крым-66
КРЫМ
Ты сажал их в теплушки в голодном Крыму: \ Кто-то пел и пищал в басовитом дыму, \ А когда улетел на восток этот рев - \ Возле Винницы мать твоя рухнула в ров. Валерий Шубинский Из сборника ?ИМЕНА НЕМЫХ? Стихи 1998-2000 гг. В жалком детстве, в предместьи, в уродливом сне
Весенний Крым, вздыхает море в темноте, \ и на террасе не отыщется огня. \ Мечтай о славе и не спрашивай мате: \ - Зачем ты пьешь через соломинку меня? Александр Кабанов НА ЦЫПОЧКАХ ЦИКАД...
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
М. Розенгейм
Черное море
Зубчатый. Ай-Петри синеет во мгле.
Один я стою на прибрежной скале.
Далеко, широко, в раздольном просторе,
Лежишь предо мною, ты, Черное море!
Как полог лазурный, навис над тобой
Безбрежного неба покров голубой.
Облитое солнцем, как зеркало, гладко,
Ты, кажется, дремлешь так тихо, так сладко.
Стою и любуюсь лазурью твоей! —
За что же ты черным слывешь у людей? —
Нет, грозное имя ты носишь напрасно,
Черно ты в день черный, в день ясный – ты ясно.
Ты бурно, ты страшно тогда лишь, когда
Борьбы с ураганом придет череда;
Когда, весь одетый в громовые тучи,
Он дерзко нарушит покой твой могучий.
К. Р.
1879
Задремали волны,
Ясен неба свод;
Светит месяц полный
Над лазурью вод.
Серебрится море,
Трепетно горит…
Так и радость горе
Ярко озарит.
Крым. Май
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
А. Рославлев
У моря
В условный час, в тиши прибрежных скал
Бродил я вновь, и шуму волн внимая,
Следил вокруг и беспокойно ждал.
Дул сильный ветер, лунный путь качая.
Спеша и падая, шел за хребтом хребет,
И пена их скользила, как живая.
Я тщетно ждал, но вкрадчивый рассвет
Вновь примирил меня с моей печалью,
И море, стихнув, изменило цвет.
Обворожен загадочною далью,
Забыв тебя, как лунную мечту,
Я отдался себе и безначалью,
И видя, как взмахнув на высоту,
Белела чайка, падала мгновенно,
И вдруг брала добычу на лету,
Смущался я, и сердце билось пленно,
И как-то больно-сладостно томим,
Ее крылом любуясь вдохновенно,
Хотел я быть крылатым и морским.
СЕРГЕЙ НАРОВЧАТОВ
Моя память
Когда-то, до войны, я был в Крыму.
Со мною шло, не зная, как назваться,
То счастье, о котором ни к чему,
Да и не стоит здесь распространяться.
Оно скользило солнечным пятном
По штукатурке низенького дома,
По мокрой гальке шлялось босиком
В пяти шагах от вспененного грома.
Бросало в разноцветные кусты
Цветы неугасимые и росы,
На ласточкиных крыльях с высоты
Кидалось в тень приморского утеса.
И — что с того- Ну, было, да прошло,
Оставив чуть заметные приметы:
Для посторонних — битое стекло,
Для сердцем переживших — самоцветы.
Не так давно я снова был в Крыму.
Со мною шла, на шаг не отставая,
Нещадная ни к сердцу, ни к уму,
Горячая, щемящая, живая.
И одолела. Вспомнив до конца,
Я бросился на камень молчаливый,
На камень у знакомого крыльца,
Поросшего бурьяном и крапивой.
И я спросил: - Ты все мне скажешь, боль -
Все без утайки- Все, мой друг жестокий -
Неужто век нам маяться с тобой,
Неужто вместе мерять путь далекий -
Я спрашиваю снова: чья вина -
Приговоренный зваться человеком,
Я четверть века всем платил сполна
За все, что не сполна давалось веком.
Я не был скуп. Цена добра и зла
Была ценой и мужества и крови…
И я был щедр. Но молодость прошла,
Не пожелав и доброго здоровья.
Я знаю, снова просквозят года…
И вновь, как в повторяющемся чуде,
Сюда придут, опять придут сюда
И юные и радостные люди.
И девушка, поднявшись на крыльцо,
Прочтет свою судьбу по звездной книжке
И спрячет побледневшее лицо
В тужурку светлоглазого парнишки.
Пусть будет так. Пусть будет к ним добрей
Жестокое и трудное столетье.
И радость щедрых и прекрасных дней
Получат полной мерой наши дети.
И нашу память снова воскресит
В иной любви живительная сила,
И счастье им сверкнет у этих плит
Поярче, чем когда-то нам светило!
Октябрь 1947, Крым
Станислав МИНАКОВ Возвращение собаки
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2010
Зимний вечер в Ялте
VI
О! Видишь – в вышиванках малороссы.
Ты спрашиваешь, что они несут?
Скорей всего фигню. Твои вопросы
смур прикровенный из меня сосут.
Ни сейнера на рейде, ни фелюки.
Маяк, который нынче – будет кость,
застрявшая в кривом зобу падлюки,
сквозь сумерки моргнул… При чем здесь злость?
VII
Ау, коньяк! Салют тебе, ?Марсель?!
Донецкий бренд, неведомый досель,
гортань неприхотливую согреет.
Над маяком баклан упорный реет,
хохол, грустя, ?сп;ва? п;сняка?,
ему бы вторил жид наверняка,
но вот кацап, гадюка, дню довлеет;
и не поет, а мекает и блеет.
VIII
Да мы ж с тобой – горазды песни петь!
К моим очкам твоя преклонна челка.
Давай же пожужжим, златая пчелка,
ужели звуки не раздвинут клеть?!
Соединяет мелос, а не плеть.
Хотя и в это верится все реже.
Любившему сидеть на побережье
добавь пииту в невод или сеть:
IX
какой дивертисмент бы ни лабал ты,
иным пейзажем тешатся прибалты –
те братья, что всегда уходят в лес;
теперь у них вояки из СС
назначены героями народа.
Скажусь Козьмой, блюдущим политес:
?Леса, моря и горы суть природа;
се наша мать! С народами, и без?.
X
Мы тоже – мир. Спасаемый иль адский?
О нас ли плакал Праведник Кронштадтский
в Ливадии, держа в руках главу
почившего о Бозе Государя[3]?
…Сопляк, бухой, кричит бармену: ?Паря,
когда, в натуре, подадут халву??
Прожектор чает правды, молча шаря;
и чайки почивают на плаву.
Владимир Ильин СОТЫ 2017
92 Ялта-сонет
Влюбленности своей былой следы
я различаю в ликах улиц, зданий,
и вижу уровень былых страданий,
как в Петербурге уровень воды.
И все - по горло! Не сказать - стонать.
Сначала - стон, потом уж было слово...
Я вспоминаю Ялту, нас, и снова
не в силах стон устами удержать.
Еще два моря - братья-близнецы,
два синих средиземных моря рядом,
и земноморье - под Господним взглядом,
во стороны любые и концы...
Два голоса весенних - мой и твой -
не покидают купол голубой...
25.09.95
АЛЕКСАНДР СУМАРОКОВ
Совет боярский
Надежных не было лесов, лугов и пашни,
Доколе не был дан
России Иоанн,
Великолепные в Кремле воздвигший башни.
В России не было спокойного часа,
Опустошались нивы,
И были в пламени леса.
Татары, бодрствуя несясь под небеса,
Зря, сколь ленивы
Идти во праздности живущие на брань,
И те с нас брали дань,
Которые уже воззреть тогда не смеют,
Как наши знамена явятся и возвеют.
Они готовы ныне нам,
Как мы им были, во услугу.
Не всё на свете быть единым временам.
Несут татара страх российским сторонам,
И разорили уж и Тулу и Калугу,
Пред россами они в сии дни грязь и прах,
Однако нанесли тогда России страх.
Уже к Москве подходят
И жителей Москвы ко трепету приводят.
Татара многажды с успехами дрались.
Бояра собрались
Ко совещанию на разные ответы
И делают советы…
В совете том боярин некий был;
От старости сей муж, где Крым лежит, забыл.
Бояра
Внимают мужа стара,
А он спросил у них: ?Отколь идут татара-?
— ?С полудни?, — говорят. — ?Где полдень- Я не знаю?.
— ?От Тулы их поход?. — ?Я это вспоминаю;
Бывал я некогда с охотой псовой там,
И много заяцов весьма по тем местам.
Я вам вещаю
В ответ
И мнение свое вам ясно сообщаю.
В татарской мне войне ни малой нужды нет,
И больше ничего сказать не обещаю.
Меня татарин не сожжет
И мне не сделает… увечья
Среди Замоскворечья.
Распоряжайте вы, а мой совет такой:
Мой дом не за Москвой-рекой?. [1]
Между 1773-1774
[1]Совет боярский. Впервые — ПСВС, ч. 7, стр. 212-214. Возможно, что эта притча имеет отношение к позиции некоторых дворян во время восстания Пугачева, которые не находили нужным принять участие в борьбе с крестьянским движением.
С полудни — с юга.
И мне не сделает… увечья. Многоточие в ПСВС; возможно, Новиков не разобрал слова в рукописи Сумарокова.
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
Крым
Александру Хабарову
Нет горы, а облако осталось,
Срыли гору, а оно стоит,
Где ему клубилось и леталось,
Грезилось и плакалось навзрыд.
Тут оно постилось на дорогу,
Серебристый оставляло след,
Здесь оно привыкло понемногу
Так стоять за миллионы лет.
Для хозяйства — гору эту срыли,
Но сквозь параллельные миры
Из белёсых облачных надкрылий
Свет скользит над склонами горы.
Много было флюса и расплава —
Ценного народного добра;
Облако висит над Балаклавой,
Где стояла древняя гора.
Жёлтые дымятся буераки,
Всюду лязг и грохот заводской,
К той, чьё имя было Псили Рахи,
Припадает облако щекой.
Гнать бы нас гуртом бараньим взашей,
Ухожу, но чую за спиной
Облако, молчащее над чашей,
Облако, следящее за мной.
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
* * *
Из земли вырастают татары,
Пахнут сеном, навозом.
Вырастают и строят Байдары
Всем обозом.
Есть булыжник, есть пилёный камень,
Что имеют, тем строят.
Ходят, топчут навоз каблуками
В своей Трое.
Их рубило, как кость на колоде,
Мглою крыло —
Не признавших империй; и родин,
Кроме Крыма.
Два века о любви (Антология поэзии - 2012)
Герман Власов, Москва
?…И поезда нахлынут, гулки…?
…И поезда нахлынут, гулки,
как ночь в распахнутом окне,
у них вагоны – что шкатулки,
и ничего не стоит мне
узнать, какие там стаканы,
гранёный свет, горчащий стук,
какие быстрые бурьяны
у ветра вырвались из рук,
узнать себя в отёкшем свете,
где всякий сон нерастворим:
на лбу моём, как на планете,
ещё отсвечивает Крым.
И разве кто придёт на помощь,
тихонько на руки возьмёт?
Скажи – ты помнишь? помнишь? помнишь —
домашний хлеб, гречишный мёд…
Ты можжевеловые ветки
тогда подбрасывал в костёр.
И надрывался ветер едкий,
пока лицо твоё не стёр.
?Меня встречает у порога…?
Меня встречает у порога
аллей берёзовый конвой
и заражает понемногу
своей болезнью лучевой.
И луч проходит, как иголка,
и багровеют на ветру
моя сиротская футболка
и листья, близкие к костру.
Ещё подкожные потёмки
меня не мучат засветло.
И полосатые котёнки
усами тычутся в стекло.
Возьмёшь у сердца обещанье,
как будто всё и навсегда,
и тут же чёрное прощанье
течёт, как мёртвая вода.
Не обещай меня лелеять,
не обещай меня… пока
я, как безлистая аллея,
смотрю сквозь пальцы в облака,
пока мне выправят походку,
пока мне ?вольно? разрешат,
пока мою худую лодку
заселит племя лягушат.
ИВАН БУНИН
Океаниды
В полдневный зной, когда на щебень,
На валуны прибрежных скал,
Кипя, встает за гребнем гребень,
Крутясь, идет за валом вал, —
Когда изгиб прибоя блещет
Зеркально вогнутой грядой
И в нем сияет и трепещет
От гребня отблеск золотой.
Как весел ты, о буйный хохот,
Звенящий смех Океанид,
Под этот влажный шум и грохот
Летящих в пене на гранит!
Как звучно море под скалами
Дробит на солнце зеркала
И в пене, вместе с зеркалами,
Клубит их белые тела!
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Граф А. Голенищев-Кутузов
Крымский альбом
Ночь
Это звездное небо в сиянье ночном,
Это синее море под лунным лучом,
Этот дремлющий берег и мерный прибой
Замирающих волн – как могуч их покой!
Как победно он льется в усталую грудь,
Как в его волшебстве хорошо отдохнуть,
Позабыть истомившую сердце печаль,
Унестись безвозвратно в безбрежную даль,
Где печаль над крылатой мечтой не властна,
Где лишь море, да небо, да ночь, да луна!
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Граф А. Голенищев-Кутузов
Крымский альбом
Там и здесь
Корить Ривьерой не дерзай
Наш берег Крыма благодатный,
Прогресса вымысел развратный,
С твореньем Божьим не ровняй!
Там европейский пошлый глянец
В курзалах, виллах и садах;
А здесь на девственных горах
Востока знойного румянец.
Там паровоза свист и гром,
Рулетки стук, бряцанье злата;
А здесь природа мирным сном
И чистой негою объята.
О, предпочту ль красе простой
Приманки лжи и лицемерья —
Нарядной дамы. шлейф и перья —
Чадре татарки молодой.
ВСЕВОЛОД РОЖДЕСТВЕНСКИЙ
В путь!
Ничего нет на свете прекрасней дороги!
Не жалей ни о чем, что легло позади.
Разве жизнь хороша без ветров и тревоги -
Разве песенной воле не тесно в груди -
За лиловый клочок паровозного дыма,
За гудок парохода на хвойной реке,
За разливы лугов, проносящихся мимо,
Все отдать я готов беспокойной тоске.
От качанья, от визга, от пляски вагона
Поднимается песенный грохот — и вот
Жизнь летит с озаренного месяцем склона
На косматый, развернутый ветром восход.
За разломом степей открываются горы,
В золотую пшеницу врезается путь,
Отлетают платформы, и с грохотом скорый
Рвет тугое пространство о дымную грудь.
Вьются горы и реки в привычном узоре,
Но по-новому дышат под небом густым
И кубанские степи, и Черное море,
И суровый Кавказ, и обрывистый Крым.
О, дорога, дорога! Я знаю заране,
Что, как только потянет теплом по весне,
Все отдам я за солнце, за ветер скитаний,
За высокую дружбу к родной стороне!
1928
Белла Ахмадулина (1937-2010) (Великие поэты мира) 2014Уроки музыки
Ларец и ключ
Осипу Мандельштаму
Когда бы этот день – тому, о ком читаю:
де, ключ он подарил от… скажем, от ларца
открытого… свою так оберёг он тайну,
как если бы ловил и окликал ловца.
Я не о тайне тайн, столь явных обиталищ
нет у неё, вся – в нём, прозрачно заперта,
как суть в устройстве сот. – Не много ль ты болтаешь? —
мне чтенье говорит, которым занята.
Но я и так – молчок, занятье уст – вино лишь,
и терпок поцелуй имеретинских лоз.
Поправший Кутаис, в строку вступил Воронеж —
как пекло дум зовут, сокрыть не удалось.
Вернее – в дверь вошёл общения искатель.
Тоскою уязвлён и грёзой обольщён,
он попросту живёт как житель и писатель
не в пекле ни в каком, а в центре областном.
Я сообщалась с ним в смущении двояком:
посол своей же тьмы иль вестник роковой
явился подтвердить, что свой чугунный якорь
удерживает Пётр чугунного рукой?
?Эй, с якорем!? – шутил опалы завсегдатай.
Не следует дерзить чугунным и стальным.
Что вспыльчивый изгой был лишнею загадкой,
с усмешкой небольшой приметил властелин.
Строй горла ярко наг и выдан пульсом пенья
и высоко над ним – лба над-седьмая пядь.
Где хруст и лязг возьмут уменья и терпенья,
чтоб дланью не схватить и не защёлкнуть пасть?
Сапог – всегда сосед священного сосуда
и вхож в глаза птенца, им не живать втроём.
Гость говорит: тех мест писателей союза
отличный малый стал теперь секретарем.
Однако – поздний час. Мы навсегда простились.
Ему не надо знать, чьей тени он сосед.
Признаться, столь глухих и сумрачных потылиц
не собиратель я для пиршеств иль бесед.
Когда бы этот день – тому, о ком страданье —
обыденный устой и содержанье дней,
всё длилось бы ловца когтистого свиданье
с добычей меж ресниц, которых нет длинней.
Играла бы ладонь вещицей золотою
(лишь у совсем детей взор так же хитроват),
и был бы дну воды даруем ключ ладонью,
от тайнописи чьей отпрянет хиромант.
То, что ларцом зову (он обречён покраже),
и ульем быть могло для слета розных крыл:
пчелит аэроплан, присутствуют плюмажи,
Италия плывёт на сухопарый Крым.
А далее… Но нет! Кабы сбылось ?когда бы?,
я наклоненья где двойной посул найду?
Не лучше ль сослагать купавы и канавы
и наклоненье ив с их образом в пруду?
И всё это – с моей последнею сиренью,
с осою, что и так принадлежит ему,
с тропой – вдоль соловья, через овраг – к селенью,
и с кем-то, по тропе идущим (я иду),
нам нужен штрих живой, усвоенный пейзажем,
чтоб поступиться им, оставить дня вовне.
Но всё, что обретем, куда мы денем? Скажем:
в ларец. А ключ? А ключ лежит воды на дне.
Июнь 1988
в Малеевке
Ты сажал их в теплушки в голодном Крыму: \ Кто-то пел и пищал в басовитом дыму, \ А когда улетел на восток этот рев - \ Возле Винницы мать твоя рухнула в ров. Валерий Шубинский Из сборника ?ИМЕНА НЕМЫХ? Стихи 1998-2000 гг. В жалком детстве, в предместьи, в уродливом сне
Весенний Крым, вздыхает море в темноте, \ и на террасе не отыщется огня. \ Мечтай о славе и не спрашивай мате: \ - Зачем ты пьешь через соломинку меня? Александр Кабанов НА ЦЫПОЧКАХ ЦИКАД...
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
М. Розенгейм
Черное море
Зубчатый. Ай-Петри синеет во мгле.
Один я стою на прибрежной скале.
Далеко, широко, в раздольном просторе,
Лежишь предо мною, ты, Черное море!
Как полог лазурный, навис над тобой
Безбрежного неба покров голубой.
Облитое солнцем, как зеркало, гладко,
Ты, кажется, дремлешь так тихо, так сладко.
Стою и любуюсь лазурью твоей! —
За что же ты черным слывешь у людей? —
Нет, грозное имя ты носишь напрасно,
Черно ты в день черный, в день ясный – ты ясно.
Ты бурно, ты страшно тогда лишь, когда
Борьбы с ураганом придет череда;
Когда, весь одетый в громовые тучи,
Он дерзко нарушит покой твой могучий.
К. Р.
1879
Задремали волны,
Ясен неба свод;
Светит месяц полный
Над лазурью вод.
Серебрится море,
Трепетно горит…
Так и радость горе
Ярко озарит.
Крым. Май
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
А. Рославлев
У моря
В условный час, в тиши прибрежных скал
Бродил я вновь, и шуму волн внимая,
Следил вокруг и беспокойно ждал.
Дул сильный ветер, лунный путь качая.
Спеша и падая, шел за хребтом хребет,
И пена их скользила, как живая.
Я тщетно ждал, но вкрадчивый рассвет
Вновь примирил меня с моей печалью,
И море, стихнув, изменило цвет.
Обворожен загадочною далью,
Забыв тебя, как лунную мечту,
Я отдался себе и безначалью,
И видя, как взмахнув на высоту,
Белела чайка, падала мгновенно,
И вдруг брала добычу на лету,
Смущался я, и сердце билось пленно,
И как-то больно-сладостно томим,
Ее крылом любуясь вдохновенно,
Хотел я быть крылатым и морским.
СЕРГЕЙ НАРОВЧАТОВ
Моя память
Когда-то, до войны, я был в Крыму.
Со мною шло, не зная, как назваться,
То счастье, о котором ни к чему,
Да и не стоит здесь распространяться.
Оно скользило солнечным пятном
По штукатурке низенького дома,
По мокрой гальке шлялось босиком
В пяти шагах от вспененного грома.
Бросало в разноцветные кусты
Цветы неугасимые и росы,
На ласточкиных крыльях с высоты
Кидалось в тень приморского утеса.
И — что с того- Ну, было, да прошло,
Оставив чуть заметные приметы:
Для посторонних — битое стекло,
Для сердцем переживших — самоцветы.
Не так давно я снова был в Крыму.
Со мною шла, на шаг не отставая,
Нещадная ни к сердцу, ни к уму,
Горячая, щемящая, живая.
И одолела. Вспомнив до конца,
Я бросился на камень молчаливый,
На камень у знакомого крыльца,
Поросшего бурьяном и крапивой.
И я спросил: - Ты все мне скажешь, боль -
Все без утайки- Все, мой друг жестокий -
Неужто век нам маяться с тобой,
Неужто вместе мерять путь далекий -
Я спрашиваю снова: чья вина -
Приговоренный зваться человеком,
Я четверть века всем платил сполна
За все, что не сполна давалось веком.
Я не был скуп. Цена добра и зла
Была ценой и мужества и крови…
И я был щедр. Но молодость прошла,
Не пожелав и доброго здоровья.
Я знаю, снова просквозят года…
И вновь, как в повторяющемся чуде,
Сюда придут, опять придут сюда
И юные и радостные люди.
И девушка, поднявшись на крыльцо,
Прочтет свою судьбу по звездной книжке
И спрячет побледневшее лицо
В тужурку светлоглазого парнишки.
Пусть будет так. Пусть будет к ним добрей
Жестокое и трудное столетье.
И радость щедрых и прекрасных дней
Получат полной мерой наши дети.
И нашу память снова воскресит
В иной любви живительная сила,
И счастье им сверкнет у этих плит
Поярче, чем когда-то нам светило!
Октябрь 1947, Крым
Станислав МИНАКОВ Возвращение собаки
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2010
Зимний вечер в Ялте
VI
О! Видишь – в вышиванках малороссы.
Ты спрашиваешь, что они несут?
Скорей всего фигню. Твои вопросы
смур прикровенный из меня сосут.
Ни сейнера на рейде, ни фелюки.
Маяк, который нынче – будет кость,
застрявшая в кривом зобу падлюки,
сквозь сумерки моргнул… При чем здесь злость?
VII
Ау, коньяк! Салют тебе, ?Марсель?!
Донецкий бренд, неведомый досель,
гортань неприхотливую согреет.
Над маяком баклан упорный реет,
хохол, грустя, ?сп;ва? п;сняка?,
ему бы вторил жид наверняка,
но вот кацап, гадюка, дню довлеет;
и не поет, а мекает и блеет.
VIII
Да мы ж с тобой – горазды песни петь!
К моим очкам твоя преклонна челка.
Давай же пожужжим, златая пчелка,
ужели звуки не раздвинут клеть?!
Соединяет мелос, а не плеть.
Хотя и в это верится все реже.
Любившему сидеть на побережье
добавь пииту в невод или сеть:
IX
какой дивертисмент бы ни лабал ты,
иным пейзажем тешатся прибалты –
те братья, что всегда уходят в лес;
теперь у них вояки из СС
назначены героями народа.
Скажусь Козьмой, блюдущим политес:
?Леса, моря и горы суть природа;
се наша мать! С народами, и без?.
X
Мы тоже – мир. Спасаемый иль адский?
О нас ли плакал Праведник Кронштадтский
в Ливадии, держа в руках главу
почившего о Бозе Государя[3]?
…Сопляк, бухой, кричит бармену: ?Паря,
когда, в натуре, подадут халву??
Прожектор чает правды, молча шаря;
и чайки почивают на плаву.
Владимир Ильин СОТЫ 2017
92 Ялта-сонет
Влюбленности своей былой следы
я различаю в ликах улиц, зданий,
и вижу уровень былых страданий,
как в Петербурге уровень воды.
И все - по горло! Не сказать - стонать.
Сначала - стон, потом уж было слово...
Я вспоминаю Ялту, нас, и снова
не в силах стон устами удержать.
Еще два моря - братья-близнецы,
два синих средиземных моря рядом,
и земноморье - под Господним взглядом,
во стороны любые и концы...
Два голоса весенних - мой и твой -
не покидают купол голубой...
25.09.95
АЛЕКСАНДР СУМАРОКОВ
Совет боярский
Надежных не было лесов, лугов и пашни,
Доколе не был дан
России Иоанн,
Великолепные в Кремле воздвигший башни.
В России не было спокойного часа,
Опустошались нивы,
И были в пламени леса.
Татары, бодрствуя несясь под небеса,
Зря, сколь ленивы
Идти во праздности живущие на брань,
И те с нас брали дань,
Которые уже воззреть тогда не смеют,
Как наши знамена явятся и возвеют.
Они готовы ныне нам,
Как мы им были, во услугу.
Не всё на свете быть единым временам.
Несут татара страх российским сторонам,
И разорили уж и Тулу и Калугу,
Пред россами они в сии дни грязь и прах,
Однако нанесли тогда России страх.
Уже к Москве подходят
И жителей Москвы ко трепету приводят.
Татара многажды с успехами дрались.
Бояра собрались
Ко совещанию на разные ответы
И делают советы…
В совете том боярин некий был;
От старости сей муж, где Крым лежит, забыл.
Бояра
Внимают мужа стара,
А он спросил у них: ?Отколь идут татара-?
— ?С полудни?, — говорят. — ?Где полдень- Я не знаю?.
— ?От Тулы их поход?. — ?Я это вспоминаю;
Бывал я некогда с охотой псовой там,
И много заяцов весьма по тем местам.
Я вам вещаю
В ответ
И мнение свое вам ясно сообщаю.
В татарской мне войне ни малой нужды нет,
И больше ничего сказать не обещаю.
Меня татарин не сожжет
И мне не сделает… увечья
Среди Замоскворечья.
Распоряжайте вы, а мой совет такой:
Мой дом не за Москвой-рекой?. [1]
Между 1773-1774
[1]Совет боярский. Впервые — ПСВС, ч. 7, стр. 212-214. Возможно, что эта притча имеет отношение к позиции некоторых дворян во время восстания Пугачева, которые не находили нужным принять участие в борьбе с крестьянским движением.
С полудни — с юга.
И мне не сделает… увечья. Многоточие в ПСВС; возможно, Новиков не разобрал слова в рукописи Сумарокова.
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
Крым
Александру Хабарову
Нет горы, а облако осталось,
Срыли гору, а оно стоит,
Где ему клубилось и леталось,
Грезилось и плакалось навзрыд.
Тут оно постилось на дорогу,
Серебристый оставляло след,
Здесь оно привыкло понемногу
Так стоять за миллионы лет.
Для хозяйства — гору эту срыли,
Но сквозь параллельные миры
Из белёсых облачных надкрылий
Свет скользит над склонами горы.
Много было флюса и расплава —
Ценного народного добра;
Облако висит над Балаклавой,
Где стояла древняя гора.
Жёлтые дымятся буераки,
Всюду лязг и грохот заводской,
К той, чьё имя было Псили Рахи,
Припадает облако щекой.
Гнать бы нас гуртом бараньим взашей,
Ухожу, но чую за спиной
Облако, молчащее над чашей,
Облако, следящее за мной.
Алексей ИВАНТЕР Жаркие деньки
Опубликовано в журнале Дружба Народов, номер 6, 2018
* * *
Из земли вырастают татары,
Пахнут сеном, навозом.
Вырастают и строят Байдары
Всем обозом.
Есть булыжник, есть пилёный камень,
Что имеют, тем строят.
Ходят, топчут навоз каблуками
В своей Трое.
Их рубило, как кость на колоде,
Мглою крыло —
Не признавших империй; и родин,
Кроме Крыма.
Два века о любви (Антология поэзии - 2012)
Герман Власов, Москва
?…И поезда нахлынут, гулки…?
…И поезда нахлынут, гулки,
как ночь в распахнутом окне,
у них вагоны – что шкатулки,
и ничего не стоит мне
узнать, какие там стаканы,
гранёный свет, горчащий стук,
какие быстрые бурьяны
у ветра вырвались из рук,
узнать себя в отёкшем свете,
где всякий сон нерастворим:
на лбу моём, как на планете,
ещё отсвечивает Крым.
И разве кто придёт на помощь,
тихонько на руки возьмёт?
Скажи – ты помнишь? помнишь? помнишь —
домашний хлеб, гречишный мёд…
Ты можжевеловые ветки
тогда подбрасывал в костёр.
И надрывался ветер едкий,
пока лицо твоё не стёр.
?Меня встречает у порога…?
Меня встречает у порога
аллей берёзовый конвой
и заражает понемногу
своей болезнью лучевой.
И луч проходит, как иголка,
и багровеют на ветру
моя сиротская футболка
и листья, близкие к костру.
Ещё подкожные потёмки
меня не мучат засветло.
И полосатые котёнки
усами тычутся в стекло.
Возьмёшь у сердца обещанье,
как будто всё и навсегда,
и тут же чёрное прощанье
течёт, как мёртвая вода.
Не обещай меня лелеять,
не обещай меня… пока
я, как безлистая аллея,
смотрю сквозь пальцы в облака,
пока мне выправят походку,
пока мне ?вольно? разрешат,
пока мою худую лодку
заселит племя лягушат.
ИВАН БУНИН
Океаниды
В полдневный зной, когда на щебень,
На валуны прибрежных скал,
Кипя, встает за гребнем гребень,
Крутясь, идет за валом вал, —
Когда изгиб прибоя блещет
Зеркально вогнутой грядой
И в нем сияет и трепещет
От гребня отблеск золотой.
Как весел ты, о буйный хохот,
Звенящий смех Океанид,
Под этот влажный шум и грохот
Летящих в пене на гранит!
Как звучно море под скалами
Дробит на солнце зеркала
И в пене, вместе с зеркалами,
Клубит их белые тела!
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Граф А. Голенищев-Кутузов
Крымский альбом
Ночь
Это звездное небо в сиянье ночном,
Это синее море под лунным лучом,
Этот дремлющий берег и мерный прибой
Замирающих волн – как могуч их покой!
Как победно он льется в усталую грудь,
Как в его волшебстве хорошо отдохнуть,
Позабыть истомившую сердце печаль,
Унестись безвозвратно в безбрежную даль,
Где печаль над крылатой мечтой не властна,
Где лишь море, да небо, да ночь, да луна!
Поэзия Крыма. Сборник стихов русских поэтов 2010
Граф А. Голенищев-Кутузов
Крымский альбом
Там и здесь
Корить Ривьерой не дерзай
Наш берег Крыма благодатный,
Прогресса вымысел развратный,
С твореньем Божьим не ровняй!
Там европейский пошлый глянец
В курзалах, виллах и садах;
А здесь на девственных горах
Востока знойного румянец.
Там паровоза свист и гром,
Рулетки стук, бряцанье злата;
А здесь природа мирным сном
И чистой негою объята.
О, предпочту ль красе простой
Приманки лжи и лицемерья —
Нарядной дамы. шлейф и перья —
Чадре татарки молодой.
ВСЕВОЛОД РОЖДЕСТВЕНСКИЙ
В путь!
Ничего нет на свете прекрасней дороги!
Не жалей ни о чем, что легло позади.
Разве жизнь хороша без ветров и тревоги -
Разве песенной воле не тесно в груди -
За лиловый клочок паровозного дыма,
За гудок парохода на хвойной реке,
За разливы лугов, проносящихся мимо,
Все отдать я готов беспокойной тоске.
От качанья, от визга, от пляски вагона
Поднимается песенный грохот — и вот
Жизнь летит с озаренного месяцем склона
На косматый, развернутый ветром восход.
За разломом степей открываются горы,
В золотую пшеницу врезается путь,
Отлетают платформы, и с грохотом скорый
Рвет тугое пространство о дымную грудь.
Вьются горы и реки в привычном узоре,
Но по-новому дышат под небом густым
И кубанские степи, и Черное море,
И суровый Кавказ, и обрывистый Крым.
О, дорога, дорога! Я знаю заране,
Что, как только потянет теплом по весне,
Все отдам я за солнце, за ветер скитаний,
За высокую дружбу к родной стороне!
1928
Белла Ахмадулина (1937-2010) (Великие поэты мира) 2014Уроки музыки
Ларец и ключ
Осипу Мандельштаму
Когда бы этот день – тому, о ком читаю:
де, ключ он подарил от… скажем, от ларца
открытого… свою так оберёг он тайну,
как если бы ловил и окликал ловца.
Я не о тайне тайн, столь явных обиталищ
нет у неё, вся – в нём, прозрачно заперта,
как суть в устройстве сот. – Не много ль ты болтаешь? —
мне чтенье говорит, которым занята.
Но я и так – молчок, занятье уст – вино лишь,
и терпок поцелуй имеретинских лоз.
Поправший Кутаис, в строку вступил Воронеж —
как пекло дум зовут, сокрыть не удалось.
Вернее – в дверь вошёл общения искатель.
Тоскою уязвлён и грёзой обольщён,
он попросту живёт как житель и писатель
не в пекле ни в каком, а в центре областном.
Я сообщалась с ним в смущении двояком:
посол своей же тьмы иль вестник роковой
явился подтвердить, что свой чугунный якорь
удерживает Пётр чугунного рукой?
?Эй, с якорем!? – шутил опалы завсегдатай.
Не следует дерзить чугунным и стальным.
Что вспыльчивый изгой был лишнею загадкой,
с усмешкой небольшой приметил властелин.
Строй горла ярко наг и выдан пульсом пенья
и высоко над ним – лба над-седьмая пядь.
Где хруст и лязг возьмут уменья и терпенья,
чтоб дланью не схватить и не защёлкнуть пасть?
Сапог – всегда сосед священного сосуда
и вхож в глаза птенца, им не живать втроём.
Гость говорит: тех мест писателей союза
отличный малый стал теперь секретарем.
Однако – поздний час. Мы навсегда простились.
Ему не надо знать, чьей тени он сосед.
Признаться, столь глухих и сумрачных потылиц
не собиратель я для пиршеств иль бесед.
Когда бы этот день – тому, о ком страданье —
обыденный устой и содержанье дней,
всё длилось бы ловца когтистого свиданье
с добычей меж ресниц, которых нет длинней.
Играла бы ладонь вещицей золотою
(лишь у совсем детей взор так же хитроват),
и был бы дну воды даруем ключ ладонью,
от тайнописи чьей отпрянет хиромант.
То, что ларцом зову (он обречён покраже),
и ульем быть могло для слета розных крыл:
пчелит аэроплан, присутствуют плюмажи,
Италия плывёт на сухопарый Крым.
А далее… Но нет! Кабы сбылось ?когда бы?,
я наклоненья где двойной посул найду?
Не лучше ль сослагать купавы и канавы
и наклоненье ив с их образом в пруду?
И всё это – с моей последнею сиренью,
с осою, что и так принадлежит ему,
с тропой – вдоль соловья, через овраг – к селенью,
и с кем-то, по тропе идущим (я иду),
нам нужен штрих живой, усвоенный пейзажем,
чтоб поступиться им, оставить дня вовне.
Но всё, что обретем, куда мы денем? Скажем:
в ларец. А ключ? А ключ лежит воды на дне.
Июнь 1988
в Малеевке
Метки:
