45-я параллель
Валерий Липневич
Родился в 1947-м. Поэт, критик, переводчик, эссеист, прозаик.
Автор поэтических книг ?Трава и дождь? (1977), ?Тишина? (1979), ?Неведомая планета? (1988), изданных в Минске. ?Дерево и река? (1988) – микроизбранное – вышла в Москве. Один из авторов ?Время икс? (1989) и ?Антология русского верлибра? (1990). Стихи печатались в периодике, переводились на иностранные языки.
Автор книги прозы ?Ева, верни ребро!?, а также ряда повестей в периодике. Член СП Москвы. Лауреат нескольких литературных премий. Живёт в Подмосковье.
Основные тексты размещены на:
http://www.stihi.ru/avtor/rz95661
https://www.proza.ru/avtor/valeryruz
* * *
Ещё Гёте в своих ?Максимах и рефлексиях? говорил: ?Оригинальнейшие писатели… оригинальны не потому, что они преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше?. Это целиком относится и к стихам Валерия Липневича.
Нужно обладать поэтической зоркостью, чтобы так, например, сказать о приходе весны:
Выворачивает март
твой белый полушубок,
зима,
грязным мехом наружу.
Или о бабочке, проснувшейся в зимний день и обречённо застывшей на оконном стекле:
Она из красно-жёлтого листа,
обведённого чёрным.
Будто в траурной рамке
девичья фотография осени.
Анатолий Аврутин
* * *
На мой взгляд, именно верлибр соответствует поэтическому мышлению В. Липневича – содержание и форма его стихов составляют то счастливое единство, без которого нет настоящей поэзии.
В. Солоухин писал, что в свободном стихе, ?если это не шарлатанство, за видимой раскованностью формы должна скрываться и ощущаться железная дисциплина и чувств, и мыслей, и стихотворной речи. В том-то и прелесть настоящего свободного стиха, что внутренняя строгость и четкость его, внутренняя дисциплина его как бы неожиданны, как бы не продиктованы формой и оттого поразительны?.
Даже самые отвлечённые понятия в стихах Валерия Липневича, преломляясь через призму его воображения, становятся почти материальными, воспринимаются как нечто реальное, ощутимое, удивляют память узнаванием.
Поэт скажет: ?Хрупкие ветви надежд?– и ты вспоминаешь тонкие, хрупкие ветви над темной водой, ветви, которые легко и страшно ломаются в руках, не находящих спасения.
Поэт скажет: ?Тяжёлая баржа желания? – и ты узнаешь эту мучительную невозможность желаемого, эту перегруженную баржу, которую не сдвинуть с места...
Неторопливость ?крупных планов?, их смысловая насыщенность в стихах Валерия Липневича, его пристальное внимание к самым затаенным порывам человеческой души не позволяют читателю легко скользить по строчкам, не дают возможности расслабиться, требуют напряжённой работы, сотворчества.
Светлана Бартохова
* * *
Своеобразие стихов Липневича заключено в том, что они создаются не в распахнутости души, а в осторожном – как точно определил сам автор – угадывании себя, в узнавании среди захлёстывающего его потока окружающего мира. Это, вероятно, и человеческая позиция Липневича, и, безусловно, манера творчества. Стихотворение может начинаться случайным, необязательным наблюдением. Например, плывёт яхта... Как бы с пляжной ленцой подыскивается далее сравнение:
Яхта на горизонте –
как девушка в белой блузе,
что пересекает площадь
наискосок.
Сравнение это, как и наблюдение, весьма изысканно и необязательно. Оно нужно лишь для того, чтобы быть произнесённым, чтобы можно было прислушаться к звучанию этих слов, пытаясь ?угадать себя? в них. Угадывание происходит – и сразу вспышка, всплеск энергии и динамичности в стихе:
Как парус,
торопясь в завтра,
ты до предела, как ветром,
наполнен сегодняшним днём.
В точке угадывания сомкнулись разнородные линии стихотворения, поэтическое пространство замыкается, объединяя в себе и яхту на горизонте, и поэта, сравнивающего яхту с девушкой и с собой, возникающим в стихотворении рядом с девушкой.
Николай Коняев
* * *
Ставка на интеллектуальную эмоцию приводит порой к тому, что поэт помимо своей воли, вопреки своему хотению превращается... в литератора, который, если перефразировать знаменитый стих А. Блока, называя все по имени, ?отнимает аромат у живого цветка?. И Липневич, судя по всему, знает об этом не хуже меня.
Знает и все-таки идёт на риск, ибо главное для него – определить ?состав личности?, освоить ?пространство личности?, испытать на излом (?блужданием по неведомой планете жизни?) ее возможности и невозможности. И здесь ему помогает свободный стих, который выполняет – воспользуюсь выражением самого Липневича – роль маятника, ?бьющего по ограничителям?, в том числе и по тем, что ?постоянно угрожают человеческой исключительности?.
Алла Марченко
* * *
Лёгкость, изящность, непринуждённость стиля всегда были присущи стихам Валерия Липневича (вспомним его первый сборник ?Трава и дождь?, 1977 ). Именно эта прозрачность, естественность интонаций выручала поэта и привлекала в его стихах даже тогда, когда стихи не имели глубокого философского подтекста. Что ж, в этом как раз нет парадокса: красота привлекательна и как красота изящной логической формулы, и как красота поэтической формы.
Образы стихов Липневича, так сказать, созерцательного ряда, они точны и, опять же, естественны: ?Облако – мечта реки о небе?, ?…тесто, благодушно дремлющее, как старик на печи?.
При этом поэт не просто созерцает события, пусть на первый взгляд и не самые великие, но своим видением как бы заново созидает природу вещей, воссоздает новый смысл явлений:
Нос картошкой,
живот картошкой,
руки и ноги – картофелины.
Вот он, кряхтя, наклоняется
и поднимает такого же человечка.
– Бульба-аш! –
одобрительно разглядывает его
и отбрасывает в сторону –
для внучки,
что на куче сухой ботвы
задумчиво грызёт морковку.
Поэт отказывается от привычных литературных стереотипов, кои для многих его литературных современников стали почти непреодолимы. Добивается он этого не через посредство эффектных приёмов, не через стремление произвести эпатаж, взрывая привычные формы, способы создания образа, стиха. Да, поэт отдает предпочтение белому, свободному стиху. Но это не такое уже и новаторство в поэзии конца ХХ столетия. Так какая же сила несёт эту поэтическую волну в стихах Валерия Липневича, преодолевая сопротивление привычного словесного материала? Я бы сформулировала это так: столкновение поэта с чудом обыкновенного стебля травинки, с безмерностью и непостижимым смыслом человеческого вздоха, взгляда, всего, что непознаваемо, преходяще и поэтому неповторимо.
И ведь в самом деле, цинизм всезнания, стремление творца быть судьёй в высшей и последней инстанции никогда не были действительно созидающими элементами в творчестве.
Любовь Филимонова
Сообщение
Наталья к подборке ?По жёрдочке реальности? Валерия Липневича 26 марта 2016 г.
Валерий, блестящая подборка! Поздравляю. Для меня ваше творчество является загадкой. Ваши верлибры - настолько отдельный жанр в свободном стихосложении, что этому, определённо, нужно учиться.
валерий 27 марта 2016 г.
Думаю, что есть вещи, которым при всём старании научиться невозможно.
45-я параллель
Родился в 1947-м. Поэт, критик, переводчик, эссеист, прозаик.
Автор поэтических книг ?Трава и дождь? (1977), ?Тишина? (1979), ?Неведомая планета? (1988), изданных в Минске. ?Дерево и река? (1988) – микроизбранное – вышла в Москве. Один из авторов ?Время икс? (1989) и ?Антология русского верлибра? (1990). Стихи печатались в периодике, переводились на иностранные языки.
Автор книги прозы ?Ева, верни ребро!?, а также ряда повестей в периодике. Член СП Москвы. Лауреат нескольких литературных премий. Живёт в Подмосковье.
Основные тексты размещены на:
http://www.stihi.ru/avtor/rz95661
https://www.proza.ru/avtor/valeryruz
* * *
Ещё Гёте в своих ?Максимах и рефлексиях? говорил: ?Оригинальнейшие писатели… оригинальны не потому, что они преподносят нам что-то новое, а потому, что они умеют говорить о вещах так, как будто это никогда не было сказано раньше?. Это целиком относится и к стихам Валерия Липневича.
Нужно обладать поэтической зоркостью, чтобы так, например, сказать о приходе весны:
Выворачивает март
твой белый полушубок,
зима,
грязным мехом наружу.
Или о бабочке, проснувшейся в зимний день и обречённо застывшей на оконном стекле:
Она из красно-жёлтого листа,
обведённого чёрным.
Будто в траурной рамке
девичья фотография осени.
Анатолий Аврутин
* * *
На мой взгляд, именно верлибр соответствует поэтическому мышлению В. Липневича – содержание и форма его стихов составляют то счастливое единство, без которого нет настоящей поэзии.
В. Солоухин писал, что в свободном стихе, ?если это не шарлатанство, за видимой раскованностью формы должна скрываться и ощущаться железная дисциплина и чувств, и мыслей, и стихотворной речи. В том-то и прелесть настоящего свободного стиха, что внутренняя строгость и четкость его, внутренняя дисциплина его как бы неожиданны, как бы не продиктованы формой и оттого поразительны?.
Даже самые отвлечённые понятия в стихах Валерия Липневича, преломляясь через призму его воображения, становятся почти материальными, воспринимаются как нечто реальное, ощутимое, удивляют память узнаванием.
Поэт скажет: ?Хрупкие ветви надежд?– и ты вспоминаешь тонкие, хрупкие ветви над темной водой, ветви, которые легко и страшно ломаются в руках, не находящих спасения.
Поэт скажет: ?Тяжёлая баржа желания? – и ты узнаешь эту мучительную невозможность желаемого, эту перегруженную баржу, которую не сдвинуть с места...
Неторопливость ?крупных планов?, их смысловая насыщенность в стихах Валерия Липневича, его пристальное внимание к самым затаенным порывам человеческой души не позволяют читателю легко скользить по строчкам, не дают возможности расслабиться, требуют напряжённой работы, сотворчества.
Светлана Бартохова
* * *
Своеобразие стихов Липневича заключено в том, что они создаются не в распахнутости души, а в осторожном – как точно определил сам автор – угадывании себя, в узнавании среди захлёстывающего его потока окружающего мира. Это, вероятно, и человеческая позиция Липневича, и, безусловно, манера творчества. Стихотворение может начинаться случайным, необязательным наблюдением. Например, плывёт яхта... Как бы с пляжной ленцой подыскивается далее сравнение:
Яхта на горизонте –
как девушка в белой блузе,
что пересекает площадь
наискосок.
Сравнение это, как и наблюдение, весьма изысканно и необязательно. Оно нужно лишь для того, чтобы быть произнесённым, чтобы можно было прислушаться к звучанию этих слов, пытаясь ?угадать себя? в них. Угадывание происходит – и сразу вспышка, всплеск энергии и динамичности в стихе:
Как парус,
торопясь в завтра,
ты до предела, как ветром,
наполнен сегодняшним днём.
В точке угадывания сомкнулись разнородные линии стихотворения, поэтическое пространство замыкается, объединяя в себе и яхту на горизонте, и поэта, сравнивающего яхту с девушкой и с собой, возникающим в стихотворении рядом с девушкой.
Николай Коняев
* * *
Ставка на интеллектуальную эмоцию приводит порой к тому, что поэт помимо своей воли, вопреки своему хотению превращается... в литератора, который, если перефразировать знаменитый стих А. Блока, называя все по имени, ?отнимает аромат у живого цветка?. И Липневич, судя по всему, знает об этом не хуже меня.
Знает и все-таки идёт на риск, ибо главное для него – определить ?состав личности?, освоить ?пространство личности?, испытать на излом (?блужданием по неведомой планете жизни?) ее возможности и невозможности. И здесь ему помогает свободный стих, который выполняет – воспользуюсь выражением самого Липневича – роль маятника, ?бьющего по ограничителям?, в том числе и по тем, что ?постоянно угрожают человеческой исключительности?.
Алла Марченко
* * *
Лёгкость, изящность, непринуждённость стиля всегда были присущи стихам Валерия Липневича (вспомним его первый сборник ?Трава и дождь?, 1977 ). Именно эта прозрачность, естественность интонаций выручала поэта и привлекала в его стихах даже тогда, когда стихи не имели глубокого философского подтекста. Что ж, в этом как раз нет парадокса: красота привлекательна и как красота изящной логической формулы, и как красота поэтической формы.
Образы стихов Липневича, так сказать, созерцательного ряда, они точны и, опять же, естественны: ?Облако – мечта реки о небе?, ?…тесто, благодушно дремлющее, как старик на печи?.
При этом поэт не просто созерцает события, пусть на первый взгляд и не самые великие, но своим видением как бы заново созидает природу вещей, воссоздает новый смысл явлений:
Нос картошкой,
живот картошкой,
руки и ноги – картофелины.
Вот он, кряхтя, наклоняется
и поднимает такого же человечка.
– Бульба-аш! –
одобрительно разглядывает его
и отбрасывает в сторону –
для внучки,
что на куче сухой ботвы
задумчиво грызёт морковку.
Поэт отказывается от привычных литературных стереотипов, кои для многих его литературных современников стали почти непреодолимы. Добивается он этого не через посредство эффектных приёмов, не через стремление произвести эпатаж, взрывая привычные формы, способы создания образа, стиха. Да, поэт отдает предпочтение белому, свободному стиху. Но это не такое уже и новаторство в поэзии конца ХХ столетия. Так какая же сила несёт эту поэтическую волну в стихах Валерия Липневича, преодолевая сопротивление привычного словесного материала? Я бы сформулировала это так: столкновение поэта с чудом обыкновенного стебля травинки, с безмерностью и непостижимым смыслом человеческого вздоха, взгляда, всего, что непознаваемо, преходяще и поэтому неповторимо.
И ведь в самом деле, цинизм всезнания, стремление творца быть судьёй в высшей и последней инстанции никогда не были действительно созидающими элементами в творчестве.
Любовь Филимонова
Сообщение
Наталья к подборке ?По жёрдочке реальности? Валерия Липневича 26 марта 2016 г.
Валерий, блестящая подборка! Поздравляю. Для меня ваше творчество является загадкой. Ваши верлибры - настолько отдельный жанр в свободном стихосложении, что этому, определённо, нужно учиться.
валерий 27 марта 2016 г.
Думаю, что есть вещи, которым при всём старании научиться невозможно.
45-я параллель
Метки:
