Гипнозом музыки заворожён

Я музыке не чужд
Стихи во мне витают постоянно.
Классическая музыка звучит.
Хотя, и перестуки джаза,
Песен мелодии, романсы,
Слух, мой терзают часто.

Я к музыке совсем не глух.
Но научиться игре на рояле,
Я не смог, не в силах даже.
Ну, быть может, рано,
Интерес к учению потух.

Но для истингнного мастерства,
И, даже для домашнего бренчанья,
Нужны ещё подвижность пальцев
Память мышечная и музыкальная.
А, мне как раз этого не хватало.

Из-за того, что в раннем детстве,
В очень тяжёлой форме болел:
Меня почти не спогубила корь.
Я памяти лишился в результате,
И потерял подвижность пальцев.

Лечебной физкультурой, маме
Удалось, с большим трудом,
Почти восстановить утрату.
Но, лишь, почти. И сказалось,
На образованье музыкальном.

Поэтому преклоняюсь музыке,
Теперь, только лишь слушая её.
Сам, бывает на губах играю.
Виртуозно мелодию, с тех пор,
Мог бы только просвистеть.

А на рояле, и даже на гармошке
Что-нибудь простое исполнить,
Ей богу, как следует, не могу.
Могу лишь пальцем ткнуть.
Но всё ж и это , отрадно мне.

Но я, ведь, человек простой.
А, гений, вселяет красоту
Во всё, к чему приложит руку.
Другой раз, он не сознаёт,
Что в творенье гениальном,
Есть, невзначай, ещё одна,
Но тоже гениальная струна.

Примером могут послужить
Концерты из гениальных
Чайковского симфоний.
Соединённых в исполнении
Попарно, и тоже гениально,
Замечательным дирижёром
Филиппом Жорданом.

Я не знаю, интуитивно,
Или случайно, он связал
Первую с пятой. Третью с шестой.
Четвёртую со второй.
Эффект получен колоссальный.

Задумано так было, или случайно
Но, получилось гениально,
Я не знаю, но, помещаю в стих
Впечатленья, навеянные созвучьем
Первой с пятой.

***
Недавно я в концерте слушал
Одну, без перерыва, за другой.
В прекрасном исполненьи
Французского национального
Симфонического оркестра,
И, доложу: был просто потрясён!

Симфонии, как оказалось,
Стыкуются прекрасно.
И стали, как бы,
Продолжением одна другой.

Я их воспринял и ощутил,
Как течение прошедшей жизни.
И, как езду на тройке почтовой.
Текут их звуки, как жизнь бежит,
Как горная река, в ущельях тесных.

То прыгает, как серна, по камням,
То в заводи почти застынет.
То вновь торопится куда-то,
И в водопаде с грохотом падёт,
А то журчит как милый ручеёк.

Сначала российские просторы.
Снежный путь. Под пологом тепло.
Ямщик тихонько напевает.
И колокольчик однотонный.
А стойки верстовые,
В такт топоту копыт,
Кивают полосатой головой.

И от приятного тепла,
От звуков столь протяжных,
Устал и задремал.
Мне мягко улыбнулась мама.
Я снова в детстве,
Не во сне, пью парное молоко.

Вдруг тряхнуло: с горки покатились.
И сразу сон другой: соседский бузотёр…
Но мама отвела его напор.
И сладким поцелуем струнных
И, тишина. Оркестр занемог.

Наезжена дорога. Ухабы протрясают.
Оркестр то литаврами гремит,
То скрипки в скорби ноют.
И сердце, то стучит как молот,
То затихает. Морозно.
Солнце сквозь туман свет льёт.

За далью даль. Дорога вьётся.
Несётся тройка во весь дух.
То, вдруг, в сугроб воткнётся.
И боком катит, то мчится, мчится,
Как повелевает кучер - дирижёр.

А тройка лИха. Дорога длИнна.
Меняются мелодии и ритмы.
Я, похоже, вырос: другие сны,
Мелодии другие.

То чувства нежные любви.
То бури чувств под грохот барабанный.
И думы разные: жизни разнобой.
А жизнь, как и дорога, не вечны.
Потери друг за другом настигают.

Оркестр переплетает ритмы:
То светлые воспоминанья,
То реквиемом ужас застает.
То скрипок вой экстаза полон.
То ошарашивает литавров бой.

Какой там сон!
Я весь в поту переживанья.
Вдруг вспомнил маму:
Накатывает светлая печаль.

Но близится конец дороги.
Время ведь необратимо.
Пора прощаться с жизнью.
Мелодии трагичны, горечью полны.
Насквозь пронзила сердце боль:
Болезнь опустошила.

Иссякают силы.
Тройка ели тянет... Встала…
Всё... Конец... Завыли духовые.
И тихое прости, фагот.

Барабаны... Ужас смерти...
Реквием... Оркестр умолк...
Зала минутное молчанье...
.............................................
Взрыв аплодисментов. Браво!
В порыве чувств все встали.
Оркестр поднял усталый дирижёр.


***

Мама была очень музыкальна.
Играла фортепьянные миниатюры:
Чайковского (любимый композитор),
Шумана, Бетховен Шопена.
Наигрывала Бакалейникова.

Любовь же к музыке,
По генам, и мне досталась.
Во мне витает постоянно,
Какая-то, популярная мелодия:
Предыдущий стих, как ни странно,
Правил я под ?Чардаш? Монти.

А с самого утра, сегодня,
Во мне любимец Глинка вдруг запел,
Ангельским голоском Барсовой,
Примы Большого в прошлом:
?Ах Руслан, ты мой свет …?

Как жаль, что Глинка теперь не моден.
Музыка его удивительно проста, народна.
Неправда, будто простота бездарности залог.
Вспомним песни, давно уж ставшие аншлагом:
Никиты Богословского ?Тёмная ночь?.
Проста, а за сердце берёт!

А ?Руслан?. Вся опера пронизана
Ясностью и симфонизмом,
Как и поэма Пушкина, светИтся простотой.
Народна и напевна, песнь соловьиная.
Глинка, ведь, собирал фольклор,
Не только наш. Но миру по всему.

Как восхитительны и ?Хота Арагонская?
И ?Ночь в Мадриде?, как счастье!
Или ?Камаринской? лихая удаль.
Их симфоническая красота,
Свести с ума готова.

Но этого боимся мы напрасно,
И было бы весьма прекрасно,
Кабы наш Глинка, романтики орёл,
Отбросив все сомненья,
В народной песне возродился,
Опять бы популярность приобрёл!


***

Или вот в МАМТе,
им. Станиславского и
Немировича-Данченко.
Концерт, по случаю, недавно,
Под стих попал мне в
Шоу музыкальном.

Мы долго повода искали,
Как бы, в день рождения,
Традиционное застолье, миновать.
Я вдруг узрел в репертуаре,
Что МАМТеатр даёт премьеру:
?Зимний вечер в Шамони?,

Я сразу внял, без колебаний:
Нам именно туда бы,
В самый раз, пойти!
И оказалось, стрелу желаний,
Прямо в яблочко пустил!

Сначала было как-то кисло.
Не согласовано, серо.
Я сходу, действия не понял,
В развитие сразу не вошёл.
Потом, распелись, в роль вошли актёры,

И, с глаз как пелена упала.
Всё встало на свои места.
И фабула спектакля,
И прелесть фигурантов,
и режиссура, и игра.

Нам, грешным,
Чтобы что-нибудь понять,
Нужны приказы, разъясненья.
Без этого, новое не видно,
И, откровенно, нам этого не дано.

Пока нам сверху не укажут,
Никто и ухом, не ведёт.
И неизменно, нет указаний,
Не будет исполнять никто!
Ну, с этим всё понятно.

А, что ещё весьма занятно,
Чем дальше от спектакля,
Тем помнится он более тепло.
Быть может потому,
Что он живой, являя мастерство.

А мастерство почти во всём:
Сюжет: Тироль,
Прекрасный зимний вечер.
Алмазами искрится снег. .
Сезон высокий. Горы, лыжи,
Со всеми атрибутами курорта,
Как горнолыжник, артист одет.

Вдали гор сахарных вершины.
Свежо, и дышится легко:
Будто зал заполнил горный воздух.
Не замечаешь театральной духоты.
Всё очень необычайно и светло.

Сцена: Акт первый:
Зимой, на снежном склоне.
Второй:
В отеле горном, Новый Год.

Режиссура:
Талантлива, точна, академична.
Такое впечатленье:
Что промахи премьеры,
Предусмотрены заране.
Забавно! Здорово вполне!

Музыка: Выбор достойный: из самых
Любимых оперетт.

Сюжет: Последователен и органичен:
Все отступленья, все репризы,
Всегда по месту и с умом.

Актёры: Хороши уж очень Сильва и цыганка,
И их партнёры.
Другие, певцы, танцоры, тоже хороши.

Сильва: Но Хибла ГЕрзмава,
С ней ?Княгиня чардаша?,
В арии выходной, прекрасна.
Впрочем, она великолепна и в другом.

Фигура! Изящна, хоть полна,
Но идеальною сложена.
Зыкина вторая просто!
Как в бородатом кавказском анекдоте:
?Петь не могу: устала очень.?

?Не пой, только ходи
По сцене, туда – сюда".

Да! Великолепная фигура,
Но с обаянием и совершенством –
Лариной Татьяны,
Величием, гордыней,
Как государыня Екатерина.

К тому ж ещё прекрасно
До умопомрачения, поёт.

Балет: Довольно современный:
Стопы вывернуты внутрь,
Канкан хорош.
(Ведь оперетта всё ж).

Мне кажется, актёрам,
Пристало б всё ж освоить,
Изящные телодвиженья
Поворотов резанных, слалома.

Вывод: Всё замечательно, красиво.
Талантливо! Слов нет!
Какие страсти неземные,
Мы извлечём из оперетт!

Они, хоть и не столь крутые,
Как муки в опере,
Но, тем не менее лихие,
И, всё же веселей,
В них оптимизма свет!

А страсти жгут,
И в сердце оставляют след.
Кто их не услышал,
Тот чувства пропустил большие,
Сценическим восторгом не болел.

Какие жизни повороты,
Нас поджидают каждый раз,
Когда лихие приключения,
Возникают из судьбы проказ.

Там престарелый бес,
Кокетку молодую любит.
Тут не раскрытая любовь
Возносит до небес.

Там зло себя само накажет,
Добро восторжествует.
Соединятся любящие пары.
И посрамлён коварный бес.

К чему оперетту славословить.
Вы про неё знаете без нас:
Бал там добрый гений правит.
Он не обманет в ожиданье нас.

Восторг, пожалуй, превзошёл
Все наши ожиданья.
Спектакль вознёс нам
Настроенье выше крыш.

Спасибо Тителю и Лейси,
Участникам всем творенья.
И сей поход в театр,
Заранее я знаю,

Запомнится надолго, и, каждый раз,
Когда его, вдруг, вспомнишь,
Поднимет настроенье и навернутся
Слёзы умиленья, не раз!

Малюсенькую долечку концерта,
Я принял, как подарок дорогой,
Преподнесённый мне театром,
В день моего рожденья.

Прошу простить меня,
За то, что я фривольно,
Расслабившись невольно,
Сей панегирик театру,

И тебе читатель, назойливо пропел.
И что особенно занятно,
Как общеизвестно, приятное
С полезным вместе веселей:

Великое удовольствие
Я получил в театре,
И, заодно, и,
Скрыться от застолья преуспел!

30 11 2019 – 07 12 2019

***

Иногда я посещаюсь вдохновеньем,
Когда пишу стихи, иль слушаю
Гениальное произведенье.
И в тот божественный момент,
Сам жаждешь с нетерпеньем,
Творить прекрасное во след!
Такое я испытал не раз.

Однажды, в Новой Опере
Снегурочку давали.
Некрасова, контральто, пела.
Берендея пел Марат Гареев, что ль?
(За давностью, всех не помню).
Но хорошо запомнил глубину,
Запавших в душу впечатлений.

Мороза пел бас, рокочущий,
Как бас-труба в суб-контр октаве.
Мизгирь страдал в любви,
Как медная валторна.
А дирижировал Евгений Колобов,
Тот самый, гений страсти.
Певцы, оркестр, в единое слились.

Зал затаил дыханье,
Коллапс сердцА остановил.
Лишь чувства нам оставил,
Чтоб ощущать феерии
Волшебной красоту.

Колобов гипнотизировал.
Прекрасным исполненьем
Он нас пронзил насквозь.
И отключил сознанье.
Зал в немоте застыл...

Закончилось волшебное творенье.
И воцарилась тишина.
Не шевеления,
Ни шороха, ни кашля.
………………………..

Лишь через несколько минут,
Когда настало пробужденье
От удивительного сна,
И бесконечные овации
Взорвались мощью,
Как с Колобовым, всегда.

***

Иль вот ещё:
Опять же, лишь недавно.
По телевизору знакомое
С детства скрипки пенье:
Лебединое озеро, танец лебедей.

Я, к экрану ближе:
Не танец, а только
Оркестровое исполненье.
Солирует на скрипке Стадлер.
Он же и дирижёр.

Заслушался. Пенье струн
Насквозь пронзает.
Прекрасно до умопомраченья.
Слышу, как будто в первый раз.
Симфонист каков Чайковский!

Божественно. Я про этот его
Концерт для скрипки ранее не знал.
Иль это Стадлер придумал,
Танец лебедей, концертом исполнять?
Иль, может просто я профан?

Звучит великолепно!
Боже! Прекраснее на много
Концертов всех других.
Допускаю, что Стадлера
Игрой гипнозом заколдован.

Но нет! И, сочинения шедевр!
А, Стадлеру поклон губокий.
Какое наслажденье,
С Чайковским вместе,
Своей игрой он произвёл!


***

Да, музыка производит
Неизгладимое впечатленье.
Всем известно, что солдат,
Под мощный рёв оркестра,
Как зачарованный, в гипнозе,
Идёт на встречу смерти,
Не замечая, свиста пуль,
И пушек гром.

А мы, даже холодные бездари,
Кто, хоть немного,
Музыкальным слухом одарён.
Готовы в опере иль на концерте,
В переживаниях и в просветленье,
Плакать и страдать,
Смеяться и рыдать.
Пустить слезу, нисколько не стесняясь.

Гипгоз?
Как вы считаете? Это ль не гипноз?

***

В каждом человеке, любая музыка
Находит отклик: восторг иль отвращенье.
Сентиментальность, грусть,
Или слова любви.
Ну, например: стишок
Напомнился ?Тихоня?

Всегда я окружён был
Товарищами и друзьями.
Они собою заполняли
Всё время личное моё:
В школе, на уроках
В балду играли,
А в институте: в футбол,
Преферанс-ли, иль пинг-понг.

Ездили на велосипедах,
Или на лыжах с гор катались,
С девицами играли в волейбол.
Чуть повзрослев,
Вино и водку распивали,
На танцплощадках танцевали.
Ну, в общем, время убивали,
Лоботрясами вполне.

По мере роста, созреванья,
Менялись и характер, и запросы.
Менялись и товарищи мои.
Иль смену тех товарищей самих .
Я терялся в их неустойчивой команде.
Средь них всегда ведомым был
Кем-то более активным.
Ум мой, затуманен, и застыл.

Но иногда он просыпался,
В нём возникал потенциал
Совсем других начал:
Познанья, любопытства,
Крупицы воли, логики.
И вдохновения запал.
Теперь я понимаю,
Собака в чём зарыта.

Родители мои, совсем не рядовые,
Но происхожденьем хоть не буржуазным,
Нахрапистою нищетою тех времён,
Были забиты и затоптаны совсем.
Сил не нашли они,
Отбросив прочь сухие назиданья,
Привить мне с детства,
Основанья правильных начал.

Но важно, что получил от них,
Я отблеск морали той,
Что в интеллигенции российской
Заложена была и до конца не выбита,
Махровым, коммунизмом.
Мне же от морали той
Ошмётки лишь достались,
И управляют мною, к счастью, и сейчас.

В сей ситуации, однако,
Всякие забавы, всё ж отвлекали
От дурацких и уродливых проказ.
Которые в результате разрушали
Зачатки разума и совести подчас.

Помню, как-то, в дровяном сарае,
Нашёл я старый патефон.
Над ним мы долго измывались,
Крутили диск то медленно, то быстро.
Пока я не пустил диск задом на перёд.

Пластинок разных патефонных
Валялось много там.
И для забавы дуроломов,
Их в обратном направлении пускал.
Чем очень недоумков удивлял.

Под неприятный скрип оркестра
И грохот барабанов,
Нам стало, по привычке выпить.
А патефон без устали крутился,
Пока любитель музыки был пьян.

Среди нас был один Тихоня,
От музыкой такой, он доходил.
Его конвульсии сгибали,
В полусознанье приходил.
И какофония еиу как благо.

Нам это всё забавно было,
Подчас мы забывали про него.
Предавались возлияньям,
Не понимали даже
Тривиальности сего.

Со временем компания лоботрясов,
Каких не мало на Руси, распалась.
Мы в жизнь во взрослую вошли.
Незаметно время пробежало.
На несколько десятков лет.

Не помню я, по случаю какому,
Я в том районе, как-то был.
Нечаянно увидел, по тротуару
Навстречу мне Тихоня проходил.
Взглянули, бросились друг к другу.

Он сразу в гости пригласил.
Жена на стол, как принято, накрыла,
Коньяк армянский он разлил.
Разговорились, вспомнили былое.
Магнитофон Тихоня вдруг включил.

И я услышал, анти музыки,
Довольно неприятные мне звуки.
А он погромче звук открыл.
В какое сильное волненье
Вдруг какофония его ввела.

Он отвалился к спинке стула,
И счастием светясь,
Со стула чуть не упал.
Жена на кухню сразу удалилась,
Она, наверно, свыклась с этою ерундой.

Но чувствовалось, слушать ей противно,
А шум воды из крана, ей, вероятно,
Антимузыку, не слышать помогал.
И, видно, водопроводный краник,
Включался каждый раз,

Когда он магнитофон пускал.
И заглушал не музыкальные страданья
И тем, семейную идиллию спасал.
А мои, испытанные в бурях нервы,
И не такое выдержать могли.

Забытые виденья всплыли,
Мы молодость, как бы, вернули.
К стаканам руки потянулись,
Воспоминанья, далёких лет
Поимо воли, потекли.

Какая-то неизгладимая привычка,
Затверженный рефлекс,
Сказался через много лет.
А позже, Тихоня мне признался,
Для него, прекрасней музыки на свете нет.

Он всю жизнь, любую музыку
Слушает обратным ходом,
Любуется, вникает.
Ей разгоняет жизни скуку.
А к настоящей музыке ему запрет.

И так всю жизнь!
В теченье многих лет!
Привычка эта процветает.
Но, что в истории сей забавляет:
Его жена – в консерватории доцент!

***

Да, музыка всесильна. Настроенье создаёт.
Сейчас, звучит во мне
Прекрасная миниатюра,
Пьеска фортепьянная. Шутка гения:
?Музыкальный момент? Франца Шуберта

Весёленькая мелодия такая:
Трам, тиритам, там, там, там.
Вроде, как, в мажоре.
Ну, а если, медленней напеть?
Трам - тиритам - там – там – там - там.
Она, пожалуй уж в миноре,

Вселяет сентиментальную грусть.
Мне сразу вспоминается чего-то
Щемящее мне сердце.
Как будто в детстве
Тихое и милое такое.

Например, Иннесочка Крылова.
Она от нас ушла,
Оставив лишь печаль.
Ещё немного тёплой грусти.
И, память лет ушедших в даль.

Нам не хватает, теперь её терпенья,
Простоты, сочувствия, благововенья.
Такие люди осветляют нас.
Как хорошо, что мы такие,
Что готовы к состраданью.

Оно облагораживает нас!
Но наша жизнь противоречива.
Жестокость в ней, переплетается с добром.
Прекрасное настроенье,
Со сплином и хандрой.

Вот, опять же, вам пример:

***
Сижу, пишу стихи.
По телевизору Бежар,
Он, за мои грехи,
Девятую симфонию
Дурацким танцем искромсал.

Под ритмы конницы Наполеона
Танцоры скачут, приседают,
Баб таскают, бьют поклоны.
Оркестр во поле берёзоньку играл,
Валяться по полу Бежар артистам
наказал.

Как хорошо, что я стихи пишу,
И, параллельно, другие редактирую,
И с тем, не вижу глупой канители.
А то бы, от тоски, небось,
Ресницы разом поседели.

Хоть музыку Бетховена люблю,
Но, пойду-ка я кефир попью.
Иначе, гром литавр нарушит
строй стихов.
Иль водопад воды заглушит их тотчас.
Коль вместо кресла зад воспримет
унитаз.

Под оды радости экстаз,
Не заметил, как день прошёл.
Котов, всегда голодных, накормил.
Настал, под звуки оды, вечер.
Пора глаза закапывать ещё!

Я спать пошёл, под скрипок вой,
Как будто воет озверевший ветер!
То означает, у меня настрой плохой.
И, что Бетховена экстаз,
Уж не исправит этот вечер.

А для отдыха, и, успокоения души,
Почитаю я в постели Пушкина стихи!
Чёрт! Как назло, мне забили барабаны!
Не режиссёры на ТВ,
А сущие болваны!

Кот спать улёгся у моих ног.
Нине, завтра я отошлю мук
творчества итог!
Заснуть бы поскорей! …
Бездарно день прошёл!
Как все, пока работы нет.

Инвестора, по-прежнему, не нашёл! …
Сквозь сон опять звонок!
Кому понадобился я ещё?
От них, звонков растрипроклятых,
Лишь был-бы прок!

Чёрт! … Опять на кухне телефон!
Ох! Пошёл куда б подальше он!
От злости стынет кровь! Всех убить готов!
Звонки мне эти …Из Китая что-ли, Иванов?
Засыпаю … смыкаю веки … 01.02.2019

***

Когда я чем-то увлечён,
Тогда с прекрасным, гениальным,
Наяву или в душе,
По телевизору или в концертном зале,
Должен пообщаться.

Общенье с гением прекрасно.
Ты ощущаещь, как оно
В тебя проникло, и
Чувствуешь, и можешь,
С гением слиться заодно,

И, также петь,
Или на скрипке выпустить
На волю виртуозно трель,
Или вести мелодию
На фортепьяно.

Безумно Пушкина стихи люблю.
Они источник вдохновенья.
За ним хоть в ад сойду,
Без страха и сомненья.
Проснулся ночью. И не могу уснуть.

Грудь стесняет наважденье.
Рука автоматически ведёт твоё перо,
И на бумаге, иль в компьютере, оно
Рождает, что тебе дано:
Чертёж или стихотворенье.

Потом, расставить знаки препинанья.
Поправить рифму.
Вслух, иль про себя, всё прочитать.
Отдать в печать, иль уничтожить,
Если есть сомненье.

***
Слышу где-то звенит колокольчик.
И в душе наступает пора,
Когда чувства и мысли
Заплетаются в косу слегка.

Нет! Это химера какая-то,
Колокольчик ведь красная медь,
Тож в ушах шум и звон начинается,
От усталости, крови давленья,
Иль мыслей дурацких,
Или их нестерпимая злобная смесь.
Отступает она, коли музыку слушаешь.
Об неё можно душу согреть.

Удивительна муза Чайковского.
Коль отнять половину её гениальности –
Глазунова балет посмотреть.
Если ж всю гениальность отбросить,
Будет лира Мясковского,
Не смотреть, и не слушать, ни петь!

Стон Некрасова в вопле сем слышится.
А про ген с вами ране судачили.
Как понять его, где посмотреть?
Коли нет его, нету и гения!
Гениальность ведь господом дадена,
Управляет же ей, иногда, к сожаленью,
Мефистофель, Сатана, тож, сиречь!
06.02.2019


***

Прости меня, читатель
Мой музыкальный,
Что я в коллекцию стихов,
Немного тоже музыкальных,
Бессовестно привлёк
Вам уже известные стихи.

Но, ведь получилось
Как-то кстати, и в рифму
Музыкальную почти.
Поэтому беру пардон назад.
И обещаю, чего-нибудь создать,
Или в коллекцию добавить,

Коль не побрезгуешь прочтеньем.
И не оборжёшь мои стихи.
Поэтому прости.
И лучше, музыку послушай.
Она всегда понятней,
Чем стихи.


Стихи ж текут. Как из ведра,
Когда чего-то шевелится в мозгах.
Музыка хорошая их возбуждает,
Направляет на правильные мысли.
Воодушевляет,
Вдохновенье пробуждает.

Стал стар. За телевизором дремлешь.
Смотрю, спортивное обычно,
Но, чаще слушаю музыку,
Чаще по программе ?mezzo?.
Там, иной раз попадёшь
На музыкальные шедевры.

Сегодня, ближе к полудню,
Передали качественную запись
?Дон Паскуале? Доницетти.
В исполнении великолепных певцов,
В театре ?Ла Мелле?, что в Брюсселе.
Когда там был, зданием любовался.

Музыкой, и исполнителями очарован.
Душа воспела вдохновеньем.
Настроенье поднялось.
И, вот, сижу уж за компьютером,
Стихи о том строчу. Вздыхаю.
Посетить бы театр тот непременно.

Даст бог, такое вдруг случится.
Что в жизни только не бывает!
Съездить бы в Петербург иль Суздаль.
Жаль только стар, в Москве даже,
Театры редко, посещаю.
Куда уж там Брюссель!