Метель

МЕТЕЛЬ

Валюше в день рождения

“Эй, ямщик, неси вовсю!
Чай, рожден неслабым!
Душу вытряхнуть не жаль
по таким ухабам”.

А ямщик в ответ одно:
“По такой метели
Очень страшно, чтоб в пути
лошади вспотели”...

С. ЕСЕНИН.
“Годы молодые...”

Жгучий дух февральский сник.
Солнце смотрит тускло.
Мы идём с отцом в тальник
вдоль речного русла.

По дороге ледяной,
занесённой снегом.
Санки лёгкие за мной.
В сумке сало с хлебом.

Да еще топор остёр.
Да еще бечёвка.
Шаг наш ровен и не скор.
Говорим о чём-то.

Я уж с круч береговых
накатался вволю.
И бреду с санями тих,
словно конь по полю.

Мне отец: “Давай сменю.
Отдохни немного”.
И сменённому коню
вновь легка дорога.

А речные берега
выгнулись излукой,
И тальник издалека
полосой упругой.

Звонок посвист топора
в ивняковой чаще.
Хлеб у терпкого костра
и взаправду слаще.

Сало талое с дымком.
Горький запах ивы.
И обрубки под снежком,
словно луки кривы.

Разопреют в кипятке,
да приложишь руки,
На рыбацком языке –
вот тебе и дуги.

Ну а к дугам тем бока –
плахи плотно-плотно,
Вот тебе для рыбака
и готова лодка!..

А пока, перекусив,
я преображался,
С тьмою тем разбойных сил,
Как Илья, сражался.

И такой лихой была
сабля в вихре боя,
Что бесславно полегла
рать из травостоя.

И, закончив славный бой
(век, пришелец, ведай!),
Отправляюсь я домой
с громкою победой.

И в санях – не просто клад,
а, величьем вея,
Тяжким золотом лежат
новые трофеи.

И тащу я их, тяну
по реке белёсой –
Через каждую волну
снежного заноса.

Я бы так и дальше мог.
Но отец, на жалость:
“Ну-ка дай и мне, сынок,
поработать малость!

Ветер, что твоя свирель.
Ишь, клубиться стало.
Как бы нас с тобой метель
Нынче не застала”.

И косится на обрыв
берега речного,
Где дымится снежный свив,
осыпаясь снова.

Вот уж ветер наверху
завивает круче.
Завывает на слуху,
завихряет тучи.

Первой колкой пеленой
прошуршал над нами.
И улёгся, как ручной,
между берегами.

И такая тишина
встала над поречьем,
Что одна она слышна –
и разрушить нечем.

Словно разом всё вокруг,
что дышало, жило,
Непомерным слоем вдруг
вата заложила.

И в тишайшей тишине, –
будто впрямь из ваты,
Повалил шуршащий снег,
крупный, сыроватый.

И река, прибрежье, лес,
всё без исключенья,
Превратилось в шум небес –
в снежное теченье.

А отец идет, молчит.
Где-то рядом, с краю.
“Дай-ка руку, – говорит. –
Я дорогу знаю.

Здесь по этой по реке –
сплошь мои стоянки...”
Так и шли – рука в руке.
А за нами – санки.

Было весело шагать.
Но на полдороги
В вязком снеге утопать
стали наши ноги.

Ветер пылью снеговой
забивает ворот.
“Ну, кажись, дошли с тобой,
за излукой – город...”

Но не видно берегов.
Только снег и ветер.
Словно ставни ста веков
так и рвутся с петель.

И напор в лицо такой,
что крута дорога.
“Дай-ка, папка, за тобой
я пройдусь немного”.

“А, давай! – кричит отец. –
За спиной потише.
Ишь, скумекал. Молодец.
Видно, в деда вышел...”

Путь намного полегчал,
я в сугроб сначала
Прыгал в каждый, да устал,
быстро прыть пропала.

А метель кружит темно.
Никакого света.
Санок серое пятно –
лишь одна примета.

“Ладно, – думаю, – разок
Сигану в сугроб я,
Чтоб надольше помнить впрок,
как взметнутся хлопья”.

И взметнулись хлопья!.. Но
как-то страшновато
Под собой не чую дно,
Падаю куда-то.

Вроде, хлюпает вода...
Прорубь?.. Только чудо
вышло чудное тогда –
Легкой пробкой без труда
вылетел оттуда.

В полсекунды от беды,
но, скажи на милость,
В правый валенок воды
струйка лишь скатилась.

А снаружи всё в броне –
валенки и шуба.
Вновь по снежной пелене,
любо ли не любо.

И сквозь ветра шум и гам
зов отца надсадно:
– Эй, ведомый, где ты там?
– Здесь я. – Вот и ладно!”

“Будь, что будет, промолчу”, –
про себя решаю,
И хочу ли, не хочу,
за отцом шагаю.

Припустить бы мне бегом,
да не разбежаться.
В цепком панцире с врагом
только и сражаться.

Так бы сталью и сиять,
не пробить до кожи.
Но уж саблю не поднять,
да и руку тоже...

Ветер выл, как провода,
вихрем снег кружился.
Не припомню, как тогда
дома очутился.

Мать встречает на крыльце
после долгой стужи.
И улыбка на лице,
А в улыбке ужас.

– Ах ты, милый мой пострел!..
Да ведь ты, сердечко,
Весь как есть заледенел!
Ну-ка марш на печку!

И лежу я на печи,
под тулупом белым.
И живые кирпичи
греют душу с телом.

И лежу я как во сне,
а передо мною
Свищет ветер, хлещет снег
жаркой пеленою.

* * *

Знаю я, жена моя,
любишь ты метели,
Что похлеще соловья
раньше песни пели.

В чуткой памяти они
нежатся, хранятся,
Ждут, когда наступят дни
новых сил набраться.

Только дней пропал и след,
веры нет неделям, –
уж зима, а снега нет,
где уж быть метелям!

Но поскольку я в долгу
перед всеми вечно,
Я метелям помогу,
и тебе, конечно.

О причудах давних лет
напрягу я память,
чтоб на весь крещёный свет
петь пургу заставить.

О метели прошлых дней
Напишу до света,
Чтоб в коллекции твоей
прижилась и эта.

26 ноября 2008 года,
свт. Иоанна Златоустого,
архиепископа Константинопольского.


Метки:
Предыдущий: Двадцатый век. Воспоминания
Следующий: Антивикинг