, грудь жемчугом – увиты.
Здесь тень отбросили вершины кипариса,
Вдали чернеются громады скал толпой;
Как стая дьяволов в диван у Эвлиса,
Под мглистым пологом. С вершины скал порой,
Проснувшись, молния летит быстрей фариса,
И тонет в синеве бездонной и немой.
(Перев. ***)
Сергей Лейбград Накануне письма
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2013
* * *
И Данте говорит ей: Ты писала,
Ахматова, все это? То есть ты
мне диктовала ночью, на рассвете
кровавом, как закат в Крыму далеком?
И Анна отвечает: Я, а что,
нельзя?
Андрей Кульба
тьма, как мешок с воробьями
Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2009
Об авторе | Андрей Николаевич Кульба родился в 1963 году в г. Дивногорске Красноярского края; закончил Литературный институт им. Горького; стихи и эссе публиковались в журналах “Знамя”, “Новая Юность”, альманахе “Илья”, сборниках; спецкорреспондент журнала “Нескучный сад”. Живёт в Москве.
Андрей Кульба
тьма, как мешок с воробьями
Портреты и виды с Понтом и без
Н.Т.
1. Николай, нарисуй меня там, где гуляют по самому краю
Мира суши. Здесь крысы невольно становятся рыбами. Я загораю.
Начинается осень, кончается отпуск, любовь на исходе.
Полупьяный приморский посёлок раздет по погоде.
Дискотеки роятся на мраморных белых верандах,
Даже статуи в парках дискутируют о квартирантах.
За оградой урчит санаторный расчисленный ад
Краснорожих гераклов и белогривых наяд.
В окнах плавятся стёкла, и тьма, как мешок с воробьями,
Шевелится под грецким орехом, а за кораблями
На плюющемся зеркале моря ещё не обрыв горизонта.
Бесконечность — без понта.
2. Пока молла струит намаз, я отпираю один глаз и вспоминаю,
что мы застигнуты в Крыму предательством, и потому — ура Мамаю!
У Лукоморья дуб и ель, красотка старая досель сидит с корытом.
Кричит о небе муэдзин, а всей земли на всех — один удар копытом.
Наш век, понятно и ежу, как мухи гордое жу-жу на фоне гор. Хоть выгляжу
я обалдуем,
допущен я в небесный Крым, где тыквы режет караим и лезет к солнцу Ибрагим за поцелуем.
* * *
У школы, где в стриженой травке хиппуют жуки-трубачи,
Послушать знакомого психа усядемся на качели.
Завхоз высоко на гвоздик повесил от сада ключи.
Пока мы вставали на цыпочки, ключи заржавели.
Столетие вроде сейфа, хранит его сумрачный шифр,
Чтоб выкрасть немного покоя, народ пришёл с автогеном,
Но грянули Рэм и Ромул, Кай, Щек и Хорив:
“Ахтунг! Народы осени, пора становиться сеном!”
Скотчем, точно смолою, осень заклеит уста.
Ворон выклюет линзы, уснёт в черепной машине…
Но мы стояли на цыпочках, точно вода в кувшине,
И сломанная кукушка снова считала до ста.
Ирина Ермакова. Маятник. – ?Новый мир?, 2016, № 1
* * *
И будто маятник очнулся
Помедлил и быстрей быстрей
Расталкивая воздух плотный
И в нем столпившихся людей
Сечение в одно касанье
Тяжелозвонкое зиянье
И свист и чирк и ликованье
И неизбежный разворот
Размах налево и направо
И вниз опять а там под ним
Распластана его держава
Четвертый рим девятый крым
И тень за ним бортпроводница
Не отстает вперед вперед
Крылатка ласточка черница
Кому свистит? Кого поет
И шаткий луч за ним крошится
какой любви? каких свобод?
сверкает огненная спица:
лети! Да кто ж его качнет?
Игорь Куберский
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2019
И когда засыпал в затихающем на ночь Крыму,
И когда просыпался, и утро казалось подарком,
Еще долго считал, что все это ему одному,
Что ему одному так отрадно и вольно, и ярко.
Все казалось, что это какой-то особенный мир…
И когда среди звезд охраняли луну кипарисы,
И светил, помавая крылами, ему Альтаир,
Он готов был шагнуть в эту жаркую бездну с карниза.
Все казалось, что он ни за что, никогда не умрет,
Потому что и так он в сени обретенного рая,
Потому что и так больше нет ни забот, ни хлопот,
Потому что блаженные, кажется, не умирают.
Два века о любви (Антология поэзии - 2012)
Александр Кабанов, Киев
?Непокорные космы дождя, заплетенные, как…?
Непокорные космы дождя, заплетенные, как
растаманские дреды, и сорвана крышка с бульвара,
ты прозрачна, ты вся, будто римская сучка, в сосках,
на промокшей футболке грустит о тебе Че Гевара.
Не грусти, команданте, еще Алигьери в дыму,
круг за кругом спускается на карусельных оленях,
я тебя обниму, потому что ее обниму,
и похожа любовь на протертые джинсы в коленях.
Вспоминается Крым, сухпайковый, припрятанный страх,
собирали кизил и все время молчали о чем-то,
голышом загорали на пляже в песочных часах,
окруженные морем и птичьим стеклом горизонта.
И под нами песок шевелился и, вниз уходя,
устилал бытие на другой стороне мирозданья:
там скрипит карусель, и пылают часы из дождя,
я служу в луна-парке твоим комиссаром катанья.
ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО
?Страданье устает страданьем быть…?
Н. Тарасову
Страданье устает страданьем быть
и к радостям относится серьезно,
как будто бы в ярме обрыдлом
бык траву жует почти религиозно.
И переходит в облегченье боль,
и переходит в утешенье горе,
кристаллизуясь медленно, как соль
в уже перенасыщенном растворе.
И не случайно то, что с давних пор
до хрипоты счастливой, до срыванья
частушечный разбойный перебор
над Волгой называется ?страданье?.
Просты причины радости простой.
Солдат продрогший знает всею юшкой,
как сладок даже кипяток пустой
с пушистым белым облачком над кружкой.
Что нестрадавшим роскошь роз в Крыму?
Но заключенный ценит подороже
на каменном прогулочном кругу
задевший за ботинок подорожник.
И женщина, поникшая в беде,
бросается, забывши о развязке,
на мышеловку состраданья,
где предательски надет кусочек ласки.
Усталость видит счастье и в борще,
придя со сплава и с лесоповала…
А что такое счастье вообще?
Страдание, которое устало.
9 октября 1968
Переделкино
?Скупо сказал, не рыдая…?
Скупо сказал, не рыдая,
старый парижский таксист:
?Родине передайте —
я перед нею чист…?
Родина… Чье это имя?
Неба? Травы? Креста?
Перед детьми своими,
Родина, ты чиста?
12-13 октября 1968
ВЛАДИМИР БЕНЕДИКТОВ
1855 год
Русь — отчизна дорогая!
Никому не уступлю:
Я люблю тебя, родная,
Крепко, пламенно люблю.
В духе воинов-героев,
В бранном мужестве твоем
И в смиреньи после боев —
Я люблю тебя во всем:
В снеговой твоей природе,
В православном алтаре,
В нашем доблестном народе,
В нашем батюшке-царе,
И в твоей святыне древней,
В лоне храмов и гробниц,
В дымной, сумрачной деревне
И в сиянии столиц,
В крепком сне на жестком ложе
И в поездках на тычке,
В щедром барине — вельможе
И смышленном мужике,
В русской деве светлоокой
С звонкой россыпью в речи,
В русской барыне широкой,
В русской бабе на печи,
В русской песне залюбовной,
Подсердечной, разлихой,
И в живой сорвиголовой,
Всеразгульной — плясовой,
В русской сказке, в русской пляске,
В крике, в свисте ямщика,
И в хмельной с присядкой тряске
Казачка и трепака,
Я чудном звоне колокольном
Но родной Москве — реке,
И в родном громоглагольном
Мощном русском языке,
И в стихе веселонравном,
Бойком, стойком, — как ни брось,
Шибком, гибком, плавном славном,
Прорифмованном насквозь,
В том стихе, где склад немецкий
В старину мы взяли в долг,
Чтоб явить в нем молодецкий
Русский смысл и русский толк.
Я люблю тебя, как царство,
Русь за то, что ты с плеча
Ломишь Запада коварство,
Верой — правдой горяча.
Я люблю тебя тем пуще,
Что прямая, как стрела,
Прямотой своей могущей
Ты Европе не мила.
Что средь брани, в стойке твердой,
Миру целому ты вслух,
Без заносчивости гордой
Проявила мирный дух,
Что, отрекшись от стяжаний
И вставая против зла,
За свои родные грани
Лишь защитный меч взяла,
Что в себе не заглушила
Вопиющий неба глас,
И во брани не забыла
Ты распятого за нас.
Так, родная, — мы проклятья
Не пошлем своим врагам
И под пушкой скажем: ?Братья!
Люди! Полно! Стыдно вам?.
Не из трусости мы голос,
Склонный к миру, подаем:
Нет! Торчит наш каждый волос
Иль штыком или копьем.
Нет! Мы стойки. Не Европа ль
Вся сознательно глядит,
Как наш верный Севастополь
В адском пламени стоит -
Крепок каждый наш младенец;
Каждый отрок годен в строй;
Каждый пахарь — ополченец;
Каждый воин наш — герой.
Голубица и орлица
Наши в Крым летят — Ура!
И девица и вдовица —
Милосердия сестра.
Наша каждая лазейка —
Подойди: извергнет гром!
Наша каждая копейка
За отечество ребром.
Чью не сломим мы гордыню,
Лишь воздвигни царь — отец
Душ корниловских твердыню
И нахимовских сердец!
Но, ломая грудью груди,
Русь, скажи своим врагам:
Прекратите зверство, люди!
Христиане! Стыдно вам!
Вы на поприще ученья
Не один трудились год:
Тут века! — И просвещенья
Это ль выстраданный плод -
В дивных общества проектах
Вы чрез высь идей прошли
И во всех возможных сектах
Христианство пережгли.
Иль для мелкого гражданства
Только есть святой устав,
И святыня христианства
Не годится для держав -
Теплота любви и веры —
Эта жизнь сердец людских —
Разве сузила б размеры
Дел державных, мировых -
Раб, идя сквозь все мытарства,
В хлад хоть сердцем обогрет;
Вы его несчастней, царства, —
Жалки вы: в вас сердца нет.
Что за чадом отуманен
Целый мир в разумный век!
Ты — француз! Ты — англичанин!
Где ж меж вами человек -
Вы с трибун, где дар витейства
Человечностью гремел,
Прямо ринулись в убийства,
В грязный омут хищных дел.
О наставники народов!
О науки дивный плод!
После многих переходов
Вот ваш новый переход:
Из всемирных филантропов,
Гордой вольности сынов —
В подкупных бойцов — холпов
И журнальных хвастунов,
Из великих адвокатов,
Из крушителей венца —
В пальмерстоновских пиратов
Или в челядь сорванца" .
Стой, отчизна дорогая!
Стой! — И в ранах, и в крови
Все молись, моя родная,
Богу мира и любви!
И детей своих венчая
Высшей доблести венцом,
Стой, чела не закрывая,
К солнцу истины лицом!
1859
И в тяжелом бреду суховея,\В беспощадной колючей пыли\Продолжаю любить, не трезвея,\Каждый метр этой трудной земли —\Пусть угрюмой, пускай невоспетой,\Пусть такой необычной в Крыму.\А люблю я, как любят поэты:\Непонятно самой почему... Юлия Друнина Предгорье
И этот вихрь с порывом склочным — \ известно Богу одному,\ зачем он нам в Крыму Восточном,\ Восточном грозовом Крыму. Юрий Ряшенцев ?Арион? 2007, №4 С Эвксинским Понтом нету слада...
Казакуют вновь над Крымом,\Тешат силушку шторма.\А потом — неумолима —\Закуражится зима. Юлия Друнина Шторм
Вячеслав Шаповалов СОТЫ 2017
Мои бабушки
Украинская баллада
Памяти
Дмитрия Кузьмича Шаповалова
Вот гарцует на пригорке – девки, закрывайте шторки! –
дядя – Митька-егоза:
с детства доставалось порки, но усы всегда в махорке,
в серой ярости глаза!
Был он прасолом и волком, жизни вкус изведал с толком,
и не покидал седла,
пялились донцы-соседи: уродится ж чёрт на свете! –
на горячего хохла.
В прошлой жизни бесталанной был у деда конь буланый –
царский поезд обгонял:
дед нашёл себе шараду – двинул покорять Канаду,
сотнику коня загнал.
Переполошил округу сын-малец – украл зверюгу,
в гриву утыкая нос,
жеребца в степи запрятал, но – нашли, и он заплакал.
Так мой милый дядька рос…
Только вспомню слёз и смеха нескончаемое эхо –
всё, что рассказал отец –
ненависти или мести рад я больше, чем невесте,
хоть всему пришёл конец.
Под звездою скорпиона, поумерь-ка скорбь, Иона,
тормозни свово кита:
то ли ноет ретивое, то ли воет рулевое,
то ли силушка не та.
Голь, кацапы, тавричане, греки, персы, молокане –
накипь русского котла,
пахнет язвой моровою да войною мировою,
бьют сплеча и жгут дотла.
То сангвиник, то холерик, дядька не искал америк,
он другой рванул стоп-кран:
золотые вшил десятки в шубы старые заплатки,
молча канул в Туркестан.
Но до этого – собаки! – ранен был в нечестной драке,
отлежался на печи,
зиму бабушка лечила, от болезни отлучила,
но от мести – отучи!..
О, змеиная улыбка, шаповаловская сшибка:
сдохни, но сочтись во всём! –
кровью легкие заполнил, но дружка того запомнил
и всех прочих, кто при нём…
Наступило время свадеб – улицею меж усадеб
прёт обидчик, пьян слегка.
Дядька мой в бекеше длинной у ворот стоит с дубиной,
взором нежит облака.
Вот шеренга женихова, вот невестина обнова –
под веселую гармонь
тяжко хрустнула дубина, замертво упал вражина,
дядька же – побрёл домой.
Раз кого, уж вы поверьте, он убил (пусть не до смерти –
но потом не жизнь была),
дядьке каторга светила, но маленько подфартило:
революция пришла.
Кровью мытые закаты, краснозадые мандаты,
тиф, колхозы, голод, мрак…
Вспомнить – и опохмелиться, хоть он и поныне длится,
отчей пажити бардак.
И бегут от половодья – всё кулацкие отродья,
дед мой, родичей толпа:
от Медведицы и Дона, от поруганного дома,
век не кончится тропа –
за горами, за долами, за калмыцкими степями,
за печальной Сыр-Дарьёй,
где страшны и мохногруды прокажённые верблюды,
а душа полна зарёй...
Я там жил – какое диво, по усам текли мёд-пиво:
чашу там до дна испил.
Там отцу божился: ?Тату! Буду с краю ставить хату!?
Но поклялся – и забыл…
Так и дядька; хоть не ссыльный, жизнь свою рукою сильной
повернул – не ожидал,
с той поры, как бил дубиной, больше родины любимой
он до смерти не видал.
Прожил век, поторопился, и с родными не простился,
сжал обиду в кулаке –
отошёл в степи казахской, то ли гуннской, то ли сакской,
в собственном особняке.
Кончились его химеры: мне в глаза, на гребне эры
все, на фото вставши в ряд,
и укоры, и примеры – пламенные офицеры,
братья старшие глядят…
В топоры я не рубился – но у дядьки научился
не чураться всех голгоф,
как последняя паскуда. И – не умирать, покуда
всех не отплатил долгов!
Смертный миг и запах гари – всё вернул бы каждой твари:
видно, не дано простить.
Что ж, коли сложилось плохо, и твой враг – сама эпоха,
надо жить. И этим – мстить.
* * *
Сергей Сутулов-Катеринич …потакая небесной мимике
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2012
будут кстати (и — некстати!) расцветать гирлянды гроз.
станет трезвым дед Игнатий — на недельку. но — всерьез!
встречу батю на Арбате: возвращайся, лейтенант!
Богоматерь стелет скатерть… кстати: всем смертям — хана.
воскресают Миха, Игорь, Пашка, Жора, Николай…
ах, подруга, майским мигом кого хочешь… обнимай!
причащает брат: Крещатик! сестры, бабушки, дядья…
угощает теща щами — стоведерная бадья!
тетушка звонит из Крыма: не забыли про Кыштым?!
пилигримит прима Римма: принимай — поговорим.
Марс? Некстати. Маркес — кстати. Маркс некстати, прав Панас!
Богоматерь дарит батик: Веронезе, ренессанс…
от мартышки до матрешки, от пирата до триад —
слайды, салочки, сережки — воскресает все подряд!
кстати, майскими ночами и, некстати, поутру:
под печатями — печали: мол, нечаянно помру.
об одном прошу Праматерь: маму Люсю воскреси
до того, как я в халате вознесусь на небеси…
2012, 1–2 мая
Андрей Поляков
Стихи о Родине
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
Стихи о родине
А смотри через сердце: оно красным цветом болит —
или в зрении что-то не то? или Бог говорит?..
Напрасно я следил за облаком багряным…
Лишь солнце смутное несильный сеет свет
лишь почерк ласточки на золоте стеклянном —
стишки небесные, которых больше нет
Жестикулируя крылатыми ногами
взлетают ласковые леночки туда
и лёгких ласточек высокие стада
за ними движутся неровными кругами
И нет забвения и воскресенья нет!..
Психея-зеркальце в безумии двоится
как будто спрятала Элладу и Минет
под платье свитера девица
Подруг небесно-городских
певец, как пьяный, понимает
но птичьи пёрышки у них
не занимает —
напрасно ласточка летит
напрасно тополь шелестит!
Не восстановятся ни свет твоей невесты
ни в облаках кудрявые бока
ни мрамора, ни золота, ни хвои
придумавший такое —
Константин… Напрасно
я слежу за облаком багряным
лишь солнце тонкое чернеет на просвет
лишь почерк ласточки на воздухе стеклянном —
стихи о родине, которой больше нет…
Андрей Поляков
Стихи о Родине
Опубликовано в журнале Знамя, номер 5, 2010
Не очень первая печаль
Александру Барбуху
Мало света? Больше света! неба, облаков!
Больше солнца! Больше лета! музыки, стишков!
Больше, больше Полякова! бабочек, вина!
Больше Господа живого! больше света — на!!!
Он был на склонах Карадага
платаны там — крупицы ночи
дубы там — звёзды
клёны — влага
орех —
почтовая бумага
(орех — Введенскому ответ)
а тополя — как шеи дочек
и никого над ними нет
Нет, есть! Летают соловьи
летая вплавь над тополями —
они бывают журавлями
как невесёлые в любви
(то — чепухой, то — журавлями
а то — словами соловьи)
…Он видел: ангел Аронзона
над этим местом проходил
и всю Тавриду попросил
на сцену выйти для поклона
(аплодисменты, занавес)
Разноцветная читалка (указать число цветовшагов)
Кто в церковь с бородой —
кто к девушке за хлебом —
а я иду домой
под сине-крымским небом
Залезу в узел лета и тепла?..
Глазами к насекомому рисунку
поверю в тех, кто верит в виноград
в коровку божию, в пастушескую сумку
(любительские ангелы стыда
во мне скользят куда-то не туда)
Из девушек, травы и облаков
а что, друзья, не приподнять ли чаши
за родины, которые не наши
за светлый цвет рубашек и стишков?
В те ткани света или в те слова
Державина продета голова…
А я люблю глазами далеко
таврического воздуха лекарство —
в нём голубые княжества стрекоз
и ласточек летающее царство:
все ласточки записаны в блокнот
и кажется — засветятся вот-вот
На смерть друга
Не будет лестница скрипеть
ступеньками пустыми
и человек не будет петь
словами молодыми
А будет дымный жёлтый свет
и за окном — размытый снег
Зачем же я сюда пришёл
дорогою короткой?
Зачем стихи твои прочёл
над яблоком и водкой?
Не потому, что выпить рад
а потому, что умер брат
В твоём подъезде грязный свет
как нож, скребёт по коже…
Прощай! Ты был плохой поэт —
товарищ был хороший
Не раз мы пили здесь с тобой
качаясь общей головой
Когда увидимся с тобой
во внутренней Тавриде
как рассмеёмся, милый мой
на Бога не в обиде!
Как мы обнимемся тогда!
как стол накроем навсегда!
Каких студенток приведём
потом узнаем сами!
Какое золото найдём
у них под языками!
Какие ты стихи прочтёшь
ты сам, наверное, поймёшь!
А до тех пор в земном плену —
тебя я не забуду
Я верю сердцу своему
и воскресенья чуду
покуда водочка блестит
пока в стишок снежок летит
* * *
Илья Кормильцев (1959-2007)
Собрание сочинений. Том 1. Поэзия (2017)
Атлантида (1992–1996)
Ничего особенного
ты не Карпов, не Рокфеллер, не саудовский принц
ты можешь пойти в кино и не бояться убийц,
ты не торгуешь героином, не воруешь уран
ты даже побоишься угнать автокран
она не леди Диана и не мисс Италия,
не Раиса, не Лолита, не путана из ?Континенталя?
она работает в конторе и ходит в садик за сыном,
она давно разведена и бредит морем и Крымом
ничего особенного
ничего особенного
в некоторых людях нет
ничего особенного
ты приходил к ней с цветами, ты приходил к ней
с кольцом,
она сказала: ты не сможешь стать достойным отцом
и ты не можешь заснуть ни до трех, ни до пяти,
и тяжелый товарняк гремит, гремит в твоей груди
я стоял на остановке, когда ты выпрыгнул в окно
и смотрел, как санитары лили хлорку на пятно
каким будет утро, не представишь по снам
ни один из нас не тот, кем он кажется нам
ничего особенного…
не позднее 2000
Дарья СТАХАНОВА НЕВА 2018
ВОЗВРАЩЕНИЕ
А потом я вернусь. И найду вас старой, напуганной и во тьме.
И добуду вам наконец и моржовый клык, и китовый ус.
Между нами снова всего лишь стол — бесполезный дубовый метр. Между нами снова лишь воздух, нейтральный на цвет и вкус.
Я обрыскал весь мир, ожидая, что кем-нибудь увлекусь.
Но вернулся. В венке из оливы, в льняном пиджаке,
Повидавший все виды, приставший ко всем берегам.
Понимаете, в стае всегда есть нужда в вожаке —
И я был вожаком, беспощадным, гроза всем врагам.
Я сразил целый мир, беспрестанно тоскуя по вам.
Я вернулся. Я вырос в глупца из юнца.
Обо мне ходит слава, дурная, что крымский портвейн.
Я вернулся за правом стоять и курить у крыльца,
А наткнулся на камень в земле, двух ворон и пустой суховей.
И холодное майское солнце, садящееся меж ветвей.
НЕ
Если не веришь, спроси чумного. Времени не воротишь.
От Дамаска остались снимки, Непал в руинах.
Так что лучше трижды подумай на повороте —
Что-то придется выпустить и покинуть.
Не вернуть момента, не высечь искры, не скинуть скорость, Не взойти меж пшеницы, сквозь камень не просочиться. Все, что с нами не происходит, — это всего лишь поросль На фоне того, что уже и не думает приключиться.
ИГОРЬ ТЮЛЕНЕВ Наш современник 2017
КАК ПРИНЯТО — ЖИВЁМ, НЕ ТУЖИМ
—В России стих непобедим! —
Так я сказал жене.
—Смотри, к нам наш вернулся Крым, Как воин на коне.
“Когда мы возвратимся в Крым”, —
Я кровью написал.
Глагол не превратился в дым, Вернулся Крым — я знал!
Но как мой стих бесил врагов! Гундосил либерал,
Как чёрт, хотя и без рогов —
Давно рога сломал...
А Крыму что? Он снова наш,
И наш в Крыму народ!
Вновь аки посуху Сиваш Русь переходит вброд.
АЛЕКСАНДР КЕРДАН Наш современник 2017
КОГДА ЗАКОНЧАТСЯ МЕЧТЫ
** *
Летний зной уральских городков, Запах тополей и шашлыков Тесно спаян с запахом бензина. Контуры пологих синих гор По краям окраинных озёр Мне напоминают горы Крыма...
Вот такой загадочный пейзаж... Слава Богу, Крым обратно наш — Без войны, без боли, без неволи... Но и здесь, от выстрелов вдали, Медный дух исходит от земли — Твёрдой, словно пращуров мозоли.
Наталья Бельченко ?ЮЖНОЕ СИЯНИЕ? 2011,1
Выращивать внутри себя спартанца… Стихотворения
ПОХОД
1.
Тяжёлый и лёгкий разом,
Взлетающий над тобой,
Пока ты к земле привязан
Горой и по ней ходьбой,
Где сердце гонимо в шею,
Но помнит про водопой.
И что я теперь посмею
Сквозь топот его слепой?
Да лучше ни сном ни духом
В кругу десяти друзей –
Быть камнем ли, корнем, дубом,
Заправской дорогой всей,
Чтоб море, за нас в ответе,
То спешно, а то врастяг
Прильнуло, одно на свете,
И стало тебе костяк.
2.
Всегдашней виною опознан,
Не назван, но не аноним,
Вдохнёшь то ли Крым, то ли воздух,
Чтоб выдохнуть бегством самим.
Легко ли бежится украдкой
В просвете татарских имён?
С хребтами и балками схваткой
Путь звездами определён.
Залепит под дых Междуречье1,
Как будто бы Тигр и Евфрат
Своею интимною встречей
Здесь вывели вавилонят.
Свернёт котелок-самобранку
Огонь, отзовётся родник,
Земля и ходьба спозаранку
По локоть войдут напрямик.
_ __
1 – село Междуречье в Судакском районе, ранее Ай-Серез
Валерий Гаевский Южное сияние 2016
Стихотворения
И ОТПУЩЕН Я БЫЛ
Я родился в Шотландии
под звуки искрящейся флейтою джиги.
Пуповиной придушен, как рыбина неводом, –
в этом лове едва не погиб.
Но с тех пор с моей памяти
словно бы сняли вериги,
И подняло меня в заозёрную странную жизнь
человечье-духовных разбуженных рыб.
Берег кельтской души
сторожил на холмах смоляные костры,
Звал в студёные фьорды
алохвостый мятежный лосось,
И волынщик пастух
трелью горных ручьёв
отпевал при дороге
чужие кресты…
Я на встречу ему
шёл спустя триста лет.
Наши тени обнялись…
Насквозь!
В трёх часах, где тропа –
в перекладинах гулких под шагом корней, –
Покачнулась как лестница,
и подтаявший склон Демерджи
Растворился…
Я родился в Крыму на излёте июньской грозы
на подлогах сарматских камней…
И отпущен я был
к голосам той моей приоткрывшейся жизни, –
К мифам снятой с запретов и едва уловимой межи…
***
ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ
В стае диких гусей был второй...
В стае диких гусей был второй,
Он всегда вырывался вперед,
Гуси дико орали: ?Встань в строй! ?
И опять продолжали полет.
А однажды за Красной Горой,
Где тепло и уютно от тел,
Понял вдруг этот самый второй,
Что вторым больше быть не хотел:
Все равно — там и тут
Непременно убьют,
Потому что вторых узнают.
А кругом гоготали: ?Герой!
Всех нас выстрелы ждут вдалеке.
Да пойми ты, что каждый второй
Обречен в косяке! ?
Бой в Крыму: все в дыму, взят и Крым.
Дробь оставшихся не достает.
Каждый первый над каждым вторым
Непременные слезы прольет.
Мечут дробью стволы, как икрой,
Поубавилось сторожевых,
Пал вожак, только каждый второй
В этом деле остался в живых.
Это он, е-мое,
Стал на место свое,
Стал вперед, во главу, в острие.
Если счетом считать — сто на сто! —
И крои не крои — тот же крой:
?Каждый первый? не скажет никто,
Только — ?каждый второй?.
… Все мощнее машу: взмах — и крик
Начался и застыл в кадыке!
Там, внизу, всех нас — первых, вторых —
Злые псы подбирали в реке.
Может быть, оттого, пес побрал,
Я нарочно дразнил остальных
Что во ?первых? я с жизнью играл,
И летать не хотел во ?вторых?…
Впрочем, я — о гусях:
Гусь истек и иссяк —
Тот, который сбивал весь косяк.
И кого из себя ты не строй —
На спасение шансы малы:
Хоть он первый, хоть двадцать второй —
Попадет под стволы.
1980
Борис Пастернак (1890-1960) Стихотворения и поэмы (Изд.1993) Сестра моя – жизнь
На ранних поездах (1936 - 1944)
Путевые записки
1
Не чувствую красот
В Крыму и на Ривьере,
Люблю речной осот,
Чертополоху верю.
Бесславить бедный юг
Считает пошлость долгом,
Он ей, как роем мух,
Засижен и оболган.
А между тем и тут
Сырую прелесть мира
Не вынесли на суд
Для нашего блезира.
Екатерина СОКОЛОВА
Три стихотворения
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2016
*
проходи, эта жизнь, проходи –
мне не надо.
то ли мутный денек впереди,
то ли корпус пансионата,
то ли синий январский парк,
на косу выходящий,
то ли ад настоящий.
я приезжий в холодном Крыму.
где Смирновы? где Соня?
здесь все непривычно.
проходи, я тебя не пойму.
и подарки твои не приму –
чай пустой, хлеб простой, шаурму
в лаваше обычном.
Лариса Рубальская Плесните колдовства… (сборник) 2015
Мужчинам верить можно
Прошлой осенью в Крыму
Я поверила ему.
Помню, ночь тогда была звездная.
А потом зима пришла,
Все тогда я поняла,
Только жаль, все поняла поздно я.
Мужчинам верить можно,
Но очень осторожно.
А если даже веришь, то вид не подавать.
Ведь в этой жизни сложной
Легко обжечься можно.
А если раскалишься, так трудно остывать!
Сигаретка и дымок,
И по нервам легкий ток,
И дыханье губ его жаркое.
А потом перрон, вокзал,
Посторонние глаза
И мое ?не забывай? – жалкое.
Мужчинам верить можно,
Но очень осторожно.
А если даже веришь, то вид не подавать.
Ведь в этой жизни сложной
Легко обжечься можно.
А если раскалишься, так трудно остывать!
Две странички в дневнике,
Две слезинки на щеке,
И на карточке пейзаж с пальмами.
Время лечит, все пройдет,
Снегом память заметет,
И дорога уведет дальняя.
Борис Слуцкий (1919-1986) Лошади в океане ЭКСМО 2011
?Слышу шелест крыл судьбы…?
Слышу шелест крыл судьбы,
шелест крыл,
словно вешние сады
стелет Крым,
словно бабы бьют белье
на реке, —
так судьба крышами бьет
вдалеке.
ДАНА СИДЕРОС
Не в финале — в разгаре
Не в финале — в разгаре, посередине,
Острый гребень времени оседлав,
Весь свободный, словно рыбак на льдине,
Я плыву в темноту. Темнота тепла.
Темнота убаюкивает и плещет
Песню старую, тихую, без затей:
Раздари все альбомы, цветные вещи —
Ни к чему они в темноте.
Темноте всё равно, что внутри ты розов,
Нежен, ласков, красив, как осенний Крым.
В темноте только текст и вот эта поза:
Мол, смотрите дети, поэт открыт,
Что-то тихим голосом говорит нам,
Ждёт, когда этот ужас
Кончится.
Я пинком вышибаю подпорки ритма
И с улыбкой смотрю, как текст
Корчится.
Он уже не выглядит стройным,
Но пока
Даже так
Красивый,
Как встревоженный рой осиный.
Поэтому я начинаю
Лупить его
Что есть силы.
Пачкать рифмой в случайных местах —
Назовите теперь его
Белым.
Ломать — ни один сустав
Не останется целым,
Ни одно ребро
Во впалой его груди.
Черта с два этот стих свободный.
Я теперь ему господин.
Я, испортивший представление,
Разбивший для вас свой текст,
Может быть, последний,
Даже не думающий вытаскивать
Впившиеся буквы
Из ладоней, ступней и коленей.
Я, созвучие добывающий в горле,
Негромкое, жалкое, но живое.
Я стою и говорю лично с тобой,
Да,
Мы перешли на ?ты?,
Нас осталось двое.
И всё, чего я правда хочу —
Чтобы ты забыл,
Как вдыхать.
Только это имеет значение,
Если речь идёт о стихах.
Ты либо слышишь их,
Либо не слышишь их.
Остальное — формальности.
Для критиков
И глухих.
Русская весна. Антология поэзии 2015
Александр Ананичев. Наша правда
В который раз из нас творят врага
За то, что наша правда высока
И широко Отечество не в меру…
Что руку мы подняли на Бандеру.
Грозят войною – нам не привыкать.
Заливист лай заморских острословов,
Которых мы устали выручать
То от степных, то западных монголов.
Мы знаем их. Они – не знают нас:
Какие сны нам сладостные снятся,
Кто нас хранит и в прошлом, и сейчас.
Не знают нас – и потому боятся.
Им всё не так: и Сталинград, и Крым,
И русский снег, и правильная вера…
Жалеем их. И, может быть, простим —
Простим тогда, когда добьём Бандеру.
Евгений Степанов
Опубликовано в журнале Звезда, номер 10, 2019
Посмотри на дачный виноград —
Он растет, как речь, витиеват,
Вдоль быко`вской — северной — фазенды.
Посмотри — легко постигнешь дзен ты.
Виноград растет во всей красе,
Крыму шлет привет и Туапсе,
Посылает поцелуй Бургасу.
Виноград без боя взял террасу.
Отменяя суетливый ад,
Созревает дачный виноград.
Зычная удача и отрада —
Любоваться ладом винограда.
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Крымские сонеты А. Мицкевича Чатырдаг
Склоняюсь с трепетом к стопам твоей твердыни,
Великий Чатырдаг, могучий хан Яйлы!
О, мачта крымских гор! О, минарет Аллы!
До туч вознесся ты в лазурные пустыни.
И там стоишь себе у врат надзвездных стран,
Как грозный Гавриил у врат святого рая.
Зеленый лес – твой плащ, а тучи – твой тюрбан,
И молнии на нем узоры ткут, блистая
Печет ли солнце нас, плывет ли мгла, как дым,
Летит ли саранча иль жжет гяур селенья,—
Ты, Чатырдаг, всегда и нем, и недвижим.
Бесстрастный драгоман всемирного творенья,
Поправ весь дольний мир подножием своим,
Ты внемлешь лишь Творца предвечные веленья!
(Перев. И. Бунина)
Бахчисарай ночью
Темнеет. Из джами расходятся сунниты:
Умолк изана звук и гул людских речей;
Зарделись у зари рубинами ланиты;
Спешит к любовнице сребристый царь ночей.
Гаремы на небе огнями звезд залиты,
И тучка чистая плывет меж тех огней,
Как лебедь, дремлющий на озере: у ней
Обводы золотом, грудь жемчугом – увиты.
Здесь тень отбросили вершины кипариса,
Вдали чернеются громады скал толпой;
Как стая дьяволов в диван у Эвлиса,
Под мглистым пологом. С вершины скал порой,
Проснувшись, молния летит быстрей фариса,
И тонет в синеве бездонной и немой.
(Перев. ***)
Сергей Лейбград Накануне письма
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2013
* * *
И Данте говорит ей: Ты писала,
Ахматова, все это? То есть ты
мне диктовала ночью, на рассвете
кровавом, как закат в Крыму далеком?
И Анна отвечает: Я, а что,
нельзя?
Андрей Кульба
тьма, как мешок с воробьями
Стихи
Опубликовано в журнале Знамя, номер 8, 2009
Об авторе | Андрей Николаевич Кульба родился в 1963 году в г. Дивногорске Красноярского края; закончил Литературный институт им. Горького; стихи и эссе публиковались в журналах “Знамя”, “Новая Юность”, альманахе “Илья”, сборниках; спецкорреспондент журнала “Нескучный сад”. Живёт в Москве.
Андрей Кульба
тьма, как мешок с воробьями
Портреты и виды с Понтом и без
Н.Т.
1. Николай, нарисуй меня там, где гуляют по самому краю
Мира суши. Здесь крысы невольно становятся рыбами. Я загораю.
Начинается осень, кончается отпуск, любовь на исходе.
Полупьяный приморский посёлок раздет по погоде.
Дискотеки роятся на мраморных белых верандах,
Даже статуи в парках дискутируют о квартирантах.
За оградой урчит санаторный расчисленный ад
Краснорожих гераклов и белогривых наяд.
В окнах плавятся стёкла, и тьма, как мешок с воробьями,
Шевелится под грецким орехом, а за кораблями
На плюющемся зеркале моря ещё не обрыв горизонта.
Бесконечность — без понта.
2. Пока молла струит намаз, я отпираю один глаз и вспоминаю,
что мы застигнуты в Крыму предательством, и потому — ура Мамаю!
У Лукоморья дуб и ель, красотка старая досель сидит с корытом.
Кричит о небе муэдзин, а всей земли на всех — один удар копытом.
Наш век, понятно и ежу, как мухи гордое жу-жу на фоне гор. Хоть выгляжу
я обалдуем,
допущен я в небесный Крым, где тыквы режет караим и лезет к солнцу Ибрагим за поцелуем.
* * *
У школы, где в стриженой травке хиппуют жуки-трубачи,
Послушать знакомого психа усядемся на качели.
Завхоз высоко на гвоздик повесил от сада ключи.
Пока мы вставали на цыпочки, ключи заржавели.
Столетие вроде сейфа, хранит его сумрачный шифр,
Чтоб выкрасть немного покоя, народ пришёл с автогеном,
Но грянули Рэм и Ромул, Кай, Щек и Хорив:
“Ахтунг! Народы осени, пора становиться сеном!”
Скотчем, точно смолою, осень заклеит уста.
Ворон выклюет линзы, уснёт в черепной машине…
Но мы стояли на цыпочках, точно вода в кувшине,
И сломанная кукушка снова считала до ста.
Ирина Ермакова. Маятник. – ?Новый мир?, 2016, № 1
* * *
И будто маятник очнулся
Помедлил и быстрей быстрей
Расталкивая воздух плотный
И в нем столпившихся людей
Сечение в одно касанье
Тяжелозвонкое зиянье
И свист и чирк и ликованье
И неизбежный разворот
Размах налево и направо
И вниз опять а там под ним
Распластана его держава
Четвертый рим девятый крым
И тень за ним бортпроводница
Не отстает вперед вперед
Крылатка ласточка черница
Кому свистит? Кого поет
И шаткий луч за ним крошится
какой любви? каких свобод?
сверкает огненная спица:
лети! Да кто ж его качнет?
Игорь Куберский
Опубликовано в журнале Звезда, номер 5, 2019
И когда засыпал в затихающем на ночь Крыму,
И когда просыпался, и утро казалось подарком,
Еще долго считал, что все это ему одному,
Что ему одному так отрадно и вольно, и ярко.
Все казалось, что это какой-то особенный мир…
И когда среди звезд охраняли луну кипарисы,
И светил, помавая крылами, ему Альтаир,
Он готов был шагнуть в эту жаркую бездну с карниза.
Все казалось, что он ни за что, никогда не умрет,
Потому что и так он в сени обретенного рая,
Потому что и так больше нет ни забот, ни хлопот,
Потому что блаженные, кажется, не умирают.
Два века о любви (Антология поэзии - 2012)
Александр Кабанов, Киев
?Непокорные космы дождя, заплетенные, как…?
Непокорные космы дождя, заплетенные, как
растаманские дреды, и сорвана крышка с бульвара,
ты прозрачна, ты вся, будто римская сучка, в сосках,
на промокшей футболке грустит о тебе Че Гевара.
Не грусти, команданте, еще Алигьери в дыму,
круг за кругом спускается на карусельных оленях,
я тебя обниму, потому что ее обниму,
и похожа любовь на протертые джинсы в коленях.
Вспоминается Крым, сухпайковый, припрятанный страх,
собирали кизил и все время молчали о чем-то,
голышом загорали на пляже в песочных часах,
окруженные морем и птичьим стеклом горизонта.
И под нами песок шевелился и, вниз уходя,
устилал бытие на другой стороне мирозданья:
там скрипит карусель, и пылают часы из дождя,
я служу в луна-парке твоим комиссаром катанья.
ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО
?Страданье устает страданьем быть…?
Н. Тарасову
Страданье устает страданьем быть
и к радостям относится серьезно,
как будто бы в ярме обрыдлом
бык траву жует почти религиозно.
И переходит в облегченье боль,
и переходит в утешенье горе,
кристаллизуясь медленно, как соль
в уже перенасыщенном растворе.
И не случайно то, что с давних пор
до хрипоты счастливой, до срыванья
частушечный разбойный перебор
над Волгой называется ?страданье?.
Просты причины радости простой.
Солдат продрогший знает всею юшкой,
как сладок даже кипяток пустой
с пушистым белым облачком над кружкой.
Что нестрадавшим роскошь роз в Крыму?
Но заключенный ценит подороже
на каменном прогулочном кругу
задевший за ботинок подорожник.
И женщина, поникшая в беде,
бросается, забывши о развязке,
на мышеловку состраданья,
где предательски надет кусочек ласки.
Усталость видит счастье и в борще,
придя со сплава и с лесоповала…
А что такое счастье вообще?
Страдание, которое устало.
9 октября 1968
Переделкино
?Скупо сказал, не рыдая…?
Скупо сказал, не рыдая,
старый парижский таксист:
?Родине передайте —
я перед нею чист…?
Родина… Чье это имя?
Неба? Травы? Креста?
Перед детьми своими,
Родина, ты чиста?
12-13 октября 1968
ВЛАДИМИР БЕНЕДИКТОВ
1855 год
Русь — отчизна дорогая!
Никому не уступлю:
Я люблю тебя, родная,
Крепко, пламенно люблю.
В духе воинов-героев,
В бранном мужестве твоем
И в смиреньи после боев —
Я люблю тебя во всем:
В снеговой твоей природе,
В православном алтаре,
В нашем доблестном народе,
В нашем батюшке-царе,
И в твоей святыне древней,
В лоне храмов и гробниц,
В дымной, сумрачной деревне
И в сиянии столиц,
В крепком сне на жестком ложе
И в поездках на тычке,
В щедром барине — вельможе
И смышленном мужике,
В русской деве светлоокой
С звонкой россыпью в речи,
В русской барыне широкой,
В русской бабе на печи,
В русской песне залюбовной,
Подсердечной, разлихой,
И в живой сорвиголовой,
Всеразгульной — плясовой,
В русской сказке, в русской пляске,
В крике, в свисте ямщика,
И в хмельной с присядкой тряске
Казачка и трепака,
Я чудном звоне колокольном
Но родной Москве — реке,
И в родном громоглагольном
Мощном русском языке,
И в стихе веселонравном,
Бойком, стойком, — как ни брось,
Шибком, гибком, плавном славном,
Прорифмованном насквозь,
В том стихе, где склад немецкий
В старину мы взяли в долг,
Чтоб явить в нем молодецкий
Русский смысл и русский толк.
Я люблю тебя, как царство,
Русь за то, что ты с плеча
Ломишь Запада коварство,
Верой — правдой горяча.
Я люблю тебя тем пуще,
Что прямая, как стрела,
Прямотой своей могущей
Ты Европе не мила.
Что средь брани, в стойке твердой,
Миру целому ты вслух,
Без заносчивости гордой
Проявила мирный дух,
Что, отрекшись от стяжаний
И вставая против зла,
За свои родные грани
Лишь защитный меч взяла,
Что в себе не заглушила
Вопиющий неба глас,
И во брани не забыла
Ты распятого за нас.
Так, родная, — мы проклятья
Не пошлем своим врагам
И под пушкой скажем: ?Братья!
Люди! Полно! Стыдно вам?.
Не из трусости мы голос,
Склонный к миру, подаем:
Нет! Торчит наш каждый волос
Иль штыком или копьем.
Нет! Мы стойки. Не Европа ль
Вся сознательно глядит,
Как наш верный Севастополь
В адском пламени стоит -
Крепок каждый наш младенец;
Каждый отрок годен в строй;
Каждый пахарь — ополченец;
Каждый воин наш — герой.
Голубица и орлица
Наши в Крым летят — Ура!
И девица и вдовица —
Милосердия сестра.
Наша каждая лазейка —
Подойди: извергнет гром!
Наша каждая копейка
За отечество ребром.
Чью не сломим мы гордыню,
Лишь воздвигни царь — отец
Душ корниловских твердыню
И нахимовских сердец!
Но, ломая грудью груди,
Русь, скажи своим врагам:
Прекратите зверство, люди!
Христиане! Стыдно вам!
Вы на поприще ученья
Не один трудились год:
Тут века! — И просвещенья
Это ль выстраданный плод -
В дивных общества проектах
Вы чрез высь идей прошли
И во всех возможных сектах
Христианство пережгли.
Иль для мелкого гражданства
Только есть святой устав,
И святыня христианства
Не годится для держав -
Теплота любви и веры —
Эта жизнь сердец людских —
Разве сузила б размеры
Дел державных, мировых -
Раб, идя сквозь все мытарства,
В хлад хоть сердцем обогрет;
Вы его несчастней, царства, —
Жалки вы: в вас сердца нет.
Что за чадом отуманен
Целый мир в разумный век!
Ты — француз! Ты — англичанин!
Где ж меж вами человек -
Вы с трибун, где дар витейства
Человечностью гремел,
Прямо ринулись в убийства,
В грязный омут хищных дел.
О наставники народов!
О науки дивный плод!
После многих переходов
Вот ваш новый переход:
Из всемирных филантропов,
Гордой вольности сынов —
В подкупных бойцов — холпов
И журнальных хвастунов,
Из великих адвокатов,
Из крушителей венца —
В пальмерстоновских пиратов
Или в челядь сорванца" .
Стой, отчизна дорогая!
Стой! — И в ранах, и в крови
Все молись, моя родная,
Богу мира и любви!
И детей своих венчая
Высшей доблести венцом,
Стой, чела не закрывая,
К солнцу истины лицом!
1859
Метки:
